Не говори папе

Они топтались у двери своей дочери вот уже десять минут. Со стороны это, может быть, и выглядело смешно, потому что Ричи тут и там прикладывал стакан к стене и прислонялся к нему, пытаясь найти ту точку, в которой смог бы лучше услышать музыку в комнате, — но им, двум родителям с шестнадцатилетним стажем, было совсем не весело. Они страшно беспокоились за Кэрол. — Ты что-нибудь слышишь? — от нетерпения Эдди переминался с ноги на ногу, и его голос грозил перескочить на визгливый фальцет. — Я слышу только тебя, — зашипел Ричи, отмахнувшись от мужа. — Я попросил тебя помолчать всего пару секунд. — Ты попросил об этом несколько минут назад! — зашептал Эдди, пытаясь отобрать у Ричи стакан. — Дай я попробую. У тебя, наверное, тугоухость. — Эдди, нет! Я сам. А ну отстань! Их приглушённая возня продолжалась до тех пор, пока в комнате Кэрол, за дверью с кислотно-жёлтой табличкой «ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ», что-то не громыхнуло. Эдди и Ричи замерли, схватившись друг за друга, словно перепуганные мальчишки, пойманные за кражей в магазине комиксов. — Молодец, из-за тебя она нас услышала, — сказал Эдди. — Из-за меня? — переспросил Ричи. — А я думал это ты у нас мистер Громкая Глотка. Помнится, на прошлой неделе... — Бип-бип, Ричи, — строго ответил Эдди и кивнул на дверь. — Попробуй ещё раз. Только осторожно. — Ладно. Ричи снова наклонился над стаканом, приложенным к стене, и сосредоточенно вслушался, изредка кивая головой. Эдди с надеждой смотрел то на мужа, то на запертую дверь, обклеенную плакатами. Эти частично выцветшие изображения татуированных патлатых мужиков в джинсовых рубашках (никак иначе Эдди их характеризовать не мог) перекочевали из картонной коробки, которую Ричи оставил на чердаке, избавляясь от вещей своей юности. Кэрол присвоила и коллекцию старых видеокассет с записями рок-концертов родом из девяностых, и несколько безразмерных футболок с потёртыми эмблемами «Ганз-Н-Роузиз» и «Рамоунз», которые заправляла в брюки, когда собиралась в школу. Эдди не переставал удивляться, сколько всего она унаследовала от Ричи. Даже за вычетом неравнодушия к рок-н-роллу и невыносимой привычки отшучиваться в ответ на серьёзные вопросы. — Кажется, я что-то разобрал. Эдди вытянул шею, напрягая слух до предела. Через минуту-другую у Ричи отвисла челюсть, и он пробормотал: — Чёрт, Эдс, код красный. Повторяю, код красный, — он отпрянул и только чудом не уронил стеклянный стакан, подхватив его на лету. — Что там? — бледнея, спросил Эдди. — Это Билли Айлиш, Эдс. — Господи, — Эдди воздел глаза к потолку, как в молитве. — Мы в полном дерьме. — Совершенно верно, Эдуардо, — без тени улыбки ответил Ричи. — Ты абсолютно прав. Эдди и Ричи относились к той категории внимательных и временами не в меру заботливых отцов, которые тщательно скрывают осведомлённость относительно своего ребёнка и его предпочтений. Кэрол же росла той девочкой, которую можно легко прочитать, словно открытую книгу. Речь, поведение и мимика, разумеется, могли сказать многое о её текущем настроении, но по достижении того возраста, в котором дети учатся скрывать собственные эмоции, ничто из этого не могло отразить её состояние с достоверной точностью. Ничто, кроме музыки. Это было нетрудно — составить список исполнителей, которые Кэрол отбирала в зависимости от настроения. Потребовалось лишь время, немного терпения и один стеклянный стакан для лучшей слышимости, чтобы понять, стоит ли переступать порог комнаты Кэрол, если внутри играет «Куин», Эд Ширан или старый добрый Эминем. Стакан для наблюдения никогда не использовали по назначению и оставляли в дальнем углу шкафа с посудой. Добывание информации заняло чуть больше трёх месяцев, однако список позволил подобрать верные стратегии — утешить и поддержать или переждать бурю, оставив на входе тарелку овсяного печенья и кружку горячего какао. И сейчас, пока они бездействуют, их дочь наверняка лежит на кровати, бездумно глядя в одну точку, возможно, шмыгает носом, и её глаза полны слёз, а тягучие напевы её знаменитой ровесницы из Лос-Анджелеса уносят Кэрол в страну вечной грусти. Тихая мелодия вызывала у Эдди и Ричи настоящий ужас, какой не идёт в сравнение с хоррорами по телику, или экзаменами в колледже, или счетами за электричество в те времена, когда всё шло не так гладко. Билли Айлиш — светлоглазый родительский кошмар, демон, которого может призвать только подростковая меланхолия, и в этом мнении насчёт современной музыки Ричи согласен с Эдди как никогда. Что-то явно не так. «Ладно, нам просто нужен план». Ричи уже собирался спуститься вниз и обсудить дальнейшие действия, как вдруг Эдди, сдвинув брови, произнёс: — Я собираюсь с ней поговорить. — Что? Нет! — Ричи в последний момент поймал его кулак, занесённый над дверью. — Ты преувеличиваешь. Чёрт, чую, у тебя щас истерика случится. Вдох-выдох, Эдс, остынь. — Но Кэрол... она ведь... — Эдди почувствовал, как сужается горло и как кровь бросается ему в лицо. Если прямо сейчас он не воспользуется ингалятором, то, наверное, задохнётся. — Давай пойдём в гостиную и подумаем об этом в спокойной обстановке, хорошо? — Ричи осторожно взял мужа за предплечье и потихоньку, шаг за шагом, увёл его к лестнице. — Ладно? Ты согласен? Если бы нашёлся чудак, который платил Эдди за каждый приступ паники, когда-либо с ним случавшийся, Эдди стал бы миллиардером за один-единственный день. Делать из мухи слона — его талант по праву, который пригождается разве что в молниеносном распознавании болезней у домочадцев. — Мы обязаны выяснить, что случилось, Ричи, — Эдди наматывал круги по гостиной, сжимая в руке пластиковый ингалятор. — Понятия не имею, что произошло, но, чувствую, это что-то очень плохое. Что угодно! Ты вообще в курсе, сколько девочек-подростков скрывают раннюю беременность от своих родителей? Я знаю, я смотрел такие передачи... — Эдди... — Наркотики! — воскликнул Эдди, словно человек, осенённый банальным решением, о котором он и не догадывался. — Это могут быть наркотики. Дети сейчас такие уязвимые. — Эдди, я не думаю, что все настолько... — Она, должно быть, связалась с плохой компанией, а завтра просто прыгнет в попутку и будет колесить по ближайшим штатам. — ...плохо. — У всех рано или поздно возникает такое желание. Ну, знаешь, оставить всё и рвануть в Огайо, там ведь есть Зал славы рок-н-ролла, — он шумно выдохнул. — Господи, дай мне сил. — Эдди, пожалуйста... Эдди остановился посередине комнаты, пустым взглядом скользнул вдоль стены с семейными фотографиями и жалобно уставился на Ричи, будто тот был оракулом, который знает ответы на все неудобные вопросы. — Как думаешь, у неё когда-нибудь были мысли о суициде? «Ну всё, это перебор. Сделай уже что-нибудь». Ричи заставил Эдди присесть, налил ему воды и опустился на диван рядом, осторожно подбирая слова. За годы, прожитые под одной крышей, Ричи овладел искусством переговоров, компромиссов и других штук, недоступных ему в детстве, но время от времени даже ему было не под силу совладать с заскоками Эдди. — Ладно, — Ричи хлопнул себя по коленям. — Сейчас я поднимусь к ней и выясню, в чём дело, а ты примешь успокоительное и посидишь тут. Ты меня понял? — Но... — Пораскинь мозгами, Эдс. Ты сейчас не в том состоянии. У меня на шее, считай, два неуравновешенных ребёнка. — В кои-то веки мы поменялись местами, — Эдди опустошил стакан и теперь чувствовал себя намного лучше, чем пять минут назад. По крайней мере дышал ровно, и из его тёмных глаз исчез блеск загнанного животного. — Так что, Эдди, милый, прояви капельку терпения. Сначала я разберусь с Кэрол, а потом уже с тобой. — Он поднялся с места и на выходе добавил: — И помни, мои сеансы психотерапии не бесплатные. — Ты невозможен! — донеслось ему в спину. Вернувшись к двери с жёлтой табличкой, Ричи впервые ощутил неуверенность, передавшуюся от Эдди. Быть может, он прав? Кэрол, в конце концов, летом исполнилось шестнадцать. Время пролетело так быстро, и его девочка, не так давно смотревшая мультики на «Никелодеоне», выросла. Теперь она носит рваные джинсы, которые действуют Эдди на нервы, пользуется тушью для глаз, обсуждает одноклассников по телефону и неистово протестует против очков, которые ей прописал врач. И хотя Кэрол стала на год ближе к сознательному возрасту, она продолжала дрейфовать в неспокойном и изменчивом море переходного возраста, вполне способная на всё, что перечислил Эдди. Ричи постучал в дверь, думая, как же это нормально и страшно одновременно — неотвратимо отдаляться от своего ребёнка по мере его взросления. — Милая, у тебя всё хорошо? Кэрол не ответила, и Ричи принял молчание за разрешение войти. — Эй, принцесса, — он выглянул из дверного проёма. — Привет. — Привет, пап. Она лежала на кровати, завёрнутая в тёплый одеяльный кокон, и смотрела на него покрасневшими глазами. Рядом — все атрибуты дерьмового девчачьего вечера: разбросанные комки салфеток, пакет шоколадных конфет и ноутбук с плейлистом из песен, от которых хочется лечь в могилу и захлопнуть крышку гроба. Преданный Пенни тихо храпел в ногах хозяйки, не обратив внимание на появление Ричи. Ему снилось, будто он гонится за черепахой на заднем дворе, заросшем подсолнухами. — Подумал, может, ты хочешь заказать пиццу. — Что-то не хочется. У Ричи невольно сжалось сердце: его Кэрол, его маленькая белокурая негодяйка, выглядела такой раздавленной и одинокой. Он устроился на краю постели, расчистив себе место от хрустящих фантиков и салфеток с мокрыми разводами. — А наггетсы? Кэрол лишь покачала головой. — Почему? — Не знаю, — Кэрол вытащила руку из-под одеяла и потёрла переносицу, стирая влажные следы. — Я просто... «Господи, только бы не беременность. И не наркотики. Лучше уж беременность. Ладно, хорошо, я готов с этим смириться, но только не наркотики, только не они, пожалуйста. Господи, если ты существуешь...» — Я так устала от этой школы, ты бы знал, пап, — Кэрол уже всхлипывала. Она ненавидела, когда её голос дрожал, но никак не могла его укротить. — Все вокруг будто с ума посходили. И последний сезон «Игры престолов» — полное фуфло, они просто слили всех персонажей. А ещё у меня кончилась любимая ручка. И завтра тест по физике, а я ровным счётом ничего не знаю. Всё так навалилось... Голос Кэрол надломился на последнем слове, и она разрыдалась. Закрыла лицо руками, и Ричи поспешил на помощь: прижал её голову к своей груди и изо всех сил попытался рассмешить. Что угодно, лишь бы его малышка перестала плакать, иначе его сердце точно не выдержит. Впрочем, несмотря на невесёлую ситуацию, Ричи испытал невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. Никаких внеплановых детей, нелегальных веществ или нездоровых увлечений. Всего лишь подростковые загоны. Проблемы белых тинейджеров. Пустяки. Хорошо. Ладно. С этим мы справимся. И действительно: стоило Кэрол проплакаться, объяснить, почему мистер Хайнлайн, её учитель по франзузскому, такой придурок, куда конкретно ему стоит пойти и что поцеловать, а затем расписать, какой именно эпизод «Игры Престолов» вызвал у неё особенно бурную реакцию, и стало куда легче. Будто с плеч упал груз в несколько тонн, который она тащила на себе целую неделю. — Знаешь, пап, — сказала Кэрол, принимая протянутую коробку салфеток. — Я передумала. Я не против пиццы. — Вот и славненько, — улыбнулся Ричи, заправив дочери выбившуюся прядь волос за ухо. — Приводи себя в порядок, принцесса. Я позвоню в доставку. Чуть позже, когда Ричи вместе с пересказом своей воспитательной беседы подарил Эдди временное умиротворение, из-за которого тот даже не стал ворчать по поводу жирной пищи на ночь глядя, они втроём честно корпели над учебником по физике, и Ричи написал для Кэрол пару маленьких шпаргалок с формулами. — Между прочим, в детстве твой папаша виртуозно списывал, — сказал он. — Кого ты обманываешь, — вставил Эдди. — Ты просто прогуливал тесты. — И почему я не могу сделать так же? — Кэрол потянулась за последним кусочком пиццы. — Потому что ты куда умнее своего отца. Ближе к одиннадцати часам вечера усталая, но довольная и сытая Кэрол поднялась к себе, почистила зубы, легла в кровать и, обнимая подушку, улыбнулась. Уже засыпая, она решила, что, кроме Ричи и Эдди Тозиеров, её законных родителей, в мире не найдётся претендента на звание лучших предков всех времён и народов.