Не говори папе

— Ну что, милая, какой цвет попробуем сегодня? Беверли, взяв увесистый пластмассовый ящичек за ручки, перевернула его вверх дном и вывалила на кровать не меньше полусотни бутыльков с лаками для ногтей — яркие с блёстками, нежные однотонные и строгие, более тёмные. Кэрол пробежалась по ним взглядом, будто по списку покупок, и уверенно, тоном, не предполагающим возражений, тоном маленького командира, сказала, глядя Беверли прямо в глаза: — Чёрный. — Может быть, фуксия? — Беверли, казалось, пропустила слова крестницы мимо ушей, изучая содержимое ящика, который входил в состав её гигантского арсенала косметики. Это ещё что, видели бы вы её гардероб! — Чёрный! — требовательнее повторила Кэрол, предчувствуя начало новой лекции по основам женственности от миссис Хэнском и автоматически вставая в защитную позу. — Индиго? — Беверли выгнула бровь, подняла один из флаконов с блестящей наклейкой. Держится до трёх недель, гласила она. — Или предрассветная лазурь? «Вот здорово, — подумала Кэрол. — Сейчас мне снова придётся с ней спорить. Почему даже самые классные взрослые иногда бывают такими трудными?» — Чёр-ный, — по слогам произнесла Кэрол, скрещивая руки на груди — бессознательно демонстрируя свою решимость идти до конца и одержать победу в этой схватке. Если сейчас Кэрол не настоит на своём и подчинится воле взрослого, если даст слабину, то позже спасти себя будет уже невозможно. Самоуважение, знаете ли, даётся только раз в жизни. Самоуважение — это такой жизненно важный орган психической организации подростка. Отдашь его родителям или потеряешь в ссоре с лучшим другом — и пиши пропало. Наслаждайся ощущением вечной зависимости, раб системы! — А что насчёт спелой сливы? — Беверли задала вопрос, заставивший Кэрол взвыть от отчаяния. — А как мне нравится лесная зелень! «Кто, блин, придумывает эти странные названия?» — Нет! — Кэрол откинулась на подушку, закрывая лицо руками. — В таком случае я, пожалуй, откажусь. Спасибочки, Бев, классно провели время. — Ты невыносима, — Беверли покачала головой в примирительном жесте, — вся в Ричи. Никто другой не смог бы воспитать тебя такой упрямой, — и вздохнула: — Дерзай, девочка. Ищи свой готический кошмар. Я подожду. Беверли повелась на провокацию и согласилась, но всеми способами давала Кэрол знать о своём неодобрении. На большее рассчитывать не приходилось, и переменившаяся в лице Кэрол, повернувшись набок, быстро, с усердием настоящего охотника отыскала нужный флакон. Лака осталось совсем немного, буквально на дне, потому что они использовали его каждый раз после того, как Беверли впервые предложила крестнице поухаживать за ногтями. Кэрол потрясла бутылёк, заглянула внутрь, отвинтив крышку с кисточкой. На один раз должно хватить, заключила она, живём. — Ты ведь в курсе, что чёрный нынче не в моде, — накладывая первый слой, как бы невзначай сказала Беверли. Тон, который она использовала, напоминал тенорок малолетнего преступника, арестованного копом, которым он пытается манипулировать на пути в тюремную камеру. — Чёрный — это классика, — почти обиженно отреагировала Кэрол. Почти — потому что была невероятно довольна своим очередным триумфом. Потому что она и была тем самым копом, стоящим на страже собственных желаний. — Между прочим, перед тобой сидит известнейший американский дизайнер, — напомнила Беверли, не отрываясь от дела. — Вот именно, — кивнула Кэрол, с интересом наблюдая за её аккуратной работой. — Тебе ли не знать, что чёрный всегда в моде. — Разве тебе не хочется чего-нибудь... нового? — Нет, мэм, — Кэрол помотала головой. — К тому же, ногти теперь отлично сочетаются с моими ботинками. Пришла очередь Беверли испускать длинный усталый стон. Эта бунтарка кого угодно доведёт. Так в шутку говорила бабуля Мэгги, когда Кэрол приезжала на рождественские каникулы, и маленькой сморщенной ладонью ласково взъерошивала её светлые волосы. Правильно, бабуля Мэгги, совершенно верно. Беверли была готова поспорить на свою шкуру, что Эдди и Ричи вырастили неисправимую бунтарку, на которую невозможно злиться. А может, это всё причуды переходного возраста. — Ничего не говори мне про свою обувь, у меня от неё мурашки. — У меня тоже, — призналась Кэрол, обдувая пальцы правой руки. — Одна подошва чего стоит. С ней даже соседский питбуль не справится. — Это мурашки ужаса, милая, — Беверли принялась за вторую кисть, покрывая предварительно подпиленные ногти ровными чёрными мазками. — Серьёзно, я бы многое отдала, чтобы эти сапоги просто исчезли из твоей жизни. — Не говори так! — Несмотря на возмущённый голос, торжествующая улыбка не сходила с лица Кэрол. — Или я буду вынуждена тебя ударить. — Никакого насилия в этом доме, — сказала Беверли. — Я лишь надеюсь, что хотя бы на выпускной ты наденешь туфли, сделанные по моему эскизу. Если честно, я пока не решила, какой длины сделаю каблук. — Не думаю, что туфли на шпильке подойдут к костюму. Я, конечно, в этом не разбираюсь, но... Беверли медленно подняла на неё глаза, словно увидела впервые в жизни, и от потрясения едва не выронила колпачок с кисточкой. — Ты сейчас шутишь, да? — Нет, мэм, — ответила Кэрол, не зная, можно ли хохотать в сложившейся ситуации: Беверли выглядела так, будто разом проглотила пуд соли — но напряжение, возникшее в тишине, не давало уже родившемуся смеху вырваться наружу. Он так и застрял у Кэрол в горле. Кашлянув, она попыталась выразиться яснее: — Я собираюсь пойти в костюме. — На выпускной! — ахнула Беверли. — Ага. На выпускной. Беверли поморгала, поджав губы, и вернулась к лежащим перед ней худощавым ладоням. — Хорошо, поговорим об этом позже. Я слишком потрясена, чтобы отпускать адекватные комментарии. — Отцы знают, и они не против, — выпалила Кэрол. — Чёрт, даже если бы были, это бы ничего не изменило, понимаешь? Мне семнадцать, и я способна принимать самостоятельные решения. И отвечать за них тоже. Беверли только кивнула и в доказательство своей искренности улыбнулась, мягко и понимающе. Кэрол это успокоило. Ей совсем не хотелось нарываться на ссору, но она скорее в тысячный раз повздорит с Беверли по поводу нелепого мужеподобного стиля, чем откажется от собственных идей. Такая уж она, ничего не попишешь. Бей, режь, стреляй — хоть убей на месте — но мнения она не изменит. Что ж, ладно. Порой у всех взрослых случается короткое замыкание. У кого-то чаще, у кого-то — только раз или два, и то лишь по одному-единственному конкретному поводу, будь то разноцветные лаки или платья на выпускной. Все взрослые в той или иной степени сумасшедшие. «Как бы хорошо вы ни общались, между тобой и Беверли всё ещё лежит добрых двадцать лет, которые определяют её как одну из ненормальных взрослых, а тебя как девочку, которая ещё не успела через это пройти». И с тревогой Кэрол Тозиер вдруг подумала о том, что когда-нибудь ей тоже придётся вступить в ряды этих странных, непонятных людей, которым больше тридцати. «Господи, если ты существуешь, сделай так, чтобы я никогда не повзрослела». Вечером, когда ногти Кэрол давно высохли, они с Беверли посмотрели какой-то старый вестерн с Клинтом Иствудом, выпили весь лимонад в доме и больше не возвращались к больной теме. Ближе к девяти за дочерью заехал Эдди, справился о её делах и вежливо отказался от приглашения остаться на ужин. — И когда же настанет тот момент, когда мы все вместе соберёмся за одним столом? Беверли воспылала этой идеей после медового месяца. Разглядывая древние египетские пирамиды, она поняла, что если не устроит двойное свидания для тех, кому под сорок, то, должно быть, упустит суть своей жизни. — Спроси об этом Ричи, — развёл руками Эдди. — Я вижу его два раза в день: утром, когда собираюсь на работу, а он спит, и вечером, когда ложусь в кровать, а его и след простыл, — он повернулся к дочери. — Пойдём, Кэрол. Поможешь мне с ужином? — Конечно, папа. Беверли бросила на неё быстрый недоумевающий взгляд — один из тех жестов, которые может распознать только зоркий женский глаз. Что у них произошло? Кэрол еле заметно пожала плечами и на прощание обняла Бев. Фигня, не обращай внимания. Ничего серьёзного, просто чудят. Закрыв входную дверь, Беверли поняла две вещи, которые ясно предстали перед ней, как незамутнённый кристалл, пропускающий свет. Проказница Кэрол, её маленькая вздорная девочка, выросла, и теперь Беверли обуревает светлая грусть, к которой примешивается гордость за вклад в становление умной девушки с доброй душой. Девушки, которая умеет защищать себя и тех, кто ей дорог. Беверли вернулась на кухню, налила себе вина и устроилась на широком подоконнике. Как же быстро летит время. Вот машина Эдди съехала с длинной подъездной дорожки, медленно, соблюдая несуществующие скоростные ограничения, покатилась вдоль трассы, и через несколько минут исчезла среди деревьев, где тени лежали плотнее, сверкнув задними фонарями. Сумерки быстро сгущались вокруг дома семьи Хэнском. Когда Беверли, забыв о вине, подпёрла голову ладонью и устремила отрешённый взгляд на далёкие склоны, в комнату вошёл Бен. Измотанный и наверняка голодный после онлайн-совещания, длившегося чуть больше двух часов кряду. — Привет, — сказал он, присаживаясь рядом. — Выглядишь уставшей. — То же самое могу сказать о тебе, — Беверли с заботой взглянула на изрядно помятого мужа. — Тяжёлый день? — Да, — кивнул Бен. — Возникли некоторые неполадки с новым проектом. Кажется, строительство придётся отложить до следующего года. Если б я только знал, с кем связываюсь... — А мне придётся выбросить все намётки для выпускного платья Кэрол, — Беверли сделала последний глоток. — Она решила пойти в костюме. Представляешь? — Что ж, из-под твоей руки любые вещи выходят отличными, — немного помолчав, рассудил Бен. — Не только платья. — Знаю, но... — Беверли снова посмотрела вдаль. То место, где Эдди свернул на дорогу, исчезло в темноте. — Я хотела нарядить её. Бен усмехнулся. Раздражение, скопившееся за время длинного совещания, отступило, позволив нежности, всякий раз просыпавшейся рядом с Беверли, наполнить его до краёв. Слегка прищурившись, он смотрел на Беверли Хэнском, на свою жену, такую красивую в электрическом свете ламп. Задумчивую Беверли, сжимающую стеклянный бокал, — хрупкую и сильную одновременно. — Знаешь, я часто вспоминаю тебя в юности, — нарушил молчание Бен. — И я совру, если скажу, что та пятнадцатилетняя чертовка Бев нисколько не похожа на Кэрол. Я помню, как ты в кровь разбивала колени и как однажды ни с того ни с сего обрезала свои рыжие косы. Тебя путали с мальчишкой, но ты только смеялась в ответ, доставая «Кэмел» из заднего кармана своих рваных джинсовых шорт. Разве это была не ты? Не удержавшись, Бен коснулся её руки, огладил перекат плеча под домашним халатом, и Беверли закрыла глаза, отдаваясь успокаивающим движениям. Бен всегда знал, как привести её разбежавшиеся мысли в порядок. — Господи Иисусе, клянусь, это было только вчера, — тихо сказала Беверли и, выдержав короткую паузу, приободрилась: — Ладно, мы оба облажались. Надо это отметить. Что думаешь насчёт горячей ванны и... китайской кухни? — Всеми руками за. Беверли отставила от себя бокал и чмокнула мужа в щёку. — Будь лапочкой, Бен, нарежь фруктов, — и встала, поправляя полы халата. — Пойду наберу воду и позвоню в доставку. Исчезнув за сдвижной дверью, ведущей в просторную ванную комнату, Беверли выкрутила кран, присела на край туалетного столика, сверкающего светодиодными лентами, и вознамерилась сшить для Кэрол лучший брючный костюм за всю историю женской моды.