Какого хуя?
Зачем так грубо, Тайга. Мы же просто гуляем, я думал, тебе будет интересно узнать, что там с твоим любимым Куроо От наглости Аомине по телу прошла волна адского жара. Хотелось одеться, найти эту компанию и убить лишних людей в количестве два тела. Хотелось рычать, материть этого гада, высказать ему все, что вертится на языке, но вместо этого пальцы сами собой двигаются, скользят по клавиатуре, набирая совершенно дикий ответ.Вот именно, что моим Можешь засунуть свой член куда-нибудь еще, у тебя для этого дырки найдутся
Простите, что? Щеки обычно толстокожего Кагами обожгло волной стыда. Как мы заговорили :))))))) Окей гугл, как убить человека через экран телефона? А что если Куроко выберет меня, а не тебя, злобного агрессивного девственника?Можно подумать, общаться с мерзким самовлюбленным уебком с венерическим букетом ему приятнее
Можем у него спросить, дорогуша)))Завали ебало Спросим
Заметано Выбор за Куроко Тайга выключает телефон и минут десять пялится в потолок с плохо скрываемым отчаянием. В голове — торнадо из мыслей, и он вертится в самом его центре без возможности выбраться. Ненависть к себе, к Аомине и к затянувшейся тренировке накатывает волнами, неприятно жжет где-то в районе груди. На плите что-то громыхает, и юноша вспоминает про курицу. Еле успел: еще десять минут, и он бы ужинал потрясающими угольками в переваренном соусе. Выбор… За Куроко. Что ж. Тайга стискивает палочки так, что одна из них с треском ломается, но это совсем не отрезвляет. Он обещает себе самому сделать все возможное, чтобы этот мудак заткнул свою пасть и рядом с Куроко больше не появлялся.***
Аомине закрывает чат, смотрит пару секунд на обои с его любимой вайфу и тут же едва не откидывает копыта: Момои обладает удивительной способностью визжать при виде номера Два так громко, что стекла почти вылетают из рам. Куроко слабо-слабо улыбается, и Дайки не хочет себе признаваться, что от этого изгиба бледных тонких губ его кроет сильнее, чем от отвратительно нарисованного хентая, которым он баловался едва ли не каждый день. Тецуя. Мелкий, невзрачный, тощий, словно мелкая рыбешка, отчего-то страшно противный из-за своей недодружбы с этим Бакагами, но запавший в душу еще много лет назад. Лишь столкнувшись на баскетбольном поле с низким сосредоточенным юношей как с соперником, а не с союзником, Дайки понял, как сильно дорожил их общением раньше — и как не понимал этого от слова совсем. Зато сейчас осознание того, что возродить уже ничего не получится, крепло внутри все сильнее с каждым прожитым днем, оставляя неприятное послевкусие какого-то поражения. — Я пойду, — Куроко тихо, словно вполсилы, произносит это и подхватывает тявкающего номера Два под лапки. Картина маслом: милый и еще милее, а кто есть кто, догадывайтесь сами. Момои машет рукой, быстро клюет Тецую в щеку, отчего тот становится белее тонов на пять, и уходит вслед за уже шагающим прочь Аомине. — До завтра! — Увидимся! — А кому ты писал? — слащаво и хитро тянет Момои, и черт бы побрал эту мадам. Слишком внимательная и слишком хорошо его знающая подруга иногда раздражала сильнее сильнее всего на свете. Они отошли буквально метров сто от дома Куроко, а она уже перешла в наступление «Атака тысячью и одним вопросом». — Выглядел довольным, как кошак. Что, новую девушку себе нашел? Ты такой ветреный… — Тайгу доебывал. — честно, лениво признается Дайки и тут же замечает какой-то дьявольский огонек в глазах подруги. Она совершенно невинно интересуется: — Уж не по поводу ли нашего обожаемого Куроко? — она хитро делает губы уточкой, и Аомине хочется ее прибить прям на месте. Он уже замахивается, но Момои с визгом убегает, а потом начинает ржать. Даже не смеяться, а именно гоготать, как конь: Дайки понимает, что его щеки красные-красные, и даже на загорелой коже это видно довольно хорошо. — Боже, кто бы мог подумать! — Нахрен ты вообще в это лезешь. — неприязненно бурчит Аомине, смотря, как девушка ловко распаковывает чупа-чупс. Момои чуть медлит с ответом. — Потому что мне действительно интересно, кто из вас двоих в итоге дорвется до тощей бледной задницы Куроко. Два сапога пара. Тупые огромные горы мышц, которые… И все-таки Аомине не слишком сильно хлопает эту особу по заднице, на что получает огромную порцию криков, визгов, матов, ненужное внимание со стороны людей вокруг и болящую от пощечины щеку. Момои дуется до самого дома. И она же пишет, как ни в чем не бывало, в три часа ночи: Ну ты хоть позови его на свидание, что ли, а то ведешь себя как бревно. И где твой многолетний опыт обольщения?..***
Аомине почти рычит, когда Тайга умудряется его обойти. Снова. Нет, конечно, в их непонятно как начавшейся на площадке игре один на один лидировал Дайки: счет был 10:7. Но Аомине выдыхался. И Кагами, выносливый, как бык, начинал его теснить по всем фронтам, вынуждая теряться и активнее кидать мяч в корзину, промазывая. На самом деле, они двое просто ждали Куроко, который о чем-то болтал с тренером, слово за слово — и вот уже вокруг стоит штук тридцать девчонок и чуть меньше парней, которые жадно наблюдают за дуэлью двух самых настоящих громил. Кагами хмыкает, делает какое-то непонятное движение телом и кидает мяч в сторону корзины. Спортивный снаряд конечно же не долетает. И уже через секунду оказывается в кольце. Толпа пораженно замирает. — Эй, ребята, мне еще в магазин нужно зайти. Вы идете со мной или нет? — Куроко выступает из ниоткуда, пугая Аомине, вызывая ухмылку на губах Тайги и становясь в мгновение ока самым обсуждаемым человеком среди присутствующих. Хотя баскетбольный клуб был довольно известен в школе Сейрин, люди не переставали поражаться двум вещам: невидимым пасам Куроко и огромному росту Тайги. Дайки хочется убивать, потому что итоговый счет 13:15, и если бы не Тецуя с его пасами!.. — Идем! — Это моя сумка, дубина! — Убери свои вонючие лапы! Парни, отчаянно дерущиеся за свои сумки и куртки, не замечают немного ироничной улыбки на чужих бледных губах и пристального взгляда синих глаз. В целом, дорога до дома Куроко проходит… Жутко. Если парень действительно тихо-мирно топает в магазин, чтобы закупиться, то его сопровождение в виде двух агрессивно настроенных бугаев вызывает несколько неудобств. Почти вся улица смотрит только на этих двоих, шепотки не смолкают, как и постыдные щелчки камер не слишком аккуратных людей; Аомине позорно рыдает над витриной, где его любимая аниме-девочка соблазнительно красуется на детском постельном белье; Кагами с его зверским аппетитом доводит до инсульта бабулю-продавщицу, когда просит пять порций какой-то уличной еды, а на вопрос «вам три набора столовых принадлежностей?» отвечает: «Нет, спасибо, это все мне». Ах да. Еще прибавьте сюда полные ненависти взгляды, взаимные пихания, тычки, ругань вполголоса и едва не опрокинутую стойку с журналами. — О, мороженое. — Куроко останавливается у уличного ларька и тянет руку к карману. — Ой… — Ты чего? — Тайга наклоняется, чтобы понять, на что смотрит Тецуя. Аомине сзади смачно пинает чужой зад и повторяет все то же самое с другого плеча Куроко. Молодая продавщица за прилавком трясущимися руками делает тайком фотографию и отправляет лучшей подруге с тысячью сердечек: два высоченных симпатичных парня — баскетболисты, видимо — склонились над смущенным милым юношей посередине. Чистый восторг. — Мороженое хотел, денег не осталось. Пойдемте? Мы почти у дома. — Давай куплю. — просто говорит Кагами, уже протягивая руку за кошельком. Возмущенно дернувшийся Тецуя даже не успевает ни согласиться, ни отказаться. — Два мороженых, с шоколадом и клубникой. — Аомине уже кладет деньги на стойку. Тайга в долгу не остается. — И еще два, одно с шоколадной крошкой, второе с фисташкой. Нехрен лезть, если не знаешь, что ему нравится — он шоколадное в жизни не ел, — Дайки прикусывает язык: вообще-то, Тайга прав. Куроко всегда ел только шоколадную крошку. Но поражение не мешает ему злобно посмотреть на оппонента, пока продавщица делает четыре рожка угощения, после чего, задыхаясь, пишет подруге: «СУНА-ЧАН, Я ТЕБЕ ОТВЕЧАЮ, ОНИ ТРАХАЮТСЯ, ТЫ БЫ ВИДЕЛА ЭТО НАПРЯЖЕНИЕ, БОЖЕ, МНЕ ЖАРКО». В итоге смущенный и сбитый с толку Куроко тихо идет к дому с двумя рожкам, в каждой руке по одному, и признается, что шоколадное на вкус тоже классное. Кагами рыкает. Дайки довольно улыбается. Тецуя прощается с ребятами, но те чего-то медлят, поглядывая друг на друга. Куроко непонимающе наклоняет голову и осторожно лижет мороженое с крошкой. Аомине глухо сглатывает, а Тайга знатно подвисает, молча буравя взглядом розовый язык в белых следах от угощения. — Куроко, ты на выходных свободен? То есть завтра? — хрипло и как-то дергано спрашивает Кагами, получается удивленный ответ: «Да, вполне». — Может, сх… — Пошли в кино! — Аомине бессовестно перебивает Тайгу, и тот едва не задыхается от возмущения. — Я первый его позвал! — Да мне насрать! — Ребята, ти… — но спор, приправленный гадкими матными словечками, уже разгорелся. Куроко вздыхает. И отчего-то с силой закусывает губу. — Парни! Успокойтесь! — крик приводит спорящих в чувство. — Хорошо, я пойду. Баскетболисты тут же замолкают, ожидая вердикта. — Но мы пойдем все вместе. Возражения не принимаются. И спокойной ночи! Парни успевают только разочарованно охнуть, но Тецуя уже скрывается за дверью, не оставляя им другого выбора, кроме как смириться.***
В целом, Куроко легко принял то, что он — гей. Сложно точно сказать, когда он осознал это в полной мере. Но факт «мне нравятся парни больше, чем девушки» сперва его просто удивил, а потом ничего особо не изменил. Тем более что в самом начале этого осознания ему нравились не юноши в целом, а один конкретный. Да-да, тот самый Аомине Дайки, который оставил его позади, увлекшись игрой, азартом, самосовершенствованием и одержимостью к сильным соперникам. Тот самый Дайки, который оставил Куроко только ноющую, глухую боль в груди и странный привкус горечи на языке. Просто Куроко в тот день, когда их пути окончательно разошлись, почувствовал отвратительную тоску, совершенно не похожую на обычное переживание по поводу расставания с бывшим другом. Тецуя, не сильно смелый от природы, тихо смирился с этими проблемами, и хотя его влечение к Аомине никуда не делось, он просто предпочел забыть. А потом — новый учебный год, новая школа, любимый баскетбол и Тайга, огромный дурень с бездонным желудком, который подначивал его, по временам даже почти оскорблял, но вел себя ничуть не лучше задиристого и всем недовольного Дайки, который так некстати вернулся в его жизнь даже с учетом обучения в разных школах. Тецуя, отчаянно смущаясь, понимал, что его одинаково сильно тянет к ним обоим, и это осознание доводило его до безрассудства, до бесстыдных и унизительных действий, но ничего поделать с собой он не мог. Куроко тихо здоровается с матерью, отказывается от ужина, потому что его уже угостили, и идет к себе наверх. Закрывает комнату на щеколду. Обрасывает мешающуюся сумку в сторону. Тихо вздыхает, сползая по двери вниз и начиная краснеть странными лихорадочными пятнами. Взгляд затуманивается сам собой. Проблема его влечения и к Аомине, и даже к Тайге была немного в другом, нежели просто в вопросе ориентации: это неудобство противно пульсировало между ног и требовало к себе внимания. Тецуя всхлипнул, закрывая глаза и мгновенно начиная проматывать в голове весь свой долгий тяжелый день. Льстило ли ему такое внимание со стороны этих двоих? Конечно. Тецуя судорожно выпутывается из одежды, тонкими мозолистыми пальцами проводя по вставшему члену через ткань трусов. Задушенный вздох, смешанный с тихим стоном. Куроко не был настолько глупым, чтобы не увидеть жадные, ошарашенные взгляды Аомине на его простые действия, не распознать в хитрых шуточках Момои стремление специально поддеть Дайки на вполне себе серьезных. Тецуя был достаточно умен, чтобы у него получилось разглядеть в пристальных темных глазах Тайги слишком плотоядный интерес, которого быть между простыми напарниками по баскетболу не могло. Юноша выгибается так, как не гнется на тренировке, с судорожным вздохом забираясь под ткань белья. Это в реальности он сидит на полу среди школьной одежды в темной комнате, а где-то в голове по его телу скользят крепкие широкие ладони Дайки и впиваются в шею острые зубы Кагами. Ох, боже, э-это… Со смазкой ощущения становятся в разы ярче и приятнее. Рука скользит легче, мысли путаются, а от желания почувствовать на члене не свою, а чужую ладонь, дыхание сбивается еще быстрее. Парень хнычет, когда перед глазами расцветает фейерверками оргазм, обессиленно валится на гору своей формы и тяжело дышит. Взгляд сам собой падает на широкую коробку под кроватью, и юноша краснеет. Да, это та самая его тайна, о которой знать не должен никто, потому что будет трудно объяснить кому-то, куда и зачем он спустил все подаренные на день рождения деньги и почему некоторые предметы своего гардероба ему приходится сушить в чертовом шкафу, так как такую одежду видеть не должен никто. Уже намного позже, за домашкой, Куроко вспоминает про завтрашнюю встречу в кинотеатре, и его осеняет слишком возбуждающая и пьянящая, несмотря на всю свою абсурдность, мысль. Щеки розовеют, потому что такое бесстыдство переходит все границы, а тонкие бледные губы изгибаются в жадной и ликующей улыбке. Юноша осознает свои эмоции и тут же зажимает рот рукой, смущаясь сильнее. Его, Тецую, совсем не обязательно делить. Его запала хватит на этих двоих с лихвой.***
— Какие красавцы… — Ты просто глянь! Такой высокий, мамочки! А рядом какой стоит?! — Баскетболисты, что ли? — Черт, подойти познакомиться что ли… — Я тебя умоляю, у таких красавчиков не может не быть девушки! Шепотки, оханья, аханья и кокетливые, заинтересованные взгляды, словно плотное магическое облако, окутывали парней со всех сторон. Тайга хмуро жевал сэндвич, который ему торжественно вручила утром Алекс со словами: «Хорошей свиданки!», и объяснила, мол, чтобы ты вообще дошел до нужного торгового центра и не умер с голоду. В целом, за такие шуточки подругу хотелось прибить, но, несмотря на это, Кагами был ей сильно благодарен: от нервов чувство его непомерного голода только усилилось. Стоящий рядом Аомине что-то активно листал в телефоне, внутренне претерпевая самую настоящую третью мировую: с одной стороны, ему было чудовищно приятно такое внимание со стороны юных, очаровательных барышень с их милыми жестами, симпатичными личиками и торжественной одеждой, идеально подчеркивающей их стройные фигуры. С другой — его дико бесили и эти девушки, и Тайга, и Куроко, который не согласился пойти с ним одним. Да и… Парни могли сколько угодно отрицать свою недюжинную заинтересованность в происходящем, но они оба явно были во всеоружии: тщательно подобранные образы, терпкие дорогие одеколоны, а Аомине даже не поленился кое-как уложить волосы, чтобы уж совсем не торчали. От мысли о времяпрепровождении с Куроко в такой неофициальной обстановке внутри что-то радовалось и верещало ультразвуком. Если бы второго тут не было… — Привет. Вы сейчас всех распугаете, хватит смотреть друг на друга с такой ненавистью, — и хотя Тайга и Аомине знали эту тощую рыбешку долгое время, они все равно вздрогнули от неожиданности и выматерились про себя. Никто и никогда не привыкнет к этому коронному появлению Куроко у себя под носом в самый неожиданный момент. — Идемте, скоро сеанс. — Да, уже ид… — чувство первого шока и испуга проходит, и баскетболисты наконец-то понимают, как одет сегодня Тецуя. Аомине сглатывает, а Кагами давится остатками своего второго завтрака. Очень-очень узкие рваные джинсы вкупе с небесно-голубыми кедами. Это еще ладно, хотя такой предмет гардероба слишком хорошо подчеркивает неожиданно аппетитные и тонкие ноги Тецуи — вот честно, сейчас по нему при всем желании не скажешь, что он спортсмен с неплохой мышечной массой. Тонкая, будто полупрозрачная белая рубашка широкого кроя, которая застегнута на несколько пуговиц, приспущена и обнажает бледные плечи. И из-под нее вызывающе выглядывают лямки не то футболки, не то майки, не то — Аомине, более-менее разбирающийся в одежде, сделал неутешительный для своего сознания вывод — кроп-топа. И все это с широким чокером черного цвета на шее. О господи. Те девушки, которые все еще остались не впечатлёнными красотой Дайки и Кагами, восхищенно выдохнули при виде стильной и довольно ладной фигурки Куроко. Раздалась новая волна взбудораженных шепотков. — Эй, все хорошо? Мы идем? — Тецуя поводит плечами, и парни отмирают. Дружно угукают, бросаясь вслед за другом, и определенные дамы, обладающие удивительной способностью сводить всех людей, стоящих друг к другу ближе десяти километров, взвизгивают. Куроко почти давится смехом, потому что для него все эти шепотки и хихиканья говорят куда больше, чем его спутникам. Но для него куда интереснее то, что дележка времени и внимания, самая настоящая битва за каждый брошенный Куроко взгляд или короткий смешок начинается с особым размахом с первых секунд их встречи. Попкорн? Давай я. Нет, я. Нет, мы вместе, и в итоге Тецуя идет с двумя огромными ведрами, за которыми не видно его самого. Место Куроко? Конечно посередине, но даже это не мешает парням остаться недовольными из-за присутствия соперника. Фильм? Аомине плоско шутит над каждой нелепой ситуацией, а Кагами, живо интересующийся тематикой кинокартины, кратко рассказывает интересные факты о происходящем, пока призрачный игрок объедается попкорном с карамелью и силится дышать всякий раз, когда в темноте кинотеатра то с одной, то с другой стороны звучит шорох, потом горячий низкий шепот на ухо, и это хуже пытки… Сюжет боевика Куроко запомнил не очень хорошо. Еда после фильма? Тецуя, глядя на этих двух скорпионов с сочащимся из всех дыр ядом и непрерывно переругивающихся друг с другом, тяжко вздохнул. У него почти разболелась голова. — Ребят, потише. У вас очень громкие голоса, на все кафе слышно, — Кагами и Аомине послушно затихают. Официант, стоящий неподалеку и все слышавший, восхищенно вздыхает. Он уже минуту мялся, желая подойти и утихомирить разбушевавшихся гостей, но боялся навлечь на себя гнев таких крупных сильных представителей мужского пола, которым еле доставал до середины груди, и потому хвала богам их спутнику, сумевшему приструнить нарушителей порядка. — Давайте мы просто разделим счет на троих? Не обязательно меня закармливать, я же не барышня. Я сам могу заплатить. — Но… — И если вы не против, я выберу нам блюда. Угадаем, насколько хорошо я знаю ваши вкусы. — тихий смешок смущенного Куроко окончательно разряжает обстановку, и Дайки с Кагами кивают, заинтересованные таким предложением от Тецуи. В целом, призрачный игрок угадывает совершенно. И пока Аомине на пару с Тайгой вцепляется в бургеры Терияки, Тецуя тихо-тихо сводит ноги под столом, чтобы не выдавать своего волнения и состояния из-за такого успеха, близкого к опасному физическому вожделению. Вместо этого аккуратно начинает есть мороженое, почти не удивляясь, когда его спутники приковывают взгляд к его действиям. Аомине краснеет и опускает глаза, стоит Тецуе открыть рот и облизнуть белые пятна вокруг губ. Кагами, по цвету напоминая ярко-алый закат, утыкается в телефон, пока Куроко совершенно невинно облизывает пальцы, случайно перепачкавшись в угощении. Они выходят на улицу, когда там уже поздние сумерки, сытые, довольные и взбудораженные. Повсюду горят фонари, вывески, улицы полны людей — непередаваемая атмосфера шумного огромного города. И если наевшийся, полный энергии и счастья Тецуя счастливо потягивается, парни выглядят как-то не слишком довольно. Во всяком случае, каждый считает своим долгом подумать: «Все было бы куда лучше, не будь здесь тебя». — Слушайте, а не хотите зайти в гости? — неожиданно предлагает Тецуя тихим голосом, и Аомине замирает. — К кому? К тебе что ли? — Кагами хмыкает. Куроко кивает. — Мама сегодня у знакомой, поэтому никто при виде вас в обморок не упадет. — Тецуя хмыкает. — Ну что? Идете? — Да. — Угу. Дома у Куроко ожидаемо тихо, чисто и… Пусто? Ничего лишнего ни на столе, ни на тумбе, ни на комоде в зале — все вещи на своих местах, повсюду легкий аромат каких-то цветов, видимо, от зажженных в зале благовоний. Аомине и Тайга скромно, что совсем на них непохоже, разуваются, проходят внутрь, почти не пихаясь, оглядываются. Куроко уходит на кухню заваривать чай. — А можно подняться к тебе? — Тайга кричит это, получается утвердительное «Конечно!» с кухни. Они с Аомине недовольно толкаются, пока идут по лестнице, едва не падают несколько раз, почти выламывают дверь в чужую комнату, но все-таки оставляют дом целым. У Тецуи темно, уютно и как-то особенно хорошо, прохладно, поэтому ребята располагаются кто на полу, кто на кровати, и ждут возвращения хозяина дома, не забывая при этом посылать гневные взгляды друг другу. — Зачем ты ошиваешься вокруг Куроко? Аомине сперва удивленно приподнимает голову и медлит с ответом. Потом криво усмехается. В его глазах загорается какой-то пугающий, звериный огонек — словно хищник собирается защищать свою территорию. — А на кой черт это знать тебе? Что, есть какие-то планы на Тецую? Ты жалок. — Тебя это не касается. — Я знаю его дольше твоего. — Ты его послал нахуй, едва только… — Аомине, сидевший на полу, вмиг оказывается рядом, хватая Кагами за воротник его футболки. Тайга определенно знал, куда нужно надавить, чтобы вывести соперник из себя, и его план увенчался оглушительным успехом: Дайки почти пыхтел от гнева и ненависти, стискивая ткань чужой футболки до пугающего скрежета. — Что? Правда глаза режет? — Захлопни свой рот, сучий ты сын… — Тайга тоже вцепляется в одежду Дайки, чувствуя себя победителем по жизни. — А еще ты в другой школе, у тебя ни шанса. Сколько времени ты сможешь проводить с ним? Меньше моего. — Захлопни пасть. — громко, зло прошипел Аомине, еле держа себя в руках. Его пока что останавливало только то, что они дома у Куроко. — Не захлопну. — Кагами резко встряхивает Дайки. В ответ получается достаточно сильный пинок куда-то в ребра — Аомине почти сидит сверху, поэтому ему дотянуться несложно. — Убери от него свои руки. — Может, сначала ты сгинешь куда-нибудь в канаву? — Да черта с два! — Дайки уже заносит кулак, когда его осторожно трогают за плечо. Баскетболисты, почти сцепившиеся в драке, замирают. — Парни, перестаньте. Куроко сидит рядом и внимательно, весело смотрит на них. Кагами дергается, Аомине громко сглатывает, потому что оба знают: на вопрос «Как давно ты тут?» они получат самый страшный ответ: «С самого начала». Это что же… Тецуя обо всем уже узнал? Так просто? Такой вопиющий дебилизм, что просто смешно. — К-куроко, т-ты… — Тайга пытается подняться, спихивая при этом со своих колен мерзкого форварда, но их прерывают снова. И на этот раз — совершенно диким образом. — Вы такие дураки. Хотя и не лучше. Аомине не успевает даже охнуть, прежде чем Куроко резко подается вперед, хватаясь за лацканы его пиджака и… Ох. Ох. Кагами кажется, что он спит, но нет. К сожалению, происходящее перед его носом — реальность, которая бьет куда-то под дых и сводит на нет все его недавнее торжество. Куроко, никого и ничего не гнушаясь, целует охреневшего от жизни Аомине, целует требовательно и жадно, хоть и слегка неумело. Тайге хочется сдохнуть. Прямо сейчас. — Ублюдок. — Кагами почти задыхается, когда они останавливаются, и хочет уйти, заранее обдумывая всю его дальнейшую жизнь на несколько недель вперед: отвратительно сочувствующее лицо Алекс, радость и превосходство в глазах Дайки, шуточки Момои, извиняющийся взгляд Куроко, с которым ему встречаться каждый день на тренировке… — Ты тоже не ахти. — и теперь охреневает уже Кагами. Тецуя набрасывается на него с не меньшим пылом, и все, что остается в целом мире для форварда — мягкие, сладкие от чая губы, которые вжимаются в его рот и… О господи. О боги, если они существуют, это — лучшее, что они могли ему дать. Тецуя отстраняется так же стремительно, как и наступает. В комнате повисает совершенно чудовищная, полная неловкости и испуга тишина. Куроко, раскрывший почти все карты, сгорает внутри от ужаса, возбуждения и ждет. Ждет или страшнейшего в своей жизни позора или самого восхитительного удовольствия. Кагами отмирает первым. Он, все еще потерявшийся от столь резкой смены и своего настроения, и своих жизненных ориентиров, и своих печальных тоскливых планов медленно протягивает руку и ведет по бедру Тецуи, тут же получая удивленный и даже довольный вдох. Аомине, закусив губу, подсаживается ближе с другой стороны и ладонью забирается под рубашку. Возбуждение накрывает всех троих с головой почти мгновенно: Куроко — потому что он, так давно ждавший этого, практически хнычет от сильных, грубых и широких ладоней, одна из который сжимает бедро, а вторая — гладит чувствительную спину в районе копчика; Тайга — потому что его ведет со второго поцелуя, грязного, мокрого, неумелого и чертовски восхитительного; и, наконец, Дайки, который в восторге проводит кончиками пальцев по краю того самого кроп-топа, чуть оттягивая его до позорного легкого шлепка, и организм услужливо реагирует новой волной вожделения. А потом, спустившись рукой ниже, к самой кромке штанов, форвард чувствует, что под чужими джинсами ничего нет. Ох, блять. — А-ах… — Куроко глухо стонет, когда Аомине наклоняется и прикусывает бледную кожу в районе шеи. Дайки, услышавший шипение и мычание, тут же подбирается к самому ухо и слегка встревоженно шепчет: — Больно? — Н-немного. С-сделай так еще… М! — Тецуя выгибается дугой, когда широкая ладонь Кагами накрывает его пах. На зацелованных покрасневших губах расцветает яркая, довольная улыбка. — Уже готов. — и Тайга, и без того не особо умеющий тормозить, окончательно отпускает себя, совершенно не церемонится, когда тянется к узким джинсам Тецуи и начинает стягивать их. Аомине, в свою очередь, хватается за противную белую рубашку и кое-как снимает ее, благодаря за широкий воротник, с которым не нужно расстегивать пуговицы. — В-вы тоже… — Куроко, раздетый, красный, тяжело дышащий и невероятно сексуальный, зажимается, прикрывает лицо одной рукой, второй останавливая Кагами и не давая ему стянуть джинсы до конца, и повторяет: — Вы т-тоже разденьтесь… — Все для тебя, Тецу, — Аомине за несколько секунд стаскивает пиджак и стягивает футболку. Куроко, закусив губу, сводит ноги: его возбуждение при виде совершенного, накаченного тела совсем рядом растет в геометрической прогрессии. Тайга, рыкнув, повторяет то же самое. Тецуя стонет, когда его практически самая грязная фантазия сбывается. Аомине оказывается сзади, усаживает к себе на колени и хватает чужие руки, чтобы не мешались и ничего не скрывали — Куроко вспыхивает. Кагами сверкает своим невозможным голодным взглядом спереди и все-таки стаскивает блядские жмущие джинсы, которые уже давят-давят-давят и заставляют извиваться от дискомфорта. — Твою мать… — Куроко жалко хныкает, сводит ноги, краснеет даже плечами, когда два пожирающих, жадных осязаемых взгляда в восторге и шоке смотрят на его ноги, обтянутые черными тонкими чулками с белыми полосками по кругу на самых бедрах. Они замечательно дополняют узкий черный чокер на шее, который шестой игрок так и не снял, и тот самый кроп-топ, который бессовестно обрисовывает выпирающие соски и мышцы груди. Баланс между девчачьим нарядом и сухой, тощей и тренированной фигурой Куроко заводит лучше любого хентая. — Какого хрена, Тецуя? — Тебе же… Нравится… — такой улыбки ни Кагами, ни Аомине, развернувшийся, чтобы смотреть в чужое лицо, еще не видели. Она пьяная, сумасшедшая, полная превосходства и возбуждения. Куроко, не прекращая томно дышать, тянет свою ногу вперед и давит самыми кончиками пальцев на пах Тайги, заставляя застонать. — А представь, как они будут ч-чувствоваться на твоем члене. — А мне не надо представлять, потому что ты это сейчас сделаешь! — Кагами судорожно хватается за свои джинсы и непослушными пальцами расстегивает пуговицу. Аомине рычит, когда внезапно чувствует невероятно ловкие ладони на ширинке: Куроко поворачивается к нему и мокро, развязно целует, а сам одной рукой лезет под белье и проводит ладонью по члену. Восхищенно выдыхает, вызывая у Дайки почти безумную улыбку превосходства. Охуенно. Жарко. Еще. Куроко стонет очень-очень громко, совершенно теряясь в ощущениях. Он аккуратно, робко проводит ногами по члену Кагами, чуть сдавливает его, пытается работать при этом левой рукой, пока Аомине покрывает всю его шею укусами и засосами, а Тайга постанывает, рукой забираясь под кромку чулок. Всего этого так много, что «невидимка» почти вскрикивает от очередного укуса в шею и нового щипка за бедро, выгибается, задницей проходится по вставшему члену Дайки, и… — Хмпф?! — казалось бы, непримиримые соперники, готовые поубивать друг друга совсем недавно, переглянулись и за мгновение распределили свои роли. Аомине резко развернул лицо Тецуи к себе, утягивая его в мокрый поцелуй, а Кагами с дьявольской улыбкой потянул на себя сильные бедра Куроко и проводит вставший членом между ягодиц. — М-м!.. Н-не… — Я буду аккуратен. — шумно, еле сдерживаясь выдыхает Кагами и стопорится на пару мгновений, понимая, что смазки нет. Но тут Куроко пинает его стопой в бедро, кое-как отлипает от Аомине и надрывным, громким шепотом с хрипотцой выдавливает: — Слева от тебя под кроватью. К-коробка… Дайки заинтересованно смотрит за происходящим, ладонью забираясь под топ. Куроко начинает возбужденно дрожать, стоит только грубым мозолистым пальцам неожиданно нежно и трепетно сдавить его соски. О-о-о черт, это настолько хорошо, что даже плохо. Боже, продолжай, потри их сильнее, оттяни, м… — Да тут… Содержимого хватит на несколько заходов. — Тецуя краснеет сильно, как никогда раньше. Он и сам знает, что два вибратора внушительных размеров, несколько пар чулок, смазка от разных фирм, портупея и самый настоящий ошейник с цепью выглядят… Очень и очень необычно, учитывая его пол и возраст. Кагами наугад берет один из тюбиков, буквально отшвыривая коробку в сторону, после чего, послав Аомине еще один взгляд, подползает ближе. Теперь Куроко действительно зажат между баскетболистами, полностью оказавшись в их власти. — Угх… — Куроко отводит глаза, когда Дайки одним движением хватает его под коленями и высоко вскидывает ноги. Стыдно, немного волнительно, а еще этот голодный, слишком похотливый и взбудораженный взгляд Кагами на том самом месте… — М-можно сразу два… — шепчет он, откинув голову на плечо Аомине и выдыхая в его загорелую шею. Баскетболист от такого движения дергается, а Куроко физически ощущает, как сильнее крепнет его член. — Часто баловался с собой? — хмыкает Дайки, и Куроко, не задумываясь, кивает, тут же громко охая и прогибаясь в спине. Кагами закусывает губу и продолжает вставлять пальцы, сразу два, как и просили, чуть разводя их внутри — контраст между прохладной смазкой и горячими узкими стенками просто убивает само понятие выдержки. Дыхание Тецуи совершенно сбивается, а тут еще заскучавший Аомине утягивает его в поцелуй и размашистыми, быстрыми движениями начинает ему дрочить. Куроко стонет, вскрикивает, хнычет, чтобы при первом же попадании пальцев по простате задрожать и кончить с громким надрывным всхлипом. Тело, практически доведенное до изнеможения столь долгим напряжением, обмякает. Тецуя натурально стекает по Аомине, не слыша короткого разговора между этими двумя. — Давай-ка сменим позу, Куроко-кун, — Кагами аккуратно приподнимает Тецую за бедра, и тот, все еще не отошедший от оргазма, растерянно вцепляется в его плечи. Слышится шорох одежды откуда-то сзади, а спереди раздается тихий возбужденный хмык. Куроко почти бросают на кровать, и тут же внутри все сладко поджимается от диссонанса: холодное покрывало, неприятно опаляющее прохладой грудь, и горячий, почти огненный Тайга, берущий его за руки и притягивающий к себе, пока Аомине вздергивает его задницу и ставит на колени, и… О господи. Эта поза. Такая унизительная и позорная, что Тецуя готов кончить прямо сейчас еще раз. — Я буду осторожен, обещаю. — Аомине, теперь уже совершенно раздетый — когда успел? — пристраивается сзади. Он стискивает крепкие тощие бока, мнет и гладит ноги, и снова этот потрясающий контраст: холодная постель и жаркие сухие руки на груди. — Т-тецуя, я… — Кагами садится спереди, и Куроко понимает без дальнейших объяснений. Он, облизав губы, приподнимает одну руку и дрожащей ладонью обхватывает твердый горячий член перед собой. Тайга тут же тяжело вздыхает и, не сдержавшись, одной рукой мягко проводит под подбородком Тецуи. Тот понимает, что снова бесстыдно возбудился, причем, кажется, сразу после первого оргазма. — Т-ты большой. Я никогда таким не з-занимался. — Куроко сглатывает и тянется ртом к головке. Про размер он не соврал — полностью такая махина в его рот точно не поместится, поэтому примет, насколько сможет. Тайга глухо застонал, когда Тецуя, прикрыв глаза и подавшись вперед, провел языков снизу-верх и обхватил губами верхушку. О черт. Рядом с жаром чужого мокрого рта простая дрочка и рядом не стояла. Куроко начинает постепенно подстраиваться под какой-то определенный ритм, перестает так сильно осторожничать, как вдруг Аомине, все это время бессовестно лапавший его тело, наконец-то приступает к действиям. И Тецуя тут же выпускает член изо рта и с шипением стискивает зубы, закатывая глаза, потому что головка уже внутри. И да, понятное дело, что у Дайки ничуть не меньше, и это первый раз в любом случае неприятно, сложно, и… — О-ох… — Если б-будет больно, говори. — Аомине, словно желая помочь и успокоить, стискивает руками его грудь и осторожно перекатывает соски между пальцев. И тут же глухо стонет, стоит ему только протолкнуться чуть-чуть дальше. — К-какой ты узкий, боже… А-ах… — Только попробуй сделать что-то не так, дубина… — на выдохе произносит Тайга и снова ласково гладит под подбородком. Куроко, не желая рисковать, принимается медленно обводить ствол и головку языком, не беря в рот. И несмотря на все попытки быть спокойным и аккуратным, его движения судорожные, дыхание сбивается каждое мгновение, потому что Дайки большой, слишком большой, и ему почти неприятно, несмотря на все игры и недавнюю растяжку, над которой Кагами, спасибо ему, действительно постарался. Аомине замирает, и Куроко, отдышавшись, хрипло шепчет что-то и подается назад, одновременно с этим опускаясь ртом на приличную длину. Дайки рычит сквозь сжатые зубы. Ему еще никогда не было так приятно. Никогда он не чувствовал такое сумасшедшее возбуждение, которое заволокло его голову, не оставив вообще никаких мыслей. Он смотрит на блядские чулки Куроко, на его голую спину, покрытую каплями пота, на его зад, который неожиданно подается назад, насаживаясь до самого основания. Дайки почти давится, чудом сдерживаясь и беря средний, размашистый темп, хотя ему хочется буквально вдавить мелкого баскетболиста в кровать, сорваться, отказаться от всех этих тормозов, и вбиваться внутрь податливого горячего тела, толкаться, врываться, трахать… Уже спустя несколько секунд все трое сливаются в нечто единое, цельное, существующее по своим бесстыдным развратным правилам. Куроко хрипло мычит и глухо стонет каждый раз, когда Аомине толкается как-то по-особенному и ненароком проезжается по той самой точке, что происходит с завидной регулярностью, и выбивает тем самым все мысли из головы. Тецуя не перестает двигать ртом, насаживаться и еле-еле успевает вдыхать такой необходимый воздух, одновременно следя за тем, чтобы собственные колени, кажущиеся сейчас неприлично слабыми, окончательно не разъехались. Собственный член прилип к животу, тело требует разрядки, но обе руки заняты, а сам Тецуя слишком сильно хочет узнать, какого это — когда ты кончаешь без рук. Кагами же перед ним буквально сходит с ума, порыкивая и еле держась, чтобы не переступить грань допустимого. Куроко грязный, его лицо мокрое от недавно выступивших слез, слюны и смазки, он заглатывает все глубже и глубже, и это ощущение горячего скользкого языка, стенки горла, которой касается головка… Оно невероятное. Тайга рычит и хватается за светлые волосы, пропуская пряди между пальцами, и Куроко послушно берет еще чуть глубже, заставляя Кагами буквально забиться в предоргазменной судороге. — Я скоро… — Аомине все-таки сбивается с темпа и жадно начинает буквально втрахивать хнычущего и совершенно поглощенного удовольствием Куроко в кровать. Кагами громко стонет, когда Тецуя тихо мыкает и горячо проводит ртом от основания к головке, ощущая, что сам уже балансирует на грани. Ему так хорошо, так жарко, мокро и тяжело, как никогда не было, а реальность превзошла любые, самые грязные и разнузданные его фантазии. — Т-тецу… — М! — Куроко от нового движения члена внутри себя, которое попадает туда, прямо простате, прогибается в спине еще сильнее и кончает, почти захлебываясь стонами. Аомине, навалившись всем весом на его спину, низко рычит и еле успевает выйти, чтобы тут же запачкать и без того мокрую грязную простынь и чужое бледное бедро. Кагами, перед которым открылась вся эта картина, задыхается и зажмуривает до звезд глаза, и Тецуя, принявший несколько секунд назад Тайгу снова, ощущает, как горячая сперма наполняет его рот, и это так… Так странно и неизвестно, приятно или отвратительно, но он только жадно расслабляется и позволяет Кагами это. — М-м-м… Мх… Все трое медленно валятся на кровать, совершенно обессиленные случившимся. Тецуя кончиками пальцев проводит по своему телу, поднимает руки, рассматривая густую белую жидкость на ладони. Он опускает руку, закрывает глаза и с неудовольствием думает, что лежать на мокрой грязной кровати — такое себе удовольствие, но сейчас не хочется ни-че-го. Спустя минуту его, словно безвольную куклу, чуть приподнимают и перекладывают повыше, к подушке, разворачивая головой в другую сторону. Кто-то из ребят, кажется, Аомине, умудряется дотянуться до салфеток, так бессовестно лежащих прямо на тумбе, которыми осторожно проводит по плоскому сильному животу и бедрам Куроко, собирая остатки. А Кагами, ничем особо не брезгуя, утягивает его в поцелуй, ленивый, но все такой же жаркий и будоражащий. Тецуя, зажатый между двумя горячими сильными телами и ощущающий легкие поглаживания двух разных рук, на самой грани сна и реальности думает, что завтра тренироваться будет сложно. Очень. Хотя бы из-за тянущей боли в спине, которая почти не ощущается сейчас, в спокойном положении, распухших губ и довольно очевидных засосов на шее, которые ничем не спрячешь. С другой стороны, Куроко может искренне порадоваться тому, что выключил чайник сразу же, как только услышал крики из своей спальни.***
— Как провел вечер? Хорошо в кино сходили? — довольная и отдохнувшая мама возвращается всего спустя двадцать минут после ухода двоих негодяев. Тецуе, как бы сильно он не храбрился перед самим собой, было очень стыдно, поэтому он взашей выгнал гостей и попытался скрыть следы бурных ночных развлечений. Впрочем, судя по лицам Тайги и Дайки, им тоже требовалось какое-то время, чтобы переварить случившееся. — Пирога чего не поели? — Да мы в городе наелись, — флегматично парирует баскетболист и осторожно опирается бедрами о кухонный стол, полностью, игнорируя существования стульев в комнате. — Ну ничего, съедим потом… И Куроко, может, сядешь? — мама с непониманием смотрит на то, как ее сын, закутанный в темную водолазку с высоким горлом («Да, сегодня довольно прохладно, поэтому я похожу так»), стоит и медленно жует рис без всяких добавок и приправ. — Тебе же неудобно так есть. Чего не садишься? Что-то болит? — Да нет, все в порядке, мам. Я… Лучше постою.