Вальтер Полуботко
Большие, белые облака исключительно хорошо выделялись на ночном небе. За одной из пушистых проказниц спряталась луна, давно взошедшая над небосводом, но так и не озарившая своим сиянием эту странную ночь. Несмотря на яркое, благодаря облакам, небо в ночном лесу спокойно можно было выколоть себе глаза и ничего бы не изменилось. Немного лучше ситуация выглядела в поле, что окружало единственный дом на улице Torture 666… Старое название улицы сохранилось ещё с тех дремучих лет, когда инквизиторы активно сжигали ведьм на кострах, а вокруг его дома обустроился целый городишко. По нынешним меркам тот, так называемый, «город», процветающий и прекрасный, скорее напоминал захудалую деревушку. Вот только тогда времена были совсем другие, и он был совершенно другим. Земля твёрдая и неподатливая под его белоснежными лапами, хотя вокруг достаточно много довольной жизнью растительности и не меньше грызунов, без особых проблем создавших в почве жилые норки. Он об этом знает прекрасно, чует запах каждого из обитателей поля, слышит их противный писк и частое дыхание при своём приближении. Боятся. Порой, когда девчонка выходит вместе с ним на прогулку, он позволяет себе вылавливать одиночную жертву, будь то маленькая полевая мышь или небольшого размера крот. И мучает её, вспоминая старые добрые времена. Для мага смерти это всё выглядит как милая забава, ведь её славный Умбра лишь играется с пищащей животиной, а затем отпускает бедняжку. Неподалеку уже виднеется кромка леса, тёмного, манящего и недоступного. Как тот запретный плод из Библии, вот только у него нет возможности нарушить запрет. Ему выбора не предоставили, да и не заслуживал он такого права. Сам прекрасно это понимал, но беситься по данному поводу никогда не прекращал. Он никогда не любил запреты и ограничения, никогда им не следовал и… До сих пор расплачивается за всё. Под лапой хрустнула сухая ветка, словно кость ребёнка или старика под подошвой ботинка. Если он не ошибается, эта палка валяется здесь ещё с прошлого года, когда девчонка принесла её из леса, дабы побросать ему. И он бегал, принося палочку прямо ей в руки, как послушная псина. А как тут не поддаться, чувствуя на себе восхищенно любящий взгляд и не желая портить свою репутацию? За репутацией он следил всегда, как бы плохо себя не повёл в той или иной ситуации, его репутация в глазах общественности всегда оставалась девственно чистой. Или почти всегда… Впереди, на пограничье его территории и леса, показались тёмные силуэты людей. Никчемные создания, вторгшиеся в его владения, были закутаны в чёрное тряпьё, а в руках держали волшебные деревяшки, освещающие им местность. Их было всего трое — двое не спешили покидать границу леса, а третий бесстрашно бродил по полю, то и дело резко оборачиваясь с палочкой наперевес. Кажется, третий смельчак пытался колдовать, ведь вряд ли смертные могли заметить его приближение. Конечно, белоснежная шерсть ярко выделялась ночью, но пшеница выросла достаточно высокая, чтобы он сумел незаметно залечь, наблюдая за дичью. Здесь уже не первое столетие росла отменная пшеница, чему так сильно удивлялся один из прошлых владельцев его дома. Бедный фермер недолго гадал над тайнами вечно отменного урожая, пока жители соседней деревушки не сочли его колдуном и не сожгли заживо. А секрет ведь был прост, и о нём немало судачили по окрестностям, ведь поле было на пепелище. Диалог людей был неинтересен, слишком много вульгарных слов, режущих его благородный слух. Так обычно конюхи, кузнецы и женщины лёгкого поведения молвили в стародавние времена. Странно, столько времени прошло, а он помнит всё в таких мельчайших подробностях, будто это было вчера. Один из тех мужчин, что не решались выйти из леса, наконец-то перешагнул невидимую простому глазу черту и ступил на запретную территорию. Волк, или его жалкое подобие, подобрался, но остался выжидать на месте. Он умел ждать, в какой-то степени, он даже любил этот тягучий, мучительно медленный процесс. А ещё он любил наблюдать за вот такими простыми, ничего не понимающими, людьми. Они, в своей собственной голове такие великие и важные, даже не подозревали об уготованной им свыше участи. Считали свою жизнь бесценной, когда она ничего не стоила, разве что мимолётного усилия. Третий человек, подозрительно осматриваясь вокруг, тоже ступил на поле. Встал и, он услышал это, облегчённо выдохнул. Действительно, чего бояться, если товарищи минут пять уже дурачатся и до сих пор целы и невредимы? Рывок зверя, быстрый, безошибочный, и в лесной тиши раздаётся хруст костей. Сладкое мгновение, когда вонь испуга даже не успела пропитать тело жертвы прежде, чем она умерла. Но был момент осознания, страшный момент ужасного понимания, когда ощущаешь горячее звериное дыхание рядом, а в следующее мгновение твоя шея ломается под напором острых клыков и мощных челюстей. Вот так безболезненно погиб один из вторженцев, пока двое других пытались осознать произошедшее. Ему была дарована самая лёгкая смерть, как окажется впоследствии, за чрезмерную опасливость. Следующему вторженцу он сломал ногу, слыша треск костей в зажатой намертво пасти. В него кидали заклинания, пытались проклясть, но всё было бесполезно — нельзя убить то, что не живо по-настоящему. А он давно уже стал призраком самого себя, имея лишь эту никчемную звериную оболочку и старый дом. Пока один из оставшейся в живых двойки корчился на земле, не в состоянии более ходить, другой бросился наутёк. Это был тот самый дурачок, что первым ступил не его территорию — он и правда был исключительно глуп, ведь побежал вглубь поля. Ему не суждено было скрыться и, сколько бы шуму они с напарником не подняли своими истошными воплями, никто их не услышит. Единственное жилое сооружение в ближайших окрестностях находится слишком далеко, а его четыре лапы куда быстрее двух человеческих. Поэтому он не спеша, с каким-то забытым наслаждением, наступил передними лапами на грудь истекающего кровью человека. Тот рыдал, и с трудом дыша, просил пощады сквозь ругань, смотря прямо в холодные глаза волка — ностальгия! Помнится, раньше его вот так же умоляли о пощаде жалкие, ни на что не годные, горожане, а он вершил их судьбы. Он был, есть и будет хозяином этих земель, а любой, кто войдёт сюда и не окажется достаточно сильным — умрёт. Недостойным нечего здесь делать, это правило незыблемо и неукоснительно функционирует здесь многие века. А немногие исключения лишь подтверждают его. Любопытно, без правильно функционирующих рук и ног, сходящий с ума от боли, сможет ли уползти куда-то человек? Он намеревался это проверить, оставляя одну из своих жертв в живых и бросаясь следом за третьим вдогонку. Тот удрал на приличное расстояние, но даже не попытался забежать в лес, а ведь имел все шансы успеть скрыться. Но многолетняя практика Умбры подсказывала, что под влиянием страха люди становятся не только быстрее, но и глупее. Мелочиться и играться с последним вторженцем он не стал, просто повалил человека наземь. Острые клыки сперва проворно разорвали ткань мантии, а затем впились в плоть на животе. Да, брезгливость у него наличествовала при всём этом. Он отлично помнил лекцию малышки, что нельзя в рот всякую гадость брать, вот только что ему сделается? Благо ни в питании, ни в соблюдении банальной гигиены он не нуждался… Более того, он всей душой ненавидел собачий корм, а избавлялся от него в миске регулярно лишь затем, чтобы не беспокоить девчонку. С неё станется вызвать сюда ветеринара! Оставшееся на земле тело хрипело, пытаясь дышать, но с разорванным брюхом люди долго не живут. Мягко ступая лапами по твердой земле, он слышал противные булькающие звуки, которые вырывались из горла человека и кривил морду от отвращения. Его белоснежная в ночи шерсть покрылась кровавыми пятнами, а морда лоснилась от солёной влаги. Стоит смыть с себя следы преступления до того как обитатели дома проснутся — реакция девчонки его не волновала, она-то точно пугаться не будет, а остальные могут и шум поднять. Это было ни к чему, всё-таки репутация милого и пушистого зверя дорогого стоит.💀†💀
Просыпаться, откровенно, не хотелось. Было так тепло и уютно в постели, что желание поспать ещё чуть-чуть, казалось столь естественным. Но не менее естественным было желание покушать… Полубредовые мысли о летящей прямо в мою комнату живой еде смыло огромной волной недоумения, когда сквозь полудрёму я почувствовала странную тяжесть на своей пояснице. Эта тяжесть немного пошевелилась, рефлекторно двигая пальцами и подминая моё сонное тельце под своего владельца. Стоило осознать сие, как сон окончательно исчез, а глаза распахнулись сами собой. В первые мгновения было страшно и непонятно, но стоило повернуть голову назад и увидеть платиновые пряди волос, как память услужливо подкинула события прошедшей ночи. Стыдно почти не было, особенно когда я совершенно случайно принялась рассматривать Люциуса. Улыбчивый, пусть и не всегда от этой улыбки веет добротой и искренностью, мужчина во сне был совершенно серьёзен. Лучики морщин вокруг глаз, еле заметные днём, совсем исчезли, а тонкие губы были крепко сжаты. Он не казался обеспокоенным, скорее умиротворённым и таким прекрасным… На этой мысли я споткнулась и стыдливо отвела глаза, словно занималась чем-то совершенно неприличным. Кончики пальцев зачесались, желая прикоснуться к гладко выбритой щеке мужчины, но разум был против. Не хотелось будить Малфоя, а вот завтрак пора было готовить. О том как выбралась из крепких сонных объятий Люциуса, я, пожалуй, умолчу. Благо никто не видел эту немую клоунаду. Одевалась быстро, по-солдатски, словно опаздывала на работу. Выскальзывала из комнаты тоже на цыпочках, опасливо поглядывая на недовольно заворочавшегося Малфоя. Ну да, ведь тёплая подушка для обниманий в моём лице исчезла. Лишь спустившись вниз, выдохнула с облегчением, понятия не имея как буду позже смотреть в глаза Малфою. А как смотреть в глаза другим людям?.. Пока я терзала себя смутным будущим, меня настигло не менее ужасающее настоящее — укоризненный взгляд Умбры. Вот не было его тут ещё мгновение назад, а теперь появился во всей красе, сверкая грустными золотыми глазищами. И мне вдруг та-а-ак стыдно стало! Не из-за Малфоя и того что между нами произошло, а потому, что я совсем забыла о своём мальчике. — Ну что ты, дружище? — ласково спросила я, беря в ладонь большую волчью морду. На меня блеснули глазищами, а до того спокойно висящий хвост вдруг заходил ходуном. Умбра, словно метёлкой, махал из стороны в сторону своим пушистым достоинством. — Гулять хочешь? — догадливо поинтересовалась, почёсывая красавца за ухом. От избытка чувств и счастья, видимо, Умбра встал на задние лапы, передними упираясь мне в плечи и мокро лизнул в нос. — Идём-идём, — тихо смеясь, пообещала я, стараясь не упасть под внушительным весом пёсика. Свежий прохладный утренний воздух приятно холодил кожу, а мысли унеслись куда-то в другую вселенную. Мир фантазий он такой, притягательный своей красотой и так часто далёк от реальности, что я давным-давно перестала обращаться к нему. Но вот, он вновь настиг меня, и знаю ведь, что главное не поверить в приятные иллюзии… Только поздно. Планы будущего сами собой рисовались в голове, пока кожу рук щекотали колосья пшеницы. Почему-то трудно было представлять последующую жизнь без одного блондинистого субъекта с проницательными серыми глазами и холодной улыбкой, так легко возникающей на тонких губах по его мимолётному желанию. Он просто возникал рядом в мыслях и не желал испаряться, хотя ничего конкретного, кроме небольших сцен бытовой жизни с… одним, словом, «аристократом», представить я не могла. Витала в облаках, вспоминая произошедшее ночью, тело Малфоя, его запах… Мои невольные блуждания прервал «Better Man» Робби Уильямса, заставив подпрыгнуть на месте и хаотично искать карман штанов, в который я засунула телефон. Брать с собой мобильный всегда и везде стало уже моей привычкой, как ношение с собой волшебной палочки для любого колдуна. К тому же, сейчас звонил, как и говорилось в названии песни, «лучший мужчина» — Дерек, и стоило бы поднять трубку незамедлительно. — Алло?.. — Александра? — Да, привет. Рада тебя слышать. — По голосу не скажешь. Что-то случилось? — Наверное нет. В ином случае, это я бы тебе звонила, не находишь? — Уверенность в твоём ответе меня поражает. Поэтому не нахожу. Рассказывай, что стряслось? — Это не очень-то телефонный разговор… — Хватит мяться и юлить. — Ладно, ты был на днях в Министерстве Магии? Ты вчера что-то говорил Министру? — Сперва: «на днях», а затем уточнение — «вчера»? Любопытно. Был, говорил. Что-то случилось? — Сегодня ночью пришло СМС о пополнении моего банковского счёта, а сумма… Соответствует только той, что прописана в договоре с Министерством и Дамблдором. — Зашевелились тараканы. Вот и славно. Только твоего недовольства я понять не могу. — … — Александра? — Это трудно описать! Просто ребята, видимо узнав, что я всего лишь выполняю свою работу… Не знаю я и понять не могу. Но на душе гадко, а ещё сегодня… вчера… — Непривычно слышать от тебя такие спутанные объяснения, надеюсь, ничего плохого не произошло?.. Или ты хочешь обвинить меня в том, что я правду сказал в Министерстве, выбивая из ленивых свинок оплату за наши труды? — Прости, ты ни в чём не виноват… Это и так бы вышло наружу когда-нибудь, просто у меня странные чувства. Прости, пожалуйста. — Пожалуй, я слишком резко высказался в Министерстве, и у твоих новых друзей могло сложиться правильное, но превратное отношение к происходящему. Это было сделано не специально… И прекрати уже передо мной извиняться, сколько раз повторять? — Да, конечно, изв… — Обожаю тебя, Александра! Сколько лет прошло, а ты не меняешься. Даже Одетт не смогла избавить тебя от этой привычки за всё просить прощение. — А она пыталась?.. И к твоему сведению, извиняюсь я только перед близкими людьми, а не перед всеми подряд! — Вот так прогресс! Это радует. Повисло неловкое молчание, я отрешённым взглядом смотрела в чистое голубое небо. С той стороны тоже о чём-то размышляли, поэтому тишина не казалась неуютной. — Дерек? — Слушаю тебя. — Давай в этот раз вместе сходим на её могилу? — Можно, у меня эта неделя выходная. Приезжай утром в пятницу ко мне. — Хорошо… — Ладно, мне пора ещё немного поработать. Не скучай там! — Хо-хорошо. До скорого! Наставник положил трубку, а я присела на корточки, выронив телефон на землю. Тело сотрясала мелкая дрожь от еле сдерживаемых эмоций. Ко мне подошёл Умбра, тихо поскуливая, он присел рядом и позволил себя крепко обнять. Я зарылась лицом и пальцами в густую, сейчас такую чёрную, шерсть, чуть ли не до крови прикусывая нижнюю губу.💀†💀
Он устало потёр лицо руками, оперевшись локтями на громадный том с не менее тяжёлым названием: «Магия, Смерть и Сила Родов». Такие талмуды имелись чуть ли не в каждой некромантской семье, и у него похожий валялся где-то в старом доме, благо искать не пришлось — архив располагал несколькими экземплярами. Все книги, как на подбор, имели довольно скудное содержание и много воды. Прочтение усложнялось и тем, что написанное было на староанглийском языке, но прожив столько лет бок о бок с прекрасным лингвистом, сие не представляло собой проблемы. А вот суть книг и ритуалов, в них описанных, если её удавалось уловить — ужасала. Голова гудела, мысли налились свинцом, и до безумия сильно хотелось вдохнуть хоть несколько глотков свежего воздуха. Сколько он здесь просидел уже? Часов пятнадцать? Никогда раньше Дерек столь отчётливо не замечал спёртый и сухой воздух в помещении архива, хотя не первый раз приходилось ночевать и дневать здесь. Возможно, так повлиял на его состояние разговор с ученицей, подкосив морально мужчину, ведь он уже отнюдь не молод. Голод, как бы это странно ни звучало, не досаждал некроманту, хотя ещё несколько лет назад пропуск хотя бы одного приёма пищи из трёх обязательных вызвал бы негодование желудка. Однако, не считая Александры, на сегодняшний день никто не выказывал озабоченность сохранностью его здоровья, а сам он и подавно об этом не думал. Мортем ужасно сдавал позиции, чего уж скрывать. Всё реже появлялся среди некромантов, всё реже брался за какие-то задания и лишь продолжал монотонно работать архитектором. Пожалуй, лишь последняя работа привносила некоторые краски в его жизнь, заставляя временами погружаться в собственные фантазии и расчёты, забывая об окружающем мире. В остальное же время он совершенно не понимал себя, не понимал, зачем всё ещё работает, что-то делает… Дышит, живёт? В самые тяжёлые мгновения он вспоминал Александру, его маленькую и такую пугливую девочку. Бросить её на произвол судьбы, пусть уже и взрослую, но для него всё ещё ребенка, он был не в состоянии. Вот только воспоминания об ученице неустанно были связаны с другим, самым близким человеком в его жизни. Одетт… Он любил её имя, такое необычное и редкое. Он любил её блондинистые локоны, ясные глаза, добрую улыбку и радостный смех… Он просто любил свою жену, не представляя жизни без неё. Кто бы заботился о нём и, самое главное, о ком бы заботился он сам? Дерек с презрением закрыл талмуд и поднялся из-за стола. Стремительные шаги сокращали расстояние к улице с кислородом, а сам он ледяным взглядом встречал своих коллег по нелёгкому цеху некромантии. Люди останавливались, здоровались с ним, а в их глазах читалась опаска — вот только сам мужчина не останавливался, изредка удостаивая некромантов ответными кивками. В его голове уже сложились некоторые пазлы, не так уж это было и сложно. Дело оставалось за малым — составить список подозреваемых коллег, предупредить о своих подозрениях Алекс. Он остановился на пороге, полной грудью вдыхая свежесть этого утра. Его губы кривились в насмешливо-ядовитой улыбке, а из головы никак не шли маги. Кто они, лиши их сил и волшебной палочки? Простые смертные, неприспособленные к сегодняшней действительности. Но нет, они этого не понимают, предпочитая кичиться своими умениями и возможностями. Вот только… магия, она не всесильна. А порой совершенно бесполезна. Мужчина вновь потёр лицо руками, чувствуя, как начинают пульсировать от боли виски. Перед глазами ожил, словно это было вчера, страшный, старый образ — исхудавшая, уставшая жена и потускневший взгляд голубых глаз. Он не хотел помнить её именно такой, но почему-то образ умирающей Одетт был ярче всех сегодня. Это убивало его самого, вызывая желание рвать волосы на голове и что есть мочи орать о несправедливости мира. Почему именно у неё обнаружили рак мозга? Словно недостаточно было невозможности иметь детей, так его бедная любимая женщина отмучилась несколько кошмарных месяцев в магловской больнице. Героически, стойко боролась с болезнью, однажды просто не проснувшись — тот ужасный день навсегда изменил его. Стоя в белом халате, с бахилами на ногах, он крепко прижимал к себе рыдающую Александру, пустым взглядом смотря на докторов. Эта пустота оставалась с ним и по сей день, разбегаясь лишь при появлении ученицы и набрасываясь на измученного некроманта с новыми силами, стоит той удалиться восвояси.💀†💀
Кап-кап. Раздражающий звук доносился из соседней комнаты, а сонный мозг профессора нашёл в нём странную закономерность: он неплотно закрыл кран, из-за чего оттуда капала вода; он не закрыл дверь в ванную комнату, из-за чего теперь вынужден был наслаждаться этим монотонным звуком. Уже не первый день такие странные, пустые мысли посещали голову Северуса. С того момента, как он вновь открыл глаза со странным послевкусием небытия. Словно на некоторое время он, как человек, исчез из этого мира — уже забытое, но такое отвратительное ощущение. Впрочем, не это было худшим, хотя ранее было сложно представить нечто похуже пустоты и непроглядной темноты. Воспоминания — вот главное зло, с которым столкнулся он после пробуждения. Сперва память подсовывала смутные образы того нелепого происшествия, а затем, будто смакуя его муку и стыд, ярко демонстрировала постыдные картинки с ним и мисс Грейнджер в главной роли. Гермиона… было нестерпимо стыдно смотреть ей в глаза, такие добрые и невинные. Предположение о том, что увиденный минет является фантазией или, мечтать не вредно, воспоминанием самой Мионы отпало сразу. Северус мог и придумывал тысячу причин и признаков этого. Начиная с неисправности собственных легилименских способностей, связанных с искажением используемой им магии из-за проклятия — заумная теория, но она как хлыст отрезвляла его разум, не позволяя предаваться мечтам. Зато мысль о собственных грязных, пошлых мыслишках по отношению к Гермионе была до глупости и удачно рациональной. Зачем скрывать от самого себя, что бывшая ученица нравится? И не просто нравится, вызывает самое что ни на есть банальное плотское желание, помимо платонического обожания. Выросшая, похорошевшая, умная и… уже давно так, странно для него самого, по-домашнему родная. С кем ещё он мог проводить свои дни? Столь увлекательно коротать их за совместным чае- и кофепитием, чтением книг и, что особенно нравилось, просмотром фильмов? Ранее даже мысли о таких вещах, совместных с кем-то, а особенно молодой и привлекательной девушкой, показались бы ему бредом. Язвительный внутренний голос, словно вредный дребезжащий старик, съехидничал бы по этому поводу, мол размечтался двойная крыса, тебе бы выжить сперва. А если выживешь — придётся оправдываться и строить из себя белого и пушистого, вне зависимости от победившей стороны. На это уйдет достаточно много времени и нервов, ты успеешь поседеть, а лицо твоё покроется сетью глубоких таких морщин, что без жалости и сострадания не взглянешь. Это состояние, вечное выжидание удара в спину — от проигравших соратников, не важно с чьей стороны — также скажется на здоровье, включая мужскую силу. А из-за выработавшегося свойства организма, ещё в молодые годы, быстро привыкающего не только к различным ядам, но и стимулирующим препаратам — ты сам не захочешь смотреть на молодых и привлекательных особ женского пола. Разве что в тебе проснётся ценитель прекрасного, что, кстати, навряд ли произойдёт. Именно так некогда рисовал своё будущее Северус Снейп. Так отчётливо он видел своё старение и приближающуюся в одиночестве смерть, что поверил — иной исход невозможен. Смерть удалось отвадить, оттянуть на более поздний срок, но удастся ли прогнать одиночество? Оно столь глубоко засело в разуме Снейпа, что стало привычкой. Досадной, но с течением лет очень удобной привычкой.