Огни большого города

***

      Его халупа (не называй её так, Тозиер) располагалась почти на окраине города, и чтобы куда-то добраться, нужно было вставать часа за три раньше.       В универ Эдди ездил с тремя пересадками, вечером возвращался на два часа позже из-за дороги. Я бы уже взорвался на вторую неделю от такого дискомфорта.       Сам я спокойно жил себе, припеваючи, в общежитии своего университета, одного из лучших в Нью-Йорке. Хотя у родителей вполне хватило бы денег, чтобы я снял приличную квартиру, мне хотелось вкусить настоящей, студенческой житухи. Скорее ради веселья, а не ради нужды я жил с другими ребятами. Скорее ради галочки учился на экономиста, а не потому, что на самом деле горел этим.       И когда я возвращался в квартиру к Эдди, меня будто холодом обдавало. Как же разительно отличается атмосфера здесь, и там.       И мне всё время хотелось вытащить его отсюда, потянуть за собой, но Эдди дохуя независимый. Ему важно самому себе доказать, что он сможет отвечать за себя. Пусть даже из-за этого приходится горбатиться за гроши на работе, совмещать всё это с учёбой и умудряться держаться на стипендии. Всё же лишняя копейка лишней не будет.       — Она так и не звонила?       Мы у него на полу, едим заказанную бурду из ближайшего ресторанчика (самая ближайшая доставка заняла три часа), и я чувствую, как тянет сквозняком внизу. Отопления пока нет (и вряд ли будет), и я уже устал с ним бороться. Мои деньги он помирать будет, но не возьмет.       — Разочек видел пропущенный на телефоне, думал она, но нихуя, — забрасывает в рот кусочек курицы и взмахивает головой, сдувает отросшую челку. — Да похуй, Рич. На неё лучше не рассчитывать. Она знает, где я, и это ничего не дало. Хотела бы помочь, уже помогла бы.       Для меня безумно дико даже просто представить себе, чтобы родитель отказался от ребёнка из-за такой ерунды, как универ. Какая нахуй разница, медицинское или художественное? Хоть в космонавты, бля, лишь бы был счастлив. Моим вообще похуй – лишь бы по факту была какая-то бумажка в конце, потому что без образования – недочеловек.       — Она казалась такой адекватной, когда я только встретил её. Так носилась вокруг тебя, я думал, она пылинки с тебя сдувает.       Я не понравился миссис К с первого взгляда, тут даже догадываться не нужно было. Она увидела во мне опасность, потому что моё мнение часто перевешивало, и Эдди прислушивался ко мне чаще, чем к ней. Я завоевал его доверие быстрее, чем она за всю долбанную жизнь.       Но я ни за что не подумал бы, что она такая принципиальная и может так резко обрубить все связи, когда что-то идет не по её плану. Контролирующая психичка.       — Я наговорил ей всякого, конечно, в ту ночь, когда ушёл. Сейчас жалею об этом, но в чём-то я был прав. Не ей решать, как мне жить. Она слишком привыкла, что я поддаюсь на любые её решения. Это нужно было обрубить одним махом, не жалеть.       — Что вообще произошло тогда? Ты так толком мне и не рассказал.       Откладываю коробочку с лапшой в сторону и подпираю подбородок рукой. Лапша сухая, а пол твёрдый. И я понятия не имею, как он ещё не взбесился от этих уродливых четырёх стен.       Мне тяжело вспоминать ту ночь, поэтому представляю, как неприятно Эдди копаться во всем этом. Но этот пробел нужно заполнить, он невыкрашенным пятном маячит перед глазами.       — Ничего супер интересного. Узнала, что я поступил не в тот универ, который она мечтала для меня, хотела уже забрать мои документы, чтобы я не съебал, но я оказался быстрее. У меня уже заранее все было подготовлено и спрятано, на случай, если придется сбежать. Ну, и я сбежал. Только деньги не успел снять, она карточку заблокировала.       Моргаю несколько раз, пытаясь вникнуть. Что он мне не договаривает? Что-то есть ещё, куда он не подпускает меня.       Так легко говорит об этом, но я-то помню, в каком состоянии он позвонил мне, в каком отчаянии был. Он явно не был так подготовлен к этому, как заливает сейчас.       — Расскажи лучше, как тебе здесь живется. Как универ, одногруппники? Одногруппницы? — забавно выделяет голосом. Меняет тему. Ходит по краю льда, но сильно не прыгает по нему. Держится безопасной дистанции. И мне даже обидно слегка. Когда же он запрячет свои иголки? Так хочется внутрь, в самую глубь души. Нагло, бестактно, но там, где искреннее всего. Хочется в самое сердце шандарахнуть.       — С этим проблем нет. Могу познакомить, если нуждаешься? На факультете много классных девчонок. Ты любой понравишься.       Что ж, не хочет о личном, будет о неприличном. А у меня ведь всё всегда сводится к сексу.       — Как же сильно тебя беспокоит моя сексуальная жизнь, — усмехается Эдди. Скрещивает ноги по-турецки и облокачивается ладонями в пол. Чуть взирает подбородок - дерзко, с вызовом. — У меня всё под контролем.       Я уж вижу. Но огонёк в его глазах даёт зелёный свет, и я чувствую, что он разрешает додавить, продолжать в подобном духе. А мне ведь палец в рот не клади.       — Секс отлично помогает сбросить напряжение. Расслабиться после тяжелого рабочего дня. После мозгоёбки почему бы не позволить себе немножко веселья?       В ответ Эдди улыбается. В подобных темах он чувствует себя увереннее, потому что они не такие личные. О сексе, о предпочтениях мы можем разговаривать часами, здесь нет никакой душевной глубокой подоплеки. Не нужно вытягивать на поверхность искорёженные струны души. Чисто спортивный интерес.       — Это твой ответ на все вопросы, правда? Трахнулся и никаких проблем.       Если бы. Было бы охуенно.       Придвигаюсь к нему ближе, и он насмешливо смотрит, как моя рука застывает в сантиметре от его ноги. Не могу разрешить себе коснуться. Как угодно могу стебать и намёками сыпать, но на самом деле проявить инициативу кишка тонка. Стоп-кран внутри тут же срабатывает. Это Эдди. С ним не проебись.       — А какая у тебя альтернатива? Топить себя в печали и бесполезно унывать о том, что всё равно не в наших силах изменить?       — Я что, действительно произвожу такое плачевное впечатление? У меня же всё норм. Я живу, как хочу. Это больше, чем могут позволить себе многие.       — Да уж, живешь ты как король. Слуги бегут и падают.       Эдди чуть хмурится и выравнивает спину. Вижу, как ответная колкость так и играет на кончике языка, ещё чуть-чуть и прорвет плотину.       — А что изменит, если я буду жить в шикарном доме? С прислугой и личным водителем? Стану от этого счастливее?       Мне больно видеть, как он побирается. Как вот это ему объяснить?       — Почему ты не принимаешь мою помощь? — рвётся первое, что приходит в голову и бесит больше всего. Наверное, это задевает меня сильнее остального. — Когда есть я, почему ты не можешь положиться на м е н я? Мы же, блять, друзья или просто якшаемся вместе? Тусим, потому что удобно?       Понимаю, что три года, возможно, слишком маленький срок, но доверие строится по крупицам, раз за разом. И мне казалось, что у нас было достаточно случаев, чтобы доказать – я, блин, рядом. В любой момент.       Эдди фыркает. Закатывает глаза и поднимается с пола.       Мне за шкирку схватить обратно его хочется и посадить перед собой.       Одно дело доказывать что-то его припёзднутой матери, но передо мной-то ему не нужно выделываться. Передо мной не стыдно показывать свои слабости – это мне хочется вдолбить в него.       — Когда мы уже закроем эту тему, Тозиер? Мне твои деньги не нужны. Именно потому, что мы друзья.       Одна единственная лампа горит на прикроватной тумбе (экономия электричества, блин), уже остывшая еда комом застревает в горле, поэтому откладываю подальше, и ёжусь на холодном полу, то ли от сквозняка, то ли от его ледяного тона. Смотрю на него снизу вверх, и чувствую, как закипаю.       Эдди упрямо сжимает тонкие губы и сейчас даже не представляет, как сильно похож на свою разъярённую мамку. Это не комплимент.       В квартире холоднее, чем на улице, поэтому на нём мешком висит растянутая толстовка, оголяя длинную тонюсенькую шею. Такой хрупкий с виду, но упёртый, как баран, не переломишь.       Не думая, на импульсе я подскакиваю повыше и хватаю его за края толстовки, резко тяну вниз, и его сносит моим порывом. Он плюхается обратно на задницу, и я толкаю его в грудь, чтобы опрокинулся на спину. Адреналин сразу выстреливает в голову, а сердце клокочет в горле, сжимает глотку, что едва дышу.       Эдди смотрит на меня расширившимися глазами, но не от страха, скорее от удивления. Я и сам дохуя удивлён тем, что творю.       Забираюсь к нему на колени и ложусь сверху, прижимаю к полу и ощущаю трепещущее сердце, вырывающее из груди. Из-за тока крови в висках не могу уже разобрать, моё так с ума сходит или его.       — Нихуя ты себе позволяешь, — холодно, презрительно выстреливает мне в лицо, а я воспринимаю это как вызов. Если так неприятно – что же не оттолкнуть?       Наклоняюсь к нему ближе, грудью касаюсь его груди и провокационно усмехаюсь – так как он ненавидит – уголком рта, кривовато, совершенно бесчувственно. Сука, надо заставить себя прекратить таскаться к нему в эту жопу мира, возмущаться тем, что человек выбрал сам. Его право, его жизнь. Хули мне волноваться-то?       Эдди ёрзает подо мной, пытается лечь чуть удобнее, ведь острые лопатки больно впиваются в жёсткий пол, а меня ведёт от его присутствия рядом. По телу беспорядочно то тут, то там бегают мурашки, а губы пересыхают от частого дыхания. Какое-то предобморочное состояние. Я уже сам не разбираюсь, где игра, а где реальность.       — И в кого ты, сука, такой упрямый.       Озвучиваю свою мысль едва ли не на последнем выдохе и прижимаюсь к нему своим лбом.       Эдди дышит учащённо, сбивчиво, теплые струи воздуха щекочут мою щеку, но я не отклоняюсь, прилип к нему, что хоть силой отрывай.       Пусть сам сбросит. Если действительно этого хочет.       Мне нравится его характер и когда он его показывает. Будоражит что-то внутри, когда Эдди выходит из себя. Отсюда и столько провокаций. Я даже никогда толком и не задумывался, как часто я дергаю его за хвост и почему. Потому что он охуенно привлекателен в своей злости. А мне всё хочется вытащить из него что-то тёмное, гуляющее на самом дне души. Что-то, что могло бы сблизить нас ещё больше.       — Слезь с меня.       Я не двигаюсь ни на сантиметр, и Эдди рычит. Так, что мне в солнечное сплетение будто зарядили.       Он силой приподнимается и опрокидывает меня на спину, резко, безжалостно, что я даже немного ударяюсь головой об пол.       Хватает меня за руки и прижимает за кисти, сжимает, что синяки, наверное, останутся. Блять, я едва не выстанываю. Звездочки перед глазами, и в этом тумане еле различаю его яростное, гневное лицо, глаза, стреляющие такие прекрасные молнии, что не могу придушить в себе восхищенный выдох.       Наконец, хоть кто-то может постоять за себя. Показать клыки, когда нужно.       — Больше к этой теме мы возвращаться не будем. Иначе вообще не приходи сюда.       Дико шепчет мне в лицо, а я чувствую, как немеют запястья. Что-то меняется в его лице, и он отклоняется, выравнивает спину, но по-прежнему сидит на бедрах. Пытается отдышаться, а я думаю, что Эдди и правда знает меня недостаточно хорошо. Раз всё ещё ведется на мои манипуляции.