Амнезия

— Ренджо-кун. Ренджо-кун. Тани-сан звала меня по имени, но мне хотелось только спать. Спааать… — Ренджо-кун, Ваша мама здесь, и Иши-сенсей хотел обсудить детали лечения. Ну же, просыпайтесь, — она говорила спокойно и даже монотонно, из-за чего ужасно хотелось засунуть голову под подушку. Но стоило только пошевелиться, как я понял, что у меня болит абсолютно всё. Болит плечо, которым я вчера с размаху долбанулся об столик, болит копчик, на который я приземлился, болит другая рука, в которую поставили уже многовато уколов (да и правая на сгибе как-то подозрительно ноет). А особенно зверски болит голова, буквально полыхая, и из-за этого в горле стоит противный горький комок. Мне захотелось уснуть обратно, но это было уже невозможно, поэтому я открыл глаза и апатично уставился на Тани-сан. Она сочувственно улыбнулась и медленно перевела кровать в положение полусидя. И нет, мне было не настолько всё равно на окружающее, чтобы спокойно переносить помощь с гигиеническими процедурами… Не могу сказать, что мне не нравятся медсёстры (очень даже нравятся, на самом деле), но сейчас я начинаю задумываться, что к уходу за мужчинами лучше бы допускали только мужчин! — Как Вы себя чувствуете? — спросила Тани-сан, осторожно протирая влажным полотенцем мою шею. Холодно, — Принести завтрак? Я покачал головой, с ужасом представляя, как буду есть пшёнку. Меня точно вывернет после первой же ложки… Тани-сан только кивнула и перевела тему. Кажется, ей почему-то очень хотелось со мной поговорить, будто у неё подружек нет. — Кроме Вашей мамы, здесь ещё сидит молодой человек со вчерашнего вечера. Он просто отказался уходить, представляете? Даже несмотря на то, что пришла та девочка, эм, с двумя хвостиками. Они теперь вдвоём Вас караулят, ждут, пока Вы проснётесь. Эх, если бы у меня такие друзья были, хоть в школе, хоть в универе… А то максимум, на что я могу рассчитывать — что мне принесут лапшу быстрого приготовления, если я заболею. Тани-сан сокрушённо покачала головой, начиная выполнять уже привычные мне замеры. Против воли я прислушивался к её словам и мысленно полностью с ней соглашался: действительно, не так уж много людей стало бы носиться вокруг пострадавшего друга чуть ли не круглосуточно. Нет, ну и не каждого пострадавшего пытается убить какой-то псих. А они ещё и детективы, так что, наверное, у них приказ сверху о моей охране… Я попытался выкинуть это из головы и сосредоточиться на болтовне Тани-сан, которая уже как-то успела перескочить на меню в больничной столовой. Она говорила, уже не ожидая от меня ответов, поэтому, когда я пожаловался на пшёнку, чуть не уронила градусник на пол. Но рассмеялась и пообещала поговорить на кухне о том, на что можно её заменить. — Рис тебе всё равно не светит, Кью-кун, — как-то незаметно перешла на ты Тани-сан, и когда я состроил шокированное лицо, не удержалась от нового взрыва смеха. По какой-то неизвестной мне причине её глаза так и сияли. Ей что, настолько нужен собеседник? Люди в других палатах её игнорируют? Незаметно для меня моё самочувствие сильно улучшилось, и перешучиваться с оживлённой медсестрой стало легче и приятнее. Я даже почувствовал лёгкие позывы голода, которых, честно говоря, не ожидал как минимум до вечера. Только удостоверившись в моём приличном настроении, Тани-сан наконец удалилась, пообещав позвать маму и доктора. И я получил возможность выдохнуть и вспомнить произошедшее прошлым вечером. Приступ паники, накрывший меня при мысли, что меня могут — и собираются — убить, не был чем-то необычным. Хоть от воспоминаний горели уши, я понимал, что здесь нечего стыдиться: ни один человек, побывавший на грани смерти, не может избежать, скажем так, шрамов на психике. Мне вдруг стало интересно, относится ли это и к Рю, не далее как вчера признавшемуся, что пережил ножевое ранение. Снились ли ему кошмары? Возникают ли неприятные ассоциации, когда он видит колюще-режущие? По нему не скажешь. Но, пожалуй, на первом месте в списке интересующих меня вещей стояло расследование, в ходе которого я пострадал. Они — мои друзья то есть — ведь не всерьёз собираются держать меня в неведении аж до выздоровления? Вы ещё скажите, в течение полугода, как предрекал Иши-сенсей! — Кью, доброе утро, — от двери меня окликнула мама, и я встрепенулся, выплывая из слишком бурных для моей больной головы размышлений. И как можно ярче улыбнулся ей. Мама выглядела куда лучше, чем в прошлый раз; видимо, её всё-таки смогли вытолкать домой, как я и просил. Заметив свежий прозрачный лак на её ногтях, когда она снова потеснила меня на кровати и взяла мою руку в свои, я почувствовал неописуемое облегчение. Она снова начала следить за собой — значит, ей уже поспокойнее, и я могу не бояться, что она тихо плачет, оставаясь наедине с собой. — Доброе утро, мам, Иши-сенсей! — я улыбался уже искренне, невзирая на то, что нам определённо предстоит нелёгкий разговор. Я только понадеялся, что давешнее падение не ухудшило моё состояние, и мне не продлят постельный режим. Неделя в больнице — это, по-моему, и так много! К счастью, Иши-сенсей успокоил нас с мамой: томография не выявила новых проблем, так что, как и было сказано, из больницы я выйду через неделю после моего первого пробуждения. Скосив взгляд на календарь (даже это простое действие отозвалось острой болью за глазами), я обнаружил, что сейчас у нас понедельник, а если память, вернее, её остатки, мне не изменяют, очнулся я в пятницу. Осталось всего-то четыре дня потерпеть! Постараюсь больше с кровати не падать… Большую часть рекомендаций и инструкций Иши-сенсея я пропустил мимо ушей. Нет, я ещё помнил своё обещание стать самым примерным пациентом в мире, просто это от меня не зависело: я вроде бы концентрировался, начинал слушать гудящий, как водопроводные трубы, голос сенсея, даже пытался ему в глаза смотреть, чтобы не отвлекаться… Но моё внимание тут же ускользало — или даже не ускользало, а растворялось, оставляя меня без единой мысли в голове пялиться на почти идеальный круг лица Иши-сенсея. Ну-у, думаю, мама запомнит всё, что нужно! — …закончим. Ренджо-кун, — я часто-часто заморгал, как разбуженная фонариком сова (а они моргают, к слову?), и наконец сфокусировался на разговоре. Иши-сенсей задумчиво потёр пухлый подбородок, — Я бы, разумеется, порекомендовал вам отдохнуть сегодня от посетителей, но боюсь, что вы на стенку полезете от скуки. А вам, уж простите, на стенку пока никак нельзя! — он картинно развёл руками, и мы с мамой одновременно смешливо фыркнули. Довольный сенсей потянулся и не сильно, но чувствительно похлопал меня по коленке, — Поэтому вы можете пригласить и своих друзей. Если молодой Джуничи не соврал, они здесь со вчерашнего дня сидят — потрясающая, надо сказать, усидчивость для вашего возраста! Но если устанете или почувствуете себя нехорошо, прошу не проявлять излишнего героизма и вызывать Тани-сан. Хорошо, Ренджо-кун? — Вас понял! — я поднял руку к голове и неуклюже отдал честь, не вполне уверенный, как это вообще делается. Мама и Иши-сенсей улыбнулись на мою попытку, и я понял, что неприятная даже мне самому апатия наконец полностью исчезла, уступив место желанию говорить глупости и дурачиться, чтобы окружающие меня люди и дальше улыбались. Всяко лучше тревожных взглядов и скорбных мин, как у мамы, когда она только вошла. — Тебе здесь, должно быть, ужасно скучно? — поклоном попрощавшись с торопящимся к другим пациентам сенсеем, мама невесомой лаской прошлась по моей макушке. Мне на миг захотелось прижаться к её ладони, продлевая тёплое прикосновение, но она уже убрала руку и принялась запихивать блокнот, в котором, видимо, записывала слова Иши-сенсея, в раздувшуюся от бумаг сумку. Я узнал её: в этой большой кожаной сумке мама таскала в издательский дом распечатки с подстрочным переводом, чтобы редактор мог провести быструю сверку. — Да нет, мам, — машинально ответил я, стараясь осмыслить всплывшую в голове информацию, — Я не успеваю заскучать… Да и ребята здесь… — не удержавшись, я всё-таки спросил, — А ты в редакцию собираешься? — А? Да, мне нужно сдать три главы из «Ставки на проигрыш»*… — мама рассеянно покивала, а затем резко вскинула глаза. Она приоткрыла рот, но… так и не задала вертящийся на кончике языка вопрос. Вместо этого лишь вгляделась мне в лицо, улыбнулась с невысказанной нежностью и продолжила, словно и не было этой длинной, переполненной смыслом паузы. — Мне и так позволили задержать сдачу из-за, сам понимаешь, семейных обстоятельств. Будет очень неловко ещё сильнее задерживать работу Тоно-сана! Тоно-сан — её редактор с первого дня работы в этом издательстве. Он иногда заглядывает к нам на ужин после издания очередной книги и всегда приносит целый пакет карамелек для меня. В детстве я считал его кем-то вроде личного Санты… — Передавай ему привет от меня, — я мечтательно прикрыл глаза, вспоминая нежный вкус сливочной карамели, моей любимой. Может, он передаст мне конфеты через маму? Хотя просить напрямик было бы, наверное, слишком нагло… — Ему или карамелькам твоим обожаемым? — мама проницательно усмехнулась и легонько щёлкнула меня по носу, — Я, вообще-то, и сама купить могу… — Но это же будет совсем не то! — перебил я, потирая зудящий нос, — «Карамельки от Тоно-сана» и просто «карамельки» — совсем разные вещи! Мама рассмеялась, но согласно кивнула: она тоже видела эту разницу. В конце концов, это она объясняла мне когда-то, что каждый подарок состоит из трёх частей: того, кто дарит, самого подарка и чувств между получателем и дарителем. — Тогда я поспешу, — мама глянула сначала на свои маленькие наручные часики, а затем, чтоб наверняка, на огромные часы на стене палаты, — Мне нужно быть в редакции до одиннадцати, пока доеду ещё!.. — выразительно махнув рукой, она встала и вышла в коридор, предусмотрительно придержав готовую хлопнуть дверь. Я ещё успел услышать её голос и тут же рассудил, что она, должно быть, приглашает ко мне ждущих под дверью ребят. Вспомнив слова Тани-сан, я сделал вывод, что сегодня меня караулит Мегу — а Кинта остался просто для успокоения нервов, ему же пришлось видеть вчера моё состояние после падения… К моему удивлению, стук в дверь не раздался ни в тот же миг, ни через минуту, ни даже через пять. Я переводил взгляд со стрелок часов на дверь и обратно, пока волнение перед встречей не начало переходить в нетерпение. Я легко придушил ростки раздражения и попытался отвлечься, снова осматривая палату. Взгляд зацепился за неуютно пустую тумбочку, на которой раньше стояли цветы. Вернее, пустой она казалась лишь из-за отсутствия пышного букета: на самом же деле на ней стояли новый, гранёный графин из полупрозрачного синего стекла и стакан ему в тон. А присмотревшись, я неожиданно заметил придавленный стаканом листок. С неудержимым любопытством потянувшись к нему, я тихо заойкал от боли в занемевших плечах, особенно в левом, ушибленном. Но всё же забрал из-под стакана, как оказалось, не листок, а пару плоских открыток, у верхней из которых слегка топорщился смятый уголок. В памяти тут же вспыхнуло утро второго дня, когда я проснулся от слов Мегу «я положу это здесь». Изнутри меня снова защекотали смущение и радость, которым, похоже, предстоит поселиться во мне на постоянной основе, если все и дальше будут так милы со мной! От души улыбаясь, я с интересом осмотрел первую открытку. Тёмно-синяя глянцевая карточка, на которой после вчерашнего приключения с вазами слегка расплылись разноцветные хвостатые звёзды. Перевернув карточку, я обнаружил короткую записку острым, стремительным почерком: «Желаю тебе скорейшего выздоровления. Пока ты лечишься, я успею подобрать интересное дело, так что будь готов. Наш спор ещё не окончен! Юкихира.» Я наморщил лоб и потёр подбородок, выискивая в памяти проблески понимания. Но нет, некая Юкихира и наш с ней спор остались для меня загадкой. «Дело» — значит, спор связан с расследованиями? Получается, Юкихира тоже учится в DDS? Чувствуя, что об этом гадать можно до бесконечности, я взял вторую открытку. Плотная, дорогая бумага зашуршала под пальцами, и я мельком удивился диссонансу дорогущих материалов и простенького, можно даже сказать — скромного рисунка: букет ромашек. Может, это стиль такой? Пожав плечами, я развернул открытку и прочитал куда более длинное послание, от которого, несмотря на округлый ровный почерк отправителя, у меня заныли глаза. Дорогой Кью-кун, От твоей мамы я услышала, что ты попал в больницу во время расследования. Я снова убеждаюсь, что выбранный тобой путь очень сложен и опасен; то, с каким упорством ты идёшь по нему, вызывает у меня восхищение. У меня самой всё хорошо, как и у моих братьев. Жаль только, что мы не можем провести летние каникулы вместе, как прежде. Но я не отчаиваюсь; да и некогда мне тосковать, ведь у меня теперь много занятий даже на каникулах. Пока братья отбывают срок, только я могу защитить компанию мамы. Хотя Саяка-сан, конечно, меня поддерживает. Как-то странно: в письме я могу говорить гораздо откровеннее, чем по телефону. Мне ещё предстоит хорошенько поработать над собой. Желаю тебе скорейшего выздоровления! Боюсь, у меня не будет времени навестить тебя в больнице, но сердцем я с тобой. Твоя вечная должница, Ичиносе Каору. — Ичиносе Каору… — я попробовал полузнакомое имя на вкус, смутно припоминая симпатичную скромницу с двумя косичками, с которой мы, кажется, учились вместе в младшей и средней школе, — Ха-а, а что такого я сделал, что она стала моей «вечной должницей»?.. Я страдальчески сморщил нос, когда в ответ на попытки порыться в голове она возмущённо запульсировала. Прижав ладонь ко лбу, чтобы унять горячую боль, я вздрогнул от раздавшегося щелчка дверной ручки — у меня напрочь вылетело из головы, что я вообще-то жду посетителей! — Кью, доброе… Тебе плохо?! Позвать врача? — зашедшая было Мегу затараторила и уже почти выбежала обратно вместе с большим букетом разноцветных анемон, но я успел остановить её. — Мегу, Мегу, я в порядке, честное слово! — поспешно уронив руку, которой охлаждал лоб, я поднял в воздух открытки и потряс ими, — Просто у меня глаза заболели, пока я открытки читал, ничего особенного! Застыв в дверях, она с явным сомнением осмотрела меня, кусая губу, но вскоре всё же расслабила плечи и вернулась в палату. Только сейчас я обратил внимание, что букет в её руках уже находится в вазе — должно быть, это её и задержало, ведь первая ваза из палаты стала невинной жертвой моей паники. — Тебе нельзя читать, ты разве не знаешь? — отчитала меня Мегу, сдвигая графин и ставя букет на тумбочку. От пёстрого разнообразия оттенков у меня перед глазами ненадолго вспыхнули огромные цветные пятна, но я перетерпел это, не подавая виду, — Пациентам даже с простым сотрясением лучше не читать, а у тебя целый перелом черепа и ушиб мозга! Хотя иногда я сомневаюсь, что там есть чему ушибаться, — себе под нос проворчала она, бросая на меня строгий, но и чуточку смешливый взгляд, — В любом случае, не зря же Казума принёс тебе свой плеер, пользуйся им! — Эм, да, но… Мегу, это открытки, их нет в плеере, — машинально вжав голову в плечи, я напомнил ей об этом. Мегу тут же замялась, розовея сразу щеками и ушками, выглядывающими из-под высоких хвостиков. Это было настолько очаровательно, что во мне загорелось желание подразнить её, чтобы она и дальше краснела и возмущалась. Но — нет, я же не хочу по-настоящему её обижать… Что-то этот ход мыслей кажется мне очень знакомым. Я и раньше её доводил? Или не совсем доводил, а… ой, нет, так я могу невесть до чего додуматься! Быстро вытряхнув из головы только начавшие оформляться мысли о парочках, я поспешил перевести тему. — Я тут почитал, получается, одна открытка от моей одноклассницы, а вторая? Я не помню человека по имени Юкихира, — я любопытно посмотрел на Мегу, хотя сам не знал, почему решил, что она должна быть в курсе. — Юкихира-сан учится в А-классе DDS, — быстро ответила Мегу, неуверенно садясь на самый краешек стула и расправляя на коленях юбку, — Вы с ней, мм… вроде как соревнуетесь, кто лучше в качестве детектива. Думаю, пока что Юкихира-сан проигрывает… Хотя ты вообще никогда не воспринимал это соревнование всерьёз, — Мегу неожиданно смутилась, явно что-то вспомнив, и снова поправила юбку. Хм?.. Кажется, у меня есть пара мыслей по этому поводу… — А на что мы спорили? — осторожно спросил я, наблюдая, как только-только вернувшие природный цвет ушки Мегу снова принялись алеть. Не раздумывая слишком долго, я брякнул свою догадку в лоб, — Неужели Юкихира-сан должна была показать мне свои… — Кью! — она рявкнула моё имя с такой силой, что в окне задребезжали стёкла, и я быстро вскинул руки в защитном жесте, не обращая внимания на выступившие на глазах слёзы: кажется, извилины в моей голове дребезжали вместе со стёклами. Мне было смешно и больно одновременно, но если Мегу продолжит на той же громкости, будет уже очень больно. На моё счастье, от двери послышался откровенный хохот, и мы с Мегу обернулись на вошедшего незаметно для обоих Кинту. — Чёрт возьми, а я скучал по этому! — отсмеявшись, Кинта с широкой улыбкой показал мне большой палец, — Вот теперь я верю, что ты в порядке, дружище! Он втолкнул в палату столик на колёсиках, на котором стоял, очевидно, мой завтрак. Быстро утерев влагу с ресниц, я с радостью уставился на гречку, щедро залитую молоком, — хоть и не самое любимое блюдо на завтрак, но всяко лучше пшёнки. Всё, что угодно, будет лучше пшёнки! А ещё рядом лежало крупное ярко-красное яблоко с солнечными крапинками и слегка дымилась чашка с чаем. Мой живот тихонько зарычал, явно угрожая снова опозорить меня перед друзьями, если я немедленно не начну есть, так что я задавил привычную уже тошноту (на которую даже перестал обращать внимание) и, едва дождавшись, пока ребята переставят тарелки на столик-поднос, принялся есть. Ребята смотрели на меня почти с умилением, и я чуть не подавился чаем, когда поднял глаза от столика и обнаружил эти взгляды. Впрочем, это не помешало мне доесть. Когда я с хрустом откусил от яблока чуть ли не половину сразу, Кинта нарушил молчание и заговорил с Мегу. — Эта ювелирша ведь уже приехала, да? Её будут допрашивать? — Она приехала ещё вчера, только очень поздно. Одиннадцатичасовым рейсом, — кивнула Мегу, рассеянно вращая на пальце потёртое серебряное колечко, — Но её не допрашивать будут, а брать показания. Ты же знаешь, она не могла быть причастна. — Ну, это ещё бабушка надвое с-сказала, — пробормотал Кинта, заикнувшись, когда встретился со мной взглядом. Что, моё разожжённое вашими разговорами любопытство так заметно? Ах да. Я же как открытая книга, бери и читай. Впрочем, просвещать меня Кинта не спешил, вместо этого неуверенно посмотрев на Мегу. Она выглядела такой же сомневающейся и избегала моего взгляда. — Что, ну что? — не выдержав, я поторопил их, — О чём вы говорите? Ну мне же интересно! Это просто нечестно, говорить о чём-то, что я не знаю, рядом со мной, да ещё и от объяснений отказываться! Я выпалил это скороговоркой и жалобно свёл брови, хотя куда сильнее хотелось зажмуриться от не сильной, но ощутимой пульсации в затылке. Всё-таки мне надо быть поаккуратнее с повышением голоса… Мегу прерывисто вздохнула и взяла огонь на себя. — Это связано с нашим расследованием, в ходе которого ты пострадал. Если… если ты хочешь, я расскажу тебе подробности дела, хотя нам и запретили нагружать тебя лишней информацией… — Просто мы опасаемся, что ты лопнешь тут от любопытства, и тогда милые медсестрички замучаются отчищать палату, — пошутил Кинта и сам передёрнулся от мрачности шутки. Заложив большие пальцы в карманы джинс, он прошёлся по палате, подошёл к окну и сел на подоконник, по пути чуть не сорвав жалюзи. — Я всё равно хочу знать, — сказал я, неловко вращая в пальцах половинку яблока и пачкая пальцы сладким соком. Хотя меня и грыз червячок сомнения: действительно ли мне нужно знать подробности о преступлении, которое совершил мой несостоявшийся убийца? Я ведь и без того напуган им до приступов… «Нужно,» — твёрдо подумал я, вспомнив блокнот дяди детектива и то самое правило про «не быть напуганным». К тому же, всегда лучше знать, чем оставаться в глупом и опасном неведении. Мегу кивнула и улыбнулась подрагивающими губами, будто говоря: я, в общем-то, и не сомневалась. — Дело было в Сэтагае* девятого июля, между двенадцатью и часом дня. Супруги Лейн, эмигранты из Англии, пришли домой на обед и… были убиты, — она сглотнула и нервно передёрнула плечами, — Судя по фотографиям, их практически распотрошили… Я знаю, что это малодушно с моей стороны, но я ужасно рада, что полиция позвала нас только спустя десять дней, когда в доме даже запаха уже не осталось. — Рю сказал бы, что это не малодушие, а непрофессионализм, — невесело усмехнулся Кинта и тут же поднял руки в капитулирующем жесте, — Но это не у него фотоаппарат в голове, так что, эм, только тебе решать, сколько ты можешь вынести. — Мы вообще-то не об этом говорили, — тихо сказала явно расстроенная Мегу, снова кусая уже припухшую губу. Встряхнувшись, она вернула голосу твёрдость, — И хотя я и правда не могу спокойно смотреть на трупы, позже я всегда беру себя в руки. Моя… впечатлительность ни разу не помешала расследованиям! И вообще, я думаю, что человек, который может без страха и жалости смотреть на сцены убийства, настоящий чурбан! «Это она про Рю?» — прочитал я в глазах Кинты вертящийся на собственном языке вопрос, но ни один из нас не стал его озвучивать и развивать конфликт. Не буди лихо, пока оно тихо, и всё в таком духе. — Давай дальше про убийство, — бодрым голосом спросил я, тут же резко ловя осознание: человек, покушавшийся на мою жизнь, уже убил двух людей до этого… Кажется, где-то в глубине души я всё-таки надеялся, что наш преступник — какой-нибудь воришка или фальшивомонетчик, который напал на меня просто в панике. Это значило бы, что он неопытный и никогда прежде никого не убивал — хоть какое-то утешение мишени в моём лице. Страшно. — Да, конечно, — Мегу немного успокоилась и расслабила гордо выпрямленную спину. — Согласно отчёту криминалистов, следы взлома остались на двери чёрного хода — дом, к слову, западного типа. Эмигранты, — девочка показательно вздохнула, явно повторяя слова кого-то из старших: ни этот всезнающий категоричный тон, ни жесты ей совершенно не шли, — Кроме того, в доме явно что-то искали, все вещи пусть и аккуратно, но перетряхнуты. Одежда убитых тоже в беспорядке… — она запнулась, снова бледнея (теперь Кью понимал, что совершенная память подкидывает ей фотографии из отчётов при каждом воспоминании, и искренне сочувствовал), но быстро преодолела это, — Похоже, их сначала обыскали, а потом уже убили. Казума использовал симулятор движений, это его новая программа… — Крутая штука, — серьёзно кивнул Кинта и тут же с озорным блеском в глазах добавил, — Но вы этого не слышали! Мегу прикрыла улыбку ладошкой, и я поймал себя на мимолётной мысли, что жалею об этом — улыбка у неё тоже была очень даже милая. — В общем, в этом симуляторе он восстановил движения преступника и их порядок, основываясь на «физических данных нанесённых жертвам увечий и математических вычислениях траекторий»… — Мегу перевела дыхание, беспомощно улыбнувшись моему откровенному непониманию, — И выяснил, что, во-первых, у преступника был сообщник, который удерживал господина Лейн, пока их обыскивали. А во-вторых… порядок смертей. Сначала он нанёс госпоже Лейн восемь ножевых в грудь и живот, а затем перерезал горло, хотя к тому моменту она уже была мертва… Господин Лейн вырывался, у него остались следы на запястьях… Потом ему тоже перерезали горло. Я представил себя на месте господина Лейн; представил, что меня обездвижили и заставили смотреть, как жестоко кромсают самого близкого и драгоценного человека… Эта сцена задержалась в моей голове лишь на секунду, но её хватило, чтобы внутренности сжало в холодный твёрдый ком. С новой силой накатила тошнота, и я тихонько задышал ртом, унимая судорожно корчащийся желудок. Слишком жестоко. Я даже не могу вообразить, что за больной разум способен на такое зверство! Такого… такое нельзя оставлять на свободе. Он должен быть осуждён по всей строгости закона, каковы бы ни были его причины! Омерзение и ужас, которые вызвал у меня рассказ (каково же будет на это смотреть, если мне дадут пресловутые снимки?), превратились в гнев и решимость, и я вдруг почувствовал, как растворяется в них мой панический страх перед убийцей. Не сказать, чтобы страх исчез совсем, нет. Я боялся, но теперь уже совершенно осмысленно, имея представление о том, на что способен преступник. Можно сказать, из моего страха исчезли нотки паники, сменившись разумной осторожностью. Хотя кто знает, может, это я сейчас на эмоциях вдруг одумался, а через пару часов опять нового врача испугаюсь… Заметив, наконец, тяжёлую тишину, заполнившую палату, пока я разбирался в себе, я вопросительно посмотрел на Мегу. Она выглядела встревоженной и, протянув руку, осторожно сжала тёплыми пальцами мой локоть. — Ты как? — тихонько спросила она, закусывая губу. Мне пришлось сдержать первый порыв поднять руку и напрямую вызволить многострадальную губу из её места пыток. Она же скоро кровоточить начнёт! Но Мегу моих взглядов не заметила, продолжая: — Если тебе тяжело это слышать, можем поговорить о чём-нибудь другом… — Нет-нет, всё нормально, — я мотнул головой, не сдержал болезненную гримасу и всё-таки схватился за лоб, — Оу… Но вообще-то я просто задумался, ничего такого. Давай, продолжай! — …После преступники ещё раз обыскали часть дома, запачкав всё в крови жертв, и вышли тем же путём, что и вошли: через чёрный ход. У Лейнов там густая живая изгородь, но через неё несложно перелезть, а за ней, всего через полметра, огороженная территория. Раньше там было продуктовое хранилище, но теперь участок просто пустует, а сплошной забор так и остался. Мы предполагаем, что преступники ушли этим путём, — Мегу пожала плечами, показывая, что никаких подтверждений этой версии у них нет, но она кажется лучшей из возможных. — А соседи? Соседи ничего не слышали? — спросил я, продолжая напряжённо моделировать ситуацию в своей голове. Неужели никто не слышал ни звуков борьбы, ни шума обыска? — Лейнам не особо повезло с соседями, — Кинта решил, что слишком долго молчал, и встрял в разговор, — Дом слева пустует уже месяц как, владелец в отпуске. Справа — семья… как её там, Набешима? — он почесал бровь и глянул на Мегу. — Нагамори, — поправила она и сердито сдула с лица упавшую на него прядку, — Даже не близко, Кинта. — Вот, Нагамори, — пропустил мимо ушей вторую часть её фразы парень, — Дома никого не было. Родители на работе, сын в школе, младшеклассник ещё, а дедушка участвовал в соревнованиях по игре в го. Ну, а напротив живёт совершенно глухая старушенция Хотори, которой даже слуховой аппарат не помогает. Я проверял. Кинта выразительно скривился, но мне не хотелось улыбаться. Дело без единого свидетеля и подозреваемого? Без отпечатков, следов и зацепок? Да за что же тут взяться, чтобы найти убийцу? — Что насчёт самих жертв? Может, у них есть… были недоброжелатели, какие-нибудь проблемы? — спросил я со смешанными чувствами: как детектив я надеялся, что у них были и враги, и проблемы, причём достаточно явные, чтобы о них знали окружающие; а как человек, я, разумеется, понимал, что желать такого пусть даже незнакомым мне людям — совершенно неправильно. Впрочем, Мегу легко остановила мои моральные метания, просто покачав головой. — Они были добропорядочными людьми, к тому же эмигрантами. О них мало что знали, а если и знали, то только хорошее, — Мегу поёрзала на стуле, — Могу рассказать, что известно. Лейн Майя, тридцать три года, педиатр в частной клинике. Коллеги описывают её как «усердную, словно пчёлка, и серьёзную красавицу». С главврачом клиники, Лейн Кэтрин, они были очень дружны, что и неудивительно: Кэтрин-сан — кузина её мужа, она их и познакомила когда-то. И они вместе решили открыть свою клинику здесь, в Японии, почти десять лет назад. — Вообще-то Майя-сан была полуяпонкой, если я правильно понял, — Кинта отодвинул жалюзи и залез на подоконник с ногами, устраиваясь поудобнее. Я молча понадеялся, что никому из снующих по коридору медсестёр и врачей не придёт в голову заглянуть в мою палату и увидеть это непотребство, — Поэтому они и выбрали Японию для своей мечты. — Да, именно, — Мегу кивнула, хотя и покосилась на его позу, с неодобрением поджимая губы, — Мужа звали Маркус, тридцать шесть лет, нейрохирург. Тут… не всё так гладко, как у Майи-сан, он был довольно вспыльчивым человеком. Спорил много и охотно, но никогда не переходил границ. — Ординатор назвал его «исключительно вежливым засранцем», — поделился Кинта, и я не сдержал смеха. Отличная репутация была у господина Лейн, нечего сказать! — В общем, мотивов для убийства ни полиция, ни мы так и не нашли, — вмешалась в наше веселье Мегу, возвращаясь к теме разговора, — Хотя, конечно, можно ещё десять раз всех и всё перепроверить, но… — Едва ли это что-то изменит, — задумчиво закончил я за неё, пытаясь заставить свою больную голову работать и если не обрабатывать, то хотя бы запоминать как можно больше информации, — А кто нашёл тела? — Их дочь, Эл… ри… — Мегу нахмурилась, силясь выговорить иностранное имя, — Э-ли-за-бето, а друзья зовут её Ризой. Она учится в продвинутой средней школе с углубленным изучением иностранных языков, на втором году. В день убийства у них была уборка территории в рамках подготовки к каникулам. Мегу опустила печальный взгляд. Я догадывался, что она ставит себя на место девочки: вернуться домой со школы и найти… Подавив дрожь, я оборвал мысль. Мне сейчас хватает и своих кошмаров, честно. — Вернувшись домой около пяти вечера, она от шока потеряла голос. Она… до сих пор не разговаривает, — Мегу облизнула губы, и я поспешил предложить ей стакан воды. Хотя, конечно, наливать его ей пришлось самой. — Риза-сан только спустя какое-то время смогла взять себя в руки и дойти до семьи Нагамори, а те уже вызвали полицию. Вот и всё, что нам известно. Я кивнул и зажмурился, краем сознания понимая, что сказанного мало, очень мало — из этого и выводов-то толком не сделаешь, неудивительно, что следствие на месте топчется! Но вся остальная часть моего мозга говорила, что ей вполне достаточно на сегодня. Кажется, я начинаю ненавидеть своё состояние… Вернув ладонь на лоб, я собрался с мыслями и спросил, не открывая глаз: — А что за ювелиршу сегодня опрашивают Рю с Казумой? — Кинта звучно шлёпнул себя по лбу, заставив даже меня вздрогнуть и открыть глаза от громкого звука. — Точно, про неё ж забыли! Это сестра Майи-сан, Тао Рин. Она замужем за каким-то китайским акционером, вроде у него авиакомпания там? — он снова поискал взглядом помощи у Мегу, но в этот раз она и сама растерянно развела руками, — В общем, у него расписание под завязку, а одну отпускать отказался, вот они и прилетели только вчера вечером. Я его понимаю: если она хоть вполовину так же красива, как Майя-сан, отпускать её ни в коем случае нельзя! «Дурак,» — одними губами прошептала Мегу, и я устало улыбнулся. Мне казалось, что мы разговариваем уже так долго — а часы упорно твердили, что ещё даже не время обеда… Неожиданно в дверь пару раз стукнули, и внутрь заглянула Тани-сан. — Ренджо-кун, пора на процедуры. У нас по расписанию гальванотерапия*, затем приём лекарств, — девушка улыбнулась мне и перевела взгляд на моих замерших друзей. Увидев Кинту, не сообразившего вовремя спрыгнуть с подоконника, она вмиг посуровела и поджала губы. — А вы можете вернуться в зал ожидания, — колючим тоном сказала Тани-сан, упирая одну руку в бок. Я изумился: девушки всегда поражали меня своей способностью мгновенно менять настроение и отношение. Словно в театре «перемены лиц»!* — Мы пойдём, — Мегу быстро поднялась на ноги, отряхивая юбку сзади и бегло проверяя состояние одежды, — Я буду в зале ожидания, так что как вернёшься, зови, хорошо? — А я в школу сгоняю с отчётом. Да и подработка не ждёт, я и так уже со всеми, с кем можно было, сменами поменялся, — Кинта с мученическим стоном соскочил с подоконника и сильно потянулся. Ни одна косточка в его натренированном теле не хрустнула, я специально вслушивался! — Да, хорошо, — я с улыбкой помахал им рукой на прощание, снова задвигая куда подальше свою головную боль. Размышлять уже ни о чём не хотелось, так что процедуры, на которых можно будет просто молчать и бездумно смотреть в стену, оказались очень кстати. У меня вполне получилось не думать ни о чём в течение следующей пары часов — даже болтовня Тани-сан, усердно пытающейся меня развлекать, только создавала фоновый шум в моей голове. А после приёма лекарств, среди которых точно были седативные препараты, я и вовсе уснул без сновидений. Комментарий автора *мне нужно сдать три главы из «Ставки на проигрыш» — произведение Дика Фрэнсиса. Один из моих любимых детективов. *Дело было в Сэтагае — район в Токио. *У нас по расписанию гальванотерапия — применение в лечебных целях непрерывного электрического тока низкой силы и напряжения. Гальванизация способствует улучшению кровообращения, рассасыванию воспалительных процессов, повышению иммунитета и улучшению работы мышц. Является частью физиотерапевтических процедур, рекомендованных при сотрясении мозга. *Словно в театре «перемены лиц» — китайское развлечение, хотя подробностей я не знаю. Суть, видимо, в очень быстрой смене грима и наряда. С днём рожденья меня! Вообще-то он был вчера, и пытаться совмещать вдохновение с генеральной уборкой — не самая лучшая идея, попомните мои слова. А шампанское — горькая гадость, никогда больше пробовать не буду. Не вычитано.