Метель

      Тилль мурлыкнул сквозь сон, когда спутанные волосы поворошила чья-то настойчивая ладошка. Он прекрасно знал, чья, но открывать глаза было слишком лень — хотелось досмотреть ускользающее и очень интересное сновидение, которое уже начало истаивать в просыпающемся сознании. Откуда-то сверху раздался тихий смешок, и Тилль почувствовал, как тонкие пальчики погладили его по щеке.       — Просыпайся, — позвал такой любимый голос.       Ну как после такого было не послушаться? Тилль улыбнулся и приоткрыл глаза, собирая немного расплывшийся образ в лицо Кристины. Та сидела на кровати, и тусклое зимнее солнце, пробившись сквозь занавески, падало лучами на неё. Это было восхитительное зрелище. Чуть растрепанные волосы, собранные в небрежный хвостик, по которым прыгали золотые блики. Переливающиеся, смеющиеся глаза — можно было утонуть в их глубине. И улыбка. Чистая, искренняя. Когда еще кто-то так улыбался ему? Тилль и не помнил. Образ любимой казался прекрасным видением, и людоеду было страшно даже дышать. Вдруг рассыплется.       Прошло два года. Два прекрасных года, которые были так хороши, что Тиллю сложно было привыкнуть. Поверить в то, что его жизнь изменилась к лучшему.       Что можно вот так вот просыпаться по утрам и видеть рядом улыбающееся лицо любимой. Чувствовать, как размеренно и мягко стучит в груди маленькое сердечко, чья обладательница совсем-совсем его не боится. Что можно, о боги, прикоснуться к этим тонким сладким губам и сорвать мимолетный поцелуй, который точно будет самым искренним. Это было так странно, вдруг быть не одному. Иногда Тиллю казалось, что он все еще спит, и все это ему снится. А, когда очнется, то в лесной избушке повиснет глухая тишина и пустота, а её единственный человеческий обитатель растворится, как марево тумана.       Но это был не сон. И Кристина была реальна. И Тиллю каждое утро хотелось плакать от счастья.       — Доброе утро. — Он потянулся, словно дворовая кошка, впервые попавшая в теплый дом. Ощущение гладящих пальцев никуда не исчезло, и Тилль невольно замурлыкал, когда его почесали под подбородком. И впрямь, кошка. Так бы и подлезть к Кристине, улечься на коленки и лежать, издавая громкое довольное урчание, пока любимая продолжала бы гладить и ласкать.       — Я уже успела на кухне пошуршать, так что завтрак готов. Хочешь, сюда принесу? — Кристина оторвалась от почесывания своего домашнего людоеда и потерла глаза. Это во сколько же она встала, раз сейчас только-только встало солнце? Обитатели лесной избушки привыкли вставать и ложиться вместе с окружающей природой, да и зимой всегда хотелось спать дольше, чтобы спрятаться от кусачего холода снаружи. Тиллю стало немного совестно за себя. Мог бы и пораньше проснуться, чтобы помочь любимой.       — Нет, не надо. Я сейчас оденусь и приду завтракать. — Чтобы не гонять девушку еще больше. Она и так делала слишком много для Тилля. Людоеду казалось, что он это не заслуживает. Просто не может заслужить. Вся его последующая жизнь, после встречи с Кристиной, была своеобразным искуплением, пусть и всего одному человеку.       Тилль изо всех сил старался быть человеком. И навсегда забыть о том, что когда-то было иначе. Но иногда что-то такое, прежнее, хищное поднималось в нём, и в голове мелькали мысли, которых быть было не должно. Нет, он не мог полностью избавиться от своей природы. Не мог забыть, что в первую очередь он — людоед. Но когда при взгляде на Кристину вязкая слюна накапливалась во рту, Тиллю становилось страшно. Ведь подавить себя окончательно было невозможно, не смотря ни на какие зелья и колдовство.       Стоило Кристине выйти из комнаты, мужчина тяжело вздохнул, потирая глаза. Сейчас не время думать об этом. За окном звонкое морозное утро. И не стоит портить его такими мыслями, пока Тилля не скрутило очередным приступом. Незаправленная постель осталась остывать, пока людоед отправился вслед за любимой на кухню.       — Слушай, я тут посмотрела … — Покуда Тилль смывал с себя растопленной водой утренний морок, Кристина доканчивала сервировать стол в попытке придать грубому, подстать хозяину, жилищу хоть капельку уюта. С появлением в лесной избушке девушки даже пахнуть стало иначе. Не только для людоеда, нет. Вместо тяжелого запаха еловых веток и лежалой листвы в бревенчатых стенах появился домашний аромат: горячего хлеба, чистой ткани и цветов. Такой домашний-домашний запах, который бывает лишь там, где обитатели друг друга любят. И эта любовь была везде, от заботливо застеленного белой скатертью дубового стола с завтраком, до висящего на ручке ведра полотенца. И это было приятно.       — У нас уже запасов не так много осталось. Мяса ты достанешь, а вот муки скоро станет не хватать, да и соли тоже. —  Кристина наконец оставила в покое солонку, которую всё двигала по столу. И подняла глаза на Тилля. — Я рассчитывала, что мы еще месяц переждем, но похоже, надо наведаться к Маришке в деревню. Ты как, сходишь со мной?       Эти слова заставили Тилля чуть смутиться и опять окунуться в неприятные мысли. Он прекрасно понимал, что оказавшись вновь в том месте, где ему едва не отрубили голову, опять будет мучиться ночами от бессонницы и кошмаров, перемешанных с грызущей совестью. Кристине было трудно рассчитать, сколько нужно им двоим пищи, поскольку привыкла жить одна, и Тилль её не винил. Но опять к Маришке, опять вспомнить прикосновение топора к шее… Тиллю стало неуютно.       Но надо — значит надо. И впрямь, сам людоед теперь мог питаться и мясом животных, поэтому проблем с добычей пропитания у него бы не возникло. Будь он один. Но девушке нужна была разнообразная еда, чтобы оставаться здоровой. Да и в глубине души Тилль побаивался есть только мясо. Мало ли, вдруг его опять потянет на человечину. И зелье второй раз может не сработать. А рисковать жизнью любимой людоед не имел права.       — Да, конечно. — И он согласно кивнул, глядя прямо в ясные глаза напротив.       Сани скрипели старыми полозьями. Надо бы Тиллю собрать новые, как будет время. Прямо, как вернется домой, можно будет этим заняться. Или это скрипел слишком сухой снег — в последние дни мороз крепчал, и приходилось топить печь куда жарче. Не для него, конечно. Ему-то даже зима нипочем. Людоед спокойно шагал по снегу в легких сапогах и тонкой куртке, чувствуя разве что прохладу — пылающее нутро даже без человеческого топлива было лучше любой печи. Но Кристина …       Закутавшаяся толстым шерстяным шарфом до самой макушки, в мохнатом тулупе, делавшем её в два раза больше, та отчаянно шмыгала носом и терла покрасневшие от холода щеки. Даже в нескольких слоях одежды хрупкая девушка нещадно мерзла. Тилль то и дело, пока они шли по тихим улицам поселения, на него оглядывался, боясь, что после такой прогулки возлюбленная останется где-то на дороге ледяной глыбой.       — Тебе точно не холодно? — В сотый раз переспросил мужчина, хотя было понятно, что ответом будет все то же невнятное отрицательное бурчание из-под шарфа. И Кристина уже было приготовилась издать новую его порцию, как была внезапно прервана.       — Флака! — Где-то со стороны раздался громкий вскрик, а после Тилль спешно отшатнулся, пропуская мимо себя взъерошенный белокурый комок. Пауль как всегда, без шапки на любом морозе. Парень просто влетел в закутанную Кристину, что и так едва стояла на ногах, то ли от холода, то ли от обилия одежды. Даже пошатнулась, бедная. Тилль хмыкнул.       — И тебе здравствуй. — Поздоровался он с человеком. Тот почтительно-испуганно отодвинулся и ответил смазанное «добрый день» уже с безопасного расстояния, чуть приобнимая за плечи Кристину. Не известно, почему Пауль вдруг решил так сдружиться с избранницей людоеда, тем более, когда чары ведьмы окончательно спали с жителей деревни. Но от парня исходило такое дружелюбие и радость, что ее волной смывало всех — даже Тилль улыбнулся, хоть ему и было неуютно.       А дальше…Кристину как только не трясли — по её задушенному бурчанию нельзя было сказать, рада ли она этому. Но с Паулем она кое-как общалась, пытаясь вернуться к социуму. Хотя, честно говоря, она была бы рада миру, состоящему лишь из одного её ручного чудовища. А то с умилением смотрело на приплясывания крестьянского сынка возле Кристины, и на немного перекошенное лицо жертвы дружелюбия.       — Ну как ты? Что-нибудь у тебя произошло? — Вопросы лились рекой. И не простой, а явно весенней, что имеет свойство затапливать соседние луга своими водами. У девушки с людоедом запестрело в глазах от мелькания белокурой головы. Кристина, глядя на такое, что-то произнесла, но из-за шарфа это больше было похоже на мямленье.       — Пауль, пожалуйста, встань. У меня голова кружится от тебя. — Она оттянула ткань от лица и с укоризной посмотрела на нового товарища. Слова вырвались изо рта облачком густого молочного пара.       — Ой, ты, наверное, замерзла! — Вместо выполнения просьбы выпалил Пауль. Иногда Тилль сомневался в умственных навыках нового знакомого. — Пошли ко мне, отец все равно не дома, посидишь… Те… Отогреетесь.       Парень глянул на людоеда со смутной надеждой, что тот не последует этому предложению. Кристина неуверенно взглянула на Тилля. Пауль упертый, и слово «нет» для него не было помехой. Если попытаться отказаться, то за этим последует целый шквал уговоров.       — Но мы домой собирались… Девушка неуверенно вздохнула. Но, при взгляде на умоляющее лицо Пауля сдалась: — Тилль, отпустишь? Думаю, он меня потом проводит до опушки. А дальше я сама доберусь, наверное. Это не так сложно. Да и правда согреюсь.       — Ну, если ты не против остаться, то конечно. — Людоед развел руками и поправил шарф Кристины. Отговорить Пауля было невозможно, но и ему Тилль все же доверял. Парень оказался самым вменяемым после ведьмы и не побоялся завести дружбу с «выкормышем людоеда», как иногда бросали Кристине в деревне. А Пауль вместо этой унизительной клички прозвал худенькую девушку Флаке и старался помочь ей возобновить отношения с людьми. — Главное, чтобы ты нормально добралась.       В ответ на это Пауль просиял, и не успел Тилль опомниться, как остался один на улице, обдуваемый всеми ветрами. Ничего не оставалось, как со вздохом взять санки и пойти к лесу. Все равно надолго возлюбленная в гостях не задержится, зная её характер.       Только вот, Кристина не вернулась через два часа. И через четыре. Солнце начало потихоньку клониться к закату, золотя своими краями насупившееся небо. Пока не скрылось за собравшимися облаками, что грозили скорой метелью. Те набухли и посерели, лишь немного окрасившись сверху в золото. Еще немного — и окончательно потемнеют, как и все вокруг. Тилль сначала надеялся, что возлюбленная просто задержалась. Не могла же Кристина… Но беспокойство не уходило, превращаясь сначала в тревогу, а после — в удушающий страх. Мужчина старался успокоить себя, занимаясь выстругиванием новых полозьев для санок перед камином. Но руки дрожали, и черные когти то и дело срывались, оставляя на мякоти дерева борозды. Придется перестругивать. Но заниматься этим у людоеда уже не было сил. В трясущихся руках полозья переломились, и Тилль резко встал.       Ждать более он не мог. Как и девушка не могла задержаться так надолго. Тилль чувствовал, что что-то случилось, и волнение жгло его каленым железом, подгоняя вперед. В начавшуюся метель он выбежал даже без куртки.       На улице начинал зарождаться зимний ад. С неба падали уже не большие мягкие хлопья, что размеренно спускались бы на землю, а секла сплошной стеной мелкая ледяная крупа, от которой начинало гореть открытое лицо. В такую погоду находиться вне дома было попросту опасно. Это смотреть на метель через окно, пока ты защищен прогретыми бревнами избушки хорошо. А в лесу это было смертельной ловушкой для всех, кого застала метель.       — Кристина! Крис… — Тилль закашлялся, когда в лицо бросило пригоршню снега. Дыхание на мгновение перехватило, но людоед не обратил на это внимание и с хрипом перевалился через очередной сугроб. — Кристина, отзовись!       Но вокруг слышалось лишь завывание ветра. Мужчина добрался почти до самой деревни, чьи огни светились в темноте. Не замерз Тилль лишь благодаря нечеловеческому организму — внутреннее тепло было сильнее холода. В отличие от хрупких людей — на улицах деревни было пусто. Лишь фонари болтались на столбах, и пламя билось внутри огненной бабочкой. Круги света падали на запорошенные порожки, где уже даже не осталось свежих следов, все занесло.       Тилль с трудом отыскал среди одинаковых домиков с резными ставнями тот, что принадлежал Паулю. И, завалившись на крыльцо, постучал в дверь так, что та заходила ходуном. Казалось, даже сам домик мелко задрожал от смеси гнева и страха лесного чудовища. Которого трясло не меньше. От этого грохота едва слышные голоса внутри резко прекратились. Через метель и толстые стены Тилль не мог услышать биение сердец, но был уверен — пульс подскочил у всех обитателей.       Послышались мелкие шаркающие шаги, задребезжал засов. И дверь едва приоткрылась, выпуская полоску света, освещавшую ореолом седенькие волосы маленькой женщины. Та сквозь метель не сразу заметила нависшего людоеда, но, когда огромная фигура проступила через ночной мрак, мать Пауля побледнела, а глаза ее распахнулись в ужасе. И, прежде, чем Тилль успел сказать хоть слово, женщина ретировалась, пустив к крыльцу сына. Тот высунул так же немного испуганный, но любопытный нос на порог.       — Тилль? Что-то случилось? — Мальчишка удивленно обозрел людоеда, что едва сдерживал раздражение.       — Где. Кристина. — А тот резко наклонился к парню, заставив его вздрогнуть. Нет, конечно, ничего бы Тилль ребенку не сделал. Но вид чудовища, чьи алые глаза светились в снежной буре, не придавал уверенности. Потому и рука Пауля на косяке на секунду мелко задрожала.       — К-как, где? — Хотя, возможно, задрожала она из-за вопроса — на лице человека мелькнула искренняя тревога. — Она же ушла два часа назад. Она должна была быть у тебя!       Голос Пауля дал петуха, когда он произнес последние слова. А у Тилля все внутри ощутимо похолодело. За два часа на морозе можно стать трупом. Две пары испуганных глаз посмотрели друг на друга. Тилль проглотил острый ком в горле, и брови его сползлись к переносице. — Как ушла? Как, два часа? Где она тогда!       На секунду переживание за Кристину, смешанное с гневом, взяло верх, затапливая разум алой пеленой. И людоед сам не заметил, как когтистой лапой вцепился в шиворот мальчишке, подтаскивая его к себе. В глазах Пауля мелькнул ужас и он не сдержался — всхлипнул, тщетно пытаясь отцепить от себя когти. Что благо держали лишь рубашку.       — Я не знаю, честно! Я проводил её до опушки, как и обещал. Она должна была вернуться еще давно, там же нельзя заблудиться, она знает дорогу. Пожалуйста, Тилль! — И тут за спиной у человека послышался тихий женский голос:       — Отпусти брата. Он говорит правду. — Тилль резко перевел взгляд за спину дрожащему то ли от холода, то ли от страха, человеку. Из-за двери выступила молодая, но явно старше мальчишки девушка. Толстая бледная коса ее была наполовину расплетена — видимо, она готовилась ко сну, но визит людоеда прервал приготовления. — Твоя … Кристина давно ушла, и брат не виновен в её исчезновении.       Было видно, что девушке тоже страшно, но она изо всех сил пыталась сохранить спокойное лицо и смотрела прямо в глаза мужчине. Тилль выдохнул, отпуская воротник тут же юркнувшего к двери человека. Пауль отступил к сестре, впрочем, закрывая ее на всякий случай собой от людоеда. Они могли постоять за себя — мелькнуло в голове.       — Хорошо. Поверю. — Мужчина склонил голову, но глаза его тускло светились из-под бровей так и невыплеснутыми эмоциями. Ему хотелось рычать, хотелось рыдать, смеяться — что угодно, лишь бы унять бушующий в черепе океан. Но вместо этого людоед молча развернулся спиной к двери. Та захлопнулась, и желтый прямоугольник света на снегу исчез.       И Тилль вновь остался наедине с вьюгой. Кажется, его потрясывало от легкого озноба. Все же, холод пробрался под сердце, и теперь студил как разум, так и тело. Но Кристине наверняка было еще холоднее. Сколько неподготовленная девушка может провести на холоде, пусть даже в теплой одежде? Тилль сжал зубы до того, что они чуть не двинулись в своих гнездах. А самое главное, он не чувствовал запаха Кристины. Море других, которые создавали сеть в воздухе деревни, расползаясь к домам, где скрылись жители, но не его любимой. Кристина то ли потерялась в этой какофонии запаха, то ли её тонкий аромат растворился слишком рано. Но найти её Тилль не мог.       Мелькнула мысль — может, попросить помощи у Маришки? Но что она сделает, если она скорее травница и ворожея? Снять заклятие или навести новое, запудрить людям мозги — это ее стихия, только поиску это не поможет. Это людоед здесь хозяин леса и знает все лесные дороги… Дороги!       Глаза Тилля распахнулись, и ветер не преминул бросить в них хлопья пурги. По щекам потекли слезы от боли, но Тилль не сдержал восторга. Конечно же, дороги. Ведь кроме новой, проложенной к избушке тропы была еще и старая, более короткая, хоть и спрятанная в лесной чаще. Наверняка Кристина пошла по ней и заблудилась, сбившись на одном из поворотов. Глотнув обжигающе-холодного воздуха, мужчина сорвался на бег.       Кристина выдохнула уже даже не плотное сизое облачко дыхания. А легкую дымку, которая не могла согреть озябшие пальцы. Перчатки не спасали, и иногда она их снимала, чтобы хоть немного спасти руки от скорого обморожения. Легкие ныли от глубоких вдохов — метель проморозила и их. Наверное, если она выживет, то сляжет с воспалением. Хотя. Вряд ли она выживет.       Поток мыслей прервала выступившая из-под земли коряга, которую девушка не заметила. Нога зацепилась, и Кристина с размаху полетела в снег, лишь чудом не разбив себе лицо о лежащий рядом ствол поваленного дерева. Хорошо, что успела выставить перед собой руки. Правда, кожу на ладонях содрала о грубую кору, а следом обжег налипший снег. Но эта боль была ничем, по сравнению с усталостью. Девушка попыталась было встать, но руки подломились. И она бессильно рухнула обратно на покрытое снегом бревно. У неё больше нет сил. Она потратила их на то, чтобы пробраться через высоченные сугробы, вытаскивая ноги из вязкого плена.       Дальше она идти не сможет. Девушка с трудом повернулась и оперлась спиной о бревно, все равно одежда промокла насквозь. И сползла на землю, закрывая глаза. Наверное, это конец. Какая глупая смерть — замерзнуть, заблудившись в уже родном лесу. Ресницы были такими тяжелыми… Они весили целую тонну от налипшего на них льда, и держать глаза открытыми было так сложно. Кристина даже не пыталась с этим бороться — бесполезно. Она не чувствовала холода, лишь сильное желание заснуть. И она ему поддалась, позволив сознанию ускользнуть. Последнее, что девушка увидела перед собой — большое темное пятно, которое склонилось над ней.       Руки у Тилля дрожали. Нет, не от холода, как можно было бы подумать. Страх согревал лучше любой одежды, когда мужчина осторожно приподнял безвольное, потерявшее сознание, тельце. Дрожали и губы, изрядно искусанные за эту ночь. Метель резала снежинками по щекам, размазав вытекшую из прокушенной губы кровь. Тилль сглотнул, чувствуя, как обожгло охрипшее от крика горло. Только бы он успел.       А в какой-то момент, увидев лежащее у корней дерева заметенное тело, он подумал, что опоздал, и сердце на секунду остановилось. Но нет, Кристина еле слышно дышала, хоть щеки у неё и побелели от холода. Услышать её пульс людоед бы не смог — настолько безжизненной казалась девушка. На секунду внутри всколыхнулась запоздалая ярость, выросшая из паники. Тилль моргнул. Нет, для нее точно не время. Как бы его не било дрожью от страха за единственное дорогое ему существо, сейчас нельзя было поддаться эмоциям, иначе Кристину он больше никогда не услышит — времени было мало. Еще немного, и девушка замерзнет у него на руках.       В эту секунду мужчина был готов проклясть себя за то, что поторопился, и не взял куртку. Ему было даже не согреть бездыханное тело — он просто не успеет дойти до дома по такой метели. А тепла тела явно недостаточно. Думай, думай. Мысли лихорадочно закрутились в голове. Как отогреть замерзающую девушку, если нет возможности даже развести огонь, ни одежды, ни источника тепла, надежнее, чем сам Тилль. Как доставить возлюбленную в безопасности? Хотелось плакать, но Тилль лишь сильнее впился зубами в истерзанные губы, покрытые кровавой коркой, которая сочилась сукровицей в рот, заставляя сглатывать розовую слюну.       И в эту секунду одна безумная мысль вспыхнула в черепе. Нет. Никогда. Людоед сжал зубы до скрипа. Эту идею он не будет даже рассматривать. Мозг знал только одно достаточно горячее, замкнутое место в непосредственной близости от самого людоеда, где могло поместиться человеческое тело. Его желудок. От одной только мысли, что его сознание позволило себе предложить проглотить Кристину, Тиллю захотелось вогнать себе остро заточенный нож под ребра и вырезать этот орган напрочь.       Эти годы — неужели все было зря? Неужели он так и не смог избавиться от своей звериной натуры хотя бы в отношении любимой? Тилль мог понять, почему ему трудно привыкнуть к новой жизни, мог принять то, что он никогда не будет полностью похожим на людей, мог иногда поддаться воспоминаниям, будившим внутри неясный голод. Но он хотел оставить навсегда в прошлом эту тягу по отношению к Кристине. Забыть, как первой их совместной ночью желал спрятать внутри себя это сокровище, потому что знал — ему трудно противостоять этому желанию.       И сейчас внутри сгорбившегося людоеда словно что-то разбилось. Прижимая к себе задеревенелое тельце, он остро ощутил морозный сладкий запах. Как той ночью, когда у него чесались зубы от желания навсегда оставить себе этого человечка. Тилль благодарил небо за то, что его желудок тогда был полон, и он не поддался этому, не понимая, с каким огнем играет. Жесткие от снега локоны Кристины выбились из-под шапки, и пушистая прядь на секунду коснулась губ. Тилль едва сдержал всхлип.       Он совершенно не знал, что делать. Времени было слишком мало, каждая секунда приближала девушку к гибели — еще немного, и её будет не спасти. Людоед перевел полные слез глаза на умиротворенное белое лицо. У него нет времени. Совсем нет. И других идей тоже нет, лишь шанс, что риск оправдается. Тиллю даже не было известно, может ли он хоть как-то сдержать себя от переваривания того, что попадает ему в брюхо, не говоря уже о том, выживет ли девушка после такого. И сдержится ли потом от того, чтобы снова не вернуться к прежнему. Если Кристина умрет от его рук… Тилль ни секунды не задержится на этом свете.       — Прости, пожалуйста, прости меня. Прости… Прости… — Горячий поцелуй на секунду согрел прохладную щеку, но тут же улетучился, истаяв на морозе. С подбородка мужчины сорвалась слеза, оставившая после себя колючую ледяную дорожку. И еще. И еще. Тилль сморгнул этот ворох влаги, пытаясь разглядеть сквозь него и запомнить дорогое лицо. Если… Если он ошибся и больше никогда её не увидит…       Губы как можно мягче коснулись бледной щеки, заскользили по ней и распахнулись, вмещая в себя человеческую голову целиком. Тилль до боли развел челюсти, чтобы не коснуться Кристины зубами. Он никогда не был нежен со своими жертвами, и каких трудов ему стоило сделать первый глоток, уберегая любимую от опасно трясущейся челюсти. Да и всего мужчину определено потряхивало, что еще сильнее усложняло процесс. Не облегчал его и поток слез, которые Тилль всё не мог остановить. Но постепенно, голова человека вместе с цапающей нёбо шапкой, оказалась в горле.       И небо, как же это было восхитительно! Мягкая, нежная человеческая щека казалась морозной сладостью, которую нужно было распробовать получше. Тилль на мгновение забылся, и язык его скользнул вниз по шее девушки, пробираясь под шарф. Инстинкты превозобладали над разумом, благо, в эту секунду бессознательна Кристина издала тихий хрип, и расширившиеся было зрачки людоеда резко сузились. Внутри поднялась волна омерзения к себе, стоило Тиллю понять, что он делает. Животное. Он не должен наслаждаться этим!       Но природа была сильнее, и, пропихивая тельце девушки дальше, Тилль не удержался, чтобы не стянуть с неё куртку, и не скользнуть языком по оголенной коже. Лишь бы у него хватило сил её выпустить. Кристина на свою беду была такой же прекрасной не только внешностью, но и вкусом. Или это чудовище внутри изголодалось по живой плоти. Но кроме этого пугало людоеда и кое-что еще.       Тело Кристины было холодно, как лёд. Тилль почувствовал, как выморозило глотку, когда холод передался ему. С каждым глотком это ощущение усиливалось — невольно становилось страшно. Выживет ли девушка после такого было не ясно, но Тилль был готов отдать ей все своё тепло, лишь бы она жила. Он же старался сглатывать тощее тельце как можно скорее, чтобы непокрытая более курткой спина не промерзла еще сильнее. Это помогало — спустя несколько томительных минут Кристина начала проваливаться в желудок. Людоед задрожал, когда горячее нутро обожгло морозом. Но даже это не могло достаточно согреть любимую — она ощущалась безжизненной, не считая неровно рваного дыхания.       Мужчина осторожно запрокинул голову, позволяя остальному телу Кристины погружаться внутрь, распирая собой тугие стенки желудка. Хотелось надеяться, что девушка не задохнется и не захлебнется едкими желудочными соками внутри. Но вместо этого в голове Тилля набатом билась мысль, что ему хочется больше. Он не сдержался, и одна рука скользнула на округлившийся живот, поглаживая его, проминая податливую плоть. Кристина была совсем небольшой, по сравнению с прошлыми жертвами, а потому брюхо людоеда не ощущалось заполненным до края. Тилль и впрямь будто проглотил нежнейший десерт, который хотелось смаковать, наслаждаясь вкусом, а не нажираться им до отвала.       Нет, нет… Он не может сравнивать её с едой, он не может сравнивать её с прошлой добычей. Тилль застонал, то ли ли горечи, то ли от наслаждения. Он не сможет смотреть Кристине в глаза после такого. Если девушка еще выживет, конечно. Мужчина старался на остатках самоконтроля не повредить хрупких костей, не наставить синяков, хотя где-то они все равно останутся. Втиснутые внутрь руки уперлись во влажную складку желудка, и на коже проявился неясный отпечаток. Лапища людоеда, поддерживающая брюхо, по сравнению с ним казалась просто огромной. Еще немного… Челюсти напряглись, пытаясь пропустить стопы, с которых Тилль снял дубовые от холода ботинки.       Вот и всё. Рука проводила исчезнувший в горле комок, и Тилль окончательно остался один среди метели. Ладони обхватили живот, чувствуя, как пару раз двинулась и замерла девушка внутри. У мужчины перехватило сердце от горечи. Он даже не узнает, если с Кристиной что-то случится. Поэтому медлить было нельзя, и, придерживая ноющий от позабытой полноты живот, людоед спешно ломанулся в запорошенные снегом ветки, чтобы срезать дорогу, изо всех сил стараясь не отвлекаться на эйфорический дурман в голове.       Кристине снилось море. Безбрежный и холодный, северный океан бился о такие же бесконечные скалы. Иногда волны скатывали в него огромные серые глыбы, что откалывались от берега, отчего человека обдавало брызгами. От этого хотелось поежиться, но Кристине было все равно — море убаюкивало, и единственное, чего хотелось, так это провалиться на еще более глубокий уровень сна, где не будет докучливого шума ветра и прилетающих брызг. Чтобы волны сомкнулись над ней, и она погрузилась в непроглядную черную глубину, где её никто не достанет. Километры воды над головой заглушат шум остального мира и погрузят её в тишину. Кристине так хотелось тишины.       Откуда море в таёжном лесу?       Море словно стало теплее, теперь оно было южным, нагретым полуденным солнцем до того, что в воздух поднимались удушливые горячие испарения. Дышать ими было тяжело, за каждый вздох нужно было бороться, втягивая пропитанный солью и кислым запахом гниющей рыбы воздух. Откуда в снегах тепло? Кристина хотела было повернуться на другой бок, потому что лодку начало сильно качать волнами, и вода заливалась прямо ей в лицо. Но не смогла толком развернуться — руки уперлись в нечто склизкое и обжигающее, как те же смердящие и горячие от гниения внутренности рыбы. Откуда здесь это?       Под пальцами пульсировали мелкие личинки. Они закапывались в склизкую плоть, чтобы выбраться снова. Они сочились слизью, и руки Кристины скользили по ним. Но ей было некуда деться — лодка была полна гниющего мяса, и личинки сыпались из него нескончаемым потоком, погребая человека под собой, забиваясь в нос и заклеивая рот своей вязкой массой. Она не могла дышать. Кристина в панике попыталась оттолкнуть эту кишащую груду от себя, но стоило только ей дернуться, как неустойчивая лодка перевернулась, и она хлебнула отвратительно кислой от трупов, прогорклой морской воды.       Глаза девушки распахнулись, и вместо неба вокруг оказалась непроглядная тьма. А вот все остальное осталось прежним. Склизкие, пульсирующие стены облепляли со всех сторон, отчего в голове мелькнула мысль, что она таки умерла и попала в ад. Чем это могло быть, если не гееной огненной — с Кристины катились ручьи пота от дикой жары, а воздух едва выходило прогнать в легкие, настолько он был горяч. Еще и паника захлестнула на горле удавку, отчего ей показалось, что сейчас она снова потеряет сознание. В ту секунду, когда она и правда была готова лишиться чувств, окружение вдруг задрожало сильнее, и девушку окутал густой знакомый голос.       — Кристина? Ты меня слышишь? Пожалуйста, успокойся, хорошо? Все нормально. Тебе ничего не угрожает. — Конечно, последнее было ложью, Тилль не был уверен, что возлюбленная находится в безопасности. Но правду сказать он боялся еще больше. Девушка дернулась внутри, пытаясь найти источник звука. Но это было невозможно — казалось, что голос людоеда окружает со всех сторон. Панику это несколько уменьшило, хотя Кристину все еще трясло на грани с обмороком.       — Ч-чт… Что со мной? Где я-я? — У неё дико кружилась голова от отвратительного зловония и тряски. Все вокруг сокращалось и переворачивалось, отчего её вертело, словно корабль во время шторма. Она то и дело налетала лицом на что-то влажное, либо падала всей спиной в жидкость в районе ног. Окружение вдруг странно зашумело, как кузнечные меха во время розжига. И тут Кристина поняла … — Т-тилль? Т-только не гов-вори мне, что я-я…       - Прости. Прости меня, если сможешь, но у меня не было другого выхода. Я не знал, что мне сделать, не знал… Это был единственный способ тебя спасти. — В голосе мужчины звучало настолько искреннее отчаяние и неподъемная вина, что в Кристине на мгновение что-то дрогнуло. — Если бы я мог, я бы обязательно выбрал что-то другое. Но ты… Ты была почти трупом, у меня не было времени. Прости меня за это.       — Значит, э-это не попытка меня у-убить? — девушка нервно усмехнулась, пытаясь удержаться в одном положении, чтобы вязкая секреция не затекала ей в глаза. Руки скользили по мягким стенкам, и теперь она точно знала, что, а вернее, кто, её окружает. И от этого было еще страшнее. Да, конечно, Кристина смогла что-то принять, с чем-то смириться. Но глубинный страх смерти нельзя было заглушить голосом разума. Первые ночи после спасения Тилля Кристина проводила без сна, ведь, едва сомкнув глаза, погружалась в кошмар — в жутком сне оживали все надуманные сцены, где хрупкое человеческое создание пожирали заживо. Потом кошмары прекратились, но образ остался. И сейчас, борясь за каждый вздох горячего воздуха, сжатая пульсирующим тесным желудком, Кристина не могла поверить, что это происходит наяву. Пусть даже для её спасения.       Громкое и почти рыдающее «нет» на её слова заставило дернуться от неожиданности, и девушка вновь оказалась вверх ногами, едва не погрузившись в жгучую жидкость. Открытую кожу сразу стало припекать, и Кристина изо всех сил уперлась ладонями во влажные складки, пытаясь перевернуться.       — Я не… Я бы никогда не смог так поступить.       Тилль врал. Он нагло врал сам себе, прекрасно понимая, что именно этого он и хочет сейчас больше всего. Закончить начатое, чтобы последний вздох самого дорогого человека навсегда принадлежал ему. От усилившегося внутри движения перед глазами возникали круги, отчего идти приходилось по мышечной памяти. Людоеда едва ли не трясло, когда ладони упирались изнутри в плоть, тщетно пытаясь раздвинуть тугие стены. Он бы хотел переживать это вечно. Но совесть билась внутри, как бабочка об оконную раму, и заставляла его прибавлять шаг. Бежать Тилль боялся, чтобы не повредить девушке что-нибудь напрягшимися мышцами. Снег бил в лицо от широких быстрых шагов, стекая по щекам ледяными слезами. То ли от стыда, то ли от наслаждения.       — Только… Только б-быстрее, прошу. Мне дыш-шать тяжело. — Кристина смогла перевернуться в обратное положение, чувствуя, как горит лицо. И отнюдь не от эмоций — кожа покраснела и начинала нестерпимо зудеть. Остальной голове досталось меньше — спасли волосы. Хотелось надеяться, что они не вылезут после того, как она окажется в безопасности. Если окажется, а не застрянет тут до конца жизни, что может наступить очень скоро — дышать и правда было трудно. Кристина не соврала, воздух словно с каждым вздохом становился все более спертым и полным кислого зловония. Из-за непроходящего ужаса дышала девушка глубоко и часто, что не исправляло ситуацию. Вряд ли в запасе у неё осталось больше пятнадцати минут.       — Пожалуйста, потерпи еще немного. — Перед Тиллем замаячило черное пятно, что постепенно увеличивалось в размерах. — Мы почти пришли.       Будь он налегке, ему бы хватило и десяти минут, чтобы добежать до избушки. Но значительный вес в брюхе отягощал и так слишком медленные шаги. Ладони скользнули на живот, пытаясь облегчить передвижение. И, пусть Тиллю было страшно в этом себе признаться, но ощущения двигающегося тела под руками ему снова понравилось. Снова, как в первый раз, когда он решился проглотить живую добычу. И после долгого перерыва было только слаще чувствовать, как вспухает и натягивается кожа, чтобы потом вновь разгладиться, как вжимаются изнутри тонкие коленки, а спина человека давит на остальные органы, ерзая из стороны в сторону.       Хватит, хватит… Голос разума устал биться в голове, пытаясь заставить людоеда не отвлекаться. До избушки оставалось совсем немного, и, чтобы справиться с собой, Тилль ускорил шаги, насколько было возможно. Из-за этого живой груз в желудке то и дело кидало в разные стороны и трясло, отчего девушка вновь дергалась и едва слышно шипела. Хотя бы так можно было узнать, что она жива. Чтобы не тратить драгоценный воздух, Кристина не могла рыдать или стонать от боли в раскрасневшихся ногах, которые стояли полностью в желудочном соке, и в остальном теле, которое то билось о стенки желудка, то сжималось ими так, что нельзя было даже отодвинуть нависшую, истекающую слизью складку.       Еще немного… Тилль влетел на крыльцо, не попадая трясущимися руками в замок. От страха он было намеревался и вовсе сорвать его с мясом. Но дверь открылась, впуская его в натопленный дом. Мужчина сполз по косяку на пол, придерживая вздутый живот. Он не знал, как извлечь проглоченного человека обратно, особенно, когда организм совсем этого не хотел. Но промедлению было не место — Кристину и так сдавило со всех сторон плотью, отчего изнутри донесся тихий всхлип.       — Сейчас, потерпи, пожалуйста. — Тилль вложил в пасть пальцы, пытаясь заставить себя протолкнуть девушку в обратную сторону. Еще никогда ему не приходилось срыгивать проглоченную добычу — тело трясло от напряжения и поднявшейся тошноты. Но вместо того, чтобы выплюнуть Кристину, Тилля только встряхивало от боли внутри. Внутренности словно накрутили на кулак и вытягивали из него. Одна, другая — приступы спазмической боли вынудили людоеда согнуться над полом. Благо, хоть Кристина замерла, не мешая процессу. Но как же это было больно… На висках Тилля вспухли вены от напряжения. Он не сможет.       Его настигла новая волна спазма, от которой мужчина чуть ли не коснулся головой пола. Но в следующую секунду он почувствовал, что горло расперло изнутри. Глаза заслезились — организм людоеда не был на такое рассчитан. Проглоченную девушку выталкивало наружу против всего биологического строения. Наверняка после этого боль останется надолго. Тилль невероятным усилием заставил себя выпрямиться, чтобы случайно не сломать любимую. Пасть сама собой распахнулась, и на свет показались покрасневшие тонкие кисти рук. Слишком медленно. Кристину потянули вперед под тихий скулеж сверху. И вот, она растянулась на полу перед заходящимся кашлем Тиллем.       Живая, и принявшаяся спешно оттирать с себя жгучую слизь, Кристина так же не могла отдышаться, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Лишь почувствовав, что легкие больше не жжет изнутри, она повернулась к Тиллю. К которому наконец вернулся контроль над телом. Взгляд испуганных глаз встретил девушку, словно тогда, при едва не разыгравшейся в этом доме сцене убийства. Только в этот раз напуган был Тилль. Кажется, еще секунда, и он бы разрыдался от разрываемых его изнутри противоречивых мыслей. Какая-то его часть ведь наслаждалась произошедшим, мелькнуло в голове у Кристины. Но какая моральная мука, должно быть, сопровождала это наслаждение.       — Тилль… — Она потянулась вперед, и на дощатом полу остался влажный след. Тонкие пальцы почти успели коснуться щеки, но…       — Не надо! — Людоед резко отдернулся, едва не ударившись затылком о приоткрытую дверь. Та с громким скрипом захлопнулась за его спиной, отчего мужчина вздрогнул и отвернулся. Взгляд его словно боялся наткнуться на глаза напротив. С дрожью в голосе, мужчина выдавил: — Пожалуйста. Я не могу. Я не могу так. Мне стыдно даже смотреть на тебя. Я слишком виноват…       Но его слова прервали. Пусть и не без внутреннего содрогания, но Кристина подползла к нему, царапая коленки о доски. И, переборов себя, уткнулась носом в грудь. Прямо под ухом явственно билось о прутья ребер чужое сердце. Кристина научилась кое-чему за это время. Например, брать на себя ответственность в те моменты, когда некому было ее нести. Все-таки, она выросла с их первой встречи. — Всё нормально. Т-ты ни в чем не виноват.       Голос её немного дрогнул, когда руки Тилля обвились вокруг неё в ответ. Но девушка подавила всплыший внутри ужас, который вызвали объятия. Это напомнило её состояние несколько минут назад — наверное, желудок людоеда будет сниться ей в кошмарах снова. — Я сама поступила глупо. Ты просто сделал то, что мог, чтобы я осталась жива. — Голова стала будто чугунной — оторвать ее от груди мужчины было невероятно сложно, и Кристине пришлось приложить все возможные силы, чтобы взглянуть Тиллю в лицо.       — Я не хочу, чтобы ты меня боялась. — Горячий шепот обжег светлую макушку. Мужчина не выдержал направленных на него голубых глаз. Это было больнее, чем получить стрелу в сердце. — Я не хочу снова оставаться один. Иногда я закрываю глаза и представляю, что тебя нет. И мне становится незачем жить. Словно только с кем-то я могу быть полноценным. Целым.       Тилль перекривился от этого слова, но смог продолжить после томительной паузы. — И иногда это желание быть полноценным слишком… Сильное. Мне страшно за тебя, но при этом… Я. — Он рвано вздохнул, словно собираясь с силами перед прыжком в глубокую воду. — Тогда я не хотел тебя отпускать. Чтобы навсегда оставить все правильным. И мне было приятно. Как никогда в жизни. И от этого еще хуже сейчас, потому что эти мысли… Они ставят тебя на одно место с…       Он не смог продолжить и лишь сильнее зарылся носом во влажные волосы, крепко зажмурившись. Тиллю так не хотелось видеть. Ему так не хотелось смотреть на свет, который должен был погаснуть после таких слов. И, наверное, так бы и остался навечно, если бы Кристина не подала голос.       — Ты думаешь, я не знаю, что живу с людоедом? Или, что я настолько тупая и не понимаю, отчего ты иногда бросаешь на меня такие голодные взгляды? — Предупреждая открывшего было рот для новых извинений Тилля, она подняла палец. — Дай скажу. То, что ты, естественно, имеешь такие желания, для меня не новость, знаешь ли. И я пока, как видишь, все еще здесь, в твоих объятиях, пускай мне все еще страшно. Но я никуда не ушла. Если подумать, то может, это говорит о том, что я тебя понимаю и не хочу бросать, что бы ты ни чувствовал и какого бы вида не был?       Она подняла бровь, и обожженая рука легла Тиллю на подбородок, заставляя открыть глаза и смотреть. — Я еще в начале знала, кто ты. И мне хватило времени, чтобы изменить своё мировоззрение и перестать быть трусишкой, которая всего боится. Точнее, сколько бы я не боялась, моя любовь будет сильнее страха и предубеждений. Я не для того с арбалетом в руках стояла и тебя спасала, знаешь ли.       Кристина громко фыркнула, пытаясь отогнать скопище грызущих воспоминаний, что старых, что новых. И устало прикрыла глаза, окончательно сползая в руки Тиллю. — Если не сложно, дотащи меня до кровати, пожалуйста. Я пока не очень ходячая. И не начинай снова извиняться, а то обижусь.       Голос её скатился в неясный бубнеж, и девушка глубоко зевнула. Тилль подавил в себе желание поцеловать эти тонкие обкусанные губы — все еще не чувствовал себя вправе. Лишь крепче обнял, чтобы поднять почти невесомое тельце. Это еще не конец, наверняка через час у Кристины поднимется температура, и окажется, что она все же серьезно простыла… Но это через час.