Души твоей окна.

Вечером девушка, сидя, вместо уроков, написала на листке свои размышления, почти вылившиеся в стихи. Которые друзья прочитали, случайно увидев перед ужином, пока Кира нехотя зубрила конспекты, а Илья слушал во всю громкость музыку в наушниках. Весь ужин они не разговаривали. Она даже спасибо не сказала, когда уходила, просто легли спать, не встретившись. Муромов не спал, он лежал и смотрел в потолок. Наутро перед ней громко стукнула о стол тарелка с молочной кашей. Завтрак. Сменкина схватила эту тарелку, почти намереваясь её разбить о голову рыжего. — Тш, — он жёстко перехватил её руку, поставил тарелку назад и ушёл, ни слова никому не сказав. Сменкина не притронулась, встав, отвернувшись к окну, она сложила руки на груди, глядя на зиму за ним. — Ну поешь пожалуйста. — попросил Вик. — Ты вчера только ужинала, — добавил он. — Да на завтрак чай, — пробубнила (почти что) Велл. — Или нам тебя кормить за маму, за папу? — в игру вступил и Фил. Кира, разом схватив всю тарелку, просто выпила содержимое, так же громко поставив, её глаза метали огонь ярости. Арт видел это. Он посмотрел девушке в глаза и уставился в свою тарелку. — Вот и умница, — как мамочка сказала Велл, и будь у неё, а не около Фила, салфетки, она бы как маленькой подтёрла ей ротик, добившись милой улыбки девушки. Но… Сменкина развернулась, бросив: — Жду вас, — пошла одеваться. Громко хлопнула дверь. Девушка вздрогнула, парни стали мрачными, Фил и Велл только выдохнули, Вик расстроенно коснулся своего лба, зажатой в руке ручкой ложки, её кончиком. Илья ушёл в школу. Но от того, КАК сердце Киры кольнуло. Сменкина уже закрыла на ключ дверь их дома и она шла уже по дороге в школу впереди, всюду на последних листьях и деревьях лежал снег, кроме этой дорожки, почему-то. Кира вздохнула, уже подходя к школе. Друзья ничего не спрашивали. Они все увидели Илью. Парень стоял и смотрел в небо. Он ни слова не сказав, даже на весёлое, тут же ставшее таким, как за утро, лицо Фила, развернулся к друзьям, на миг пересекшись взглядом с Кирой. — Поела? — она промолчала на его напряжённый взгляд. И вошла в школу, ничего не сказав, но в тот миг двоих как будто пробило разрядом молнии. Оба вздрогнули. Она провела ладонью в воздухе, очертив контур его скулы. Глаза Муромова блеснули болью и такой же яростью на неё, а в её сейчас скорее было сожаление. «Очень жаль, что всё уходит навсегда». Кира вспомнила свою строчку. Илья развернулся вокруг себя и пошёл с остальными. Вечером она записала её. Снова столкнувшись с ним взглядом, он прошёл мимо на кухню, он ходил как привидение. В его глазах была ненависть за её нелюбовь. Друзья подошли сзади из-за спины. — Что это ты делаешь? — спросил Арт. — Знать бы, — пространно ответила Сменкина и ушла в свою комнату, закрыв дверь и так и оставив там этот лист. Друзья прочитали новые строчки. Велл прочла вслух. Вик вздохнул. — У одной писательский талант прорезался, — начал Фил, — А этот вообще ходит как призрак отца Гамлета, — сказала Велл. — Тень, — поправил Вик. — Да разница-то какая? Главное, что они оба сходят с ума! Одна не говорит ни слова, второй ненавидит. Класс, вообще, дожили! — Прекрати истерику закатывать, Фил! — прикрикнул на друга Вик. — И с этим надо что-то делать, — Арт уже во всю думал. — Что тут сделаешь? — вздохнула девушка. — Упёрлись рогом! — она недовольно сложила руки на груди. — Мы что-нибудь придумаем, — сказал Арт. — Пойдёмте, чай попьём, — слышался звук гитары, Илья не на кухне. — Хоть успокоимся, — предложила не слишком радостно Велл. — Угу, — пробубнил Фил. Арт бросил на него взгляд. Вик удручённо, хотя старался этого не показывать, поднимая голову, но взгляд был пустым и одновременно заполненным болью за друзей, поплёлся за ними. Все были напряжены. Утро было кошмарным. Скандал из-за рубашки. Сам же себе дырку прожёг, паста у него для зубов кончилась тоже именно сегодня, гитара Мещерякова — и та расстроена, немного, но всё же… вот и взорвался. Они были удивлены, как живыми из дома ушли. Посуды побили много, особенно, когда в Киру полетел утюг, а в лицо его белая рубашка и ему пришлось надевать старую, так, что чуть её без рукавов не оставил, как потом она нервно поставила на трельяж в подставку свою расчёску, что зеркало жалобно зазвенело. Днём ходили чернее тучи, вечером тоже ни слова, легли в разное время, умывались по отдельности, разве что вечером, она кинула ему в лицо на кресло заштопанную аккуратно изнутри, что невидно рубашку, а он выкинул её в кухонное окошко на мороз и закрыл окно. Она спустилась, пробив его злым сверкнувшим взглядом. — Больше я для тебя ничего делать не буду. — А я не просил! — проорал Илья на весь дом. Она и так поняла, и так была в ярости, на последней стадии. Но он добавил: — Сам как-нибудь разберусь, без тебя! — когда друзья уже хотели вмешаться, она, до этого смиренно терпя, отпустила побелевшей рукой перила лестницы и быстро прошла к парню. Зарядила ему пощёчину. — Не смей Так со мной разговаривать, — это было хуже крика. Она быстро ушла. — Я спать. Илья стоял и ошарашенно держался за щёку. Всю красную. Первая пощёчина в его жизни. Кира прошла от окна по комнате и завернув пояс своего, как у него, халата, села за свой стол, перевернула лист, записала на нём: — Эх… — она посмотрела в потолок: «Да, это был не лучший вечер». Посмотрела на окно. Вспомнила рубашку в лицо, его крики. «И не заладилось с утра.» — А говорят, что время лечит… — она тихонько повторила строчку. И зачеркнула её резкими штрихами несколько раз. Перевернула лист, посмотрела на край стола, где лежала чистая тетрадка. — Нет. Так, — и переписала текст, чуть изменив порядок. Она вздохнула. Стук в дверь. — Войдите! — Можно? — Привет, Велл, — та уже прошла. — Ты всё пишешь? — как-то странно вздохнула девушка. — Да уже нет. Слушай, я ложится собиралась… у тебя что-то срочное? — А? — она мельком глянула в ещё раскрытую тетрадь. — Нет-нет, я лишь хотела узнать, как ты, — заботливо говорила Велл. — Всё хорошо, — это был быстрый, чуть резковатый ответ, чтобы сгладить и избежать вопросов, Кира сказала: — Спокойной ночи. И тут же потянулась. — Спи, воровка, — улыбнулась тихо ей Велл и вышла из комнаты, закрыв дверь. Кира вздохнула, поднялась с края небольшого красного кожаного пуфика у двери своей комнаты и прошла к столу, закрыла тетрадь и легла спать.