Души твоей окна.

Утром, вечером и ночью Проходят дни и тлеет время. Я прогоняю тебя прочь, В свой город боли на мгновенье. Наутро белая вода Смывает дождь, но он растает. И разорвётся навсегда Тот миг, когда с тобой мечтали. Брызги лета бьют в глаза, Холодным снегом обжигает. Неба горькая слеза Моё дыханье разбивает. Закипает в венах кровь, Мне полсекунды до тебя, И разрывается любовь В холодном пламени огня. Ещё шла мелодия, а Илья зашептал ей, постепенно тихонько напевая, он просто закрыл глаза, вздохнул и посмотрел в её. Рассветом неба бирюза Свои объятия развеет Звезды хрустальная слеза Осветит наш холодный берег Первый шаг навстречу ей Ты помнишь, как она шептала Твои сомненья перед ней, А в зеркалах твоё начало. Омоет раны белый снег И скроет город под ногами И ты останешься на век Рабом её души желаний Последний холод тёмных глаз Увидеть и уйти так просто Но небо не разделит нас А за спиной — Дорога к звёздам, — ответила неожиданно Кира. — Ты умница. — Спасибо, ты тоже. Илья… — Постой. Я… закончил песню, но ведь можно продолжить историю? — Ты о чём? — она изогнула бровь. — Ты мне очень нравишься. — Илья, ты ведь… — Я пытался забыть, как мог, честно. Я был с другими, но я не смог. Я не могу тебя забыть, ты всё, о чём я способен думать, я написал сочинение о тебе на уроке русского языка, его прочитали прилюдно, а мне даже не было стыдно. Когда я увидел тебя в окно с тем парнем… — Ты ревновал, — почти рыкнула Кира. — Мне стало больно. — Больно? — удивилась девушка и невольно прислушалась внимательнее. — Очень больно. Я ощутил такую пустоту внутри… как будто моё сердце вырвали и не собираются возвращать. — Илья… — Прошу, не сбивай. Я и сам собьюсь. Я… правда, тебя люблю. Я всё время вижу тебя перед глазами. Между нами никогда ничего не было, но… ведь не значит, что не может быть? А я больше не могу. У меня такое чувство, что я с тобой в очень долгой ссоре. — Ссоре? — Сменкина попыталась повернуть его лицо к себе и посмотреть под чёлку в глаза. — Да. Я и сам удивлён, но… у меня никогда никого не было из девушек, с момента, как ты приехала в гостиницу, ребята с тобой притащились, прикольно, но видеть тебя день и ночь перед глазами, желать доброго утра, выполнять домашнее задание, когда ты рядом. Чувствовать твою поддержку на конкурсе, вылезать утром через чёрный ход, когда уснул в школе и ты нашла меня, а потом встречать с тобой рассвет. Вместе, понимаешь? Всё время вместе. Я научился засыпать и просыпаться с твоим именем, а жить без тебя так и не научился. Потому что невозможно это — видеть тебя, когда ты уходишь, слышать твой голос и молчать, не смотреть тебе в глаза, не касаться случайно твоей руки на лестнице, на расстоянии от тебя находиться невозможно. Я пару раз Арта твоим именем называл. — Арта? — чуть не рассмеялась Кира. — Ну, да. Когда проснулся, и он сидел рядом, а я был в состоянии алкогольного опьянения… — ТЫ ПИЛ?! — Да, прости. Мне надо было успокоить себя перед дурацким этим радиоэфиром, а я в тот день ещё тебя видел с этим… — Успокоил? — Нет. — Что? — она удивилась. Парень приблизился. — Ты мне нравишься, — сказал тихо Илья и поцеловал девушку. — Кто Тебе Разрешал? — отстранилась Кира. — Ты, правда, мне очень-очень нравишься, за твою душу. Ты не надобишься мне как игрушка, ты мне очень нужна, чтобы быть счастливым самому и дарить это счастье тебе. Жаль, я только недавно это понял. Арт был прав, когда сказал, что я забочусь только о себе, я не понимал, но сейчас всё изменилось. Я изменился. Ради тебя. И если ты оттолкнёшь меня, я не знаю, что я буду делать. Я, наверное, сброшусь с крыши или… — Только попробуй! — она сама поцеловала Илью. — Кира… — Ты тоже мне нравишься, — прошептала она. Илья улыбнулся, снова поцеловав её. Он мог сколько угодно прятаться за сарказмом, с которым теперь только с ней и разговаривал. А сердце не спрячешь. И когда его скололо болью, Арт почувствовал, что умер. Он убит. Фил заметил его бледность. — Чувааак?.. — Валидола не найдётся?.. Арт заледенел перед этой картиной. Если раньше Илья, то теперь. она сама… Черных медленно положил руку на спину приятеля и кажется, обжёг кожу. Человек может гореть изнутри? Сквозь вопли музыки Кира обернулась, как на зов. Будто ей орали в уши лет семь, и она впервые услышала. Мещеряков мертвецки улыбнулся. В его глазах читалось только: «Спасибо, Сменкина». Вик, Велл… Все смотрели на Арта, как на больного, а больной улыбался только более жизнерадостно. А что оставалось? Он потерял её. Окончательно. Бесповоротно. Без-воз-врат-но. Улыбка кажется задела уши. Арт включил песню Ильи — погромче. Помирать, так уж с музыкой. Все друзья улыбались, а двое снова танцевали в кафе, не замечая никого и ничего вокруг. 3 года спустя… — Кир, а когда он тебя целует, это ощущение отличается… от меня? — Тебе какое дело? Прекрати меня преследовать и караулить у Меда. — Прекращу. Когда смогу. Понимаешь, эти отношения были для меня болезнью, от которой я остался зависим. — Илья, ты до сих пор меня… Прости, Муромов. Прости… — она обняла парня и тут же почувствовала боль, до которой сжали её спину. Кира отстранилась. И отошла. — Я поняла только недавно, что ты со всеми своими задвигами мне сейчас не нужен. — Жестоко. Только ты тоже мне не нужна, хоть я и до сих пор люблю тебя. Я понял это, когда мы помирились. Ты поцеловала меня, а я ничего не ощутил. — И ты три года мучил меня? Ты мерзавец, Муромов. — Под стать тебе! — Что?!.. — Слушай сейчас внимательно и смотри, челюсть не урони, Сменкина! — он смягчился. — Сядь, Кир. Лучше сядь. — Куда? На снег? — Ну, могу колени подставить, — пожал плечами парень. — Обойдусь. — Ладно. Занавес, начало, мотор, старт… как тебе привычней? — Скажи уже как-нибудь. — Знаешь, в те, наши школьные годы… я был третьеклассником только, когда первый раз влюбился. И это знал Арт. А ещё Фил знал, Вик, даже Марья Степановна. И только ты не замечала ничего… Я должен был умирать один. Ну и ладно, это была приятная смерть. Сначала. Пока я не понял, в какую сеть ты меня затянула! Я заметил тебя раньше! Раньше, чем он! Но ты же гордая, ты была близка только с тремя придурками-игроманами! Я попытался честно подойти к тебе, а ты как только заметила, что я на тебя смотрю, с кулаками налетела и разозлилась на меня... Я влюбился. Никогда не видел такой милой злости. Если до того я ходил по этой любви аккуратно, по краешку, как по луже, то теперь ты утопила меня с пяток по макушку! — он улыбнулся потерянно. — Я был не против. Я начал привлекать тебя на расстоянии — ноль внимания. Ты бросала такой взгляд только на Арта! — Я никогда не бросала на Арта взглядов! — Я не слепой и не бесчувственный!.. Ладно. Мне хотелось увидеть разные выражения твоего лица. Мне нравилось наблюдать за тобой, когда ты с друзьями — злая, смешная, спокойная, милая, особенно с братом. Когда птиц у школы кормишь — заботливая такая, улыбчивая… Я слепо надеялся получить частичку этой твоей заботы. Как ты думаешь, почему ваша компания никогда не убирала кабинет? Чтобы ты могла делать, что хочешь, я согласился убираться за весь этот ленивый класс. И соглашался год за годом. Ты уходила почти последней всегда, но хоть бы раз заметила, как я иду за шваброй! Так нет же! — Мне не хотелось замечать. Всё, что я видела — как ты оскорбляешь моих друзей! Приятно?! — Кира скрестила руки от мороза на груди. — Но я никогда не оскорблял тебя! — указал на неё Илья и отошёл на прежнее расстояние. Посмотрел в небо. Зимнее такое, красивое. — Только твоего брата, но это чтобы увидеть какие-то эмоции на твоём лице. Только Не Это Постоянное Безразличие! Ты же меня убивала! Я каждый раз выплывал, в ожидании твоей руки, а ты лишь изредка протягивала мне мизинец. Как подачку какую-то! И я принимал… А ты опять не видела. И я начал наблюдать за вами почаще. Из каждого угла, за вашей четвёркой. Меня заметил Фил. Он мне такое выговорил! А потом как-то подгадал момент и выкрал мой телефон. И стёр оттуда всё, что было связано с тобой! Ты хоть знаешь, сколько раз я тебя фоткал из угла, как больной какой-то?!.. Ты блин смеялась с этим белобрысым, когда он тебе этот случай с моим телефоном рассказал. Я тебе тогда улыбнулся. И снова, снова и снова. Я тебе рукой часто махал, перестал доставать Вика, чтобы братца твоего любимого не трогать, сердечко тебе не рвать… А то что ты мне рвала каждый день!.. — Илья выдохнул. — Я только Арта доставал, до самых кишок, это хоть немного отвлекало от мрачных мыслей. Я же голову себе сломал! Что ещё для тебя сделать? ЧТО?! Стол со стулом в столовой для тебя зарезервировать?!.. А ты заметила Арта. И меня, одновременно. Как ни печально. Я не сдавался. У тебя одной была самая чистая парта. Никаких жвачек, никаких этих долбанных записок… Ха, популярная девчонка, которая этого даже не заметила. Но я знал, что если ты эти письма счастья прочитаешь… в общем мне не надо было ещё больше соперников. Мещерякова хватало. Он же не отходил от тебя! Вы даже танцевали вместе, я тогда так мяч в вас хотел запустить, а на следующий день, когда увидел, как вы двое у школы перешёптывались, думал подойти, воткнуть руки в твою парту до ногтей и во всё горло в лицо тебе заорать: За что ты так со мной поступаешь?!.. Я не сделал ничего, промолчал. Ушёл, только плечом тебя зацепил, больно. Чтоб хоть на один вечер след от себя в твоей жизни оставить. Ты хоть о синяке подумаешь, меня плохим словом припомнишь… Потом все эти школьные вечеринки, это ведь я от тебя всех желающих отваживал заранее. Чтобы тебе было удобно стоять у стенки, покачиваясь под музыку и рубиться в свои игрушки по телефону. Ты — у одной стены, а я наблюдал за тобой из центра зала, пока меня староста трепала со своими танцами. Но тебе ж хорошо было, тебя никто не трогал. Подумаешь, какой-то рыжий парень глаз с тебя не сводит? Закрылась телефоном и хорошо. — Илья набрал в грудь воздуха. — Ну… я как-то подумал-подумал и стал учиться изо всех сил. Может, хоть отличника ты заметишь! И ты получаешь двойку. Я думал, что за помощью обратишься, я же в школе этой торчу постоянно! Я годами дравлю полы и чищу доски, я бы позанимался с тобой или сказал тебе время и кабинет. Когда прийти, к кому… чтобы ты пересдала работу учительнице. Даже поговорить с ней пытался. Ну не мог я тебя от этой двойки защитить! Как?! Если ты не готовилась! Я бы написал за тебя и подложил, но почерк у меня слишком заметный… И что делаешь Ты? На моих глазах просишь помочь Фииила! Да я чуть под парту не рухнул! Я был разбит. Просто уничтожен. Я учиться не мог, жить не мог, есть не мог, спать… Я голову себе сломал! Что ещё для тебя сделать? Что?! Школу взорвать, которую ты так ненавидишь?! Или по улице за тобой бежать с криками и табличкой на груди: «Это сделал я!» ЧТО?! — Илья… Да надо было просто сказать. Зачем ты мучился? Почему ты не подошёл ко мне? — Кира была слишком ошеломлена, чтобы выдавить из себя извинения, вставшие в горле острым ножом. — Как? Ты с ними! Вокруг нашей принцессы охрана из трёх рыцарей! — размахивал руками Муромов. — Ты мог вызвать меня на разговор. Илья, у тебя решение было перед носом! — Кира перехватила его руки, немного погрела в своих и выпустила. — Перед носом у меня была стерва, которая ничего не видела! Ты думаешь, я тебя реально боялся? Да мне же нравилось вот так играть с тобой! Мне хотелось просто иметь чуть больше прав в твоей жизни. Как они трое. И я иногда вот так играл с тобой, как будто очень тебя боюсь. Я даже смеялся пару раз, когда ты меня на землю свалишь. Чтобы ты наконец увидела во мне человека. А не тень от шторы! — Я видела в тебе человека! Хорошего человека! Я считала тебя достаточно адекватным и пыталась убедить в этом, но парни меня не слушали. И я… как-то незаметно приняла эту эстафету такого отношения к тебе. -… Спасибо. Ты всегда была честной. Я за это тебя просто обожал. Ты даже Арта могла осадить! Но не кулаком, твои удары были только для меня… Даа, вот таким мазохистом ты меня и сделала. Ладно, ставь мне фонари, я согласен ходить и щуриться от боли. Но не отбирай у меня возможность хотя бы каждый день видеть тебя! Но нет — ты мне и тут кислород перекрыла. Напрямую говоришь, чтобы я даже не прищуривался в твою сторону! Ты была моей единственной отдушиной в школе и в жизни. И ты закрываешь эту форточку, через которую я дышал — собственными руками! Я медленно осознаю, насколько я предмет в твоей жизни. Неживой такой, но выкинуть тебе его жалко. Я настолько закрылся за те годы, так поменял себя внутри, преломил как ветку, что ни с кем вообще не общался и не разговаривал! Хорошо мне было вот так разрываться?! Да я как и ты ненавидел эту школу, сборище идиотов вокруг меня и учёбу! Только я знал, что даже если бы стал неформалом, готом к примеру, ты бы и этого не заметила! — Слушай ты, влюблённый заметливый парень! Я тоже улыбалась только тебе, а ты этого не понял! Я была с тобой рядом три года, почему ты мне этого не рассказывал? — Да потому что я знал, что ты вернёшься к нему. Ты по-прежнему на него смотрела, когда перед тобой стоял я. Я же видел, что твоё сердце было не со мной. — МОЁ сердце было не с тобой?! Или твоё?! Я хотела остаться с тобой, чтоб ты знал. Но если ты по-прежнему ненавидел тех, кто был мне дорог, не дороже тебя, но я любила их, тогда как ТЫ мог любить меня? Я не слепая и не глухая! Арт смирился, а Фил и вовсе устал отражать твои атаки и почти с тобой не говорил! И это называется друзья?! Что ты пытался доказать? Ты сам всё разрушил, Муромов. Не я. — Значит, я ещё больший мерзавец, чем считал себя. Тогда и ты прости, Кира. Но моё отношение ничего не меняет. Ведь я заслуживал всего этого больше, — вздохнул Илья. — Больше, чем Арт! Что ОН сделал для тебя? ЧЕМ пожертвовал?!.. А тот случай, ты вспомни, как ушла в другую школу на несколько месяцев. Мы встретились на улице, я пытался поговорить с тобой, подбодрить немного, ты и слушать меня не стала… — оба вздохнули ни по одному разу. — То сообщение, несколько вопросов по живому уголку были моей последней попыткой. Я был мёртв, с кучей ответственности на плечах. И без тебя. Всё, нет Ильи. Он убит. И меня заметили. И кто бы подумал — ты. Наша снежная королева. Разбитого, хромого, втоптанного в грязь, что ты не уставала делать год за годом. Ты мне руку протянула, что-то объяснила, что-то скрыла, но мне было достаточно, с горлом просто! Я хоть и зажёгся на некоторое время как спичка, но я уже ненавидел тебя. Любил и ненавидел! Ты, блин, разделила меня пополам! Взяла меч и разрезала! А потом сшила, неаккуратно так, что я распадался постоянно, между любовью и ненавистью. Мы были вместе и процентов на сорок пять я был впервые за всю свою жизнь счастлив! Ха, оживили, доктор Кира! Спасибо вам! — Муромов сделал нервный поклон. — А потом наше примирение. И вдруг что я вижу? Твой единственный и неповторимый — объясняет мне что-то, в друзья набивается. И умирает. За тебя, за себя, за меня даже! Наконец-то, кто-то другой умирает, а не я! Но я увидел себя в твоём этом Арте в тот момент. Прямо за твоей спиной. Эту… Несчастную тень! Самого себя. Я никогда не думал, что мне будет так жалко того себя. Маленького, глупого себя! Настолько, что просто… И я не выдерживаю. Я отпускаю тебя. Будь ты уже с ним или с кем хочешь. — Я хотела извиниться, но… Ты издевался над собой, ты издевался надо мной. И главное — ты, несмотря на все свои чувства так и не перестал издеваться над моими друзьями. Над Артом — зачем? Арт хороший друг! А я не знала, как ему помочь! — Зато ты все те годы знала, как НЕ помочь мне… Весёлая у меня жизнь была, правда? Будет, что в старости вспомнить. — Свою старость ты явно проведёшь в одиночестве, ты такой гад, Муромов. — Какой есть. — Огради Меня от Своего Внимания, — отрезала Кира. — Таскай с собой Арта, если увижу его, сам уйду. Ты даже меня не заметишь. Как не замечала… — Мне пора. Меня ждёт Арт. Спокойной ночи, ИЛЬЯ. — Да не злись ты. Было и прошло. Спокойной ночи, Кира. Только сначала ответь всё же на мой вопрос. Я это для будущего спрашиваю. Я… не знаю, сколько ещё девушек переберу, не могу же у всех спрашивать? А ты — была моей первой… и остаёшься. Ты мне ближе всех. Кир, ну ответь ради всего, что было. Или я это всё придумал и мне в пору стреляться?! — Я не знаю. Не думаю, что чувства были поддельные. Ни мои, ни твои тем более. Просто… они изжили своё. И по поводу твоего вопроса… Никогда не сравнивала поцелуи. Но… ощущение абсолютно разное. Ладно, пока, Илья. Мне пора… И, — она остановилась, не смогла уйти. Вдруг захотелось поплакать. Выплакать его горе, которое он хранил на сердце в те годы. Поэтому. Только поэтому она сказала: — Ты разлюбишь, Муромов. Ты ещё будешь счастлив. — Ага. Пока… — дверь наконец захлопнулась. — Давай, разбивай моё сердце. Каждый день, когда я вижу тебя, разбивай. Если ты — моя доза, я буду твоим фильтром. Бей, что есть силы. Я хочу быть квитым с тобой… — прошептал парень и опустился на колени в снег. Подхватил на плечо ремень сумки, поднялся и пошёл по обычной улице, в обычный вечер, чтобы завтра оказаться у этого здания снова. Кира лежала, уткнувшись в плечо парня с момента, как вернулась. — Что случилось?.. Опять Илья?.. Иди сюда, — он притянул и крепко обнял её, окружая одеялом. — Ты не отпустишь меня? — Я никогда тебя не отпущу, — прошептал Арт. — Давай, клади голову мне на плечо. Я буду обнимать тебя, пока ты не уснёшь, а потом, честно, отодвинусь на другой край. — Ага, — усмехнулась Кира. — А утром мы проснёмся, уткнувшись друг в друга, с переплетёнными ногами, в объятиях, сравнить которые можно только с тисками. — Точно, — он глухо рассмеялся. — Арт, ты думаешь, Илья совершил глупость, когда не сказал, а я повторила её, потому что не ушла сразу? — Нет. Потому что я не считаю тебя глупой. И ты мне не нравишься, — девушка вздрогнула. — Ой… А я люблю тебя. Я давно понял, но не мог сказать при нём, пока ты была с ним и выбирала его, а не меня. — Ты считаешь, я совершила… ммм «ошибку юности?» — подобрала Кира и застыла на следующие несколько минут. — Я совершил. — Что? — Кира приподнялась и посмотрела в лицо парня. — Я должен был закидывать тебя сообщениями поддержки. Просить и просить о встрече, по ночам, утрам и вечерам. Я должен был быть рядом с тобой, когда тебе требовалась эта поддержка, а был он. Я такой плацдарм ему открыл! И я не заметил, что на этой широкой дороге вас было двое. И ты повернулась к нему. — Арт, на этой дороге и правда двое. Только ты и я. Ты и я, слышишь? Никого больше. И никогда не было. Если Илья — это Рубикон, мы перешли его. — А Вик? — Ни Вика, ни Фила, ни Велл, ни Муромова. Никого. — Фил как-то сказал, что я медленно умираю. Как же наш с тобой друг был прав. Я же остался один, как дурак и даже ЭТОГО не понял! С Энвеллом покончено, я подгадываю момент и признаюсь тебе. И ты мне всё объясняешь. Ты подожгла меня. — Подожгла? — не поняла Сменкина. — Я обещаю тебе примириться с Ильёй, а самому так больно, как будто ты меня предала. А ты-то не виновата. Я — тот дурак, который молчал ни один день, а 2 года! Я должен был просто вызвать тебя на честный разговор, один раз наступить на горло своей гордости! Но… правду говорят, у влюблённых глаза блестят. Я смирился. Вернее, мирился каждый день. Видел вас и мирился, и мирился. Я потерял свой собственный блеск в зеркале, но ты же счастлива, а кто ж против? И только потом я понял, что это потому, что твоя душа осталась в досягаемости от меня, ты меня не отпустила тогда и твои руки на моём горле, а я так и вовсе никогда не отпускал тебя. Потом ваше тяжёлое и длительное примирение. Даже почти подружились, вроде… Илья как-то сидел неживой и я дал ему послушать пару треков, которые ты раньше слушала, а он стихи написал. Дааа, романтик парень, ничего не скажешь. А потом меня в ювелирный потащил. Издевался, что ли? Я представил вашу свадьбу. Знаешь, если бы я пришёл туда, наверное бы, прям там упал. И всё. Ну разве я виноват, что сердце нельзя вырвать? Было одно «но»… я никогда у тебя таких глаз не видел, вот и смирился. И тогда я понял, я РЕАЛЬНО смирился! Я готов был бежать к тебе, рассказать об этом. И тут ваш союз распадается. Знаешь, я умирал, глядя на вас. Мне стало так больно за тебя, за то, что он так с тобой поступает. Я сгорал изнутри. Я даже не приближался к тебе, не касался, не говорил, не думал… нет, старался не думать. Я хотел, но боялся, что сделаю ещё больнее. Пока Вик не сказал, что ты — свободна, а я — пережил всю твою боль за тебя. Это был первый раз, когда он не улыбался, говоря со мной. Я был убит. Всё, нет Артёма. И потом вдруг ты протягиваешь руку и улыбаешься. И пламя, которое меня пожирало как закуску, останавливается. Остаётся вот этот маленький уголёк, который колотится в лихорадке о рёбра только благодаря тебе… Ты зеваешь, как будто я тебе сказку рассказ… — ему затыкают рот, Арт наслаждается поцелуем. Кира отстраняется, смотрит внимательно, изучающе. — Ну и как я тебя брошу? Если ты САМ нужен мне. Ай, глупый, расслабься, я же рядом с тобой. — Дааа, — он обнимает в ответ и понимает, что ещё немного ближе — и одному из них перекроет кислород. И так каждое утро. Но он не может отпустить, не может дышать тише, не может отодвинуться хоть на миллиметр. Они оба никогда не смогут. — Ещё помурлыкай… — А помяукать не хочешь? — он увернулся от руки, поймал и поцеловал ладонь. — Ладно, за завтраком расскажешь, как день в Меде прошёл. Давай спать. Спокойной ночи, Кира, Кирочка, — она снова вздрогнула. — Сменкина, люблю тебя. — И я тебя люблю, Мещеряков, — хмыкнула она, утыкаясь носом в знакомую цепочку, съехавшую ему на плечо. — Ммм, убери свою цацку. Если ночью я от психологического голода приму тебя за бутерброд, не хочу закусить твоей цепочкой. Он рассмеялся и уткнулся носом в подушку. — Утром тебя будут ждать блинчики. Спокойной ночи, любимая. — Спокойной ночи. Любимый. …