Мой Лорд Каин. Том 1. Кровь и Серебро

      Колонны Носгота       При солнечном свете он выглядел еще хуже, чем ночью. Весь в кровище, дерьме и грязи. И его совершенно не волновала ни резкая смена часовых поясов, ни возможная слежка, ни собственный внешний вид. Он явился, сложил оружие на камни постамента, тут же грузно, бряцая железом, плюхнулся на ступени и запустил пальцы в слипшиеся, потерявшие серебряный цвет волосы.       Я не стала попусту болтать. Будет время, и будут встречи. Сойдя с плиты Колонн, я присела к ближайшему чистому сугробу и принялась за работу. Плотные юбки и плащ спасали от местного холода, как, впрочем, и родной организм — кхаэли переносят легко что жару, что морозы. Я сняла тонкую перчатку, заткнула ее за пояс, сконцентрировала энергию в пальцах, красновато засветившихся под напором готового родиться огня. Воздух вокруг руки начал стремительно теплеть, а снег — таять. Телекинез подхватывал капли, собирая в прозрачно сверкающую сферу. Она медленно, но неуклонно росла под пристально-заинтересованным взглядом Каина. Подняв голову, он внимательно следил за мной, игла хищного взгляда, казалось, пришпилила меня к месту, а там, куда она незримо упиралась, откровенно зудело. Кто иной бы занервничал, а я только повернулась так, чтобы он мог видеть, что я делаю.       Радовало, что его глаза снова были голубыми.       — Зачем? — коротко спросил он.       — Умоешься хоть немного, — улыбнулась я. — От тебя несет потрохами.       — И ты так спокойно об этом говоришь…       — Чему ты удивляешься?       — Женщины обычно не переносят вида кишок и крови.       — Так мне и самой убивать доводилось.       Конечно, я лукавила. Убивать-то доводилось, но… не в этой жизни. А память имеет свойство стираться с перерождениями, и хорошо, если сохраняется обрывками. Происходит это далеко не с первой жизни и лишь тогда, когда душа накапливает достаточно сил, чтобы удерживать память и личность и после смерти.       Мне повезло кое-что помнить…       Каин ждал. Не торопил, больше не задавал вопросов, и вообще, кажется, попросту отдыхал, наслаждаясь кратким покоем. Даже амулет Азимут доставать не торопился, щуря глаза на низко висящее над лесом солнце — скорее по привычке. Вряд ли свет ему действительно мешал.       — Я стал странно видеть, — вдруг поделился он.       — Хм? — я вопросительно приподняла ухо, не отвлекаясь от растопки снега. Он, конечно, может почиститься и сам, но забота и внимание — это то, что не даст никакая магия.       — Цветные огоньки, свечение вокруг живых… Ты тоже светишься, как одно сплошное пятно.       — А, ты начал видеть энергетику! — обрадовалась я. — Не могу говорить с уверенностью, но, скорее всего, это следствие… — я запнулась, подбирая слова, чтобы не ляпнуть, что кто-то обожрался, — того, что ты сейчас на пике силы. Это, скорее всего, пройдет со временем. Но может и закрепиться, если ты себя не забросишь.       Он хмыкнул, косо улыбнувшись. Понял меня правильно.       Век бы слушала его голос…       — Это полезно?       Вполне практичный вопрос, ничего лишнего или сейчас неважного. Чувствую, когда он сможет, наконец, втянуть меня в по-настоящему долгий разговор — утону под ворохом вопросов.       Набрав и подогрев достаточно воды, я вернулась к ступеням святилища. Протянула ему сферу.       — С нетерпением жду дня, когда можно будет поговорить, никуда не спеша, — сказал он, с благодарностью глянув на меня. Стянул заляпанные уже засохшей и обсыпающейся кровью перчатки, бросив их на камень, и окунул руки в воду. Я наблюдала, как он, отфыркиваясь, смывает уже засохшую грязь, копоть и кровь, спешно подтягивала новую талую воду, а сама с замирающим сердцем старалась скрыть от него шквал подступающей нежности. Хотя он, кажется, все прекрасно чувствовал и так. Уж больно мягкой была улыбка, закравшаяся в уголки губ.       — Можно и не ждать, — сказала я. — Что тебе мешает немного задержаться?       Он выглядел уставшим, несмотря на всю накопленную после резни мощь. Я, не стесняясь, отвела липкую прядь волос со лба. Он перехватил мою руку, сжал пальцы, не отводя все того же острого взгляда и не говоря ни слова. Ну да, я же нарушаю все местные нормы приличия…       Его пальцы, даже потеплев от выпитой крови, все равно холодят руку. И чувство такое, будто я попала в железные тиски.       — Ворадор ждет, — уронил он.       — Несколько часов ничего не решат, — покачала головой я. — Признайся, тебе нужна передышка.       — Ты права, наверное… — он на мгновение опустил глаза. — Ты же знаешь, что там произошло?       — Знаю. Ты хочешь это услышать?       Несколько мгновений он колебался, даже пальцы на моей руке дрогнули, царапнув когтями, потом резко мотнул головой.       — Нет. Не хочу.       Он отпустил меня, отвернулся, отошел к Колонне Измерений, на ходу доставая из поясной сумки амулет Азимут — тяжелую золотую подвеску, выполненную в виде глаза. На месте зрачка красовался крупный зеленый камень, ни разу не похожий на изумруд. Вот уж в чем-в чем, а в камнях и минералах разбираюсь я из рук вон плохо. Каин разгреб снег у подножия Колонны, положил туда амулет и отступил на шаг. Самоцвет ярко вспыхнул, а мрамор начал стремительно светлеть, трещины и сколы пропадали. Полно, мрамор ли это… Пожалуй, только старый пернатый знает ответ. Колонна Раздора, возвышавшаяся с восточной стороны, меж тем, давно уже белела в солнечных лучах. Похоже, упокоение бродячего духа само по себе было воспринято, как жертва.       Что ж, тем проще.       — Может, мне, все же, стоит найти новых Стражей?.. — задумчиво спросил Каин, подойдя. Он отряхивался, и от рук по телу, одежде и доспехам расходилась волна ряби, начисто стирая все следы боя и бесконечных метаний. Он снова опустился на ступени и уставился на лежащую рядом пару мечей.       — А ты сможешь их воспитать и обучить? — я и сама не отводила завороженного взгляда от зловеще-темных изгибов древнего клинка. Казалось, металл вот-вот оживет, загудит и зазмеится. И сейчас, глядя на него собственными глазами, я осознавала, насколько ошибалась, считая его схожим с отцовским Ловцом Душ… с мечом-Жнецом, чья душа была и остается в сотни раз древнее и опаснее той, что заключена здесь и давно уже сошла с ума, утратив все признаки личности.       — Я ни в чем не уверен, — отмахнулся Каин устало. — Даже в том, что все это имеет хоть какой-то смысл.       Я обняла его за плечи, поймала взгляд.       — Имеет. У тебя есть возможности остановить Судьбу. Не так, как задумано, не так, как предписано и очень далеко впереди, но есть. Главное сохрани себя. А я буду рядом настолько, насколько смогу.       В ответ он сгреб меня в охапку, зарылся носом в волосы, гулко, с прирыкиванием, вдохнув. Меня с головой накрыло забытым, болезненно-острым чувством присутствия греющейся нежити. Никакими словами нельзя передать, каково это, дрожать от холодка, прокрадывающегося внутрь, когда тебя обнимает опасное, но такое родное существо, живущее за гранью понимания. Когда родная душа млеет и раскрывается, чувствуя твое ответное тепло. Это — большая редкость и великий дар — доверие дитя ночи, порожденное ответным доверием. Право быть для них не пищей, но обожаемой и яростно оберегаемой собственностью еще надо заслужить. И увы, не бывает иначе.       — Почему пришла сама?       — Потому что тебе нужна я, а не моя тень.       Он отстранился, смерил меня взглядом, не разжимая рук. Порывы ветра норовили задуть мне под плащ, трепали его волосы, кое-как стянутые ремешком и все равно грязные.       — Идем отсюда. Я хочу поговорить.              Мне было неловко. Внезапно, стоило вложить руку в ладонь своего мужчины и довериться ему, как накрыло волной смущения и какой-то странной беспомощности, иначе это и не назовешь. Чем дальше развивались события, тем меньше становилась моя власть над миром, и тем опаснее казалось вокруг. Опаснее и тяжеловесно-реальнее. Ветер злее цеплялся за одежду. Мир смотрел на меня сотнями голодных глаз, безмолвно намекая, что со мной будет, стоит отойти от единственной защиты и опоры. И я нисколько не сомневалась, что Носгот, невзирая на всю мою магию, вполне способен меня убить, а для здешних обитателей я и вовсе всего лишь безродная девка — таковы уж законы этой эпохи. Нет громкого имени и титула, внятного для всех, и ты никто. Пока мужчина, который имеет на тебя право, не скажет обратное. Или пока ты магией, кулаками и волей не докажешь свою силу. Здесь я целиком принадлежу Каину, и от его слова зависит все. Потому что, если быть честной, я даже не представляю, насколько велик и чем богат арсенал местных магов, не говоря о демонах и тварях.       Шагнув вслед за будущим моим Императором, я невольно стиснула его руку сильнее, чем следовало и едва не вжалась в бронированный бок. Каин, однако, истолковал мою неуверенность по-своему, заслонив от порыва ветра. Мне пришлось пересилить неловкость, когда его телепорт вынес нас на пороге того самого дома, мысль о котором так вовремя закралась ко мне тогда. Дома, затерявшегося в лабиринте апельсиновых улиц на окраине зажиточного квартала, что в городе за океаном. Засуетились расторопные слуги, успевшие обжить особнячок, с почтением приняли у хозяина оружие и вещи. К моему удивлению, Похититель Душ никак себя не проявил и никакого возмущения чужим рукам не выразил, по-видимому, решив для безопасности притвориться обычным мечом. Уж не знаю, влиял ли Каин на разум слуг при найме или просто очень хорошо платил, но почтение в их глазах было искренним. Выслушав ворох быстрых распоряжений, высказанных с сильным акцентом, но явно подкрепленных ментально, две девчонки-горничные, кухарка и ее муж, взявший на себя все обязанности от садовника до сторожа, немедленно разбежались кто куда; впрочем, они не преминули одарить меня любопытными взглядами. Как расценили и кем сочли — понять было трудно, ментал вскипел от волны сумбурных предположений, тут же отметаемых единственным фактом: в личную жизнь вампиров и их дела с кем-либо здесь предпочитали не лезть и лишних сплетен не распускать. Я могла быть кем угодно, от мага до куртизанки. А внешность моя тем более казалась им, смуглокожим и темноволосым, слишком странной, чтобы задавать лишние вопросы. Вот если бы хозяин привел дочку малика…       Ужин для леди и горячая ванна для господина были приготовлены в срок. И, отослав служанку, я имела удовольствие поухаживать за своим мужчиной лично. И, чего греха таить, полюбоваться той роскошью, которую сотворил Мортаниус. Поджарое, гармонично сложенное тело в рельефе тугих, нечеловечески сильных мышц двигалось с вкрадчивой, завораживающей лаконичностью, как не двигается ни один живой, алебастровая кожа без единого изъяна и шрама едва не светилась в мягком сиянии зажженного мной золотистого светлячка, озарявшего маленькую купальню сквозь клубы поднимающегося от застеленной небеленым полотном немаленькой лохани пара. Не испытывая ни капли смущения или стыда, Каин растекся в горячей воде, запрокинул голову и на какое-то время замер в молчании и тишине. Я так же молча подсела на борт и, опустив пальцы к воде, влила крохотную струйку энергии. Тревожные складки на худом, но чуть округлившемся и порозовевшем от сытости лице разглаживались, оно обрело умиротворенный и даже слегка блаженный вид. Еще бы… В отличие от живых нежить ощущает тепло или холод иначе, лишь отмечая, как факт. Настоящее удовольствие им приносят совсем иные вещи. И я позволила себе перебирать и прочесывать расплывшиеся мокрыми змеями волосы, разминать шею и плечи, иногда касаясь губами острого уха. Да, у него нет никаких проблем с мышцами и быть не может. Но это ничуть не мешало нам обоим испытывать удовольствие. Неумолимая реальность вернется потом.       Я не знаю разумных, которые не ценили бы такие минуты.       — Ваши нравы позволяют замужним дамам оказывать подобное внимание чужим мужчинам? — наконец лениво заговорил он, приоткрыв один мерцающий глаз.       — Ничего предосудительного, — отозвалась я. — У нас мало обращают внимания на пол с близкими или родичами.       — Вот как.       — Здесь это не принято?       Каин усмехнулся, покосившись на меня, но голову из-под пальцев убирать не спешил.       — Не знаю, как здесь, а в наших краях жена ухаживает за мужем.       — Можешь считать, что это так и есть, — не моргнув глазом, отозвалась я.       Он обернулся и даже вздернул бровь, но рокотнувший голос прозвучал с глубоко затаенным хищным довольством:       — С огнем заигрываешь, женщина. А если тебе придется подчиняться моим приказам?       Я на это только улыбнулась.       — Я верю, что они будут разумны, обоснованы и сообразны моим возможностям.       — Так меня еще не женили, — хохотнул он, вновь расслабляясь под моими руками.       — Пышные церемонии и игрища любит простой народ, и то — не всякий, — пояснила я, мимоходом подогрев остывающую воду. — Для нас же достаточно договоренности и обмена брачными браслетами в присутствии членов семьи и родственников.       — Простого свидетельства?       — Ну да, — я пожала плечами. — У вас происходит как-то иначе?       Мне это и впрямь было любопытно. Если не вспоминать о том, что реальность Воплощенная и не мешать ей, она постепенно начинает достраиваться сама, прорастает корнями в прошлое, обрастает деталями.       — Сначала сговариваются, часто еще в детстве. Семьи выбирают по родовитости и плодовитости. И не так важен род, как приплод, в наши-то времена. Парням еще подольше свободными походить можно, а вот девок обычно отдают замуж, как только те первую кровь роняют. Объявляют помолвку, после год ждут, чтоб мясо на костях наросло, потом родители жениха и невесты к друидам идут.       — А те что?       Каин встал, давая воде стечь, а я соскользнула со своего места за полотенцем и халатом, которые расторопная горничная сложила на табурете рядом. Массивный костяной гребень лежал там же. Одно стремительное, слитное, смазанное в воздухе движение — и он уже стоит на цветных плитках пола.       — Те обращаются к духам три дня и три ночи, — Каин не сопротивлялся моей помощи, не без иронии в глазах позволив мне ухаживать за ним к обоюдному удовольствию. — Затем по их слову выносят решение, годится ли пара.       — А если нет? — я с трудом удерживалась от того, чтобы не зарыться в жесткую серебристо-белую гриву, просушивая горячим гребнем и пальцами шелковистые пряди.       — Не слышал о таком. Разве что в сказках и любовных балладах, — он стоял ко мне спиной, но улыбка отчетливо звучала в голосе.       — Почему же тебя не женили по сговору?       — Пытались, да невест подходящих не было. То уж слишком худородна, то стара, то, наоборот совершенный ребенок, то здоровьем не вышла… В дворянских родах мало дочек на выданье. Добираться долго, дороги опасные…       — А ты не очень-то и хотел, — поддела я.       — Мне простолюдинок хватало, — отмахнулся он. — Признал бы любого бастарда. Но папаше позарез требовалась невестка.       Напоминать о несостоявшейся свадьбе я не стала. Зачем, если сам не хочет.       — Вы не ладили?       — Как сказать… Я предпочитал военное ремесло приходно-расходным книгам и не слишком уделял внимание внутренним делам графства. Зря, как оказалось.       — А доводилось воевать?       — А как же, — он собрал волосы серебряным кольцом и повернулся ко мне, так что ткань приятного сливового оттенка мгновенно обрисовала узкие бедра и живот. — Всегда есть за что грызться с соседями.       И ведь знает, стервец, что хорош…       Я лишь надеялась, что лицо мое осталось невозмутимо.       А он смотрел сверху вниз и все так же иронично улыбался.       — Ужинать будешь? Лично я после всего этого хочу чего угодно, кроме мяса.       — Слышал бы тебя Ворадор, — улыбнулась я в ответ.       — Да и пусть его! — скривился Каин. — Ну так что, миледи, вы составите мне компанию?       — Не смею отказаться, милорд, — странная игра веселила и заставляла задумываться — то ли он меня зачем-то испытывает, то ли неосознанно соблазняет? Или Ума успела научить его этому методу охоты?       — Твои прямота и честность меня иногда поражают, — Каин подступил ближе, опустил руки мне на плечи, откровенно удерживая взгляд, в холодной мерцающей глубине которого я начинала тонуть. — Ты ломаешь привычные мне устои.       — Вы предпочли бы словесные экивоки и этикет, милорд? — склонила я голову набок.       — О нет! От пустых лицемерных условностей приятно отказываться.       — В таком случае, позвольте разрушить еще одну.       И, плюнув на все, я сделала то, чего мне хотелось с самого начала этой истории. Это ведь мое, родное существо, желанное, любимое, близкое наравне с супругами. И почему я должна скрывать свое отношение, играя не то в скромность, не то в стыд? Да, потом, после, предстоит много работы над собой всем нам — супружество требует отвественности в отношении к себе и партнерам, соответствия требованиям друг друга, дипломатии и умения идти на компромисс… Я не хочу вспоминать, какой ценой взято это понимание. Все это будет потом!       Сейчас и здесь есть только он, мой ночной лорд.       Впиваясь в его губы поцелуем, я задыхалась не от страсти, а от нежности. А взлетев в воздух на сильных руках и вовсе потеряла голову и ясное разумение.              Он был осторожен и нежен, боясь напугать или покалечить ее, боясь не рассчитать силу. Уже не задаваясь вопросами, но все еще до конца не веря, что этот живой огонь достается ему, он нес свою женщину наверх под шепотки уже все прознавших слуг.       Свою женщину. Он и сам не заметил, когда жажда обладания закралась в его разум и тело, по которому разливалось забытое тепло и туманящее мозги желание. Хотелось жадно впиваться в тонкую мягкую кожу, вжиматься изо всех сил в восхитительно теплое тело искренне любящей женщины… Но он сдерживался, дурея от запаха, от болезненно-острого наслаждения теплом и жизнью, хотя она сама изо всех сил подталкивала его, пряча лицо на широкой груди и со стонами впиваясь коготками в спину. И нотки крови опасно распаляли обоих, но порожденное доверием наслаждение было сильнее страха причинить боль. Все быстрее, все крепче сплетались два тела, пальцы, губы и клыки скользили по коже, а поцелуи становились все яростнее, иногда превращаясь в укусы…       …Но он помнил о грани даже на пике бушующего урагана жизни, когда казалось, что душу и тело захлестывает полноводный речной поток. И когда она обмякла в его руках, бессильно задыхаясь, ему хватило воли остановиться и бережно опустить ее на смятые, мокрые простыни, казалось, золотящуюся во мраке внутренним сиянием.       Никогда еще он не ощущал себя таким живым. Даже когда действительно был жив.       — Каин…       — Да, моя радость?       — Я люблю тебя.       Как просты эти три слова. И как много усилий порой требуется, чтобы их произнести. Особенно — произнести искренне.       Он опустился рядом, провел кончиком когтя по ее припухшим искусанным губам, поцеловал во влажный висок и обнял, прижимая к себе.       — Я тебя тоже.       Три простых слова в ответ. Но как порой они переворачивают душу.       Никто и никогда не узнает о его маленьком сокровище, дарящем жизнь и тепло. Никто и никогда не увидит его таким, как сейчас. Никто и никогда не сумеет нанести удар по тому единственному, что связывает его с миром живых и заставляет считать, что этот мир пока еще достоин хоть какого-то спасения.       Намирэ доверчиво сопела ему в ключицу, обнимая тонкими руками. Невероятно смелая порой до безрассудства и в то же время полная страхов и сомнений. Будет непросто.       Но разве желал бы он легкой жизни?       Уже завтра, на крайний случай, послезавтра, внешний мир снова вышибет дверь ногой с пинка. А пока в решетчатое окно спальни светит апельсиново-рыжая луна, роняя повторяющиеся узоры на пол. И есть несколько часов, чтобы побыть наедине с самим собой и с единственным близким существом.       И пусть весь мир подождет.