***
Она возвращалась под самую ночь. На улице уже давно стемнело, а город вновь встречал ее размытыми огнями. В машине было пусто, но она держала руль крепко, устало прикрывая глаза. Доставить ее до дома был Джек, от которого Вилланель успешно и выехала, но что-то определенно пошло не так. Требовалось пробыть все выходные у Фила. Сначала прием у Джека, потом пара дел в компании, за которые она бралась немедля. Так и не спала нормально за эти несколько дней, но жаловаться не привыкла, поэтому молча садилась в машину и гнала ее до ближайшей парковки, чтобы там же и оставить, добираясь до дома пешком. – Ты веришь мне? – произнесла она в трубку, поднеся ее к своему уху, и как то глупо оступилась, оборачиваясь назад. – Верю, – это был Фил. Старый голос, но что-то в нем, все таки, было, – Джек сказал, что ничего не нашел, но посоветовал тебе пропить несколько таблеток. Что-то вроде успокоительного, тебе бы не мешало привести нервы в порядок, милая. Она слабо улыбнулась с такого прозвища, потому что Фил не называл ее так уже слишком давно. А теперь он, кажется, был слишком занят какими-то делами, поэтому слушал ее в пол уха, но удивительно было то, что позвонил сам. – Пропью. Ты же знаешь, мне и так… – Приходится пичкать себя витаминами. Да, я знаю, – он перебил, на что услышал ее усмешку. Затем, прогремел гаечным ключом, ударив пару раз по полу, чтобы достучаться до механика, что был внизу, – Ты не виновата, что тебе приходится это делать. Но без витаминов будет паршиво, сама знаешь. Нужно поддерживать какие-никакие условия для твоей крови, иначе она будет забирать слишком много на восстановление. Вспомни, когда в последний раз у тебя было сильное обезвоживание, и как долго ты глотала воду. – Впрочем, ты забыл, что после этого мне стало лучше. Лучше, а не хуже. Это значит, что даже если я буду жить без витаминов – с легкостью справлюсь. –Справишься. Не спорю с этим. Но таблетки делают тебя сильнее, а это неплохой плюс для твоей работы, – произнес он тихо и спокойно, заставляя Вилланель моментально успокоиться. Она глянула на светящуюся вывеску мотеля, в котором уже подумала заночевать, потому что сил идти домой и правда не было. Красный свет, что она издавала, отражался от луж и парочки стоящих рядом машин. На балконе кто-то курил, а Вилланель готова была стянуть со своих ног туфли и идти босиком. Что, кстати, в скором времени и сделала, попросту ступая по холодному асфальту босыми ногами. В Ванкувере было относительно тепло. Даже несмотря на то, что в календаре была уже осень, погода даже не думала меняться. Поэтому пальто осталось дома, сменившись на платье, которое прилегало к телу легкой тканью, щекоча. –Ты как там? – протянул он в трубку, вновь вернувшись к разговору, когда Вилланель миновала светофор и прошла по двору к другому дому. – В норме. Думала, ты уже забыл обо мне, – она хрипло рассмеялась, все еще держа телефон в одной руке, а туфли – в другой. Отсутствие света ее не особо пугало. Пара фонарей стояли и во дворах, которые Брауэр скоро прошла, кашляя. – Что там с заказом? – С каким из? – это могло говорить только о том, что заказ на Джонатана Райта не был единственным в ее списке. Парочку она уже выполнила, но Джонатан все еще оставался для нее самым сложным делом. Делом, которое она так и не могла выполнить. – С последним. – В процессе. Знаешь, осталось совсем немного. Вот сейчас приду домой, и все будет отлично. Выпью твои таблетки, сяду, поищу еще кое-что на него, а потом займусь делом. Сделаю до конца недели. Как же обидно в такой ситуации было понимать, что такого могло и не произойти. Она могла не сдержать своих слов. – Береги себя, ладно? Я люблю тебя, – выпалил Фил, улыбнувшись, на что Вилланель опять рассмеялась, ведь Фил был единственным, кто любил ее по-настоящему. Пусть он и был приемным отцом, пусть их и не объединяло ничего, кроме ее детства и работы в Осирисе. Пусть. Она тоже любила его, но по-особенному. По своему, когда чувство обиды уходило далеко и надолго.***
Джонатан был здесь с пятницы. Устроился на ее кресле, предварительно натянув на свое лицо хирургическую маску, а на руки – перчатки. Его черные оксфорды в бахилах, а сам Джонатан расположился в самом центре комнаты. Идеальный угол, потому что ему было видно всю прихожую, а с той комнаты – совершенно ничего, кроме картины на стене. Если это выбирала Вилланель, то у нее определенно был вкус. Рядом с его креслом расположился ящик с инструментами. В нем было все от ножа до запасных перчаток. Раствор с хлороформом стоял рядом, как и белая тряпка, что лежала в нескольких метрах. Он, кажется, рассчитал все. Вплоть до траектории падения ее тела, если она вдруг будет падать. Это было долго и нудно, но Джонатан не проводил ни единого дела без точного расчета и плана действий. Он рассчитал количество своих движений и шагов до прихожей, разобрался со светом в ее квартире. Тоже в пятницу вечером, перерезав один провод, чтобы она не могла включить свет, как только зайдет внутрь. Джонатан был истинным охотником в этом плане. Он мог просидеть около пятидесяти часов на одном месте, словно впадая в анабиоз, потому что в каждом деле требовалось время. И времени у Джона было много. Иногда он вставал с места, ходил по квартире, чтобы размять тело, снимал перчатки, чтобы дать коже подышать, но так ничего и не трогал, чтобы не оставлять своих следов. Приятно было наблюдать за ее квартирой. Впадать в ступор при виде того, как солнечные лучи полосками ползли по стене при рассвете сквозь жалюзи, когда вокруг было тихо, и Джонатан готов был поклясться, что просто чувствовал ее присутствие рядом. Словно Вилланель была моментом, его фантазией, призрачной и неземной – и именно в такие моменты она начинала давить хрупкими руками на его грудную клетку, больно и неприятно. А он рвано выдыхал, почувствовав запах ее квартиры. Она жила здесь. Определенно жила. Он не знал, как долго, но здесь пахло Брауэр. Ни одной детской фотографии на стене, ни одной грамоты или диплома под стеклом, которые хорошие девочки вешают на стены, чтобы хвалиться перед гостями. Этого не было, нет. Как и кровати, потому что спала она на матрасе, а Джону удалось обнаружить капельки крови на подушке, которая тоже пахла ее волосами. Точнее, ему хотелось думать, что ее волосы пахнут яблоком и сиренью. Так он провел следующие два дня, до вечера воскресенья, когда ключ провернулся в замке несколько раз, а она вошла, так и не закрыв дверь. Даже сейчас он не смог почувствовать ее присутствия, пока легкий отблеск глаз Вилланель не доказал достоверности события. Она щелкнула по выключателю несколько раз – ничего. Никаких признаков жизни света, так что она судорожно выдохнула, кинув туфли в сторону. – Кто здесь? – типичный вопрос, что вырвался у нее совершенно случайно, а Джонатан потянулся к ней затем, чтобы поднести тряпку с хлороформом к носу. К лицу. Он определенно хотел этого больше всего. «Какой глупый вопрос. Я не стану на него отвечать», - пронеслось в его голове, - « Да кто вообще станет отвечать на такой вопрос?». И на том, когда он двинулся к ней, а пол под ним заскрипел, Брауэр подалась вперед, не понимая, что следовало делать. В этой темноте она была чертовым слепым котенком, и только тонкая полоска света из подъезда могла помочь ей в этой ситуации. Она кинулась в комнату, пытаясь скрыться в той же темноте, по памяти находя угол, но когда вновь услышала приближение, проскользнула прямо под его руками. Джонатан обогнал ее, встав около двери, заставляя кинуться обратно в квартиру. Но Вилланель была уставшей, совершенно не готовой к этому, так что говорить о том, что отмахиваться было сложно, не следовало. Джонатан вновь оказался совсем рядом, когда спиной она почувствовала его дыхание и чужие руки обвили ее талию. Вторая зажимала нос и рот тряпкой, пока девушка дергалась, пытаясь визжать, но ничего не выходило, потому что хлороформ начинал действовать. Вкупе с ее усталостью реакция пошла куда быстрее, а Вилланель окончательно обмякла, прикрывая глаза. Единственное, что ей удалось запомнить и почувствовать – запах кофе, такой близкий, приятный, что ей хотелось повернуться и узнать в этом безликом человеке кого-то, кого она непременно знала. Когда он вернулся вместе с ее телом в прихожую, она была уже без сознания. Джонатан удивился, что Брауэр была совсем легкой. Словно ничего не весила, и это только подкрепило его теорию о том, что он давно сошел с ума, а Вилланель – всего лишь игра его больного воображения. Руки поползли к ее платью, аккуратно расстегивая замок. Шелковая ткань коснулась его кожи, по телу побежали мурашки, Джонатан как-то блаженно закатил глаза, пока пряди падали на лицо. Одним ловким движением ему удалось стянуть с нее платье, когда ткань спускалась вниз с легкой щекоткой, а дверь в подъезд все еще была открытой. Полоска света осталась на ее теле. Он прижал ее тело к стене, стягивая колготки. Джонатан готов был поклясться себе в том, что сейчас мог сделать с ней все, что угодно, но не стал. Это было ему не нужно. Да и не в его компетенции. Волосы упали на его лицо, дыхание совсем сбилось, а Вилланель теперь походила на бабочку, что попала в сети к пауку. Забавно было наблюдать за тем, как девушка, у которой все всегда было под контролем, потеряла его так быстро, отдавшись человеку, который теперь должен был ее убить. И, наконец, стянув с нее нижнее белье, Джонатан взял ее тело на руки. Перчатки были достаточно неприятны к коже, но когда он коснулся ее плеча той частью руки, что была не защищена, побежали мурашки. Ее кожа была невероятно мягкой, холодной, приятной, что Райт так и застыл с ее телом посреди комнаты, пока открывал дверь в ванную ногой. Это Джонатан тоже продумал, потому что ванна уже была набрана, а вода давно остыла. И в этом полу-тусклом помещении, когда свет из подъезда – единственное, что у него было, он и опустил ее внутрь, положив прямо в воду. Тогда то она и очнулась, но была слишком слаба из-за хлороформа. Тело Вилланель было прекрасным, Джонатан не собирался этого скрывать. Аккуратный профиль женской груди, кожа была белой, а само тело – подтянутым, что говорило о неоднократных нагрузках. Острые колени и ключицы, косточки на бедрах, на которые он смотрел и думал. Долго, задумчиво. У женщины могла отсутствовать грудь, она может быть лысой или с широкими плечами, у нее может не быть талии, но эти две косточки, выпирающие из под кожи все равно будут выдавать в ней неподдельно женское, хрупкое существо. Такие косточки были и у Вилланель, из-за чего Джонатан начинал смотреть на нее как обдолбанный, облокотившись о край ванны рукой. Они словно светились под кожей. А он подумал, что если бы его руки могли лечь на ее бедра, что если бы ему только выдалась возможность хотя бы один раз коснуться ее косточек руками, то пальцы непременно ложились бы прямо на них, обхватывая полностью. Всю ее кожу, всю ее до ужаса бледную кожу. Потом он сместился взглядом к ее полуприкрытым векам. Она смотрела на него, но он не думал, что создает себе дополнительную проблему. Вилланель Брауэр будет мертва через несколько часов, а это значит, что он мог предстать перед ней и без маски. Но Джонатан этого попросту не хотел. Когда она вновь отключилась, газ в ее квартире был выкручен полностью. Начинало фонить. Джонатан вновь вернулся к ней. Провел рукой по ее коже, в перчатках, чтобы не оставлять своих следов, сделал пару заметок, и уже начинал собирать вещи. «Я не думал о том, что она умрет так скоро. Здесь слишком сильно пахнет. Нужно закрыть газ. Этого уже будет достаточно». И на том, он крутанул колесико обратно, выключая его, пока прикрывая глаза, только и видел ее обнаженное тело. Прекрасное и подтянутое, к которому так хотел прикоснуться, но не мог. Не мог. Джонатан забрал все свои вещи. Напоследок глянул в ванну – она все еще лежала. Внизу живота мышцы свело спазмом. Джонатан принял решение зайти по дороге в бордель и вернулся восвояси, захлопывая дверь ее квартиры.