Если ты идёшь через ад...

– Петя мне блог сделает! – выкрикнул Саня, ещё даже не захлопнув за собой дверь. Я прислонился к косяку и скрестил руки на груди, пока Саня, опираясь одной рукой о стену, подняв и согнув ногу, развязывал шнурок на кроссовках. Вот так. Ни тебе: «Димка, я соскучился». И какое уж там: «Привет, родной». Нет, с порога – Петя то, Петя сё. Я его имя у нас дома слышал уже чаще, чем своё. И главное, именно так – Петя… бля. И ни боже упаси как-то ещё называть. Ну ладно с именем… «подфартило». Но фамилия у человека – Ремизов. Роскошное бы вышло погоняло. Нет, он гордился, походу. И прямо-таки требовал звать его только Петей. А Саня стал тащиться от него с первой встречи. И умный, и талантливый, и… красивый, мать-его-так. – Бесплатно! – Санька явно решил, что я успел с утра оглохнуть. Нафига так орать-то и восторгаться? Он похлопал себе по карманам, достал мобильный, положил на тумбу. – Представляешь? – стянул и повесил куртку и, наконец, подошёл ко мне. То, что это патлатое чудо-юдо-рыба-кит становился ещё и благодетелем? Отлично представил. Нахера его Илюха к нам притащил? Столичный хлыщ, блин. «Контракт закончился на работе, устал от суеты». Как же, как же. Не усрался никому, небось. Таких, как он там… – Димка… – а вот таким голосом Саня вышиб из головы и Петю, и все мысли вообще. А взглядом заставил мгновенно отлипнуть от косяка и раскрыть объятия. – Люблю тебя… как же люблю, – Санька чуть ли не запрыгнул на меня. Обнимал, целовал так самозабвенно, что я начал задыхаться. – А ты меня? Скажи скорее… скажи. Саня потёрся короткой щетиной о мою щёку, носом о нос и ласково прихватил мою нижнюю губу, постепенно углубляя поцелуй. Целоваться мы могли запойно, забывая обо всём. – Скажу, если дашь… вздохнуть, – прошептал я, с трудом заставив себя оторваться от Саниного рта. Он улыбнулся и уткнулся лбом в мой лоб. Отвлечься удалось ненадолго. За ужином Саня опять выносил мне мозг этим Петей. Он не понравился мне сразу. Может, это и странно, потому что – только мне. Парни приняли его на ура. Сам он тоже восторгался нашей ламповой, как он выразился, компанией. Угу, только я тем более не понимал, зачем он нам. Фарами слепить? К тому же Илюха знался с Ремизовым недавно. На форуме случайно пересеклись – подружились. Но с какой-то радости позвал к нам, когда тот вернулся из столицы. Я тоже много с кем был знаком. Да и сам Илья, и другие парни – все мы общались с нашими и в сети, и пересекались иногда. И вместе потусили в своё время куда разгульнее и менее разборчиво. Но теперь-то? Всех тащить «под лампу»? Во всех смыслах. У Илюхи над столом в кухне были два подвесных светильника, высота которых регулировалась, так что можно было один или оба опустить. Вечерами мы так и делали иногда, не включая другой свет. Это создавало своеобразную уютную обстановку. Но так скоро фонарный столб в проходном дворе получился бы. Я даже спросил об этом друга. – Дим, он отличный парень, сам увидишь. Ещё он заверил, что случайных людей ни за что не привёл бы к нам. Сначала я не углублялся особо. Отличный – и ладно. Честно пытался «сам увидеть». Но чем больше Петя нравился парням, тем больше он раздражал меня. Я и самому себе не мог толком объяснить из-за чего. Мне показалось, что он зазнавшаяся звезда, упавшая со столичных небес. Но нет. Петя действительно был отличным парнем. Общался с нами на равных, очень хвалил всех и каждого за, казалось бы, мелочи. Чуть что вызывался помочь во всём, в чём мог или понимал больше. Разумеется, безвозмездно. Когда Петя узнал об увлечении Сани рисованием и радовался, как помешанный, я решил, что он запал на Саньку. В итоге, на очередном нашем квартирнике поделился своими подозрениями с Илюхой. Друг поржал, покрутил пальцем у виска. Но всё-таки добавил серьёзно, что никогда Петя не полез бы в пару – принципы у него. Мой пьяный мозг интерпретировал это противоположно логике. Я сделал вывод – Санька мой нравился-таки, но подкатить не давали принципы. Ну так кто их разберёт – чужие принципы. Сегодня одни – завтра другие. Но на трезвую голову меня попустило, конечно. Ночью, правда, Санька опять заставил меня забыть не только о Пете, но и о времени и пространстве в целом. Когда Саня мой бывал чем-то воодушевлён, то трахался, как бог. Хотя секс с ним всегда был божественен, фантастичен… В общем, смело перечислялись многие эпитеты в превосходной степени. Мы вообще подходили друг другу идеально. Притянулись как магнитом на первой же встрече. А через три недели Санька уже переехал ко мне. За четыре года даже конфликтов серьёзных не было. Я, конечно, мог вспыхнуть спичкой. Особенно от звука чиркающей зажигалки. Санька курил, хоть и немного. Меня эта привычка бесила неимоверно. Но горел я так же быстро, как та спичка. Да и Саня мой умел меня «потушить» мастерски. Плавно, аккуратно и как-то незаметно быстро. Хлоп – и мы уже болтаем отвлечённо, смеёмся, занимаемся чем-то архиважным и срочным или трахаемся до умопомрачительного беспамятства. На следующий день Санька в обед позвонил и сообщил, что задержится. Сказал, что забежит к Пете обсудить детали проекта. Вот любил же Ремизов эти громкие словечки. И ведь убедил Саню, что на его хобби можно ещё и заработать. Рисовать Саня начал пару лет назад. Да и начал – не то слово. Набросал карандашом какую-то мелочь на работе, коротая время на скучном совещании, и все просто обалдели. Родители вообще не поверили, когда Саня послал им фотку рисунка. Спросили: «А это разве не фотография?» Ну а парни удивлялись, откуда такой талант внезапно, мол, двадцать восемь лет не рисовал вообще и вдруг – нате вам. Я, естественно, и поверил, и похвалил. Потому что Саня не стал бы выдумывать. К тому же, нарисовано было, и правда, очень здорово. Он радовался и даже с показушно-горестным вздохом сказал: – Ты один меня понимаешь. Но на самом деле он ни на кого не обижался. Махнул рукой на удивление и недоверие и продолжил рисовать, увлекаясь все сильнее. И рисовал, конечно, уже дома. А я, иногда наблюдая за процессом, гордился Санькой ещё больше. Во-первых, кажущаяся простота оказалась лишь видимостью. Он учился по всем доступным ресурсам. Смотрел уроки в сети. Как-то наугад нажал и вышел на одну художницу. Очень удачно, видимо, вышел, потому что чуть башкой в монитор не тыкался, так внимательно смотрел и повторял за ней. На канал её, само собой, подписался и теперь уже всегда следил за новыми уроками. Ну и гуглил, безусловно, кучу всего. То в одном месте зависнет, то в другом. И обязательно вслух или восхищался, или возмущался. Во-вторых, Саня не бросил своё увлечение, после того, как понял, что всё не так просто. Матерился, когда не получалось, но карандаши не откладывал. С ними тоже, кстати, не сразу разобрался. Начинал с самых простых, которые дома валялись. Потом уже узнал, что есть несколько известных на весь мир брендов, которые выпускают специальные наборы. В итоге решил купить разные. Да и магазин художественный мгновенно стал самым любимым. Первый раз меня с собой повел за компанию, чтобы я проследил за бюджетом, а то, говорил, что может на радостях забыться и потратить слишком много. Магазин, к слову сказать, действительно был с какой-то теплой аурой, что ли. Товаров океан, знай только, что тебе нужно, а иначе заблудиться можно было. Заправляла там всем семейная, наверное, немолодая уже пара. Очень симпатичные и отзывчивые люди. Саньку встретили как родного, явно увидев восторженный блеск в его глазах. Ну а он ломанулся набирать альбомы, карандаши, стёрки простые и не простые. Ножи какие-то специальные для заточки карандашей выспрашивал, палочку для растушёвки случайно увидел и чуть не затанцевал от радости. По дороге к машине прижимал пакет к сердцу и улыбался до макушки. Правда, дома оказалось, что один из альбомов для акварели схватил по незнанию, но это не остановило от использования и его тоже. Парни, конечно, потом тоже прониклись, особенно когда Санька их всех нарисовал. Услышав о его задержке, да ещё и опять с этим Ремизовым, я сначала инстинктивно вызверился. Но сжал зубы, посчитал до десяти и сказал дежурное: «Буду ждать». А дома, наткнувшись взглядом на свой портрет, точнее – портреты, и вовсе устыдился за свои заскоки. Санька мой хотел развиваться, а я, понимаешь, злился совершенно иррационально. Больше и чаще всех и всего остального, Саня рисовал меня. Сначала по фоткам, потом заставлял позировать. Но вскоре уже рисовал по памяти в разных местах и вариантах. Выцепляя разные эмоции, передавал их так, что у меня дух захватывало от реалистичности. А однажды нарисовал моё лицо в момент оргазма. Я только оклемался от сексуального марафона, который сам же и устроил, увидев этот портрет, а Саня уже «забыл» выключить камеру, «случайно» направленную на нашу кровать. И нарисовал нас обоих в процессе. Перед тем, как показать рисунок, Саня мой сходил в душ и разобрал постель. На следующий день я поинтересовался, как же он так «увидел» нас со стороны. Он показал мне своё хоум-видео, которое мы, естественно, не досмотрели. Потом опять не досмотрели. А потом мы не успели закрыть ноут, и я видел, как Саня кончал дважды почти одновременно. Сначала на экране, потом подо мной. Учитывая ещё и то, что свой «второй» оргазм я тоже увидел, кончил я тогда охрененно кайфово и выпал из реальности на приличное время. Саня позже признался, что рисовал тоже с перерывами. В общем, на работу мы в те дни ходили, как с бодуна, только не выспавшиеся по другой причине. Моя злость возобновилась, когда Санька с Петей стали встречаться всё чаще и задерживаться всё дольше. А после Славкиного дня рождения, я вообще психанул, придравшись к сигарете. Саня весь вечер болтал с Ремизовым и по дороге домой прямо-таки засирал мне уши этим малахольным. Я держался до последнего. Но когда Санька закурил, я сорвался. Орал, что он заебал курить. И так, мол, весь вечер на балконе у Илюхи и Славки зависали со своим Пе-е-етей. – С какой радости он мой-то? – выдал Саня, опешив. – Мне почём знать какие у вас там радости, – выплюнул я полнейшую глупость. – Дим, ты чего? – Саня неподдельно недоумевал. А я застремался, что он запалит мою ревность, и быстро замял разговор: – Да ничё. Домой пошли. Спать охота. Окончательно я поехал крышей, когда Ремизов потащил нас всех в театр. Когда он рекламировал эту модную постановку, я слушал вполуха. Когда он позвал нас на премьеру, я громко поржал. Когда парни, не сразу, но всё-таки заинтересовались, я удивился. Когда они прониклись, воодушевились и согласились сходить, я охуел. Мало того, что сомнительное удовольствие получалось недешёвым, так там ещё и дресс-код предполагался. Я попытался стебануть, что свой смокинг забыл в президентском номере в Каннах, куда я летал на кинофестиваль. Не мог же не летать – там демонстрировался фильм любимого Педро-Франческо-Мудозвондю. Но парни, и даже Саня мой, шутку не оценили. Однако дома я очень чётко дал понять Сане, как меня «радует» эта идиотская идея. – Дим, ну не пойдём, конечно, раз тебе так некомфортно, – обезоружил меня Саня, закрывая ещё и не начавшийся спор. Я даже опешил сперва. Но потом здраво рассудил, что всё решилось наилучшим образом. Через несколько дней после разговора на чай забежала сестра. Я рассказал ей в двух словах, надеясь, что уж она-то меня поддержит. Настюха в это время доставала из пакета и складывала в плетеную тарелку зелёные яблоки, которые принесла нам с Саней. Затем села на свое любимое место у стены, внимательно на меня посмотрела и безапелляционно припечатала: – Ты предвзят к мальчику. Мальчик, бля. Настя была старше меня на восемь лет. И нередко называла моих парней, с которыми мы были почти ровесниками, мальчиками. Но Ремизова? Он, конечно, тоже был моложе меня всего на год, но задел сам факт. Сестра этим обобщением как бы объединяла его с нами, обозначала частью компании. – И ты туда же? – процедил я. – Шумилов, это факт, – улыбнулась сестра и провела пальцем по «камням» на обоях. Я как-то спросил, почему она каждый раз это делает. На что получил очень логичный, видимо, с женской точки зрения ответ: «Но они же такие… трогательные». Я никогда не хотел трогать эти «камни», а вот вспоминать, как мы с Саней их выбирали, а потом клеили, прерываясь то и дело на секс, любил. – Да с чего бы? – Тебе приснилось, что ему нравится Саня? – сестра посмотрела на меня прямо, словно мой ответ не был нужен ей вовсе. Я прифигел. У меня это на лице написано было? – Вообще мимо, Настюх, – упорно сопротивлялся я. – Ну мимо, так мимо, – Настя отпила чай и потянулась за конфетой. Несмотря на её равнодушный вид, я отлично знал, что тема не закрыта. В подавляющем большинстве вопросов, Настя была для меня безоговорочным авторитетом. Но я ценил её и уважал ещё больше за то, что она всегда находила подход с мудростью и тонкостью, достойной отличного дипломата. Не унижала, не давила, но могла очень грамотно застыдить. А чаще всего аргументированно подводила к решению, которое я в итоге принимал сам. – А почему тогда тебе так не нравятся его идеи? – Настя развернула конфету, потянула блестящую обёртку длинным красным ногтем и разгладила её на столе. – Потому что они идиотские. И при чём тут Саня? Этот Ремизов всех парней словно зомбирует, – я сделал глоток, забыв, что не разбавил чай и чертыхнулся от неприятных ощущений. – О как, – изумилась Настя. – Развей мысль, Дим, я недопоняла. Сестра протянула руку и успокаивающе накрыла мою ладонь своей. – Ну, недалеко ходя. Театр, бля. В пиджаках с галстуками, угу, – продолжал заводиться я. – А что за постановка? Жанр? Кто режиссёр? – М-м… да я не вникал. – А если бы вник? Может, действительно интересно? – Настя нагнула голову, чтобы заглянуть мне в глаза и улыбнулась. Я хмыкнул, понимая замысел сестры. – Считаешь, нам надо сходить? – Не обязательно вам, – она сделала упор на слове «вам», – возможно, тебе и правда не понравится. – И? – напрягся я от такого поворота. – Дим, не всегда же должны совпадать интересы у друзей и даже любовников. Настя привела пример, что я не кинулся рисовать вслед за Саней, но отлично относился к его увлечению. Потому что совершенно не обязательно, даже не нужно, делать что-то неприятное для себя или таскаться туда, куда совсем не хочется. – Ну это понятно. – И также не нужно запрещать любимому человеку делать то, что интересно ему. Я сделал «рука-лицо» и гоготнул: – То есть мне надо отпустить Саню в этот балаган? – Отпустить… Слово-то какое, Шумилов. – Настюх, ты серьёзно? – меня конкретно несло. – Чтоб Санька пошёл с этим Пе-етей, блядь? – В публичное место? В компании твоих мальчишек? Погоди… Напомни, ты говорил, что не ревнуешь? Я аж поперхнулся. Недосказанным возмущением не иначе. И теперь оно не имело никакого смысла, вернее, имело смысл наиглупейшего поведения. – Мда. Хорошо ты меня так… фейсом об тейбл. – Дим, доверие – это основа отношений. – Да доверяю я Сане, – выдохнул я. – Во-от. Это ключевое. Я имею в виду, что ты говоришь об этом, не задумываясь. После этого разговора, я малость устыдился своего взбрыка. Сане-то хотелось явно. А я действительно предвзято относился к Ремизову. Но с этим поделать уже ничего не мог. По уму надо было тогда и правда не ходить, а сказать парням и Сане, чтоб шли без меня. Но я включил бычку. А перед глазами будто красной тряпкой махнули. Пе-етя. Я не послушал совета сестры, решив, что нашёл компромисс. Поговорил с Саней, сказал, что передумал. Оправдался тем, что не слушал о сути мероприятия, как говорится, а сразу заморочился антуражем. Санька аж вскинулся: – Ди-им, ну ты бы ещё завтра сказал. – Не понял? – Завтра продажи билетов откроют. Их через час не будет, – бросил Санька, уже начав писать Ремизову. Долбануться, на это «кино» ещё и аншлаг. И естественно, меня резануло тем, как быстро Саня согласился. Мог бы и «поломаться» для приличия. Например: «Дим, уверен? Тебе точно будет нормально?» Но я быстро засунул эти опять эгоистичные мысли подальше. И все же непосредственно в день премьеры я не преминул побубнить по поводу дресс-кода. – Да что ты привязался к этим галстукам? Не хочешь – не надевай, – бросил, походя Саня. – В смысле? Сказали же – дресс-код, – удивился я. – Дим, это из оперы не понял, а вывод сделал. Туда просто нельзя в спортивках, шлёпках там, майках. – А… ну ладно, – я выдохнул. – Предлагаю тебе надеть джинсы чёрные, пиджак чёрный и рубашку… чёрную, – Саня облизал нижнюю губу, – ну, которую я тебе подарил. Я прищурился и улыбнулся, вспомнив эту рубашку, точнее то, что с ней связано было. – Так там половины пуговиц нет. – Врёшь, я пришил перед твоим корпоративом, – возмутился он, глядя мне в глаза. И я видел, что Саню уже ведёт от воспоминаний. – А после него, кто их оторвал? – стебанул я, хотя в тот вечер, я уже успел нормально раздеться. Да и в первый раз оторвалась только одна внизу. – Я пришью, – Саня пару раз быстро сморгнул. В театр мы могли опоздать, но меня это нисколько не беспокоило. – А ты что наденешь? – спросил я, шагнув ближе к нему. – Белую рубашку, – Санька тоже сделал шаг вперёд, – с запонкой. Поможешь закрутить? О да, Саня мой не оставался в долгу. Я вспомнил, как пытался ему помочь в прошлый раз. Как эта мелкая набалдашина никак не вставала ровно в резьбу. Как я попросил Саню сесть, а сам встал на колени, чтобы свет не загораживать. Как отвлекался, глядя на него. Как он поднял голову, чтоб мне удобнее было возиться с запонкой в его воротнике. Как Саня мой улыбался, продолжая смотреть в потолок, а руку машинально положил мне на голову. Как тоже, наверное, машинально раздвинул ноги шире, а я подвинулся ближе. Как запонка вместе с рубашкой летели к чертям. Как насаживался на Санин член ртом и трахал потом в немыслимой позе, а Санька громко стонал от кайфа. В итоге он пошёл в другой рубашке, потому что набалдашину мы в тот день так и не нашли. Попалась она мне на глаза через пару дней, блеснув в нижнем ящике тумбочки, когда я там что-то искал. Видимо, тогда он был выдвинут немного, и эта мелкая хреновина туда улетела. Короче говоря, в театр мы не опоздали чудом. И запонка поблёскивала у Сани на положенном месте, потому что закрутил я её, хоть и второпях, но уже не отвлекаясь. И мне было наплевать на всё. Казалось, ничто не могло испортить моего столь отлично поднятого настроения. Однако постановка оказалась «не моё», как и предполагала сестра. Парням нравилось, а я, заскучав и не зная как дождаться конца этого действа, залез в сеть и окончательно переключился. А в финале добил кто? Конечно же, Пе-етя. Он ещё при встрече похвалил всех за внешний вид. Но вскользь. Получилось, что все вместе как-то поприкалывались, поржали и отвлеклись на обсуждение постановки. Да и времени до начала оставалось всего ничего. А когда прощались, Ремизов потрогал Санину запонку. Прикоснулся слегка, и тут же ещё раз, задержав палец чуть дольше. – Здорово, Саш. Очень тебе к лицу. Не знаю, что мне помешало сделать Ремизову «к лицу» асфальт или ближайшее дерево. Может, то, что Илюха как-то быстро шагнул ближе и протянул руку Ремизову, прощаясь. Таким образом случайно разделяя нас. Или неслучайно? А потом повернулся к нам с Саней. Может, моё охуевшее состояние. Не только от того, что Ремизов… моего Саню, мою запонку так… интимно. Никто, включая Саньку, словно не обратил внимания на этот… жест. Или сделали вид, что не обратили? Но это было уже из области бреда. С какой радости им всем Ремизова покрывать. Или их?.. В общем, к приезду домой я себя накрутил дальше некуда. А Саня даже не понял моего: «Это что, бля, было?» Искренне не понял. Когда я уже повысил голос и высказал всё, что думаю о Ремизове практически одним матом, Саня, так же искренне недоумевая, спросил: – Дим, что такого-то? – То есть это нормально, да? – Посмотреть поближе на запонку, сказать, что мне идёт? Абсолютно. – А-хуеть! – я офигевал от сюрреализма ситуации. – Да он тебя лапал! То есть запонку, но… – Димка, – Саня смотрел на меня, как на помешанного, – что происходит? – Ты меня спрашиваешь? Моего парня какой-то уёбок трогает чуть ли не с придыханием… – Дим, он не уёбок, – опять перебил Саня. И тут же добавил: – И он всех трогает. Я так и замер с открытым ртом. От такой новости позабыл, что хотел сказать. А Санька невозмутимо продолжил: – Точнее, всё. Он кинестетик. А вот придыхание – это уже я не знаю… Дим, ты ревнуешь, что ли? У меня в голове всё смешалось. От мыслей а-ля – в моём доме попрошу не выражаться, до – а кто б не ревновал? Но так как разговора о ревности я боялся, то инстинктивно попытался избежать его: – Да при чём тут ревность?.. – и, стряхнув морок, добавил: – Как это – всех трогает? – Ну, помнишь, Лёшка джинсы драные купил? Петя ткань и махры эти трогал. Получается он голое колено лапал? Я, кажется, опять открыл рот. – Недалеко ходя, сегодня – Илюхе галстук поправил. Я не помнил ни того, ни другого, ни… Но в памяти уже замелькали куски воспоминаний. Как-то Ремизов, нарезав яблоко, предложил и мне. Я запомнил этот момент, потому что едва сдержался, чтобы не показать брезгливость. Перед этим Ремизов держал яблоко в руках. Не просто держал, а крутил-вертел, гладил, сжимал, нюхал, прижимал к губам, но не кусал. И да, с такой же странной… нежностью, что ли. Потом нарезал дольками, но, видать, заметил моё внимание. Наверное, неправильно его понял и протянул мне одну, мол, будешь? Меня чуть не вывернуло от мысли, что Ремизов только что это яблоко тискал и слюнявил. Я помотал головой и поскорее отвернулся. Вспомнил ещё несколько разных моментов, которые не то смешили, не то раздражали на фоне общей неприязни к Ремизову. Но вслух сказал: – Меня он никогда не трогал. – Потому что он не дурак, – без паузы выдал Саня, глядя мне в глаза, – наверное, интуитивно чувствует твоё отношение. Вечер удивительных, если сказать цензурно, открытий у меня получался. Я сжал кулаки, а в ответ на автомате ляпнул: – И правильно делает. Саня мой посерьёзнел и вздохнул. – Жаль, что между вами так… Он словно бы не договорил, однако продолжал молчать, и мне опять машинально захотелось уточнить: «Как?» Но я замешкался и поймал себя на мысли, что это и так было понятно. А цепляло другое. И именно про это я и спросил: – Почему жаль? Ну не сошлись люди, не подходили друг другу по каким-то подсознательным установкам. Что такого? Почему Саня сожалел, что я не нахожу общего языка именно с Ремизовым? – Он отличный парень, Дим. Я чуть не заржал. Дежавю, блин. И опять безынформативно. Запалился я по полной, чего уж было бегать от разговора? Поэтому спросил в лоб: – Ты уверен, что нравишься ему только, как друг? – Да. – Почему? – Во-первых, Петя никогда не полезет в пару. Ну-ну. Это я уже слышал. – Во-вторых… – Саня запнулся. – В общем, он пока не готов к новым отношениям. Это я тоже слышал вскользь. Петя упоминал, что его последние закончились непросто. Но в детали не вдавался. И мы не лезли, тем более я. Для меня это в данном случае не являлось аргументом. Точнее, как раз отлично аргументировало его возможный интерес к Сане. Чувств, может, и не надо, но секса-то хочется всегда. Чем не прекрасный вариант потрахаться с парнем в отношениях? Все мы на словах принципиальные, но природу не обманешь. Да, при всём при этом, разумеется, я полностью доверял Сане. Отлично видел, что ему неинтересен Ремизов, как потенциальный партнёр. Да и заметил бы я подобный интерес. Наверное.