Говорило море

— Да откачайте его кто-нибудь! — Я в знахарки не нанимался. — Да он, может, уже подох. — Вы оба просто бессердечные монстры, его призрак придет за вами. — Сам тогда и откачивай, ты же и выловил. — Капитан корабля с кем попало не целуется. — Не знал, что парня из той таверны зовут «кем попало не». — Осторожно! Некогда бездыханно лежащего на деревянном полу Хосока подбрасывает и выворачивает соленой водой кому-то на ботинки. Его, кажется, вытошнило целым маленьким морем, потому что он еще с минуту не может откашляться, согнувшись над досками, а растерзанное горло щиплет от соли. — А ты вопил «подох, подох!». Вопили они, вообще-то, все сразу, и Хосоку страсть как хотелось посмотреть, что за лица носили эти незатыкающиеся рты. Надо же спасибо сказать, он небось на одной только жажде заткнуть их и воскрес. На него в недоумении смотрят три молодых человека; Хосок в равнозначном удивлении переводит взгляд с них на корабль, который не узнает. — Где я? — Ну, на корабле, — растерянно отвечает самый низкий. — Мы вытащили тебя из воды. — Далеко уплыли? Здесь есть гарпун? А кракена видели? Хосок пытается подняться на ноги да поскорее, но колени подводят, и он упал бы, если бы его тут же не подхватили под руки. — Эй, парниша, спокойнее. Я без понятия, сколько ты пролежал на куске, который остался от твоей лодчонки, но солнышком тебе, видать, знатно бабахнуло. — Мне надо плыть дальше, мне надо найти… — тараторит Хосок как в бреду. — Да он щас отрубится, — говорит тот, который повыше. — Юнги, Югем, несите его вниз, пусть проспится, бедняга. — Ничего я не… Хосок сам не осознает, как мир разворачивает на сто восемьдесят и роняет в темноту, только слышит угасающее: — И почему капитана корабля никто не слушает, а… * На сколько времени его выключило неизвестно — в трюме, в который он выходит из каюты, темно и душновато. Глаза не сразу разбирают дорогу, но Хосок уже, скорее, из привычки рассматривает все вокруг. Он за эти несколько лет столько кораблей поменял и не все из них перевозили хороших людей, так что жизнь научила быть готовым к любому раскладу. Судно кажется большим и добротным, в комнате сослепу получается насчитать где-то двадцать лежанок и это только здесь, на выходе есть большая лестница на палубу и несколько дверей. Хосок хочет пройтись посмотреть внимательнее, оценить вооружение и может ли он на что-то рассчитывать здесь, но неизвестный голос заставляет его застыть. — Больно ты любопытный для человека, которого подобрали из милосердия, — говорящий выходит из тени в углу и протягивает руку. — Намджун. — Хосок, — он пожимает ладонь в ответ и в ответ же улыбается. Лица у них до смешного одинаковые, Хосок узнает себя в том, как Намджун улыбается, не скрывая своего недоверия. — Пойдем, ребята как раз ужинать собрались, — уверенно говорит тот, кивая за собой, и что-то в его голосе подсказывает, что это отнюдь не забота о голодном человеке, просто так следить проще, и отказаться Хосок не может тоже, даже если до сих пор будто чувствует воду в желудке. Намджун заводит его в камбуз, где за узким длинным столом уже сидят трое, которых Хосок увидел сначала, еще несколько незнакомых ребят из команды. Хосок удивленно смотрит в тарелку, что прилетает ему под нос, и оглядывается. — Будешь оскорблять мою еду, следующим съедим тебя, — говорит кок, улыбаясь так лучезарно, будто готов прирезать его как барашка буквально вот-вот. — Это Джексон, не обращай внимания, он у нас шутник, — Намджун смотрит на побелевшее хосоково лицо. — Мы не каннибалы, если что. — Даже если у некоторых членов команды сладкие попки. — Заткнись, Джин, — вздыхает Намджун. Хосок припоминает его на палубе. Такого вообще сложно забыть — у Джина и одеваться, и вести себя манера совсем непохожая на других. Джин заваливается на стол, и весь ворох рюшечных слоев колышется на нежно-розовой рубашке, застегнутой под горло; на пальцах цветные перстни, а темная повязка на глазу совсем не портит его красоты, скорее, подчеркивает. Приподняв светлую бровь, Джин улыбается Намджуну с легкой издевкой. — Разве так разговаривают с капитаном? — Ты не похож на капитана, — удивляется Хосок. Намджун фыркает: — Потому что не он капитан, а я. — Дней без того, чтобы эти двое спорили, кто из них все-таки капитан — ноль, — парень слева от Джина тяжело вздыхает, — Я Югем, тот в бандане Юнги, та спящая каланча это Бэм. С остальными потом познакомишься. — Если, конечно, нет веской причины тебя после ужина за борт выбросить, — говорит Джин. От его улыбочки дрожь по позвоночнику. — Зачем? — испуганно спрашивает Хосок, зависая с ложкой в руках. — Ну рыбкам тоже кушать надо. — Господи… — вздыхает Намджун. — Прекращай, Намджуни, я же сказал, что ты можешь так обращаться ко мне только в спальне. Ребята сдавленно похрюкивают, уткнувшись в тарелки. У Намджуна фантастическое мастерство в поддержании каменного лица, но Хосок все равно чувствует, как сильно тому хочется схватиться за нож, лежащий у тарелки с хлебом. — Расскажи, каким ветром тебя занесло в эти края, — объясняет Намджун, поворачиваясь к нежданному гостю, — и никто тебя не тронет. Хосоку скрывать нечего и терять тоже. У него за душой ничего, кроме желания отомстить существу, которое и оставило в жизни это страшное слово «нечего». Он не верил в проклятья, не верил в легенду, которая передавалась у Чонов из поколения в поколение, все больше теряя детали. У Хосока было шестнадцать лет жизни, надежда на всесильность добра и глупая вера в то, что с хорошими людьми не может произойти ничего плохого. В его семье были только хорошие люди, к которым по наследству перешел торговый морской бизнес, совсем небольшой. Четыре судна во владении ни в какое сравнение не шли с тем, что было у их предков, но этого было достаточно для тихой и мирной жизни. Пока их не лишили ее. До того страшного дня Хосоку хотелось надеяться, что это просто совпадение: семейная легенда гласила, что любому из Чонов суждено было стать жертвой жестокого кракена, покуда их корабли есть на воде. Но море всегда было неспокойным местом, люди гибли при разных обстоятельствах, и Хосоку не хотелось верить, что его мирную семью мог кто-то проклясть. Но когда вся семья отправилась на перевозку огромного груза, вернулся обратно только Хосок. Ему и выжить удалось одним чудом — увидев монстра воочию, огромного иссиня-черного осьминога, Хосок осознал, что никакая доброта не защитит от этого. У Хосока было всего шестнадцать лет жизни, пустое имение, ни одного корабля и огромная, пожирающая жажда мести. Еще три года ему понадобилось, чтобы разыскать тех, кто также искал легендарное мифическое существо. Но ни восхитительная черная кожа, ни чернила, которые якобы сулят бессмертие тому, кто в них искупается, ни даже таинственный корабль с сокровищами, что по легенде охраняет кракен — ничто не интересовало Хосока, кроме наличия мощного гарпуна у корабля. Он смутно помнил, как разнесло корабль тремя ударами гигантских щупалец, как его выкинуло за борт вскоре после того, как он выпустил гарпун в монстра. Запомнил только глаза: огромные, сверкающие жемчужины с живой неуемной тьмой-ненавистью, зеркалом хосокова сердца. Он не сдался и не испугался, и твердо решил, что если проклятием суждено умереть только одному из них, Хосок сделает что угодно, чтобы выжить. — Я ни на что не рассчитываю, — говорит он, опустив голову, — так что, если вы не из охотников, я сойду в первом же порту. — Может, ты и проклят, парень, но за такую удачу, как у тебя, люди богам молятся, — Джин расплывается в улыбке, когда Хосок поднимает голову, уставляясь на него то ли с надеждой, то ли с испугом. — Повезло тебе, говорю. Мы как раз этот корабль ищем. Хотелось бы с кракеном не сталкиваться, но если придется, то пара уловок у нас есть. — Возьмите меня с собой! — восторженно говорит Хосок, не замечая, как все умиляются с его забавной мордашки. — Мне нечем вам платить, но я возьмусь за любую работу и я отлично владею луком и… — Все-все, мы поняли, — Намджун смеется, — не трясись ты так. Взаимный обмен, ты помогаешь нам с кракеном, но сокровищами мы с тобой не делимся. — Да на здоровье. — Хосок так счастлив, что ему хочется уже прямо сейчас отплывать на поиски, хотя никто никогда не знал, где может объявиться монстр. — Только ведь про сокровища это все легенды. Сдался вам этот корабль? — Он называется «Розовая Жемчужина», парниш, — говорит Джин. — И что? — В смысле, и что? — фыркнув, он закатывает глаз так, будто объясняет очевидные вещи. — Как я могу не захватить корабль с таким волшебным названием? Джин вскидывает руки, и Хосок не может не улыбнуться от того, что розовые слои ткани колышутся как клубничные сливки на торте. — Мой корабль не волшебно назывался «Помналь», и ты его все равно захватил. — Не захватил, а выиграл в карты. И теперь он называется «Ким Сокджин». — Морской дьявол вас забери, — вздыхает Юнги, не в силах слушать очередные препирания двух капитанов, и встает из-за стола. — Пошли, новичок, покажу тебе корабль. * На корабле, который до сих пор не ясно как называется, почти весело. Нет, без работы Хосока не оставляют, он ради своей цели не против стандартного правила «кто ниже по рангу, тот и отдувается», и бегает со шваброй, слыша то гогот, то очередные споры, то песни. Скучать с такой командой не приходится. Да и команда эта сплошной салат из несовместимых ингредиентов: кто-то остался от Намджуна, другие пришли с Джином, многих они подобрали так же, как и Хосока, то тут, то там. — Вот Юнги, например, — говорит как-то Югем, указывая в сторону капитанского мостика, в тени которого читает их молчун. — Присоединился в поисках русалки. — А они разве существуют? — Ну, он считает, что да. — Я все слышу, мелкий, — доносится из тени. — Я тебя все равно не боюсь, — сквозь смех отвечает Югем. — Видишь ли, он не любит море. Поэтому по палубе особо не перемещается. — Не любит море и поплыл за русалкой? И это мне он говорил, что я на голову ударенный? — усмехается Хосок. Однажды, когда они вдвоем пили после отбоя, Юнги беззлобно назвал его сумасшедшим за то, что идет на верную смерть. — Тебя я тоже слышу, новичок. — Я тоже тебя не боюсь, — Хосок показывает язык, и они с Югемом хихикают, пока вдруг, услышав хлопок закрывшейся книги, тот, испуганно ойкнув, не дергает его за собой. — А вот теперь лучше бежать. Капитаны — весь состав корабля давно смирился с тем, что на судне их два, — ни на день не перестают пререкаться. Драк не устраивают: Намджун только вздыхает на любую ремарку, Джин на ответную колкость не обещает снести голову внушительной саблей, что всегда болтается у него на бедре, отчего Хосоку вдвойне непонятно, зачем вообще ругаться. Может, развлечение у них такое, чем еще тут заниматься? Или просто иначе с Джином невозможно. — Чего это мы тут делаем? Хосок, вздрогнув, оборачивается. На мостике хранятся разные карты, отмечаются места, где по слухам видели «Жемчужину», висит график работ, но кроме Хосока там почти никого не отмечают. И, конечно же, Югем не мог не прибить календарь того, как регулярно капитаны спорят о владении кораблем. — Да я так, смотрю. — Дай и мне посмотреть, — говорит Джин, заглядывая через плечо. — Одним глазком! — хрипит попугай на плече капитана, и они задорно гогочут в два голоса, как охрипшие ишаки. Сложно сказать, кто страннее, Джин или его попугай, который травит дурацкие шутейки, но Джин нежно называет его особенной, волшебной птицей, даже имя дал в честь своего младшего брата Чонгука. А Хосок чем больше смотрит на нее, тем чаще думает, что вместо птичьей души там кусочек джиновой — тандем у них был убийственный. — Это что, день подходит к концу, а мы до сих пор не спорили? — Джин театрально ахает и, развернувшись в очередной громоздкой рубашке, в которой каким-то чудом не зажаривается под жарким солнцем, уносится с мостика, распахивает дверь и кричит что есть мочи: — Это мой корабль! В ответ ему буквально тут же кричат: — Нет, мой! Закрывает дверь Джин с такой удовлетворенной миной сытого дьявола, будто целью украсть этот корабль было на самом деле — выбесить Намджуна до седых волос. Хосок не решил, считает ли это кражей: Бэм рассказал ему, что Намджун как-то спьяну поставил на кон свой корабль, Джин его обыграл, но был пойман в мухляже, и они так и уехали вдвоем, до сих пор не решив, кто же все-таки прав. — Зачеркивай день, — довольно произносит Джин, спускаясь в трюм. — Я буду следить за этой традицией. — Во все глаза! Черт, он же у тебя один! Провожая взглядом хохочущего Джина с гаркающим попугаем, Хосок просто вздыхает. Иногда ему кажется, что эта ругань не более чем затянувшийся флирт, который хорошо бы не кончился тем, что кто-то полетит за борт. * Легендарная «Розовая Жемчужина» показывается им раньше, чем кто-либо мог представить. Они сверяются с историями, достоверными и просто слухами, перепроверяют по картам, но в том, что это точно тот самый корабль, не остается сомнений, когда их разделяет около двух миль, и «Помналь» из уютных вечерних сумерек вдруг ныряет в молоко. Сквозь завесу необъяснимого тумана Джин приказывает идти замедлив скорость вдвое, чтобы слабый ветер едва двигал их вперед — кракена ждали в любую секунду обманчивой тишины. Хосок ожидает корабль-призрак, разбитую шхуну на рваных парусах, которая будет мчать на волнах как олицетворение смерти с косой. Но чем гуще становится туман, тем яснее то, что «Жемчужина» полностью оправдывает свое название: корабль был практически белый, потрепанный от времени и пережитых сражений, лишь усталый отблеск от легенды, которую полоскали мореплаватели. Хосока таким не обмануть. Стоя на носу корабля, с туго натянутым луком, он не моргая всматривается в туман. Основной командой они долго обсуждали план столкновения с кракеном и решили ранить его до того, как придется пустить в ход пушки. Хосоку доверились от безысходности; то, что он попал в центр мишени с другого конца палубы было единственным доказательством его меткости. Юнги предложил схитрить и выставить Югема, который первым отправит несколько стрел, чтобы отвлечь внимание, и только потом Хосок выпустит стрелу со слепящим порошком у наконечника. Джексон, пока колдовал над стрелами, клятвенно заверял, что они точно разорвутся, а у Хосока не было другого выбора, кроме как довериться. Кракен так и не появляется. До полного сближения меньше лиги, и они вынуждены ослабить парус, чтобы затормозить. Югём не рискует опустить лук, и Хосок с ним полностью солидарен, но взгляд смещает на воду; океан затих, едва мелкая рябь идет. Молчание на палубе царит такое глубокое, что становится ясно: каждый член команды боится момента, когда кракен без предупреждения всплывет прям под ними и потопит одним ударом. У Хосока самого истошно колотится сердце, от приближенной цели или от страха. Но две минуты, пять, двадцать — и ничего не происходит. — Надо брать на абордаж, — эти смелые слова подошедший Джин говорит шепотом, будто все еще боится нападения, но выставленная наготове сабля показывает, что он не собирается трусливо сбегать. — Это безумие. — Именно, поэтому ты пойдешь первый. От неожиданности Хосок чуть лук из рук не выпускает. — Чего? Один? — Таковы правила, новичок первым идет изведывать местность в качестве посвящения. — Ты только что это правило придумал, да? — Может быть. Хосока одолевают противоречивые чувства: с одной стороны, преступная невозмутимость на лице Джина вызывает восхищение, а с другой, ужасно хочется врезать и посмотреть как этому лицу идет боль. Но Хосок знает, за чем идет, и что, пусть и плавал с ними неделю, особой привязанностью они к нему не обросли, поэтому отдает лук Югему и говорит: — Ладно, терять мне нечего. Надеюсь, в случае чего мой призрак сможет посмотреть, как твой красивый цветастый камзол выглядит на щупальцах кракена. — Йа, какой ты жестокий, — фыркает Джин и уходит отдавать команду разворачиваться, а гребцам подплывать ближе. Когда корабли равняются друг с другом бок о бок и для Хосока перебрасывают планку, чтобы перейти на «Жемчужину», ему кажется, что он переходит границу миров, ступая на белое дерево. Осмотреться хотя бы мельком вынуждает даже не осторожность, а любопытство — Хосок таких материалов не видел, а белое дерево тем более. Палуба под сапогами скрипит так протяжно, что он едва давит в себе желание застыть на каждом шагу. На корабле никого нет, и в этом легенды не врали. Хосок медленно осматривает палубу, спускается вниз, едва разбирая ступеньки. Удается нащупать несколько факелов и зажечь, с одним из них Хосок уходит глубже в темноту, с жутким ощущением, будто спускается в преисподнюю. Во всех помещениях пусто, но следы застарелой крови он тут и там находит на стенах, и от этой картины мурашки по коже. Где-то остается след его собственной — впотьмах Хосок напарывается на гвоздь и не сильно рвет кожу на внутренней стороне ладони. Ему уже хочется вернуться и сказать, что здесь безопасно, отчасти от волнения, но и того, что здесь и правда никого нет, но впереди оказывается последняя неизведанная дверь, возможно ведущая в капитанскую каюту, и Хосок решительно заходит внутрь. Когда свет от факела выхватывает человеческую фигуру, сидящую на полу, из темноты, Хосок почти что позорно вопит. — Какого черта! — отшатывается он, заедая рвущийся крик, когда незнакомец поднимает глаза. Хосок плохо видит его лицо, и может только испуганно выдавить: — Ты живой? — Твоими стараниями, — хрипит человек и мокро кашляет. Хосок не осознает как отправляется торопливо зажигать факелы здесь, матерится про себя, что тут ни одной нормальной лампы, но когда огонь разгорается, он может хотя бы рассмотреть обстановку. И человека. Хосок глупо замирает на месте. Кажется, он слишком обрадовался появлению другого живого существа и потерял бдительность. Когда юноша кашляет снова, Хосок уже с большей уверенностью подходит и садится ближе. С такой раной на груди незнакомец вряд ли представляет опасность. — Убьешь меня? — Да нет, зачем? — задумчиво говорит Хосок, пошире растаскивая края черной рубашки и рассматривая рану. — Может, сможем тебя подлатать. — Слабак, — шипит парень, — добей меня и покончим с этим. — Эй, ты чего, совсем… — Хосок забывает слова, когда поднимает голову. На него никогда не смотрели с такой ненавистью. Равно как не мог он представить, что столько ненависти может уместить сердце человека такой красоты. Его лицо, мраморно-нежное, искажено злобой, синие волосы лежат взлохмаченным вороньим гнездом, а чернильные провалы глаз беснуются от ярости, будто кто-то пустил огонь по разлитому маслу. Где-то он уже их видел…. Чем дольше смотрит Хосок, тем сильнее ломает злостью изумительную красоту, тем безжалостнее юноша впивается в свою губу зубами, словно сейчас сорвется, выстрелит. Он вдруг действительно бросается вперед, и Хосок придавливает его к стене, теряя равновесие на корточках. Незнакомец болезненно шипит; Хосок уже почти готов извиняться, что сделал ему больно — кровоточащая ладонь соскользнула по коже и коснулась раны. Но смотрит вниз и… Моргает один раз. Второй. А иллюзия не исчезает. Вернее, не иллюзия даже: рваная рана на груди парня начинает медленно затягиваться. Хосок испуганно отшатывается. — У тебя был шанс меня убить, теперь ты пожалеешь, что им не воспользовался. А потом ему приходится отшатнуться еще раз, вернее, даже отпрыгнуть — парень подскакивает и, схватив нож со стола, у которого сидел, с рычанием рассекает воздух перед собой. Хосоку совсем не хочется проветривать свои внутренности, поэтому он прячется за ближайшим креслом. Нож неосмотрительно оставлен на полу. — Ты спятил? Я помочь хотел! — кричит Хосок, но его едва слышно за треском кресла, которое парень хватает и швыряет в него. — Ты хотел меня убить! Как убил их всех! Хосок чудом уворачивается, пятится спиной назад, надеясь нашарить дверь и добежать до Джина, чтобы этого психа схватили, но тот снова делает выпад и Хосок, наткнувшись на что-то громоздкое под коленями и потеряв равновесие, с размаху опрокидывается назад, хватается руками — кажется, это сундук, здоровый и тяжеленный, — чтобы скорее подняться на ноги и попытаться сбежать. Но крышка сундука вдруг распахивается с мощной отдачей и едва не разбивает Хосоку голову раньше, чем это сделает безумец с ножом. Ослепительный свет из сундука прошибает комнату так, что и Хосок и его убийца болезненно вскрикивают. — Что ты сделал? — слышит Хосок испуганное, пока ждет, когда белый песок прекратит отплясывать в глазах. — Он никогда не открывался, что ты сделал?! — Слушай, парень… — говорит он, как вдруг чувствует, что чужие руки вздергивают его с пола и прижимают к стене. — Мое имя Тэхен, запомни его перед смертью! — Да какого черта ты на меня накинулся? — Для недавно раненного человека сила в нем чудовищная. — Я не знаю ни про чертов сундук, ни про тебя, ни что с тобой происходит! Тэхен опускает голову, только сейчас, кажется, замечая, что раны на груди как ни бывало, лишь разводы крови на черной распахнутой рубашке напоминают, что все было правдой. Воспользовавшись заминкой, Хосок отталкивает от себя незнакомца и раньше, чем тот накинется снова, торопливо кричит: — Послушай меня! Стой! — он выставляет ладони перед собой. — Давай просто поговорим, ладно? — Я не собираюсь с тобой разговаривать, — с нескрываемым отвращением цедит Тэхен. — Вообще-то я спас тебе жизнь, — и, снова осмотрев исчезнувшую рану, немного смягчается. Не пытается убить и уже прекрасно, Хосока устраивает. — Ты мне должен. Тэхен задумчиво пожевывает губу. — Запру тебя здесь до тех пор, пока все не выясню. — Если я в ближайшее время не выйду, на корабль нападут. Там больше сотни человек и столько пушек, что ты на своей посудине уйдешь под воду раньше, чем выкатишь пушку. Хосок блефует, но Тэхен же не дурак, куда он один против такой оравы, даже если она в половину меньше заявленного. Только вместо ожидаемого страха красивое лицо Тэхена искажается такой высокоградусной надменностью, что бояться начинает Хосок. — Я бы на это посмотрел, — усмехается незнакомец, приподняв бровь. — И ты все еще мне должен, — Хосок будет держаться за этот козырь до последнего. И к счастью, он работает. Они молча подходят к сундуку, Хосок в небольшом отдалении — никогда не знаешь, что выкинет этот чокнутый. — Знаешь что-нибудь? Тэхен, присев перед сундуком, выуживает монетку, задумчиво рассматривая. Золото как расплавленное солнце мерцает в слабом освещении. Джин, как увидит, будет без ума от радости. — Сколько себя помню, он ни разу не открывался. — У меня на корабле есть историк, может, он что-то знает, — говорит Хосок. Он такой чеканки не видел никогда, и письмена не кажутся узнаваемыми. Если бы он мог подойти поближе… — Нет, — Тэхен мгновенно щетинится, — Ты его отсюда не вынесешь. — Да не нужно мне твое золото. Я возьму одну монетку, покажу ребятам и сразу верну. — Тэхен смотрит на него с недовольным лицом. Хосок вздыхает. — Ну что я могу сделать с одной монеткой? Съесть? — Откуда я знаю… — бурчит Тэхен, и только сейчас наконец-то снова походит на обычного, хоть и сложного, парнишку своих лет. Хосоку кажется, что ему не больше девятнадцати. Они договариваются выйти вместе — Тэхен без своего присмотра отпускать отказывается. Всю дорогу наверх, он обещает страшную кару ему и всей команде, реши Хосок сбежать, но тот только смеется. Лишь у самого перехода, когда до Джина, ждущего на той стороне, метра три, он почему-то оборачивается и напоминает: — Ты мне должен. Как будто в море у кого-то есть понятие чести, как же. Команда облепляет его буквально через секунду, осыпает вопросами. Что произошло, что за странный свет — сверкнуло так, что явно было видно на всех континентах. Хосок отбивается от любопытных, просит позвать Юнги, он-то должен знать про монету. — Там таких много, целый сундук, ты сейчас с ума сойдешь, — говорит он Джину и лезет в карман. Потом в другой. Проверяет карманы на штанах. — Какого черта? — Что случилось? — спрашивает подбежавший Юнги, но Хосок так и продолжает искать монету. Он же крепко держал ее в руках! — Ее нет. Я уверен, что взял ее. — Странно, что монета волнует вас больше, чем вопрос, кто это вон там, — глядя за плечо Хосока, говорит Джин. Хосок переводит взгляд с непривычно серьезного лица капитана и оборачивается. Стоящий у входа в трюм Тэхен не сводит с него глаз. — Ты просто не видел сколько там золота, ты бы точно по-другому говорил. — Плевать мне на золото, — говорит Джин решительно и, расталкивая людей, идет к небольшому трапу. — Пойдем познакомимся. — Джин! — слышится издалека голос Намджуна. — Это опасно! — Оставайся за штурвалом! — кричит Джин, коротко оглянувшись, и ловко перескакивает на второй корабль. Хосок идет за ним не думая, от жутких слов под маскировкой невинной улыбки ловит холодные мурашки. — Хорошо, когда капитана два, если один умрет, то всегда есть еще один. Только Намджуну не говори, что я считаю его тоже капитаном. Когда до Тэхена остается несколько шагов, они не сговариваясь останавливаются, и Хосок наконец получает шанс его осмотреть. В сумеречном тумане Тэхен будто светится; волосы цвета океана в солнечных лучах треплет ветер, он вздувает черную рваную рубашку, делая Тэхена больше похожим на хищную птицу. Он смотрит не так, как может смотреть человек его телосложения — Тэхен хоть высокий и широкоплечий, но худощавый, — потому что в глазах столько уверенности, столько угрозы, будто один хлопок и он превратится в смертоносное чудовище. — Доброго ветра тебе, путник, — спокойно говорит капитан, — меня зовут Джин. — Тэхен. — Ты капитан этого корабля? Не дергайся, и мы тебя не тронем. Тэхен растерянно приподнимает брови, а потом вдруг хохочет. Его едва не складывает пополам от того с каким задором, как громко он смеется, и бархатистый смех в сумерках звучит как выпавший свежий снег. — А ты забавный, — улыбается он. — Тебе нужен корабль? — Как ты узнал? — Обычно люди сначала спрашивают, где золото. Потом начинают угрожать. Потом умирают. — Тэхен пожимает плечами. — Люди все одинаковые. А ты пока первый такой. — Да, мне нужен корабль. Если ты готов мне его продать. — Хосок удивленно смотрит на Джина. С его арсеналом можно было просто пригрозить, но тот почему-то этого не делает. — Но пока я хочу убраться отсюда. Не знаю, что вы тут сделали, но этот свет видели везде. Возможно, за нами уже отправились. — Я никого не боюсь. — Рад за тебя, парниша, но вот я в розыске в трех странах, — Джин улыбается, и Тэхен как будто бы тоже, совсем немного. Улыбка его лицу идет гораздо больше. — Этот корабль движется туда, куда я захочу. Вы можете уйти, — Тэхен смотрит на Хосока, и у такого взгляда никаких гарантий. Хосок если и будет уходить, то спиной вперед. — Можете плестись за мной, мне плевать. Пока я не узнаю, что это за золото, я не успокоюсь. — Кстати, про золото, — вспоминает Хосок. — Ты же тоже взял с собой монетку, покажи ее. — Где она? — Разжав руки, Тэхен смотрит на них с тем же удивлением, что недавно было у Хосока. Без слов развернувшись, парень бежит вниз в трюм, в капитанскую, Джин и Хосок бегут за ним вслед. Здесь как будто тайфун прошелся, все так и валяется, как осталось после драки, только сундук закрыт. — Он закрылся, — растерянно выдыхает Тэхен. А потом хватает Хосока за воротник своими сильными ручищами и встряхивает. — Открой его, иначе я тебя убью. — Да успокойся, я не знаю как, — хрипит Хосок, но Джин почему-то не бросается помогать, так и смотрит, задумчиво прищурившись. — Я все равно тебя убью, но, возможно, это произойдет прямо сейчас. Тэхен швыряет Хосока, и тот падает боком на сундук, как себе ребра от удара не переламывает — непонятно. Как непонятно, почему сундук снова открывается. Незамеченный в пылу потасовки, Джин хватает монетку, бросает ее из каюты как можно дальше, но она как по щелчку снова оказывается в сундуке, весело звякнув. Вцепившиеся друг в друга Тэхен и Хосок недоуменно смотрят на золото. — Корабль его просто так не отдаст, — Джин вздыхает. — Надо искать, в чем дело. — Тогда ты поможешь мне, — говорит Тэхен и, наконец отпустив чужой воротник, встает. — Когда я выполню свою цель, корабль мне будет не нужен. Но одно условие: пока что этот остается со мной на корабле. — Этого зовут Хосок! — возмущенно вопит тот, подскакивая. Джин вдруг говорит: — Я согласен. — Ты спятил?! Я тебе своей жизнью не разрешал распоряжаться! — Если ты включишь голову, то вспомнишь, о чем мы договаривались, — Джин многозначительно подмигивает. — И больше об этом ты сможешь узнать только оставшись здесь. И правда. Хосок совсем забыл, где находится, и сколько тут может быть информации о том, как убить кракена, пока он не вернулся и не убил их всех. Ну или пока Тэхен не убил его первым, думает Хосок, ловя на себе тяжелый взгляд, обещающий страшную смерть.