Говорило море

До залива Трех Хвостов, куда надо попасть Тэхену, всего дня два хода, но тащатся они с такой скоростью, что хорошо, если дойдут за декаду. Гребцов на «Жемчужине» нет, и ветер ее будто не берет — может, Тэхен не врал, когда сказал, что ведет корабль сам, — потому что на «Помналь» ослабляют паруса, чтобы идти вровень. Где-то к четвертому Хосок смиряется со своим затворничеством на чужом корабле (тем более что Бэм обещал мгновенно дать знать, если заприметит кракена). Гораздо тяжелее смириться с тем, что кое-кто своей неугасаемой ненавистью скоро просверлит ему затылок насквозь. О постоянном присутствии Тэхена Хосоку удается забыть только в библиотеке, он из нее почти и не выходит — делать одному больше нечего, поговорить не с кем, ведь Тэхен на попытки завести разговор ершится как шипастая рыбина, только очень милая. — Ты умеешь читать? Хосок, стоящий у немногочисленных шкафов с книгой в руках, оборачивается. Вопрос звучит так тихо, что могло и послышаться, но Тэхен, сидящий в кресле, старательно прячет глаза, будто таких интересных книжных полок на своем корабле в жизни не видел. Ну какая же он рыба? Тигренок, диковатый и брошенный. Хочется за ушком почесать, пусть и укусит. — А ты думал, я просто на страницы смотрю? — улыбается Хосок, забыв, что кое-кто шуток не понимает. — Ну, я вот смотрю, — фыркает Тэхен, по-царски закидывая нога на ногу. — У тебя проблемы с этим? — Да, я умею читать. Он уже привык, что на такие ремарки лучше не реагировать, поэтому просто отворачивается. В комнате ненадолго повисает тишина, и Хосок успевает вчитаться в текст. Ему наконец-то попалась стоящая книга, сборник старых легенд о морских чудовищах, может, здесь могла быть какая-то зацепка… — И… как? — Что? — растерянно спрашивает Хосок. Тэхен снова замолкает, и Хосок почти уверен, что спугнул, но до него доносится едва слышно: — Как это? Читать. — Ну… здорово. Особенно приятно почитать перед сном. Или когда тебе читают. — Не видел, чтобы ты читал перед сном. Хосок убирает книгу на полку и оборачивается. Читает он обычно, чтобы расслабиться, но в данной ситуации ему вряд ли может помочь хоть что-то — под пристальным взглядом Тэхена заснуть не представляется возможным. И как его ни гони, он каждую ночь остается рядом, и в этом нет ничего романтичного. «Я тебе не доверяю», говорит он, а Хосок уже больше не спорит, просто отворачивается к стенке, пытаясь игнорировать своего персонального призрака в черных лохмотьях. Хосок не признается, что как всегда просыпаясь от кошмаров посреди ночи, чувствует себя парадоксально спокойнее, находя чужие глаза. — А я не видел, чтобы ты вообще спал. — Я не усну, пока ты здесь. — Поспорить хочешь? — Хосок ухмыляется. — Я почитаю тебе на ночь и точно уснешь. — Сколько самонадеянности, — вздыхает Тэхен, в жесте театральной усталости подпирая висок красивыми пальцами. От его показной надменности не остается ни фантика, когда в ту же ночь Хосок, слыша привычные шаги, приближающиеся к кровати, вдруг подскакивает и говорит: — Меняемся. — Что? — пугается Тэхен. — Я в твою кровать не лягу. И становится сразу же плюшево-нежным, ну куда такого бояться? — Здесь ничего нет моего. Давай, чего уставился, ложись. — Это какая-то уловка? — Почти. Давай, ты же мне не верил, посмотрим, кто кого. Тэхен смотрит в его игриво поблескивающие глаза, на дружелюбную улыбку и медленно-медленно, ожидая нападения в любую секунду, садится на кровать. Затем слегка откидывается. Затем все-таки ложится. Старая — старее, чем кто-либо из чужаков мог себе представить — односпалка протяжно кряхтит под его весом. Хосок над тэхеновым лицом в ожидании опасности смеется, негромко и очень тепло. Кровать — теплая, и Тэхен не может вспомнить, когда чувствовал такое в последний раз. Когда Хосок накрывает его пледом до подбородка, Тэхен вцепляется в его запястья, будто сейчас сломает. — Что ты делаешь? — Магию, — говорит Хосок и, вырвавшись из захвата, подталкивает край одеяла под матрас. — Обездвижить меня хочешь? — Тэхен, — Хосок тяжело вздыхает. — Дернешься и я тебя убью, — щурится Тэхен. — Я в курсе, ты мне это каждый час обещаешь. Послушай, — Хосок достает из-под кровати книгу и показывает, чтобы было видно руки, — я просто тебе почитаю. И все. — А если я усну, нападешь, да? — говорит Тэхен с недовольством, но без особой прыти. Чужое тепло, как бы ему ни хотелось отрицать, расслабляет, окутывая каждую клеточку. — Да не буду я. Ты можешь мне не верить, но я не причиню тебе вреда. — Лжец. — Обещаю. Они долго, молча смотрят друг другу в глаза. — Тогда это уговор, — говорит Тэхен. — А значит ты мне тоже должен. — Как скажешь. — С ним всегда проще согласиться, чем в чем-то убедить. Упрямства в этом парнишке больше, чем соли в океане. — А теперь закрывай глаза. Тэхен практически уверен, что не уснет. Легенды пустынных материков оказываются очень интересными, и Хосока хочется слушать все больше — голос у него мягкий, гибкий и шелестящий словно ветер в листве солнечного леса; слова льются как заклинание, оплетают разум. Тэхен у самой кромки темноты вспоминает, что ему читали в детстве когда-то давно, так давно. Хосок практически уверен, что не вернется. Но он читает и в эту ночь, и в следующую, и как-то, перелистнув страницу на новую главу, цепляется взглядом за Тэхена. Спящим он кажется несуществующим, не живым; потеряв озлобленную кривизну, лицо выглядит юным и настолько красивым, что кожи хочется коснуться пальцами. Провести пальцами по ресницам, длинным и угольно-черным, пригладить лохматые синие прядки. На него хочется смотреть, но Хосок, аккуратно закрыв книгу, убирает под кровать, поднимается уйти, резко ощутив чужую хватку на запястье. — Не уходи. Он даже не уверен, что обращаются к нему, что Тэхен обращается вообще к кому-то — его глаза закрыты и губы подрагивают. Хосок знает, что такое кошмары — они оба знают — и снова садится, кладет локти на край кровати, опуская на них голову. Он совсем немного подремлет и уйдет. * — Пьешь в одиночестве? Джин всматривается в полумрак, пытаясь разобрать, кто это там в дверях. В камбузе в такой час никого нет, поэтому он не стал разжигать огонь, оставив себе пару свечей на столе да бутылку. Темноту он страшно не любит, темнота не делает ничего хорошего с людьми. — А, Намджун, ты, — узнает долговязую фигуру, когда парень входит в небольшой кружок слабого света вокруг стола. — Уснуть не могу. — И как тебе ром в качестве снотворного? — садясь напротив, Намджун улыбается, и Джин против своей воли улыбается в ответ. Улыбку Намджуна давно пора вносить в список непобедимого оружия. — Отлично. И даже к доктору обращаться не надо, сплошные плюсы, — вяло отмахивается он, не имея сил отшутиться. Одиночество нравится ему тем, что в цирковых плясках нет никакого смысла. Намджун нравится ему тем же. — Не против компании? Намджун уходит за второй кружкой, заливает буквально наполовину и молча пьет. Легкостью молчания он нравится тоже, Джину вообще многое в нем нравится, но для собственной безопасности лучше об этом не думать. — Не могу выкинуть этот корабль из головы, — говорит он, задумчиво ковыряя пятнышко на деревянном столе. — Его как будто не существует. Но в то же время вот он, идет рядом, ему ни ветра, ни гребцов не надо. — Ты знал, что с ним что-то не так. Как и с этим парнем. — Мы с Юнги вчера все сводки перечитали, по книгам сверились. «Жемчужине» лет триста, если верить слухам. И золото это… — Как ты будешь его вытаскивать? — Не буду. Мне кажется, его лучше не трогать, недобрые от него ощущения, — Джин хмыкает, отпивает из бутылки. — Да и ты знаешь, что у меня нет нужды в деньгах. — Тогда зачем тебе этот корабль? — Говорят, что, когда корабль признает тебя капитаном, ты можешь уплыть на нем в неизведанные миром места. Может быть, это глупо, но Джин никогда не гонялся за властью и золотом, его мечты были маленькими и понятными только ему одному. Он привык не делиться этим с остальными, ему плевать, что думают о нем или его взбалмошном поведении. Пока люди будут над ним смеяться, он успеет достигнуть мечты. — Как всегда хочешь приключений? — подначивает Намджун по-доброму. — И чтобы меня навсегда потеряли, — говорит Джин. Рука тянется сама, из привычки, не более, и касается плотного кругляша повязки на глазу. Джин не замечает, как меняется его лицо, темнеет от воспоминаний, но это замечает Намджун и осторожно прихватывает пальцами запястье, уводя чужую руку на стол. — Разве ты уже не капитан другого корабля? Намджун улыбается со слепящей ласковостью. В нем как будто и нет ничего кроме этой огромной улыбки, способной согреть весь мир. Ладно, какой там — еще острый ум, доброта, основательность, забота о команде и целая миля красивущих ног. Но Джин предпочитает не думать об этом, иначе перечислять придется очень долго. — Боже, невероятно, я запишу эти слова и попрошу твоей подписи! — А я утром скажу, что был пьян и ничего не помню. — Было уже такое. Намджун тихо смеется, и Джин на заразительной радости улыбается тоже. Чужие пальцы все еще лежат на его запястье, Джин разворачивает руку, легонько сжимая их в ладони, и лицо Намджуна в рыжеватом свете свечей смягчается на особую, дробящую сердце нежность. Завтра они снова будут ругаться и спорить, но сегодня Джин хочет его поцеловать. Только Намджун почему-то тянется первый, а Джина рвет от желаний отскочить назад или все-таки качнуться вперед и будь что будет, он закрывает глаза… Колокол на палубе заходится истошным боем. Они срываются с места одновременно, забегают на палубу, где уже носятся люди: кто-то только проснулся, кто-то уже готовит вооружение. Намджун, задирая голову, кричит: — Кто? Свисающий с марса Бомгю смотрит на него сверху, белое лицо видно даже в слабом освещении — парнишка плавает с ними не больше месяца, и это его первое нападение. — Флага нет! — кричит он. — Идет быстро, до нас минуты три. Если он верно разглядел сквозь постоянно окружающий их туман, и флага действительно нет, то разведка. — Будь готов к абордажу, — говорит Джин, заглянув в трубу, — это не за нами, а значит стрелять не будут, чтобы не топить. Я метнусь на «Жемчужину». — Нет, я пойду, а ты останься здесь. — Там слишком большой корабль и ноль людей, оружия нет. Если их будет численный перевес… — Вот именно. Я тобой не рискну, — Намджун встряхивает его за плечи, улыбается милой растерянности на лице, — ты корабль лучше меня знаешь, если дело будет плохо, уходи как можно быстрее. Фрегат несется к ним все ближе, мелкий, но маневренный. «Помналь» удастся уйти при своей скорости, редкой для больших кораблей, только если основательно их задержать. — Югем, Бэм, хватайте еще по пятеро, оружие, какое успеете каждому, и погнали! Их группа, смехотворно маленькая для предстоящего, сигает по натянутому канату между мачтами обоих кораблей. Намджун на белую палубу попадает последним, на полпути чуть не выпуская из рук веревку, с которой слетает вниз. Обидно было бы упасть в воду до того как его туда, возможно, кто-то скинет. На палубе «Жемчужины» их тринадцать, а вскоре становится пятнадцать. Тэхен с Хосоком, встрепанные ото сна, выбегают из трюма, не прекращая ругани. — У тебя тут хоть что-то есть? — обреченно возмущается Хосок, едва поспевая за широким шагом. — Меня достаточно, — отвечает Тэхен мрачно и смотрит вперед на приближающийся корабль. — Ты псих, я уже это говорил, но чтоб настолько? Вообще никакого оружия?! — Ты кое-что забыл, — Тэхен оглядывается и одаривает его недоброй, кислой ухмылкой. — Ты о чем? — Какой же ты глупый, Чон Хосок. У Хосока странным чувством сжимается внутри, будто сама тьма коснулась сердца пальцами. Он не говорил ему фамилию. Никому не говорил. — У нас был уговор, не забудь, — говорит Тэхен последнее, прежде чем разбежаться, заскочить на нос в три огромных прыжка и прыгнуть в воду. Хосок не слышит, что именно кричит за общим шумом и оживлением на «Помналь», только время словно замедляется вдвое: вот фигура Тэхена зависает в воздухе, волосы трепещут на ветру как огонек на фитиле бомбы. Хосок бежит вперед, чтобы заглянуть за борт, но оба корабля вдруг резко сшибает волной, люди валятся вместе с ним, цепляются кто за что может. Хосок слышит вереницу испуганных возгласов, чей-то крик, а когда открывает глаза, чувствует как собственную глотку сжимает не случившимся криком. Огромный черный бок кракена, блестящий от воды, заслоняет оба корабля. — Какого черта… — слышится возглас Намджуна. Осьминог исчезает с поверхности удивительно грациозно для своего кошмарного размера и так же тихо, как камешек в воду бросили. Чужой корабль тормозит совсем близко, в неожиданной тишине слышно возню на палубе. Секундой позже туманную ночь ломает пронзительными воплями; Хосок с ужасом наблюдает, как монстр резко является из воды и тремя ударами мощных щупалец разносит паруса, сбивает мачты в щепья, бьет небольшое судно, поднимая тучу воды. Люди кричат, кто-то в глупой надежде прыгает за борт, но кракену плевать, он бьет и бьет, и бьет. Хосок не в силах на это смотреть сгибается на коленях, чувствует как подкатывает из желудка. Дрожащими руками он зажимает рот, трясется весь, брошенный в котел собственной прежней ярости, обваривается до оголенных нервов. То же было со всей его семьей. Каждый из Чонов, поколение за поколением, погибал от безжалостности этого чудовища. А ведь у него есть лицо, красивое лицо, с несмелой улыбкой, что он так старательно прячет, жадная на тепло хватка рук во время сна, у него есть столько не полученной заботы, столько не случившихся с ним простых человеческих мелочей. У него есть имя. Гигантское щупальце взмывает в воздух над «Жемчужиной», выбрасывает что-то на палубу, — Хосок даже не сразу осознает, что там человек — цепляется за борт, потом вторым, третьим. Хосок растерянно пятится назад, назад; следом появляются руки, и щупальца быстро исчезают. Тэхен легко подтягивается на перилах и залезает на палубу мокрый и обнаженный. Они смотрят друг на друга, он будто ждет чего-то, Хосок узнает его черные блестящие глаза и звереет. — Чудовище, — хрипит он. Тэхен молчит, только губы поджимает. — Ты чудовище, ты монстр, ты… Тварь, я убью тебя! Намджун с Югемом ловят его под руки раньше, чем он успеет наброситься на Тэхена, но он бьется как обезумевший, орет, срывая голос: — Я убью тебя! Во что бы то ни стало убью! — Хосок, все, хватит, — тихо говорит Намджун. — Да отпустите! — Он тебя убьет! Хосок застывает. Они не Тэхена от него защищают. Тот-то вне опасности. Что вообще в этом мире может представлять для него опасность? — Хорошо же ты выполняешь обещания, Чон Хосок, — Тэхен ухмыляется, складывая руки на груди. — У нас был уговор, помнишь? А это, — он кивает на лежащего на палубе человека, — мой первый взнос за долг. Мужчина, выброшенный на палубу, из последних сил поднимается на колени, откашливается водой. Тэхен проходит мимо, подходя так близко, что между ними с Хосоком нет и шага. Держащие руки напряженно сжимаются на плечах, потому что Намджун с Югемом напуганы не меньше — хищный оскал на тэхеновом лице холоднее северных вод. — А когда я расплачусь с тобой до конца, я убью тебя как и всю твою поганую семейку.