Fallen in cards

(От автора: Господь боже, куча просмотров, лайков и прочего за три дня! Спасибо вам всем огромное! Я прямо сейчас сяду за 2 главу! {Для меня это слииишком быстро, но ради вас я постараюсь} Хорошего всем чтения :з) Началось все со скучающего парня шестнадцати лет, большого, несчитаемого роста, со смольными, черными, неопрятно уложенными волосами и угрюмой мордахой, выделяющейся длинным носом, пышными бровями и начинающей вырастать бородкой, такой же угольно черной, как и шерсть на голове. Задница уже онемела, принужденная сидеть лишь одной ягодицей на кофте, положенной под седалище, дабы создать слой теплоты между жопой и холоднющей кожей кресла. Токи сигналов, отправленных в мозг, добираясь до самых глубоких и потаённых уголков сознания: «Нужно бы слезть…» — ответил цп, приводя все мясо ниже себя в движение, и он, наконец, сел нормально, но не прошло и минуты, как он устроился удобнее, дрема начала брать верх. Тело проваливалось в забытье, такое вязкое и всепоглощающее, будто бы его погружали в океан почти что замерзшего желе. — Не спи! Почти приехали… — грубый бас, на удивление такой теплый и знакомый, коснулся его тонущего разума, протягивая тончайшую ниточку, дабы спасти утопающего, но было уже поздно. — Мгм… — сонное мурчание в ответ прервалось громким скрежетом резины об асфальт, криком страха, тем самым, который никогда в жизни он не слышал вживую, а затем удар двух многотонных металлических объектов переломал его, словно двухметровый чернокожий мужик с огромным поясом за чемпионат по боксу. «Интересно, на том чемпионате он проломил морду тому бедолаге, или сразу отправил в нокаут? Южане были правы, им бы на плантации идти…» — мысли угасающего мозга прервались хрустом камня, ломаемого, крошащегося под напором силы неописуемой величины. Тельце отправилось в полет, с намерением размазаться по двери, но вместо того, ударилось обо что-то пыльное и мягкое, если, конечно, сравнивать с ничего не прощающим металлом. Сознание улетело в трубу, а школьник отправился спать. Разбудил его хруст камей, стекла и кирпича, поднимаемых над головой, болящей так сильно, что звездочки и искорки прыгали перед глазами, словно гимнасты на трапеции. Все ниже колена ощущалось куском мяса, зафаршированным мелко размолоченными косточками, но он все равно почувствовал, как многоцентнеровый блок конструкции был сдвинут в даль и с громким хлопком рухнул где-то. — Found one more*! — послышался женский крик, прервавшийся на последних звуках шумом ветра, становившемся сильнее в геометрической прогрессии, а уже через пару секунд казалось, что над головой у парня бушует торнадо. Щели между кусками обломков начали заполняться жидкостью, но не прошло и мгновения, как стало понятно — жидкостью были тонкие ручейки воздуха, как хищные африканские змеи, обвившие камни и начавшие поднимать их к небу. -… — сил говорить не было, да и сказать что-либо, кроме «ЕБТВОЮ МАТЬ, ЧТО?» или «Это что, аниме?», он не мог, ввиду огромной кровопотери, впервые в жизни сломанных костей и, конечно же, шока от созерцаемого. Каре-зеленые глаза, с каждой секундой теряющие цвет в океане кварца, пытались пробиться через свет, струящийся с небес, дабы найти хотя бы что-то… В последний миг среди голубизны парень разглядел каштан и дерево, оказавшиеся лишь хорошей копной волос девушки, держащей в тонкой белой лапке книжку, достаточно толстую, подсвеченную золотым и зеленоватым светом, словно на нее накинули дешевенький «глоу» из Фотошопа или Вегаса, смотря что вам ближе. — Ха… ха… ха… — слизав с губы кровь, лившуюся из горла наружу, он закрыл глаза, не в силах держать сознание в узде, и то побежало в далекие пустоши отключки… — C’mon, get up**! — бас мужика, находящегося на расстоянии вытянутой руки, во второй раз разбудил парня, спящего и вырубающегося уж слишком много за последние пару часов. — Very nice***. — что-то острое впилось в шею, но, на удивление парня, сразу же проснувшегося и очень боящегося столкновения с острыми предметами, боли не было, скорее наоборот: волны неописуемой силы начали расходиться по его горлу, заливаясь в голосовые связки. — Needle creation magic: «Holy healing needles»****! — за звонким щелчком указательного и среднего пальцев последовал небольшой взрыв серого, отливающего серебром, света, затем со свистом арбалетных болтов, несколько игл, горящих златым пламенем, впились, жадно выплевывая кровь, посылая все новые волны… спокойствия, лёгкости. Казалось, что он персонаж игры, чье здоровье начали поднимать внимательные медики. — Say something, need to analyze your cords*****, — почесывая рыжую бороду, тридцати-тридцати пяти летний мужчина, со слегка узковатыми глазами и усталыми, но не потерявшими света, зрачками, пялился на лицо школьника шестнадцати лет, ростом под метр девяносто, примерно такого же роста был самый высокий из капитанов — господин Фуеголион Вермилион. Его каре-зеленые глазища, расширившиеся до размеров здоровых орехов, последнюю минуту пристально пялились на сверкающий латунью гримуар мага, словно на диковинную зверушку, а рот, сверкающий белыми, как почти у всех людей в мире, зубищами, был приоткрыт на столько, что почти что был разинут. — Can you hear me******? — не успел волшебник пощелкать пальцами, как на него полетели связные слова, вылетающие со скоростью света: — ОХУЕТЬ, Я, БЛЯТЬ, В АНИМЕ, ДЕРИТЕ МЕНЯ СЕМЕРО, У НЕГО, СУКА, РЕАЛЬНЫЙ ГРИМУАР, И МЕНЯ ЛЕЧАТ МАГИЧЕСКИМИ, МАТЬ ЕГО, ИГЛАМИ, ЕБАНУТЬСЯ МОЖНО, ПИ… — Needle creation magic: «Holy calming needle»*******! — прервав монолог парня, толстая игла воткнулась меж его бровей, превращая нервно подрагивающее, искаженное гримасой ужаса и неописуемого удивления, лицо в водянистую кашицу, в приготовлении которой вместо гречки использовали марихуанку и успокоительное. Когда крики затихли, в оранжевые колосья бороды врача впились толстые пальцы, начавшие нервно дрыгаться. — Hmmm… Or you speak foreign language… — взволнованно вздохнув, врач продолжил, — Or you have brain damage********… — слова дались ему не легко, но, заметив, что мордаха «збагойствия» медленно перетекала во что-то осмысленное и больше напоминающее профессора. Очень сосредоточенного и злого профессора. — I think you just too tired… Have a good rest, boy, — лапища упала на взъерошенные черные волосы, слегка теребя, от чего школьник замурчал и, словно кот, проиграв своим инстинктам, придвинул голову к источнику нежности и тепла. Однако такое поведение ни на секунду не соответствовало тому, что происходило в темной башке, нафаршированной, как красные перчики мясом, мыслями: «Что будем делать?» — самый насущный и главный в жизни вопрос вновь встал перед ним непробиваемой стеной из прочнейших сплавов: это не сон, точно не сон — обычно все выглядит словно реальность, отшлифованная и идеализированная мозгом, либо полный сюрреализм и отход от адекватности, словно в миксер бросили Шин Мегами Тенсей со всеми Персонами и слегка приправили всей коллекцией тяжелых наркотиков, которые производил лысый из Брэйкинг Бэд, но сейчас, сейчас перед ним предстал мир, будто бы нарисованный, но казавшийся таким приемлемым и знакомым, что идеальное лицо немолодого мужчины, словно отфотошопленное, не вызвало никаких отторжений, а наоборот, заставило улыбнуться. Но проблема все еще нависала над ним, шепча на ушко: «я есть, я тут и я тебя тр… " — I'll be back in the morning, try to sleep*********, — незаметно для парня, его уложили и укрыли, воткнув иголочку в правую руку, аккуратно лежавшую на мягком одеялке, пуховом, с торчащим из него пером, гусиным, наверное, колющимся намного больнее, чем игла, всунутая в его вену на длину двух ногтей. «На их языке я разговариваю я акцентом, письмо я вообще не пойму, так что меня, как минимум, ждет судьба Ями… Но Ямя — герой сраного сенена, еще и что-то между сьюхой и, как говорил Гиггук — герой своей истории, перешедший с роли главного героя на позицию наставника. Я же -… хрен его знает, но действовать нужно с умом. Надеюсь, им я все же не обделен. " Правая рука, придерживаемая левой аккуратно приподнялась, а игла, будто бы нормаль к плоскости предплечья, парила, воткнутая на треть в мягкую кожу, понялась вместе с ней. Длинный, с небольшой горбинкой нос, сделал вдох, всасывая воздух. — Нет ни трав, ни запаха, но эффект успокаивающий и… мозговырубающий. — есть, и даже шутить не хочется, что для него было абсолютно не свойственно. Узкие фаланги рефлекторно прижались к подбородку, мечтая впиться в черные волоски, усердно отращиваемой щетинки, но обнаружили… Вполне пышноватую бородку, длиной в несколько сантиметров, с треугольной, чуть более высокой и узкой, чем равносторонняя пирамида, идущей одной монолитной линией от шеи и стремящейся к острому кончик. — Коше-е-ерно… — за шепотом экстаза, сравнимым только с удовольствием от… — ну, сейчас не важно… — последовал выдох, а глаза закатились, выдавив из себя скупую мужскую слезу. -… Интересно, а что еще я приобрел в этой рисовке? — мозг, как это часто у всех бывает, отказался от тяжелой работы, возжелав отвлечься, забыться в удовольствии и насладиться отдыхом. Пальцы впились в иглу, пытаясь аккуратно вытащить ее, но она, словно приклеенная, не поддавалась. «Ла-а-адно…» — беззвучно выдохнув, ноги, несколько часов назад лишенные хотя бы одной целой косточки, напряглись, стопы коснулись деревянного пола, чуть прогнув скрипучий брусок. — Ну… хотя бы это реалистично… — босая нога прошлась по промасленной древесине, потирая ее, оценивая структуру и рельефность. — Как паркет… Сойдет… — вновь выдохнув, на этот раз так, чтобы прочувствовать легкие, парень медленно подошел к зеркалу, окованному бронзой и медью, с вензелями в форме лепестков клевера, завершающих странные, похожие на львов, хвосты и лапы. — Хм… Вермилион… Или как там… — почесал он свежеобретенную бородку, которую будет лапать и лелеять всю оставшуюся, и, похоже, короткую жизнь. Если услышат его акцент, то сразу же поймут, что он не местный, в лучшем случае кинут на улицы, в худшем — отправят к Марксу и тот, прочитав его память, поймет, что шкед-то — попаданец по хлеще гг героя щита. Имя героя анимэхи он не знал, ибо исекай — говно. — Охудеть! — наконец, оторвавшись от печальных мыслей и разглядывания зеркала, которое так и хотелось сцыганить, но продать пока некому, да и он планировал из госпиталя забрать не барахло, а запас еды, медикаментов и теплой одежды на то время, пока не будет их постоянного источника или он не решит сдаться властям на опыты. — Не думать о плохом, думать о хорошем! — после нескольких звонких ударов по щекам, он вновь пришел в себя, наконец, решая использовать зеркало по назначению. — Ва-а-а-а-а… Всегда знал, что анимешная рисовка украшает людей, — глаза — зелено-карие — стали больше, а вместе с черными бровями, их обрамляющими и выпрямленным, еще более острым носом, мордашка, до этого чуть приятная, стала вполне миленькой, ну, а волосы, обычно лежавшие через пятую точку, в этом мире стали вполне… опрятными. -… Лучше, чем в реале, но… — тихий хруст позвонков сопроводил вращение шеи. — Я похож, млять, на Маркуса! — шарик, вместо нормальной прически, которой у него, к слову, никогда и не было, вызвал смесь ярости и ненависти к миру и самому себе: — ХОТЯ БЫ ТУТ! — схватил ножницы, которые мозг приказал ему после «процедуры» прикарманить. Звуки лязгающих лезвий, посередине скрепленных заклепкой, заглушали тишайшие прикосновения локонов к столику из промасленого дуба, пахнущего цветами и оливками. После семнадцати сильных, лишенных ритмичности и полных злобы надрезов, его руки начали двигаться медленнее, а действия стали чуть более расчетливыми. «Странно, почему я об этом волнуюсь, всегда ведь было все равно на внешность…» — тонкие пальцы положили на узкую полочку ножницы, хорошенько поработавшие и теперь требующие смазки, ибо и до стрижки они раздражающе тягуче поскрипывали. — Да я сасен как Акира! — растормошив неподатливые локоны, сразу же легшие, те сгенерировали из себя что-то неопрятно-великолепное. — ВА-А-А-АХ! — улыбка от уха до уха не заставила себя ждать, но, не успела она сойти, как в голову закрались неприятные мысли: «Интересно, что бы родители сказали бы? А друзья? А…» — отвлекли его три четких, но тихих удара, каре-зеленые зрачки опустились, открыв взор на ониксовые локоны, холмистым ландшафтом покрывавшие столик. В трех местах и без того угольные копны стали совсем черными, увлаженные солью и водой слез: -А? — лапа легла на щеку, медленно идя от острого покрытого щетиной подбородка, до глаз, стирая тонкую пелену следа от капель: «Похоже, заклятье перестает действовать, и я поддаюсь эмоциям… Нужно быстрее придумать план. " — потерев затылок, он, вздохнул так глубоко, что в голова закружилась. — План… Да… — ноги повели его к постели, пока сознание обрабатывало гражданскую войну между болезненными флешбеками и зарождающимся осознанием того, что он никогда больше не увидит всех, кто ему важен, которые избивали в отбитое молотком мясоко те крохи холодной расчетливости, которые он выработал за недолгую жизнь, неописуемые массы самолюбия, и, конечно же магию «збогойздвия», как он ее в шутку называл. — У меня есть кофта с капюшоном, треники… теплые… кроссовки, в которых я могу ходить по всему, кроме снега. — скрип досок под пятками усилился, ибо скорость, с которой он ходит, когда думает, а сейчас он думал очень усердно, поражала. — В течение завтрашнего дня я буду собирать еду, потом, как выберусь из города, пойду на север… Дойду до средней или дальней зоны и попытаюсь… Хм… с моим обжорством, — зад приземлился на шерсть одеяла, — я не смогу долго прожить, да и жрачка не долговечна. Укрывшись и попытавшись откинуть мысли, стекляннее сопле-слезо-выжимающих манг и манхв, он как-то сам уснул, сжавшись комочком грусти и задумчивости.