Лучше, чем ничего

Александр Света — удивительно приятный собеседник, учитывая, что знаю я ее от силы полчаса и обычно иду на контакт с незнакомцами туго. Умная, начитанная, не без чувства юмора, она ловко завлекает меня в беседу. Сам не замечаю, как уже ввязываюсь в шутливый спор из-за какой-то глупости. На фоне играет ненавязчивая веселая музыка. Она казалась мне оглушительной, когда мы с Майским только зашли в квартиру, но разговору теперь тем не менее нисколько не мешает. Многочисленные развешанные по стенам гирлянды, играющие роль единственного источника света, не давят на глаза, хотя постоянное мигание обычно вызывает у меня тошноту. Баланс абсурдности пропитал эту квартиру насквозь. Шумная компания незнакомцев не отталкивает, хотя должна бы. Запах сигарет курящих прямо в комнате ребят не душит и не раздражает. Периодические оклики меня в качестве «Лекса» не бесят. Наоборот. Кажется, я, наконец, понимаю значение понятия «лампово». Именно так. Здесь хорошо и уютно. И ничто в этой небольшой, полной людей комнате не намекает на то, что я лишний. Такое впечатление, что меня сюда приняли еще до моего прихода. Приняли со всеми моими заебами, комплексами и сдвигами по фазе. Не из чувства долга перед Майским, не потому что им что-то нужно лично от меня. Без причин. Просто так. Сколько бы я ни пил, мой стакан всегда полон. Из-за этого не понимаю, сколько я уже употребил. Но судя по тому, как тело мое расслабляется, я накидываюсь бессовестно быстро. Следует притормозить. Следует, но мне так хорошо, что не хочется ни о чем беспокоиться. Особенно о количестве выпитого. А Света продолжает и продолжает говорить, создавая максимально комфортную атмосферу. Будь я в другом положении, и не упустил бы шанса приударить за ней, но… До ушей доносятся веселые вопли. Не сразу разбираю в них единственное слово «Ребра!». — Что это значит? — спрашиваю я у Светы, наклонившись к ней чуть ближе, чем следует. Она дарит мне кокетливую улыбку, прижимаясь к моему плечу. — Это песня, — шепчет она мне на ухо, — наша любимая. Саня спел её в один из первых наших сборов, и она запала в душу каждому. Слишком красиво он ее исполняет. До мурашек. Она стала для нас чем-то вроде традиции. Ты вот знал, что он хорошо поет? — интересуется она. — Да, — киваю я. — Он мне как-то пел, — отвечаю, даже не задумываясь о том, что меня могут понять неправильно. Вообще-то, если говорить начистоту, пел он не для меня. А для себя. Но я ведь имею право немного приукрасить ситуацию, верно? — Правда? — искренне удивляется она. — С ума сойти! Я с Майским знакома лет пять, и большую часть времени даже не подозревала о его талантах! Видимо, ты ему сильно нравишься, — мурлычет девушка, конечно же, имея в виду совсем не то, о чем упорно хочется думать мне. — Традиция традицией, но теперь требовать от Сани эту песню, наверное, немного жестоко, — неожиданно вздыхает Света, накручивая на палец розовую прядку. — Жалко его. — Почему же? — не понимаю я. — Да потому что песню он пел всем, а посвящал только одному человеку в этой комнате, — поясняет она. Резко напрягаюсь. Было поднятое с пола настроение моментально пробивает дно и на сверхсветовой летит прямиком в пизду, отрезвляя только-только опьяненный разум. — Видишь брюнетку, что сидит перед Саней? Лерой зовут, — кивает Света на симпатичную хрупкую девушку с кукольными чертами лица. Слишком симпатичную. Не нравится. — Ага, — бросаю я сухо, а внутри клокочет жуткая ярость. Какого хера я вообще, блять, так разволновался? На что я рассчитывал? Что Майский девственник нецелованный, который никогда к девушке не прикасался? Или на то, что он вообще не по девушкам? Он же прожжённый натурал. К гадалке не ходи. Где моя губозакатательная машинка, сейчас она мне нужна, как никогда. — Песня была для нее, — продолжает разъяснять Света. А рожа у нее от такого не треснула? Личная песня. Охренеть. — Они встречались? — зачем я об этом спрашиваю? Меня это не касается. МЕНЯ, БЛЯТЬ, ЭТО НЕ КАСАЕТСЯ. ОСТАНОВИТЕ ПОЕЗД, Я СОЙДУ. — Перепихнулись разок, — поправляет меня Света. Лера, ты меня, конечно, прости, но я тебя ненавижу даже больше, чем Максима. — Извини, если покажусь грубым. Но стоит ли об этом рассказывать кому попало? — я злюсь и не могу этого скрывать. Благо Света на меня не обижается. — Не парься, — беспечно отмахивается девушка. — Во-первых, здесь с легкой руки Леры об этом знает каждый. Во-вторых, ты не «кто попало», раз Саня привел тебя сюда, — замечает она. — Это только может показаться, что ему плевать, с кем общаться. Думаю, он и сам в это свято верит. Но на деле Майский — та еще избирательная сволота. Если ты ему не «зашел», он забудет о твоем существовании быстрее, чем ты успеешь скрыться с его поля зрения. — А я, значит, «зашел»? — из меня вырывается нервный смешок. — Ты охренеть как зашел. Он же притащил тебя к нам! — В вашей компании что, есть что-то особенное? — мое раздражение все еще рвется наружу. — Есть, — не смущается девушка. — Все мы здесь благодаря Сане. Сам он этого наверняка не осознает, но именно он стал отправной точкой, из-за которой сформировалась наша компания. Как ты можешь заметить, все мы тут абсолютно разные. Федя вон гот до мозга костей. Макс — мажор. Валера — спортсмен. Нас объединяют не общие интересы, потому что их просто нет. Только Саня. Или даже скорее его взгляд на жизнь. — Взгляд похуиста? — не выдерживаю и прыскаю в кулак. — Именно, — с готовностью соглашается Света. — Знаешь, всегда приятно пообщаться с человеком, который при любых обстоятельствах уверит тебя в том, что все будет хорошо. Не чтобы просто успокоить, а потому что искренне в это верит. И не просто уверит, но еще и поможет, чем сможет. Да, Саня ко многим вещам относится слишком просто, но знаешь… Может, правильно делает? С ним спокойно. И легко. Несмотря на то, что у него, как и у других, в жизни не все в шоколаде. А можно, пожалуйста, поподробнее про «не в шоколаде»? Я-то не в курсе и теперь злюсь еще и из-за этого. Но спрашивать стремно. — А с той девушкой они, выходит, даже не пытались начать встречаться? — уточняю я, возвращаясь к щепетильной теме, которая меня до жути волнует. — Нет. У Леры своя любовь. С Саней она, конечно, поступила жестоко. Он столько времени пытался добиться ее внимания, а она… — А она? — Попользовалась им, дабы парню своему насолить, и выкинула на помойку. Растоптала чувства и даже сама этого не поняла, — хмурится Света. — Я вообще предлагала выпилить ее из компании, но Саня попросил нас не включать дружескую солидарность и вести себя так, будто ничего не произошло. «Люди не выбирают, кого любить». Прям так и сказал, прикинь? Чертов философ. Действительно не выбирают… Зато выбирают, с кем трахаться. И если тебе так нужен перепихон на одну ночь, найди мужика, который не страдает по тебе по двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю. Нельзя же так наплевательски относиться к чужим чувствам. Не по-человечески это, — с жаром заявляет Света. — Извини, если не прав, но почему-то я сомневаюсь, что эта ситуация могла сильно взволновать Майского, — замечаю я. Не могу его представить страдальцем с разбитым сердцем, хоть убейте. — О-о-о, — протягивает Света, вглядываясь в мои глаза, — вы недавно общаетесь, да? — зачем-то уточняет она. — Да, — киваю я. — И при этом он тебе пел? Блин, ну это любовь! — шутит она. — Каждый из нас выглядит в глазах других так, как нам хочется. А что на душе у каждого, это совсем другой разговор. Саня выглядит расслабленным парнем, который лишний раз ни о чем париться не станет. Но так ли это на самом деле? В отношении учебы точно так! В отношении семьи… Тут уже сложнее. А в отношении любви… Мне кажется, здесь-то и кроется его слабое место. Ахиллесова пята во всей своей блядской красе. — Вот как… — протягиваю я, украдкой поглядывая на Майского. — Он вообще человек очень волнительный, когда дело касается близких. Даже сегодня, ты, может, не заметил, но он кидал взгляд в нашу сторону раз пятьдесят. Проверял небось, не съела ли я тебя, — усмехается Света, проводя острым ноготком по моей шее. — Сомневаюсь, что меня можно съесть. Многовато костей, — отвечаю я на автомате, устремив взгляд на убогого. Музыка, струившаяся из колонок, неожиданно затихает. Несколько одиноких гитарных аккордов проносятся по комнате, разбиваясь о стены. Майский наконец прислушивается к несмолкающим воплям «Рёбра». Он не торопясь поднимается со своего места, прокашливается, отпивает пива, после чего кивает гитаристу и запевает. Я же наблюдаю за ним, не мигая. Хочу просчитать, на кого он будет смотреть. И кому будет петь на этот раз. Лере? А может, Максиму? Или есть еще кандидатуры, которые мне следует срочно возненавидеть?! Сука, бесит, пиздец! Жалею, что пришел. Жалею, что все это узнал. От этой информации я лишь сильнее увязаю в том, чего испытывать не желаю. — Мне нравятся твои ребра, они настолько ребристы-ы-ы, — слышу я первую строчку песни и сталкиваюсь взглядом с Майским. Он мне весело подмигивает, и не думая останавливаться. Он поет… Для меня? — Когда ты со мною, то я чувствую себя виолончелистом, — продолжает он, не отводя от меня взгляда. Для меня? Мне не мерещится? Меня бросает в пот. Сердце начинает биться сильнее, и я на мгновение пугаюсь, а не мой ли это излюбленный «срыв» стучится в двери подсознания? Но нет. Все иначе. Ощущения другие. Не чувствую я ни страха, ни паники. И нет дикого желания забиться в угол, завернувшись в одеяло. Единственное, чего я сейчас действительно хочу, это… Майский поет так расслабленно, но с таким чувством, что по спине бегут обещанные Светой мурашки. Она оказалась чертовски права. И как бы я ни пытался абстрагироваться, у меня появляется стойкое ощущение, будто бы слова песни действительно адресованы мне. Только мне. Мне и никому больше. «Нет», — парирует разум. Он просто не хочет смотреть на Леру. Но выбор людей, на которых можно пялиться, велик. Почему именно я? — Такое чувство, что мы с тобой произведение искусства… Понять бы еще, как эта Лера выдерживала такой напор харизмы, потому что внутри меня будто взрывается атомная бомба и по телу распространяется жар. Я слушаю его завороженно. Сильный голос заглушает гитару и лишние мысли в голове. Слова отпечатываются в памяти, грозя не быть забытыми никогда. Не могу оторвать глаз от веселого парня с хитрым взглядом. От всклокоченных волос. От мятой футболки. От растянутого ворота, из-под которого выглядывают выпирающие ключицы. От узких запястий, увитых венами рук. Никто не может. Каждый в этой комнате, включая Свету, смотрят сейчас только на Майского. Но у каждого свои мысли. Наверное, они сейчас думают о своих влюбленностях, о тех, с кем хотели бы быть и кому бы сами посвятили эту песню. Но что делать, если человек, который приходит тебе в голову под эту песню, тот, кто ее же и исполняет? У меня будто земля из-под ног уходит. Я слишком опьянен. Не алкоголем, а голосом, словами незамысловатой песни и человеком, самозабвенно ее исполняющим. — Мне нравятся твои крики, удары током, огнестрельные выстрелы, — эта песня — издевательство надо мной. — Я скулю, будто пёс у порога, сделай меня глубоким… — слишком откровенная, оголяющая желания и дающая надежды на их исполнение. — В спину, в упор и сбоку… выпусти красную пасту, мы с тобой чертовски прекрасны… — мне надо отвлечься, надо подумать о чем-то другом. Не слушай его, не ищи намеков, не надумывай, не принимай желаемое за действительное. Не смей. Все начинают подпевать, но я не могу отвлечься от единственного звонкого голоса, заполняющего все помещение. Весь мир в одно мгновение будто бы переворачивается с ног на голову. Сладкая пытка, невыносимая, но… Блять. Вот надо же было вляпаться в такое дерьмо. — Такое чувство, что мы с тобой произведение искусства, — не мы. Единственное произведение искусства в этой квартире — только ты. Ты и никто больше. Песня заканчивается. Кто-то хлопает, кто-то восклицает, кто-то кричит «на бис». Нет, умоляю, только не это. Второго раза я не выдержу. Благо Майский отказывается. Говорит, что ему надо «подышать воздухом», после чего забирает что-то из рук Максима и выходит из комнаты. Все вокруг вновь заполняется гулом разношерстной компании. Света что-то шепчет мне на ухо, но я не способен воспринимать человеческую речь. Не сейчас. Все еще сижу под впечатлением. — Извини, — кидаю я, не слыша собственного голоса. В ушах звенит уже завершенная песня. — Мне надо умыться. Света кивает и объясняет, где найти ванную. Я мягко высвобождаюсь из ее объятий, момент появления которых успел упустить, и… иду за Майским. Саня Странно петь эту песню не для Леры. Я ведь когда услышал ее впервые, подумал именно о ней. Учил слова только для девушки. И десятки раз, когда исполнял песню, она была только для жгучей брюнетки, заставившей мое сердце биться чаще. Я не верил, что спою хорошо. Другие эмоции, подпорченное впечатление и моменты, запечатленные в памяти, но потерявшие прежнее волшебство, не могли не отразиться на пении. Но, по-моему, вышло даже лучше. Странно, что вышло лучше. Но Дитрих смотрит на меня так, что мне поневоле хочется повыпендриваться еще самую малость. Зачем выпендриваться перед старостой, я все еще не понял, но раз хочется, значит надо. Любое непонятное мне желание я привык принимать, как должное, не пытаясь найти причину. Вот только в последнее время у меня накопилась к себе куча вопросов и все, что удивительно, связаны исключительно с Дитрихом. Не смешно ли? Но черт… Сегодня я пел не для Леры. И казалось, что это совсем другая песня. И каждое слово звучало иначе. Раньше я казался себе охотником, заманивающим жертву в капкан из своих чувств. Сегодня же… Впрочем, это совсем глупые мысли и лучше бы их не озвучивать даже себе самому. Но песня заканчивается. Было пойманное настроение от взгляда Дитриха тускнеет. Драйв уходит, и мне становится душно. Хочется выйти из помещения, будто бы я вложил в песню слишком много эмоций. Срочно нужна перезарядка. Следует постоять пару минут в компании собственных мыслей и выдохнуть. — Есть? — спрашиваю я у Макса, не уточняя, что именно мне нужно. — Естественно, — расплывается он в улыбке, сразу понимая, что я имею в виду, и протягивая мне самокрутку. Поблагодарив друга, я кидаю взгляд на Свету и Дитриха. У них все вроде бы идет неплохо. Меня должно это радовать. Должно же, правда? Тогда почему?.. Нет, стоп, хер ли не радоваться-то? Мне, наверное, доставляло особое удовольствие осознавать, что только я нашел с Дитрихом общий язык. Теперь же оказывается, что я не уникален. Видимо, дело в этом. Нельзя же быть таким эгоистом, Саня. Что за собственнические закидоны? Раньше за собой такого я не замечал. Стыд мне и позор! Ухожу на кухню. Свет не включаю. Хочу постоять в темноте и в относительной тишине. Хотя болтовня из комнаты пробивается даже сквозь плотно закрытую дверь. Включаю вытяжку и закуриваю косяк. Траву я курю нечасто. Я бы даже сказал, очень редко. Пересчитать количество выкуренных косяков можно по пальцам рук. Но сейчас мне это жизненно необходимо. Делаю первую глубокую затяжку и медленно выдыхаю дым в темноту, когда дверь на кухню со скрипом приоткрывается, и по высоте входящего силуэта сразу узнаю Дитриха. Второго такого высокого поца среди нас нет. — Тоже решил отдохнуть от толпы? — улыбаюсь я, делая вторую затяжку. — Вроде того, — кивает он, подходя ближе. Голос у него какой-то странный. Ниже обычного. Кажется, кто-то выпил лишнего! Хотя осанку свою аристократическую держит, как и раньше. И вроде пока парня не штормит, так что задел на еще пару стопочек явно остался. Дитрих присаживается на кухонный стол напротив меня. — Смотрю, Света сразу взяла быка за рога, — продолжаю я разговор, потому что стоять в потемках со старостой в полной тишине мне кажется странным. — Сразу предупреждаю, если у тебя появились мысли насчет перепихона, даже не надейся. Она девочка умная, пофлиртует, а затем еще заставит тебя за собой побегать. Для остроты ощущений. — Не появились, — ох уж эти отрывистые лаконичные ответы. — Ты ведь не перебрал? — уточняю я на всякий случай. — Контролируешь себя? — Да. Просто непривычно, — признается староста. Но выглядит каким-то уж слишком напряженным. Даже в темноте это замечаю. Что случилось? Еще недавно так легко беседовал со Светой, а теперь опять за свое? Лыжа вернулась на свое законное место в заднице? — Что за запах? — интересуется Дитрих, принюхиваясь. — Не похоже на табак. — Да, это травка, — киваю я, смеясь. Интересно, какая у нашего правильного мальчика будет реакция? — Хочешь попробовать? — жду лекции про наркоманию и страшную смерть. Но вместо этого Дитрих протягивает руку, забирает у меня изо рта косяк и затягивается сам. Во дает, малец. Расскажи кому из группы — не поверят. — Что-то я ничего не чувствую, — замечает он, сделав пару затяжек. — Ну, а ты чего ожидал? — улыбаюсь я. — Это медицинская марихуана, а не тяжелые наркотики. Если думал, что словишь жуткий трип, то это не к нам. Она для расслабона. Не более. Дитрих молча возвращает мне косяк. Не говорит ни слова, но я чувствую на себе его внимательный взгляд. И какое-то необъяснимое напряжение. — Тебе здесь нравится? — прощупываю почву, пытаясь найти причину перемены настроения педанта. — Да. — Тогда позову тебя и в следующий раз. — Хорошо. Блин. Что-то точно не так. Такое впечатление, что Дитрих мне хочет что-то сказать, но молчит. То ли стремается, то ли хуй знает еще почему. — Все в порядке? — не могу я успокоиться. — Да. Почему спрашиваешь? — Странный тон. Странный взгляд. Странный староста. Может сегодня трава не в то горло пошла? — Не знаю, — пожимаю я плечами. — Чувствую твою скованность. — Вот как. — Бро, я же сказал, расслабься, — развожу я руками. — Да, жизнь тяжелая штука, и, не сомневаюсь, проблем у тебя вагон и маленькая тележка. Но дай себе передышку от всего этого дерьма хотя бы на пару часов. Выдохни и просто делай, что хочешь, окей? — а еще то напряжение, которое ты источаешь, переползает и на меня. Ты заставляешь меня нервничать, бро. Прекращай! — Окей, — раздается глухое. И все. Снова молчание. Да ебаный в рот, Дитрих! — Прямо сейчас у тебя есть какое-нибудь желание? — настаиваю я. — Давай, если не криминал, просто сделай это. Хочешь покричать с балкона? Кричи. Хочешь станцевать на столе? Пляши. Голышом пробежать по улице? Без проблем! Сделай, и хуй с ними, с последствиями. И не парься ты о том, кто и что подумает, — разглагольствую я скорее для себя, чем для Дитриха. Чувствую, как травка начинает действовать, и я окончательно расслабляюсь. Мне просто хорошо. Я прекрасно осознаю, что происходит и отвечаю за свои действия. Но в душе моей мир и покой. — Так чего ты хочешь? — не отстаю я. — Я… — раздается еле слышное. — Я хочу тебя.