Лучше, чем ничего

Саня Снег приятно хрустит под ботинками. Сразу вспоминается, как в детстве мы гуляли с отцом зимними вечерами. Под его ногами снег хрустел громче из-за большей массы тела, но мне тогда казалось, что батя просто выбирает наиболее «хрустящие» места, поэтому я сгонял папу с его стороны тропинки или шел по его следам. И ревел, когда не получал желаемого результата. А он брал меня на руки и падал в сугробы, удерживая в своих объятьях. Помню, после очередного падения одна из моих пришитых к резинке варежек оборвалась, и мы вместе больше часа копались в снегу, пытаясь ее отыскать. А когда позже пришли домой, мокрые и замерзшие, дед отчитывал нас обоих за ребячество. — Он дитё, но ты-то чем думал?! — возмущался дед, размахивая свернутой в трубочку газетой. Отец напускал на себя раскаянный вид, а когда дед отворачивался, подмигивал мне, мол: «Круто погуляли, правда? Давай повторим!». И ведь повторяли не единожды. Потом выслушивали возмущения деда. И вместе валялись дома с простудой. Смотрели мультики, отпаиваясь чаем с малиновым вареньем. И с чего вдруг у меня в памяти всплыли те дни? Может оттого, что тогда самое большее, что меня заботило, был хруст снега, потерянная варежка и простуда? И жить было куда проще, потому что казалось, что с какой бы проблемой я ни столкнусь, если с ней не справлюсь я сам, то это сделает батя. Жаль, детство давно позади. И я в том возрасте, когда свои проблемы решишь только ты сам. А так хочется, чтобы кто-нибудь схватил тебя в охапку и повалил в сугроб. Лариса уже минут десять делится со мной впечатлениями о студзиме. Идти рядом со мной молча ей явно неловко. Я машинально киваю и поддакиваю, едва ли вслушиваясь в то, что она говорит. Состояние неоднозначное. Думая о Бате и Шурике, хочу ликовать. Думая о Дитрихе, тут же чувствую себя замурованным в асфальт. Катаюсь на этих эмоциональных горках весь путь от университета до дома рыжего солнца. Я и так морально измотан, а эмоциональная нестабильность добивает меня окончательно. Заворачиваем с Ларисой в светлый тихий двор и останавливаемся у второго подъезда. — Вот и пришли, — сообщает мне девушка с легким сожалением в голосе. Ей, наверное, хотелось бы побыть со мной еще немного. Как же я тебя понимаю. Мне бы тоже хотелось кое с кем побыть хотя бы чуть-чуть. Вот только этот кое-кто — сука тупая. Жду, когда Лариса предложит мне подняться за обезболивающим. По нарисовавшемуся у меня в голове плану я откажусь от приглашения, заверив, что у меня уже ничего не болит (кроме души), и спокойно поплетусь домой, со всей силы горюя по своей жизни. Вот такие у меня многообещающие планы на вечер. Но девушка продолжает топтаться на месте. Пару раз она кидает нервный взгляд в сторону подъезда, но не спешит идти к нему, равно как и звать меня за собой. — Спасибо, что проводил, — выдыхает она тихо, то и дело перекручивая ручки сумочки. — Да без проблем, — улыбаюсь я из последних сил. И как это у меня раньше получалось лыбиться сутками напролет? Откуда я черпал энергию? — Я… эм… — рыжее солнце тупит взгляд, усиленно разглядывая носки своих полусапожек. — Саша… — почти шепчет она и нервно сглатывает, будто бы на что-то решаясь. А затем устремляет на меня неожиданно серьезный взгляд. — Ты ведь знаешь, что нравишься мне? — как гром среди ясного неба. Черт. Конечно, знаю, не совсем же я идиот. Вот только не ожидал, что ты решишься мне признаться так быстро. А если совсем начистоту, надеялся, что после студзимы, сессии и каникул ты и вовсе обо мне позабудешь. Дело-то не выгорит. — Да, — киваю я, усилием воли заставляя себя смотреть Ларисе в глаза, хотя очень хочется отвести взгляд. И почему меня происходящее так смущает? Притвориться бы дурачком, все это время не понимавшим намеков, но… Притворство — это ведь не выход из ситуации. А ставить человека в еще более неловкое положение, чем рисуется сейчас, почти преступление. Лариса долго испытующе смотрит на меня, не мигая. Ждет, что я к этому своему дурацкому «да» что-нибудь добавлю, но я никак не могу сформулировать единственное предложение. Думать больно почти физически. Что сказать, чтобы не обидеть ее? Что сделать, чтобы вернуться в детство к мультикам и чаю с малиной? Я так устал от сплошного жизненного негатива. Мне стыдно перед девушкой за то, что я не могу ответить на ее чувства. И меня мучает чувство вины, а за что? Я ведь ничем ей не обязан, так почему... Почему так плохо? А может, хер с ним, с Дитрихом? Поплыву по течению, как делал это раньше? Скажу «Да». И буду стараться быть идеальным парнем? Ведь необязательно любить человека, чтобы быть с ним. Достаточно уважения и симпатии. А Лариса мне симпатична. Ненароком представляю, как мы с ней выглядим со стороны. Пухленькая девушка с пышной рыжей шевелюрой смотрит на парня, который выше ее почти на голову. А тот смотрит в ответ. Глаза в глаза. В желтом свете фонарей, осыпаемые белыми хлопьями снега. Красивая картинка, подернутая романтической атмосферой. Единственное, чего не хватает для достижения идеала — песни. И мне даже не нужны наушники, чтобы ее услышать. Она начинает прокручиваться у меня в голове помимо моей воли: …Boy, look at you looking at me …Малыш, ловлю на себе твой взгляд, …I know you know how I feel …Знаю, ты знаешь, что я чувствую. И я бы проникся ею. И поплыл бы по течению. И запечатлел бы этот момент в своей памяти, как и все предыдущие, вот только… …You could be a bad motherfucker …Ты можешь быть настоящим подонком, …But that don't make you a man …Но это не делает тебя мужчиной. Вот только в этом моменте я не вижу Ларисы. Передо мной стоит Дитрих. Прямо сейчас, прямо здесь, пока мне признается в любви самое милое создание на планете, я не могу отделаться от уродливого желания, чтобы на ее месте стоял другой человек. …Now you're just another one of my problems …Теперь ты просто одна из моих проблем, …Because you got out of hand …Ведь ты вышел из-под контроля. Как думаете, каково это — осознавать, что ты хочешь быть с человеком несмотря ни на что? Сколько бы боли он тебе ни причинил. Сколько бы раз ни отталкивал. И кажется, что когда дело касается его, ты готов стать всепрощающим? Но не станешь. Нет. Как же тошно. …We won't survive, we're sinking into the sand …Нам не выжить, мы увязли в зыбучих песках. Мы не в песке увязли. А в дерьме. По самое ебаное горло. И я запоминаю момент, которого никогда не было. Момент, который я придумал сам. А Лариса продолжает стоять напротив, полностью стертая из моей памяти. Это ненормально. Не она лишняя в этом моменте, а я. Все идеально, кроме парня. Здесь должен стоять другой. А мое место у выхода из университета. Надо было остаться. Надо было дождаться. Поговорить надо было. …Everyone can start again …Каждый может начать сначала, А мы с Дитрихом как две чмырилы, воротим друг от друга носы, даже не подозревая об истинных мыслях, роящихся у нас в головах. …Not through love but through revenge …И не с любовью, а с местью. Надо было, да. …Through the fire, we're born again …В огне мы возрождаемся вновь. Но нельзя. Я сыт, спасибо. Нет у меня больше сил ни оставаться, ни ждать. Все ресурсы терпения растрачены. Решение принято. Вот только… Даже решив от чего-то отказаться, ты не сможешь тут же перестать этого хотеть. А поняв, что тебе не быть с любимым человеком, ты не перестанешь его любить по мановению волшебной палочки. Поэтому момент фальшивый, романтика напускная. Лариса, наверное, полагает, что я тяну, потому что обдумываю ее слова. Но решение давно принято. От своих чувств не спрячешься. Можно встречаться с человеком, не испытывая к нему сильных чувств. Но нельзя, если ты испытываешь эти чувства к другому человеку. — Извини, — выдыхаю я, заставив Ларису вздрогнуть. — Я не могу ответить на твои чувства. Я люблю другого человека, — произношу это, а внутри все аж переворачивается. — Вот как… — на губах Ларисы появляется печальная улыбка. — На самом деле я и не рассчитывала, что такой парень, как ты, может быть свободен. Просто… Я решила, что мне все равно следует признаться тебе в своих чувствах. Потому что ты над ними не посмеешься, — старается говорить спокойно, но в голосе слышатся еле сдерживаемые слезы. — Думаю, этот опыт позволит мне в дальнейшем быть смелее. — Такой парень как я… — произношу на автомате, горько усмехаясь. — Не сказал бы, что во мне есть что-то особенное, — я говорю это не для того, чтобы нарваться на комплименты. Скорее мне хочется объяснить Ларисе, что не так уж я и хорош, как ей кажется. Ее суждения обо мне ошибочны. — Конечно есть! — с неожиданным жаром заявляет Лариса. — Ты добрый! Веселый! Внимательный! Понимающий! А самое главное: рядом с тобой легко дышится! — выпаливает она, а затем резко замолкает, слегка краснея. — И… — запинается она, краснея сильнее, — надо быть круглым дураком, чтобы не понять этого, — выдает она тише. Дураком? Она сказала «дураком», а не «дурой»? Я ведь правильно расслышал? Саня, не параной. Если подумать, Сальчиков тоже что-то вякал про мою голубизну. Но его мнение меня волнует в последнюю очередь. Смотрю на Ларису, опешив. — С… спасибо, — выдаю я невпопад. Не знаю, что еще тут можно сказать. — Поэтому я уверена, что у тебя все будет хорошо, — заверяет меня Лариса. — Ты это заслужил. Заслужил, как же. Иззаслуживался до потери блядского пульса.  — Поднимешься ко мне за таблетками? — резко меняет тему разговора девушка, давая понять, что о своих чувствах говорить больше не намерена. — Нет, — отрицательно качаю я головой. Мой план все еще в силе. — На морозе мне стало лучше. Так что просто прогуляюсь до дома. Думаю, этого будет достаточно. — Тогда удачи тебе, Саша! И спасибо, — непонятно за что благодарит она, а затем внезапно делает шаг в мою сторону, встает на носочки и целует меня в щеку. — И тебе… — запоздало реагирую я, пронаблюдав, как девушка проходит к подъездной двери и прикладывает магнитный ключ к домофону. — Еще кое-что… — замирает она у распахнутой двери, стоя ко мне спиной, но не заходя внутрь. — М? — Так как ты мне нравишься, я постоянно за тобой наблюдала, — выдыхает она, а я слышу, что рвавшиеся из нее чувства вырываются наружу через слезы. — Поэтому я не могла не заметить, как ты, подобно мне… — запинается. Раздается судорожный всхлип, — Подобно мне наблюдаешь за другим человеком. Блядство. — Я… — еще один всхлип. — Я лишь хотела сказать, что хоть ваши взгляды никогда и не встречались, но… О нет, о нет, о нет, не говори мне… Ничего мне не говори, умоляю! — …Он тоже всегда за тобой наблюдал, — бросает Лариса и скрывается за тяжелой железной дверью. Я остаюсь стоять посреди двора, невидящими глазами смотря на подъезд. Да ты, Вселенная, издеваешься! Только я решил опустить руки, только, блин, сдался, и На мне в еблище фактом, который тут же вновь стимулирует моего внутреннего барана взбрыкнуть и продолжать переть напролом… Нет. Нет! Нет, я сказал! — В пизду… — выдыхаю я вслух, не сильно-то себе веря. Ага, как же. Накручиваю себя. Пытаюсь продолжать злиться, а в груди будто взорвалась атомная бомба счастья. Резко сажусь на корточки и прячу лицо в коленях, пытаясь выбить из головы дурь, которая разве что из ушей не лезет. Ну вот зачем ты это сказала, Лариса?! Зачем? За что?! Так нечестно. Завтра проснусь и вновь начну строить теории заговора по захвату Дитриха. Может, полдня буду старательно игнорировать неожиданно всплывающие в голове идеи, но затем все равно что-нибудь из этого воплощу в реальность. Воплощу же блядь, как пить дать. Ну не идиот, а?! Идиот, конечно! Хер с ней с гордостью, но сейчас я себе кажусь особенно жалким. И жалеть хочется себя до второго пришествия. Жалеть, весело насвистывая под аккомпанемент мыслей о том, что мои чувства взаимны. Резко выпрямляюсь, пытаясь выбросить из головы лишнее. Судорожно копаюсь в карманах куртки. При Ларисе курить не хотелось, но теперь хочется и очень. Беру в рот сигарету. Прикуриваю. Затягиваюсь. И невольно готовлюсь к тому, что Дитрих сейчас протянет ко мне руку и отнимет сигарету, как он делал это уже не единожды. Вздрагиваю. Ебаное наваждение. Руки нет. И Дитриха нет. Зачем-то оглядываюсь по сторонам. В плохо освещенном дворе пусто. Один как перст наперевес с дурью в башке. Неподалеку в полумраке улавливаю движение. Но это, скорее всего, бродячий пес. А на что ты рассчитывал, Саня? Что он, глотая сопли, побежит за тобой? Бегать — это ведь твоя прерогатива. Смотрю на часы… Гулять мне еще минимум полтора часа. Что ж… Долгая прогулка — лучше любого лекарства. Засовываю в уши капельки наушников. Нахожу в плейлисте песню, что на репите крутится в голове. Первые строчки… и мне сразу становится легче. А теперь следует поразмышлять, что делать дальше. Александр Стою за деревом, чувствуя себя круглым идиотом. Догнать-то я Майского с Ларисой догнал, вот только пока думал, с какой отмазкой вклиниться в их разговор, который я, увы, не смог расслышать, девушка успевает поцеловать Саню и удалиться восвояси. Никогда еще я не хотел так убивать. И вот опять. Пока я долго красноречиво разжёвываю себе, почему нельзя набрасываться на девушку, даже если она пытается отбить у тебя мужика, Саня, потоптавшись у подъезда, резко садится на корточки, уткнувшись в колени. И вот как это понимать? Ты так счастлив из-за поцелуя?! Или просто смущен? Или ты расстроен? Блядь, чего расселся-то?! Нет, я этого так просто не оставлю. Майский выпрямляется и закуривает. И я невольно протягиваю руку в его сторону. Будто действительно надеюсь дотянуться до сигареты, нагло отнять ее и коснуться губами влажного фильтра. Но Саня неожиданно поворачивается в мою сторону, и я резко прячусь обратно за дерево. В этом весь я. Трус. Слабак. Придурок. Давай же. Сделай хоть что-нибудь. Почему я должен умолять самого себя сделать то, чего мне хочется больше всего в этой чертовой жизни?! Что, блядь, со мной не так?! Подаюсь было к Майскому, наконец решившись расставить все точки над Ё, но вовремя себя останавливаю. Так не пойдет. Сейчас я снова наворочу дел. Запудрю парню голову своим поведением. А завтра что? Дам заднюю? Знаем, проходили. Я уже сам себе не доверяю. Если я настроен серьезно, я должен доказать это в первую очередь себе самому. С этими мыслями провожаю Саню взглядом. Одинокая фигура, постоянно прикладываясь к сигарете, медленно удаляется от меня шаг за шагом. Не двигаюсь с места, обескураженный только что принятым решением. Единственно верным решением, о последствиях которого думать страшно. Но… Другого пути нет.