Империя Скайуокеров

Жизнь Энакина не была похожа на сказку, но и не была четко спланированным фильмом ужасов. Скорее, чем-то средним между этими двумя крайностями. С самого юного возраста он привыкал к тому, что однажды станет королем. Он учился, не покладая рук, работал на благо общества всю свою юность, заботился о родителях и питал к своей семье нежные чувства. И никогда не забывал о своем долге, хоть иногда и мечтал полюбить кого-нибудь так, чтобы замирало сердце при взгляде на этого человека — избранника своего сердца. Его жизнь не была обычной. Но и не была скучной, тривиальной. А когда он взошел на престол Набу, стал королем, то ему вовсе и не было дела до каких-то мелких забот. Ему была важна только политика. Его обуревали сомнения по поводу своих решений, как и любого правителя в любое время и в любой стране; он признавал, что у него не хватало опыта. И потому прибегал к помощи своих близких советников, внимая их мнениям, и решая, что будет полезнее для его планеты. Много позже грянула война с Торговой Федерацией, где им всем пришлось дорого заплатить. Хотя были редкие, несомненно, приятные исключения. Падме Скайуокер. Падме повергла его своим очарованием, детской непосредственностью и решимостью взрослого человека. Но еще больше он был удивлен и сражен ее Силой. В этом прекрасном татуинском цветке, что распустился под двумя солнцами, было все, чего мог бы пожелать любой человек. Перед такими чарами нельзя было долго устоять. Впрочем, шли годы, и он о Падме успел позабыть, поглощенный делами своей планеты, своими собственными проблемами, а позже и политикой внутри Галактического Сената. Хоть ему и не нравились все эти коррумпированные, жадные до денег, сенаторы, он отлично справлялся со своей задачей. Правда, не без потерь. На него частенько охотились, и каждый сенатор из оппозиции желал ему мучительной смерти, но Энакин, словно на зло всем своим врагам, все еще жив и твердой походкой рассекает сенатские коридоры, и — неслыханно! — даже водит дружбу с парочкой джедаев. В том числе с Оби-Ваном Кеноби и Падме Скайуокер. Она была еще подаваном, когда они были приставлены к нему в качестве охраны от очередного заговора. И в нем с новой силой вспыхнула негаснущим факелом любовь, добавившаяся страсть удвоено полыхнула, с жаром притягиваясь к своенравной девице. В дальнейшем их разделяли годы, миры, их собственные рода занятий, но они всегда любили друг друга, не смотря ни на что. Хоть и оба понимали, что сгущаются тучи над Корусантом, и что истоки войны, охватившую каждый уголок Республики, следует искать на самом деле изнутри, а не за пределами конфедерации планет. Их жаркие ночи были прекрасны, и дни стали ещё слаще, когда Энакин узнал, что носит под сердцем ребёнка от Падме. Он не испугался, нет, он был безмерно счастлив. Спустя годы, долгие годы, наполненные изнурительным трудом, уже к закату Республики, канцлер Палпатин присвоил себе новые полномочия Императора, объявив о необходимости создания нового уровня вертикали власти ради безопасности Империи. — Так погибает свобода слова. — Печально произнес Энакин под гром аплодисментов. — Будем надеяться на лучшее. — Ответил ему сенатор Органа. Последняя надежда на здравомыслие в этой беспощадной войне пала, но ни Энакин, ни Падме не унывали. У девушки было днями напролет задумчивое лицо, на котором помимо этого была написана мрачная решимость. — Что с тобой? — Спрашивает Энакин, когда они прогуливаются возле Храма Джедаев. — Меня гложут сомнения. Мне необходимо сделать кое-что, ради Империи. Но это может не выйти, и тогда все обратится в прах. — Тускло отозвалась Падме, смотря себе под ноги и медленно бредя под тенистыми аллеями. — Расскажи подробнее. — Просит Энакин, следя за девушкой. — Я не могу. — Отзывается Скайуокер. — Я скоро лечу на Мустафар, но мне нужна твоя поддержка. — Девушка резко развернулась к мужчине, проникновенно глядя в его глаза. — Прошу, доверься мне. Вместе мы приведем Империю к миру. Без тебя ничего не выйдет. — Шептала Падме, крепко обнимая Энакина. Он зарылся в её волосы, вдыхая такой знакомый и родной ему запах. — Как я могу согласиться на то, чего не знаю? — С сомнением вопрошает Эни, оглядываясь по сторонам. — Просто доверься. Я прошу тебя. — Почти молитвенно просит Падме. И он доверился, хоть и понимал, что это слишком опасно. Вскоре его родная умчалась к Палпатину, оставляя его один на один с Сенатом. Энакин догадывался, что Падме задумала свергнуть Императора, но не знал, что она задумала не только лишить власти, но и забрать знания, а затем и уничтожить зарвавшегося ситха. Еще позже, в корусантских сумерках, к нему вломился Оби-Ван, едва не снеся дверь с петель, и с выражением явной озабоченности на лице. Энакин внимательно осмотрел его, отметил определённую неряшливость, судя по всему, он с жара битвы прямиком на бал. В Наберри закрались определённые сомнения. — Что вам нужно? — Спрашивает Эни, пристально смотря в глаза Кеноби. — Падме. Где она? Я должен найти её, пока она не совершила ошибку. — Проговаривает мужчина, делая шаг вперёд. Энакин щурится, но с места не двигается. — Не имею понятия. — Лаконично отвечая, заполнил тишину сенатор. — Ваши дети, они ведь от Падме, верно? — Вновь спрашивает Оби-Ван, едва скрывая нетерпение. — Вы смеете мне угрожать?! Я подам в сенат ходатайство, обвиняющее вас в измене. — Энакин сейчас был в ярости, но сумел сохранить спокойствие, отметив, как Оби-Ван нервно взвился. — Просто скажите мне— где Скайуокер. Или вы заставите меня принять меры. — Шипел сквозь зубы джедай. Любое промедление для него сейчас смерти подобно, и ждать ему не хотелось ни минуты более. — И что вы сделаете? Используете этот ваш хваленый джедайский гипноз? — Взмахнув рукой, передразнил Энакин. — Или, может, нагло вломитесь в мою память? Тогда вам это точно с рук не сойдёт. — Холодно закончил Наберри. — Я доверяю Падме, она слишком умна, чтобы натворить глупости. А теперь я прошу вас меня покинуть. — Энакин отошёл к мягкому пуфику, возле которого стол был завален морем бумаг на разных языках. — Вы меня вынуждаете. — Упорствовал Оби-Ван. Энакин на него даже не взглянул, обращая свой взгляд в завтрашнюю речь в сенате. Оби-Ван вспылил. Он вторгся в сознание Наберри, тут же найдя последнюю сцену с Падме и упоминанием Мустафара. Оби-Ван мигом вынырнул из памяти Энакина, тут же видя ошарашенное лицо сенатора перед собой. — Стража! — Громко крикнул Наберри, вцепившись в столешницу обоими руками. Голова начинала раскалываться адской болью, а сам Оби-Ван бросился прочь. Голова нещадно ныла, даже после дозы обезболивающих. Вначале перед ним и вовсе все поплыло, но когда в гостиную ворвались стража и орава медиков, всегда дежуривших при нем из-за его беременности, стадо легче, особенно после дозы лекарств. Сейчас он лежал на кушетке и смотрел в потолок, все ещё думая о завтрашнем выступлении в сенате. И о Падме. Он очень беспокоился за неё, хоть и его вины в возможных последствиях для неё и нет. Он уже хотел было заснуть, как в его комнату распахивается дверь, и он ясно видит Падме. Живут и здоровую, только очень уставшую. — О, Сила, что произошло, милый? — Падме бросается к своему мужу, осторожно его обнимая и делясь своим теплом, забирая на себя всю боль и тревогу. — Оби-Ван. Он залез ко мне в память, а я едва не потерял сознание от боли. — Выдыхает Эни, ложась обратно на кровать, а с ней и Падме, влекомая его объятиями. — Сейчас все хорошо. — Я с него шкуру спущу. — Злостно проговаривает Скайуокер, нежно обнимая своего мужа. — Он сейчас под арестом. — Туда ему и дорога. А уже на следующий день, отдохнувшие Энакин и Падме выступают в сенате, горячо заверяя всех в трагичной судьбе усопшего императора. — Я гналась за джедаями, что взяли в плен Канцлера. Это была измена! — Вещала Падме с центрального постамента. — Они летели на Мустафар, и именно там оказалась ячейка повстанцев и лидеров Торговой Федерации! Но было уже поздно — канцлер был мёртв. Мне пришлось уничтожить всех, кто там был. Вероятно, война без лидеров противоположной стороны продлится недолго, а мелкие группы мы уничтожим. — Заверяла всех Падме, очень тонко используя Силу, внушая доверие присутствующим сенаторам. — В таком случае нам необходим сейчас человек, больше смыслящий в войне, чем в политике. — Передвинулся к центру Энакин, обращаясь к сенату. — Место императора пусто. Орден Джедаев уничтожен за измену. И во всем этом зале я вижу только одного человека, способного окончательно привести нашу империю к миру. — Энакин развернулся к Падме, выдерживая необходимую паузу, — и это Падме Скайуокер. Это она должна сейчас занять место императора. И это она сделает ради Империи все, что в её силах. И мы ей поможем, потому что это наш с вами общий долг. В зале поднялся шум: были и согласные и не согласные с этим предложением. Сенаторы перебивали друг друга, стараясь перекричать. Энакин взял голос, призывая всех к тишине: — Выношу вопрос на голосование. В зале внезапно все затихли. Тянулись напряженные минуты гробового молчания. Каждый из сенаторов долго взвешивал, насколько разумно наделять джедая такими полномочиями. Хоть и героя Империи, бывшей Республики. Минута, две, три... Ожидание казалось вечным, пока на экране наконец не появились результаты, от которых сенат загудел, словно пчелиный улей в жаркий летний день. Более трёх четвёртых голосов ушли в поддержку Падме Скайуокер и лишь одна четвёртая выразила ярый протест. — Это победа, Эни. Спасибо, что ты верил в меня. — Джедай крепко обняла своего мужа после завершения заседания галактического сената. — Скоро начнутся перемены. — Рад служить императрице. — Чуть улыбнулся Энакин, целуя жену в висок. Сейчас он был рад всем сложившимся. — Что же теперь будет с джедаем Кеноби? — Спросил сенатор Органа, когда он с Энакином остались наедине. — Поживем — увидим. — Философски ответил Наберри. — Не желаете пообедать?