* * *
– Погоди, остановлю на секунду, – Санзо нажал на «паузу» и закатил глаза. – Вас, заморских экзорцистов, что, всех в одной школе учат нашему языку? – Как знать, как знать, лично я самоучка, – Хейзель хитро прищурился. – А он и правда учил язык в том регионе. На экране ноутбука застыло изображение хорошенького белокурого мальчика с наивными голубыми глазами. Мальчика звали Джон Браун, и никто не дал бы ему его девятнадцати лет. И уж тем более не поверил бы, что мальчик в священном сане и, кроме шуток, довольно известный экзорцист из далёкой Австралии. По крайней мере, никто бы не поверил, пока не увидел бы Джона не в дурацких футболках, а при полном параде, в священном облачении. – Крест хорош, – оценил Санзо. – Да и весь образ. Тебе бы пошло. – Я, конечно, учту. Только Джон видишь какого небольшого роста? А я почти с тебя. Не находишь, что не очень хорошо для косплея? – Да нахожу. Тем более что и из меня местного буддийского монаха не выйдет. И не потому что масть не та. – Ой, и в самом деле! Он, конечно, поступил со своей жизнью прямо как ты, только ты бросил монастырь, чтобы поступить в университет, а он ради рок-музыки. Но Такигава Хосё общительный, играет в группе, поддерживает всех, особенно молодых и неуверенных, сам дальше увидишь. …Они смотрели дальше, переживали – Хейзель эмоционально, даром что уже знал всю историю, Санзо почти незаметно. Только пару раз принимался орать в том смысле, что, мол, «ну кто ж так делает-то». Иногда оба синхронно фыркали от смеха – и совсем не в тех местах, где это делало бы большинство. Очнулись где-то серии на десятой. И то потому что и Гоку вернулся, и чай-кофе надо было перезаваривать. Хейзель с сожалением поднял голову с плеча Санзо и спустил ноги на пол. – Сейчас всё будет, – хоть и лениво было шевелиться. – И я даже готов сказать мартышке, что как сами досмотрим – так и с ним поделимся. – Обяжешь. Готов даже оставить тебя ночевать. – О, как здорово, Санзо-хан! Тогда отпишусь Гату, чтобы не ждал и не морочился на ужин.* * *
– Нет, точно, никакого косплея, – Санзо перевёл взгляд с экрана на Хейзеля, тихонько подпевавшего рождественскому гимну в финале очередной истории. – Джон простой, как пряник. Бесхитростный. Если только у него нет двойного дна. – Насколько я в курсе, нет. Одно только – он слишком молод для такого сана и, как говорят в самой истории и как я тебе тоже подтвержу – проводит обряды не по правилам. Может, поэтому он делает карьеру на чужбине. – Очень подозрительно. Просто очень. – И злые авторы не возжелали рассказать нам больше. Может, когда-нибудь. – Обычно никто не доживает до «когда-нибудь» и не узнаёт всех секретов. – Избранные узнают. А зато знаешь что расскажу? Автор манги на одной экстра-страничке уверяет, что Джон донашивает за Хосё эти его живописные футболки. – Да иди ты в баню. – Только вместе с тобой. Каждый судит в меру своей испорченности, Санзо-хан. Глаза Хейзеля смеялись. Оба знали: у этого разговора не только двойное, но и тройное дно. Только Санзо удивлялся, почему же до сих пор позволяет Хейзелю нарываться и ничего с этим не делает. Может, и сам Хейзель удивлялся не меньше. – Не спим и гоним дальше? – решил он снова кивнуть на экран. – Можем. И тут кто-то начал названивать. “Take me to church…” – ещё и, блин, опять Хейзель без спросу поковырялся в настройках и влепил эту песню! – Возьми, а? – Санзо раздражённо покосился на мобильник. – А то ж я их сейчас выматерю, и мы с тобой останемся без аванса за подработку. – Секунду, – и уже в трубку: – Нет, это не Генджо Санзо-сама. Это его личный секретарь. Хейзель Гросс, к вашим услугам. Судя по лицу Санзо, он явно считал, что таким голосом предлагают уж точно не услуги экзорцистов. Но ведь сам же попросил! Хейзель тем временем перестал паясничать, схватил ручку и принялся записывать, роняя только «да» и «понял», а под конец «я передам» и «скоро будем». – Ну и на что ты нас подписал? – спросил Санзо, когда Хейзель наконец нажал на «отбой». – Ты же сам сказал соглашаться! Ничего такого ужасного, в заводской столовой уже не первую ночь переворачивают кастрюли, то есть они как будто сами переворачиваются, они же огромные. И продукты тоже кто-то портит. – Придётся брать с собой обезьяну. Так он кому-то и спустит с рук преступления против еды. – Нам же проще будет. Мы, конечно, всего лишь студенты, зато у нас есть артефакты и силовая поддержка, а у Хосё и Джона только молитвы и мантры. И довольно странная компания. – Ага. Пошли уже. – Сейчас, в христианский вид приведусь… Я быстро. – Глаза накрасить не забудь, – Санзо тоже полез в шкаф за облачением и всяким ритуальным добром. – Для тебя – не только глаза. А что вдруг? – Ты так общаешься с клиентурой, что я начинаю думать: языку тебя учила некая нехорошая уличная женщина. Им, знаешь ли, свойственен такой выговор. – О, Санзо-сама великий специалист, – Хейзель вынырнул из футболки с надписью «Разорви цепи и стань свободным» и потянулся за своим длинным подрясником. – Санзо просто читает всё, до чего дотянется. А ты опять влепил мне на звонок эту песню! – Прошу заметить, номер корпоративный, мы и платим за него пополам, и, если что, пойдёт переадресация на мой. А ты в тот раз вообще “End of Innocence” поставил. – Она хоть философская. – Вот и кому какая печаль, мы же не у меня дома, ну не поймёт каждый первый, о чём поют… – Нет, слишком известная штука, а вдруг мы будем на людях и при параде. И как я тебя ещё терплю. Ты… ты… ты как тест на глюкозу, вот. Не доводилось делать? – Нет… – посмотрел с огромным интересом, серьёзными глубокими глазами – и тут же съязвил: – Я-то не ем конфеты горстями, потому как и не курю. – А меня как-то гоняли. Сдаёшь, значит, кровь натощак, потом выпиваешь стакан дико сладкого раствора и через два часа сдаёшь снова. Так вот пока пьёшь – не понимаешь, как это вообще можно вынести. Потом минут пятнадцать тебя откровенно мутит, но это проходит. И даже не замечаешь – а так хорошо становится… Санзо осекся и уже пожалел, что сказал лишнее. Но, впрочем, видеть, какое лицо у Хейзеля, когда и крыть ему нечем, и ушам своим он не верит, и радуется, будто ему мороженое купили – видеть такое дорогого стоило.* * *
Потом они толкались в метро, Гоку прокладывал путь через толпу, Санзо тоже бесцеремонно проходился по чужим ногам, а Хейзель, крепко держась за его рукав, рассыпал за всех «простите» и «извините» – и победоносно всех оглядывал. Мол, я культурный, не то что вот эти вот все! Когда подошли к воротам завода, уже стемнело. Из тёмных корпусов доносился зловещий шум. Впрочем, компания экзорцистов отличала штатные шумы от сверхъестественных, которых пока было и не слыхать. Гоку уже уверенно правил к зданию столовой. Не иначе, ориентировался по запаху. А может, и по звукам, Санзо с Хейзелем уже тоже начинали слышать. Шорохи, вздохи. Сухой перестук чего-то рассыпавшегося. Звон. Плеск. Хейзель сжал двумя пальцами медальон. Замер. Объявил: – Здесь есть неупокоенные души. – И что, много? – Хватает. Одна главная, остальные вокруг неё. – Что ж тут было? Массовое отравление? – и громко: – Обезьяна, ничего там в рот не суй! Ещё отравишься! – И не собирался, – прокричал в ответ Гоку, – оно всё пахнет плесенью! – Плесенью вот так сразу? – задумался Санзо. – Кто-то там ходит – хуже некуда. – С самой той стороны, да, – кивнул Хейзель, – кто-то древний и очень злой. Почему только теперь? – У них тут специи поддельные! – снова завопил Гоку. – Ты их что, пробовал, бестолочь?! – Санзо-хан, давай и мы внутрь пойдём, – шёлковым голосом вклинился Хейзель, – зачем кричать как больные слоны, нас и так уже засекли… – Не, не пробовал, – пояснил мальчишка, уже когда снова их увидел. – Я не псих! Но уже учуял и так. Вот этот стеллаж, все банки, по-моему. Санзо и Хейзель взяли по банке. И в самом деле, этикетки отстают, цвета на них блёклые, и пахнет и правда странно. – Тысячелетние традиции, – вычитывал Хейзель, – ну, это уже реклама, но если рецепт и правда старинный… – Думаешь, оскорбили автора, как эта партия пришла? В ответ об пол грохнула кастрюля. – Вот удоды! – вырвалось у Гоку. Он ещё и не уточнил, кто. – А ну тихо! – рявкнул Санзо. Хейзель возвёл глаза к потолку – мол, ну просил же не кричать! И обратился в пустоту: – Досточтимый дух! Господа снабженцы закупили эту презренную смесь не нарочно. Мы сделаем всё, дабы это не попало в тарелки граждан. Ваши скорбь и гнев вполне понятны, но всё же это не повод притягивать сюда души с обоих ближайших кладбищ. Отпустите их, будьте так любезны! Стенания, вздохи, самый воздух вокруг вибрировал. – Санзо, они не могут уйти, их что-то держит! Жаль, я не вижу, что. – Сейчас вдарю. Обезьяна, иди наружу на всякий. А ты мне за спину. …За спиной Хейзель долго не выдержал. Высунул руку с медальоном, хотел помочь пленённым душам найти временное убежище, а потом лично выпустить у могил. И тем самым выбесил духа, которого так пафосно уговаривал. Что-то чёрное ударилось об медальон, сбило Хейзеля с ног – а само срикошетило в стену. К счастью, в этот момент сутра Санзо ещё не вернулась к нему на плечи. Так что дух был упокоен жёстко и принудительно. – Ну всё… – Санзо обернулся. – Эй! Хейзель лежал с закрытыми глазами и, похоже, не слышал. – И кто тебя просил, бестолочь?! Ты же знаешь, что наши артефакты не совмещаются! Санзо опустился рядом с ним на пол, приложил пальцы к шее – проверил пульс. Выдохнул. Главное – жив, а там… Санзо сел на пятки и бережно пристроил голову Хейзеля к себе на колени. Что-то там мелькнуло в памяти про «ноги выше головы», но поди тут сообрази. И ещё про «позвонить Гату», но тут уж Санзо опередили. Гражданин коренной американец всегда откуда-то знал, если с Хейзелем что-то случалось. Из которого-то гроссовского кармана полилась песня:Hazel, are you stable? Please pick up the fucking phone, why you MIA? I don't want you to be alone if you're feeling crazy Tell me something I don't know, yeah, I don't know, yeah Call me back
Пока выпутал телефон из рясы, эта песня всю душу вынула. – Санзо. Забери нас… – назвал адрес, – расходы на машину компенсирую. А через пару минут Хейзель открыл глаза. – О… ради такого стоило приложиться затылком об пол! – и прижался покрепче. – Не делай так больше, идиот! Я у тебя этот медальон отберу и засуну… так, нет, извиняй, плохая идея, слишком опасный артефакт! Хейзель просто беззвучно умирал со смеху, уткнувшись Санзо в колени. Эту двусмысленную картинку и узрели Гат с Гоку, переглянулись… – Вставать будете? – бесстрастно осведомился Гат. И протянул руку. …Потом, уже в машине, Санзо тихо поинтересовался у Хейзеля, благо тот снова положил голову ему на плечо: – Если Гат тебе звонит этой песней – всё понятно. Но, скажем, я тоже? – Если ты вообще кому-то звонишь – значит, где-то небо падает на землю. Но да, этим мне звонят все.