ID работы: 8784341

Крестики-нолики

Слэш
NC-17
Завершён
13795
автор
Размер:
236 страниц, 33 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
13795 Нравится 1261 Отзывы 3872 В сборник Скачать

Глава 12

Настройки текста
Спит Антон очень плохо: либо сидя в кровати, либо положив голову на стол. Спит короткими промежутками, и, если сложить их вместе, получится около трёх часов. За полчаса до начала пары наспех заливает в себя две кружки кофе и бросает файл с заполненными зачётками в рюкзак. Пока идёт до университета, долго думает о том, покурить или всё-таки нет. Если кашлять начнёт, будет полнейший Ад, а этого Антону не хочется. Не хватало ещё в универе сгибаться пополам из-за боли по всему телу. Сигареты так и остаются нетронутыми лежать в кармане куртки, когда Антон поднимается по лестницам к университету. Быстро сдаёт куртку в гардероб и постоянно поправляет лямку рюкзака в руке. Таскать портфель не за спиной оказывается довольно непривычным делом. Антон всё надеется, что успеет зайти в аудиторию вместе с остальным потоком студентов и Арсений Сергеевич его не заметит. Стоит только немного поторопиться в коридоре, и Антону удаётся зайти в аудиторию, смешавшись с небольшой компанией одногруппников и обменяться с ними приветствиями. Помимо приветствий Антон получает ещё и парочку косых взглядов на свой синяк на скуле, а потом пытается быстро объяснить всё своей неуклюжестью. Со звонком на пару Арсений Сергеевич подходит к доске и быстро пишет: «Серебряный век» русской поэзии. — Так-с, — оборачивается он к студентам и отряхивает ладони от мела. — Надеюсь, большинство из вас слышало о подобном на уроках литературы в школе, — говорит преподаватель, ненадолго оглядываясь на тему занятия. Антон бесшумно усмехается, а потом хмурится, когда резкий выдох пронзает рёбра острой болью. Лучше бы взял справку, экономист херов, пары, видите ли, прогуливать не хочет. — Начнём с простого, кто-то знает временные рамки «серебряного века»? — обращается Арсений Сергеевич к группе. Антон поднимает руку. Он хочет не ответить на вопрос, а задать свой. Выкрикивать было бы не очень тактично. Правда, кого это сейчас ебёт? — Да, Шастун, — замечает Арсений Сергеевич поднятую руку, а сам пытается смотреть куда-то рядом с Антоном, но не на него. Слишком уж сильно напрягает синяк на скуле. — У меня вопрос, — говорит Антон, и преподаватель не выдерживает, всё-таки переводя всё своё внимание на студента. — Почему мы сначала проходим Блока, а уже потом «серебряный век»? — Я-то думал, ты на вопрос ответишь, — печально выдыхает Арсений Сергеевич, опуская взгляд. — Конец девятнадцатого — начало двадцатого, — тут же говорит Антон, вызывая своим быстрым ответом лёгкую добрую усмешку преподавателя. Он опять смотрит так. А ты до сих пор не знаешь, какое определение дать этому взгляду. Не опасно, не страшно… он заинтересован? Так выглядит интерес в глазах людей? Господи, что он себе позволяет? — Насчёт последовательности изучения тем… ну, что я могу сказать? Учебный план-то не я составлял, — пожимает плечами преподаватель. — Кто-то знает к каким символистам относится Блок? Даю подсказку, есть «старшие» и «младшие». По аудитории проносится волна ответов, тут студенты делятся пополам, кто-то утверждает, что Блок относится к «старшим» символистам, кто-то к «младшим». Но на просьбу Арсения Сергеевича объяснить свой выбор никто не откликается. — А кто воздержался от ответа? — спрашивает преподаватель. — Кузнецова? — Могу предположить, что он относился к «младшим». — Почему? — Женская интуиция, — отвечает Ира, легко пожимая плечами, и по аудитории пробегает смешок. — Шастун? — спрашивает Арсений Сергеевич. — К «младшим», — коротко отвечает Антон. — Почему? — Арсений важно скрещивает руки на груди, дожидаясь ответа. Знает, что от Антона он этот ответ получит. — Ну… — Антон начинает негромко, иначе голос вибрациями расходится по телу и раны ноют ещё больше. — Они воспринимали символизм, как философию. — Спасибо, — в улыбке выдыхает преподаватель, наконец-то получив ответ на свой вопрос. Не за что, обращайтесь в любое время. — Ладно, давайте немного запишем, — говорит Арсений Сергеевич и студенты начинают открывать тетрадки. Антон действительно записывает всё то, что говорит Арсений Сергеевич, точнее, очень старается записывать всё. С дрожащими руками выходит паршиво, но Антон отчего-то заставляет себя писать конспект. Знает всё то, что диктует Арсений Сергеевич, а всё равно записывает, стараясь преодолеть слабость в мышцах. Рёбра неожиданно сводит судорогой и Антон резко выпрямляется в спине, поняв, что слишком сильно сутулится, стараясь выводить буквы в тетради. Тяжело дышит и откладывает ручку в сторону, забив на конспект. Ну ты и дурень конечно… Чувствует, как по пояснице что-то стекает. Долго гадать не приходится, чтобы предположить, что швы разошлись, однако Антон до последнего мысленно молит Богов о том, чтобы ему просто показалось и всё было хорошо. Бля-бля-бля, только не это. Только не сейчас. Заводит ладонь за спину и поднимает кончиками пальцев край толстовки, пробираясь дальше. Осторожно касается места рядом с зашитой раной и вынимает ладонь. На подушечках пальцев едва заметные разводы алой крови. Заебись, просто заебись. От зародившейся внутри паники давление подскакивает в считанные секунды, Антон поднимает взгляд на преподавателя и тут же спрашивает: — Можно выйти? Арсению поначалу хочется сказать что-то вроде «сиди, Шастун, пять минут до конца осталось», а потом встречается взглядом со студентом, и дар речи куда-то исчезает. Арсений такого испуга в глазах живого человека прежде не видел, в фильмах разве что. Хочется спросить «что случилось», а в итоге может лишь кивнуть в ответ на вопрос. Антон рывком поднимается на ноги и быстро спускается к выходу из аудитории, едва удерживаясь от того, чтобы, как позавчера, не покатиться кубарем по ступенькам. В глазах темнеет, но Антон хватается за стену лишь тогда, когда оказывается в пустом университетском коридоре. Антон кое-как доходит до туалета и становится спиной к зеркалу, задирая край толстовки, чтобы посмотреть на рану. С темнотой в глазах разглядеть что-то довольно тяжело, особенно когда для этого нужно разворачивать голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Так что с затеей что-то на своей спине разглядеть Антон прощается почти сразу же. Дёргает ручку крана и суёт ладони под холодную струю воды. Набирает немного воды и быстро промывает лицо, чтобы привести себя в чувства. Жмурится от покалывающих ощущений на лице из-за ледяной воды. Думает только о том, что сейчас нужно к дяде Лёше и как можно скорее. Медленно спускается по лестнице между этажами, крепко сжимая руками деревянный поручень. Нет, Антош, ты, конечно, мог забыть, не молодой ведь уже. Так что напомню: ебанись, ради Бога, головой об стенку. Антон уже почти доходит до выхода, когда сил совсем не остаётся, и он, смирившись с ситуацией, садится на лестницу из пяти ступенек, ведущую от гардероба к вахте. Слышит звонок с пары, который больно бьёт по барабанным перепонкам. Тянется в карман толстовки за телефоном и открывает страницу со всеми существующими на данный момент диалогами. Листает до Оксаны и медленно набирает сообщение дрожащими пальцами.

Антон Шастун Оксан, будь другом, забери мой рюкзак.

Такой ты, Тох, интересный. В больницу бежать собрался… Сердце в груди бешено стучит, будто Антон не по лестнице спустился, а чёртов марафон пробежал.       Оксана Фролова       Ты где?

Антон Шастун У гардероба.

      Оксана Фролова       И почему ты сам его не заберёшь?

Антон Шастун У меня нет сил на то, чтобы пошевелиться)

Как будто эта блядская скобочка ситуацию спасёт. Оксана не до конца понимает, что именно Антон имеет в виду, однако считает, что не переломится, если просто принесёт одногруппнику рюкзак, когда об этом попросили. Она закидывает ремешок своей сумки на плечо и поднимается к парте Антона, складывая его тетради и ручки в рюкзак. — Оксана, где Шастун? — спрашивает преподаватель, наблюдая за тем, как Оксана собирает вещи Антона. — Мне он сказал, что у гардероба, — Оксана держит рюкзак Антона за ручку, спускаясь к выходу из аудитории. — Ладно, пошли, — говорит Арсений, забирая связку ключей и телефон со стола. Пока Оксана недолго ждёт у двери, Арсений закрывает аудиторию, и они вместе идут к гардеробу. Антон так и сидит на месте, глядя в сторону вахты, чтобы увидеть Оксану до того, как она окажется прямо перед ним. — Блять, — шепчет он, замечая Арсения Сергеевича рядом с одногруппницей. Антона начинает потряхивать от страха. Он вспоминает вопросы Арсения Сергеевича по поводу синяков на руках и может лишь догадываться о том, что будет, если он узнает о разошедшихся швах. — Ну и где же все твои силы? — спрашивает шутливо Оксана и аккуратно ставит рюкзак на лестницу рядом с Антоном. Смотрит на лицо одногруппника и удивлённо вскидывает брови. — А ты чего такой бледный? — Да всё в норме, — отмахивается Антон. — Спасибо за рюкзак. Антон тянется к лямкам своего рюкзака, но его руку перехватывает преподаватель, сжимая пальцы вокруг запястья. Арсений неподвижно смотрит на то, как пальцы студента дрожат, а потом отпускает руку Антона. — Так, Шастун, если ты и сейчас не скажешь, что случилось… — начинает ставить условия Арсений. — То что? — тут же спрашивает Антон. — Придумаю, блять, — злится преподаватель, а потом ловит на себе удивлённый взгляд Оксаны. — Прости, сделаем вид, что ты не слышала? — предлагает он, виновато поджимая губы. — Да всё в норме, правда, просто давление скачет, — говорит Антон, пока терпит темноту в глазах и медленно поднимается на ноги, слыша биение собственного сердца в голове. Просто продержись минутку, и они отстанут. Просто продержись. Пожалуйста. — Антон… — шепчет Оксана, обращая внимание на пятно на светло-серой толстовке одногруппника в области поясницы. Арсений быстро огибает Шастуна и хватает пальцами ткань толстовки, оттягивая вверх. До боли в дёснах стискивает зубы, когда видит, что у Антона на спине практически нет живого места. Всё в синяках, а на рану рядом с поясницей вообще наложены швы. Арсений, конечно, не врач, но тут же понял, что они разошлись. — Придумал, я прибью тебя нахер, — злится Попов, отпуская ткань толстовки. — Повезло тебе, что у меня окно сейчас. — Вот это я везунчик, — с сарказмом отзывается Антон. — Где тут ближайшая травматология? — вслух интересуется Арсений, а сам открывает карты на телефоне. — Я, вообще, к дяде собирался, — отвечает Антон, а потом ловит на себе злой взгляд преподавателя. — Он работает в травматологии, — объясняет он. — Отлично, тогда скажешь адрес, — говорит Арсений Сергеевич, убирая телефон в карман. Он подходит ближе к Антону, осторожно берёт руку парня и закидывает на своё плечо. — Н-не надо, — противится Антон. — Я сам, — утверждает он, одёргивая руку. С Божьей помощью, ага, Тох? — Не капризничай, вот-вот развалишься, — ворчит преподаватель и вновь закидывает руку Антона себе на плечо. Арсений осторожно обхватывает Антона за спину, положив ладонь на рёбра. — Терпишь? — спрашивает Арсений, а в ответ получает подобие согласия, выраженное в сдавленном стоне, напоминающим «ага». Попов ведёт Антона к своей машине, выслушивая едва слышные вздохи парня и тяжёлое дыхание. Антон, конечно, благодарен преподавателю за помощь, однако от этого плакать хочется. От того, что не может собрать себя в руки и доползти до больницы самостоятельно. О куртке Антон забывает напрочь, холодный ветер, обдувающий всё тело хоть как-то спасает от болевых ощущений, а ладонь Арсения Сергеевича на рёбрах греет лучше любой куртки. Оксана, в растерянности, забывает о трёх парах истории, забирает рюкзак Антона с лестницы и шагает следом за преподавателем и одногруппником. — Ты с нами? — спрашивает Арсений у Оксаны, когда усаживает Антона на заднее сиденье. Фролова лишь кивает в ответ и занимает место по другую сторону от Антона. Арсений выезжает с парковки, узнав адрес больницы. За всю поездку он не говорит ни слова, думает, что если начнёт, то сделает только хуже. Он слишком сильно злится на Антона за то, что он довёл себя до такого состояния. Однако высказывать что-то вслух Арсений не спешит, знает, что Антону и без того паршиво. Оксана нервно перебирает собственные пальцы, изредка поглядывая на одногруппника. Антон сидит, откинув голову назад, и тяжело дышит. — Живой? — спрашивает Арсений, когда ведёт Антона от машины до кабинета. В ответ получает очередное подобие «ага» и облегчённо выдыхает. Арсений стучит в дверь кабинета и открывает. — Антон? — дядя Лёша тут же поднимается на ноги. — У меня это… швы разошлись, — с трудом говорит Антон. — Давай-ка в перевязочную, — говорит Алексей. — Жень, принимай тех, кто повторно, — командует он, а медсестра кивает в ответ, отступая в сторону, чтобы дать Арсению и Антону пройти. Оксана ждёт в коридоре, сидит на стуле, нервно притопывает ногой и теребит ремешок своей сумки. С Антоном они особо не общаются, так… разве что та же ведомость или какие-то задания по учёбе. А сейчас сидит и волнуется за одногруппника так сильно, будто это член семьи. Арсений отпускает Антона только тогда, когда сажает его на кушетку. Сам Попов пусть и недалеко, но отходит, чтобы не мешать врачу выполнять свою работу. — Как тебя угораздило-то… — бормочет себе под нос Алексей, помогая Антону снять толстовку. — Оно само, — отмахивается Антон. — Ты когда ел последний раз? Алексей ещё с порога заметил неважный вид Антона. Хотел списать всё на множество ушибов и синяков, однако, болевые ощущения можно терпеть, а Антон едва на ногах стоит. Антон не в силах держать спину прямо, он сутулится, опирается локтями о свои ноги и прячет лицо в ладонях. — Не знаю, — тихо отвечает Антон. Арсений прижимает ладонь к губам, когда видит оголённую спину студента. Лёша тяжело вздыхает и хочет начать читать лекции о том, что нужно следить за своим питанием, а потом бросает эту затею. Антон не маленький, сам это прекрасно понимает. — А вы, кстати… — начинает Алексей, бросив короткий взгляд в сторону Попова. — Арсений, — без отчества представляется он. Пусть и преподаватель, но представляться Алексею Михайловичу (как гласила табличка на двери кабинета) официально что-то внутри мешало. К тому же, они не на паре литературы и даже не в университете, пусть Арсений тут и со своим студентом. В любом случае, своё действие Арсений оправдывал миллионом аргументов, пока Алексей не выдал свежую фразу. — И вы Антону… — начинает он, стараясь узнать побольше. Лёша Антона часто видел только когда Шастун мелкий совсем был. Лет до пяти, потом Алексей в Москву переехал по работе, тут местечко с зарплатой хорошей, не то что в Воронеже. Тогда стали мало общаться, но у маленького Антона о дяде Лёше только хорошие воспоминания остались. Алексей не особо интересуется жизнью Антона, точнее, не докапывается и не заставляет что-то рассказывать. Просто слушает, когда Антон что-то говорит, и запоминает. Так вот Антон о друзьях говорит нечасто. Точнее, вообще не говорит. Алексей как-то пытался узнать, когда Антон только в универ поступил, подружился ли Шастун с кем-то. Антон тогда сказал, что ему и одному хорошо, ну и Алексей больше ничего подобного и не спрашивал. А сейчас видеть, как кто-то притащил на себе полуживого Шастуна и стоит, наблюдает за происходящим, — странно. — Преподаватель литературы и куратор группы, — объясняет за Арсения Антон. — Рад познакомиться, — дежурно кивает Алексей в сторону Попова. — Я тоже. — Ладно, эти швы уберём и потом наложим всего два, — рассказывает Лёша план своих действий. — Обезболивающее вколоть? — спрашивает он. — Нет, — коротко отвечает Антон. Привык уже. К боли по всему телу. К мысли «паршиво? добивай». Вот и добивает. А Алексей соглашается, не настаивает на обезболивающем. Антон не дёргается, когда Лёша убирает швы, не дёргается даже когда дядя заново обрабатывает рану, чтобы в неё не попала какая-нибудь зараза. Но ты ведь помнишь, что главная зараза здесь — ты? Антон убирает ладони от лица только тогда, когда Лёша зацепляет кожу иглой и Шастун сжимает пальцы в кулаки. Какой же ты, блять, идиот. Глаза невольно наполняются слезами, и в какой-то момент их становится слишком много, что они начинают стекать по щекам и падать на пол. — И чего же ты от обезболивающего отказался? — спрашивает Арсений, а сам садится на корточки перед Антоном. Попов протягивает свои ладони вперёд, а Антон не понимает, чего от него хотят. — Ручки давай свои, — объясняет Арсений, а потом, не дожидаясь реакции Антона, сам накрывает его ладони своими. — Я ведь… — запинается Антон, понимая, что если сжимать не свои руки в кулаки, то сжимать ладони преподавателя. Антон, конечно, силачом себя не считает, но думает, что при следующем проколе кожи иглой сожмёт руки Арсения с такой силой, что потом будет всё оставшееся обучение прощения просить. Антон уверен, что плачет вовсе не от боли. Это как катализатор. Значит, анатомию, нам, экономистам, знать не надо, а вот химию — всегда пожалуйста? В любом случае, прокол кожи иглой сейчас просто подталкивает к действию. К одному и неизбежному — к истерике, которую Антон, как истинный долбоёб, всегда откладывает на потом. А потом накрывает огромной волной, и Антон тонет во всем, что так долго пытался «отложить». — Потерплю, тебе и так досталось, — говорит Арсений, улыбаясь уголками губ. Антону опять хочется провалиться сквозь землю. Потому что не выдерживает сидеть вот здесь перед своим преподавателем, сжимать его ладони, как маленький боязливый ребёнок, и тихонько плакать, стараясь вновь отложить истерику на потом.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.