Крестики-нолики

— Анто-о-он, — зовёт приятный голос Оксаны, и Шастун медленно открывает глаза. — Выспался? — спрашивает она, заметив, что парень всё-таки проснулся. — Нет. Впрочем, такому ответу Оксана не особо удивлена. Сама она тоже не выспалась. Как-никак, когда будишь человека рано утром, вероятность того, что он не выспался, явно превышает семьдесят процентов. — Ну… у тебя целых две недели на то, чтобы выспаться, — говорит она, улыбаясь уголками губ. — А вообще, я тебя разбудила, чтобы ты позавтракал, потому что мне нужно уходить на пару уже через пятнадцать минут, — Фролова смотрит на наручные часы. — А ещё Арсений Сергеевич сказал, что приедет к восьми. — Сюда? — удивляется Антон, приподнимаясь на локтях. — Когда сказал? — Вчера вечером, когда заехал, чтобы посмотреть, как мы тут. — Он тут был? — резко подскакивает в кровати Антон, а потом молится на то, чтобы швы не разошлись от таких быстрых движений. — Да, — улыбается Оксана. — Ты спал. — И долго он тут был? — Около часа, наверное, — пожимает плечами Фролова. Что он тут делал целый час?! Господи прости. — Антон, ты сам-то встанешь? — спрашивает Оксана, легко касаясь кончиками пальцев плеча Антона. — Я, конечно, потрёпанный, но не беспомощный, — выдыхает Антон. — Отлично, — кивает она. — Тогда я пойду, сумку соберу и на учёбу. А ты поешь обязательно. Антон медленно сбрасывает ноги с кровати на пол, зажмуривает глаза, а потом потирает переносицу пальцами. Быстро моргает и осматривает комнату. На письменном столе стоит тарелка, из которой идёт едва заметный пар, но содержимое Антон не видит. Поднимается на ноги и смотрит ещё раз в сторону тарелки — омлет. Подходит ближе к столу, берёт в руки вилку и отламывает кусочек омлета, отправляя его в рот. Была бы Оксана сейчас здесь, Антон бы не проскулил от наслаждения, но её здесь нет. Омлет оказался до чёртиков вкусным либо потому что Антон давно не ел омлет, либо потому что аппетит ни с того ни с сего вдруг появился. И Антон бы быстренько съел завтрак, если бы на экране телефона не высветилось «отец». Антон берёт телефон в руки, принимает звонок и прикладывает телефон к уху. — Антон, — обращается Андрей. — Я тебе денег скинул, они пришли? — спрашивает он. — Не знаю, сейчас гляну, — говорит Антон, берёт телефон в обе руки, и открывает панель со всеми уведомлениями, листая вниз. — Ага, пришли. Спасибо, — отвечает он. Антон слышит, как дверь открывается и думает, что там Оксана, а когда оборачивается, застывает на месте. Арсений Сергеевич молча кивает, приветствуя Антона, а потом снимает пальто и вешает на крючок, приколоченный к стене. — …так ты не против? — спрашивает Андрей. — А, что? — спрашивает он отца, когда понимает, что упустил половину всего сказанного, пока смотрел на Арсения Сергеевича, который остановился у входной двери. — С Тёмкой, говорю, приедем сегодня-завтра. У тебя время свободное есть? — А-а, — тянет Антон. Не может он. Не может сейчас видеть ни отца, ни Тёмку. Первый будет расспрашивать про синяки, как и все остальные. А, увидев второго, Антон расплачется. Просто уверен в том, что всё будет именно так. Тёмку, конечно, очень сильно хочется увидеть, но Антон заставляет себя немного потерпеть. — Сейчас завал на учёбе, зачётов много, — врёт он отцу, а сам смотрит на Арсения Сергеевича, и щёки краснеют. Попов усмехается, скрещивает руки на груди и смотрит так, будто «ну-ка, давай-ка, расскажи мне о зачётах, которых нет». Арсению нравится стоять у входа в комнату и смотреть на студента, который стыдливо краснеет и виновато вытягивает губы в тонкую линию. — Хорошо, ну, учись тогда, — говорит Андрей. — Ага, пока, — быстро говорит Антон и скидывает вызов. — И кому это ты так хорошо врёшь? — спрашивает Арсений, пока Антон убирает телефон в карман. — Неважно, — как-то грубо отмахивается Антон, а сам возвращается к омлету. — А вы чего здесь, у вас разве пар нет? — спрашивает он, а потом отламывает ещё один кусок омлета. — Электив в два, — отвечает Арсений Сергеевич, легко пожимая плечами. — И чего вам не спится? — интересуется Антон, возвращаясь на свою кровать с тарелкой омлета в одной руке и вилкой в другой. — Ну, а кто же за тобой будет присматривать? — он садится на стул у письменного стола. — Не нужно за мной присматривать, — омлет заканчивается удивительно быстро, и Антон печально вздыхает. — Чтобы ты ещё где-то покалечился? — легко усмехается преподаватель. Антон поднимается на ноги, оставляет тарелку на столе, думая, что помоет её уже после того, как вернётся. Шагает ко входной двери, быстро обувается и надевает куртку. — Ты куда собрался? — хмурится Арсений. — Продукты нужно купить и деньги снять, отдать вам за сигареты. — Ты дурашка что ли? Какой магазин? — Сами вы дурашка… — ворчит Антон. — Надо реально продукты купить, а то будь у нас с Тимуром крыса, она бы в холодильнике повесилась. — Это не подождёт? Антону бы хотелось вернуться в кровать и продолжить спать, но он ясно понимает, что пора бы уже купить продуктов, и если он не выберется в магазин сейчас, то вряд ли сделает это потом. Сейчас, когда есть справка аж на две недели освобождения от учёбы, выходить куда-то совершенно не хочется. — Нет. И ведь не заставишь его лечь обратно в кровать и поспать хотя бы пару часиков. И чего тогда притащился сюда? Сам бы дома спал ещё до этого чёртового электива, так ведь нет. Нужно к восьми, как на работу, приехать в общежитие к какому-то покалеченному студенту. Арсений ещё вчера вечером пытался сам себе объяснить огромную потребность в присмотре за Шастуном. Ничего рациональнее «единственный экономист, который в твоём предмете хоть немного разбирается» придумать не смог. Остальные варианты Арсений отбросил от себя подальше, считая непозволительными, и даже вспоминать о них сейчас боялся. — Совсем ты себя не бережёшь, — тяжело вздыхает Попов, шагая следом за Антоном. Арсений идёт чуть позади, присматривая за Антоном даже на улице. А Антону от этого не по себе. Некомфортно чувствовать, что сзади кто-то идёт и наблюдает. — Арсений Сергеевич, может, вы рядом будете идти? — не выдерживает Антон, оборачиваясь. — Я и так рядом, Антон, куда уж ближе? — усмехается преподаватель, пряча ладони в карманы пальто. Антон недовольно фыркает в ответ и отворачивается, продолжая идти к магазину. — Ладно-ладно, — сдаётся Арсений и за пару быстрых шагов равняется с Антоном. Антон берёт в руки корзинку и первым же делом направляется к отделу с соками. Выбирает между яблочным и вишнёвым, в итоге берёт второй, потому что первый ужасно наскучил за лето. — Ты соком питаешься? — спрашивает Арсений Сергеевич с небольшим упрёком. — Не только, — говорит Антон. — Но там есть калории, которые дают энергию, — добавляет он. Как-никак, Оксана вчера про эти калории и энергию рассказывала чуть ли не целый час. На парах бы Антон так хорошо запоминал слова преподавателей. — Шастун, ты ничем не болеешь? — спрашивает преподаватель. — А кретинизм — это болезнь? — В твоём случае, думаю, да. К слову, там быстрые углеводы, которые надолго тебе энергию не дадут, — отвечает он. — А вы ничем не болеете? — риторически интересуется Антон. Следующее направление — отдел с молочными продуктами. Долго расхаживает вдоль полок, выбирая между различными ёмкостями и мысленно думая о преимуществах каждой. В итоге складывает в корзинку пару питьевых йогуртов со вкусом черники. А потом слышит тяжёлый вздох преподавателя. — Арсений Сергеевич, а вы что на завтрак едите? — язвительно спрашивает Антон, догадываясь, что особой «правильностью» преподаватель не отличается. Арсений бесшумно усмехается и думает, что вместо «кофе» в ответ стоит придумать что-то получше. Как хороший пример не только Антону, но и самому себе. — Овсянку, — врёт он. — Не вариант, — пожимает плечами Антон. — Аллергия на крупы. — Прямо на все? — хмурится Попов. — Ну, гречку вроде могу есть, — размышляет Антон. — Вот её и возьми. Антон послушно идёт к стеллажу с крупами и выбирает гречку подешевле, убирая её в корзинку. Лишь бы Арсений Сергеевич перестал тяжело вздыхать, пробуждая в Антоне совесть. Не любит Антон это, — человеческую еду вроде каши с котлетками или супы — не привык он к такому. Наспех сваренные макароны, небрежно нарезанные помидорки и питьевые йогурты — вот к чему он привык. — Умница, — довольно кивает Арсений Сергеевич. — Да почему умница-то? — вырывается у Антона. — Тебе не нравится? — хмурится Арсений. А должно? — Нет, — мотает головой Антон. — И как тебя называть? — У меня имя вообще-то есть, — недовольно говорит Антон. — Как скажешь, Шастун. — Это не имя. — Я знаю, — улыбается Арсений. Антон тяжело вздыхает. Думает, что его преподавателю просто-напросто скучно и такими детскими провокациями Арсений пытается поднять себе настроение, а потому Шастун считает лучшим решением не обращать внимание. Сразу после оплаты покупок Антон идёт к терминалу и ставит пакет с едой на столик, стоящий рядом. Быстро снимает две сотни рублей с карты и протягивает их Арсению. — Да ладно тебе, ты от той пачки всего две сигареты взял, — отмахивается Попов. — Но я говорил, что отдам, так что вот. — Себе оставь, — по-доброму усмехается Арсений. Антон вновь тяжело вздыхает, тянется к руке преподавателя и обхватывает запястье, а потом вкладывает в ладонь Попова две купюры, загибая пальцы преподавателя своей рукой. Потом хватает пакет с покупками и направляется к выходу из магазина. Они уже на полпути к общежитию, когда Арсений решается спросить: — Так ты расскажешь, что с тобой случилось? Арсений долго пытается подобрать подходящий момент, чтобы поинтересоваться, и «сейчас» кажется ему не самым плохим вариантом. Антон едва заметно ведёт бровью, а потом понимает, что его чуть ли не в угол загнали. Арсению до электива остаётся целых пять часов, и Антон понимает, что интерес преподавателя никуда волшебным образом не испарится. Антон медленно оглядывается по сторонам, думая, что сможет хоть где-то найти спасение, а в итоге выдаёт что-то неожиданное даже для самого себя. — Ой, смотрите, чихуахуевина, — отвлекает Антон, а потом мысленно себя материт. — Чего? — Арсений останавливается посреди улицы. — Чихуахуевина, — повторяет Антон, поворачиваясь к преподавателю. Ну что ты за долбоёбина? Арсений долго молча стоит на одном месте, а Антон уже хочет начать извиняться за свою тупость, как преподаватель начинает очень громко смеяться. Антон ничего не понимает, но находит очень милым то, что преподаватель от сильного смеха начинает прятать лицо в ладонях немного отворачивая голову в сторону. — Что ты за человек… — всё ещё немного смеясь, тянет Арсений. Если бы я знал… А Антон спокойно выдыхает, понимая, что, может, всего на полчаса, но отвлечь Арсения Сергеевича получилось. Антон, вернувшись в общежитие, быстро раскладывает продукты, моет тарелку, оставшуюся с завтрака, и лишь потом возвращается к своей кровати. Аккуратно ложится на спину, складывает ладони на груди и смотрит в потолок. — Тимур будет злиться, если я посижу на его кровати? — интересуется Арсений. Арсений, конечно, понимает, что Сабитова здесь нет, а у Антона, вроде как, нет особой потребности делиться с соседом всем на свете, так что Тимур вряд ли узнает о посиделках Попова. Но тем не менее Арсений всё равно решает поинтересоваться у Антона возможной реакцией Сабитова. Арсений здесь, в конце концов, просто в гостях, а потому и не может позволить себе вести себя здесь как дома, что вполне логично. — Если вы не будете задавать ему вопросов на своих парах, он вам всё на свете простит, — отвечает Антон. — Почему вы здесь? У вас что, дел других нет? — опять спрашивает Антон. — Есть, — Арсений садится ближе к изножью на кровати Тимура. — Тогда почему вы здесь? — Я же говорил уже, за тобой нужно присматривать. — Зачем? — продолжает Антон. — И это я тоже говорил. Ты, как оказалось, без присмотра можешь покалечиться. — И что? — Шастун, честно тебе сказать? — негодуя выдыхает Арсений. — А сами как хотите? — Боже, ты невыносим, — легко мотает головой Попов. — Знаю, но у меня вопрос. — Какой? — Почему вы здесь? Один и тот же вопрос, потому что только на него в данный момент Антон хочет получить ответ. Он не понимает, что заставляет людей тратить время на него, не понимает, почему Оксана так беспокоится о его рационе, не понимает, какое чувство заставило Арсения Сергеевича проснуться рано утром и притащиться в общагу. Арсений закатывает глаза, шумно втягивая воздух через нос, а потом закидывает голову назад, касаясь затылком стены. — Господи, когда там уже электив… — тяжело тянет он. Антон отворачивается к стенке, чуть нахмурив брови. Разглядывает едва заметный узор на старых обоях, стараясь отвлечься. — Простите, — говорит он, вытягивая губы в тонкую ниточку. — За что? — не понимает Арсений. — За то, что надоел вам, — бесшумно усмехается Антон. Арсений поднимается со стула и шагает в сторону кровати Антона, садится с самого края. Попов уверен, от того, чтобы коснуться плеча студента ладонью его останавливает лишь тот факт, что там много синяков. Попов около полуминуты просто тяжело дышит, думая, что стоит послать всё к чёрту и просто присматривать за студентом, а не читать ему лекции, нотации и уж тем более откровенничать. А потом сам себе напоминает о том, что Антон — просто человек, который оказался довольно самокритичным. — Шастун, — мягко обращается Арсений. — Как думаешь, почему Оксана вчера с тобой сидела? — Откуда мне знать? — Предположи, — советует Арсений. — Только честно, — спешит добавить он, прежде чем Антон даст ответ. — Я не знаю, почему она вчера сидела со мной, и я не знаю, почему сейчас это делаете вы, — быстро говорит Антон. — Потому что страшно за тебя. Антон осторожно поворачивается на спину и вопросительно смотрит на Арсения Сергеевича. — Страшно? — Страшно, — кивает Арсений. — Потому что сначала ты весь живой и здоровый ходишь на пары, язвишь и всё в таком духе, а потом пропадаешь неизвестно на сколько, потом возвращаешься и обещаешь ходить на пары, а потом приходишь на них полуживой. Арсений отводит взгляд куда-то в сторону, потому что смотреть прямиком в глаза Антона слишком тяжело. — Ну класс, лучше бы я чувствовал себя надоедливым, чем виноватым, — бесшумно усмехается Антон. — Не забивай себе голову ерундой. Ты, кстати, синяки мажешь чем-нибудь? — вспоминает Арсений. — А… синяки, ага, да, — говорит Антон. — Забыл, да? — Я вчера спал вечером, — оправдывается Антон. — Господи прости, — слетает с губ Попова, и он поднимается на ноги. — Не простит, — улыбается уголками губ Антон и поднимается на ноги следом за преподавателем. Шагает к шкафу и забирает тюбик с мазью. — Помочь тебе? — спрашивает Арсений. — Справлюсь, — отвечает Антон и уходит в туалет, где снимает толстовку и поворачивается спиной к зеркалу над раковиной. Когда Антон возвращается в комнату, Арсений Сергеевич сидит на кровати Тимура, касаясь лопатками стены. Держит в руках свой телефон и смотрит на экран, нахмурив брови. Антон считает нужным не отвлекать преподавателя, а потому убирает мазь на полку шкафа и тихо шагает к своей кровати. Достаёт телефон из кармана джинсов и первым делом листает новостную ленту, потом заходит в диалоги и по диагонали читает всё то, что настрочили одногруппники. Потом отвлекается от экрана телефона и смотрит на Арсения Сергеевича. Попов жмёт на кнопку блокировки экрана и кладёт телефон рядом с собой на кровати. Смотрит куда-то вперёд и хмурит брови сильнее. Антон видит, как равномерно вздымается и опускается грудь преподавателя с каждым вздохом и выдохом. Пытается предположить, о чём же Арсений думает, но ни единой толковой мысли в голову не приходит. О чём человек может думать после нескольких минут наблюдения за экраном телефона? Да о чём угодно! Антон просто пытается запомнить очередное выражение лица Арсения Сергеевича. Мимика у него не скудная — самое то, чтобы повысить навыки рисования различных эмоций. Ах да, точно, у тебя ведь рисование — особенный ритуал. Антон запоминает лёгкий прищур преподавателя, когда между бровей появляется складка, а у глаз фонтанами разбрасываются едва заметные морщинки. И он такой до одури красивый, что Антон чувствует, как пульс замедляется, а воздуха в грудной клетке становится слишком мало. — Это больно, — выдаёт Арсений, а потом резко выдыхает. — «Это»? — не понимает Антон. — «Распад атома». — Ну… это по-настоящему, — отзывается Антон, а потом понимает, что Арсений вновь провалился в яму своих размышлений. — Простите, не думал, что вы так отреагируете. — Когда ты это прочитал? — интересуется Попов. — Летом после одиннадцатого класса. Антон, конечно, молчит о том, что этот период жизни, вероятнее всего, самый паршивый из всех возможных. По-видимому, он настолько неудачник, что из всей литературы в тот момент выбрал ту, которая была способна добить окончательно. Та, в которой и без того слишком много боли. — И как ты к этому отнёсся? — спрашивает Арсений, переводя свой взгляд на Антона. — А как к этому можно отнестись? Это просто взгляд сломленного человека. Любовь несчастна. Мир ужасен. Искусство лишено красоты.