Крестики-нолики

Арсений просыпается в объятиях Антона и осторожно из них выпутывается, чтобы дотянуться до телефона на прикроватной тумбе. Арсений пару раз даже протирает заспанные глаза ладонью, чтобы убедиться в том, что уже десять ноль две. Он поворачивается к Антону лицом и щекочет ладонь парня в надежде, что тот проснётся. — Ты почему не на учёбе? — шёпотом спрашивает Арсений, как только замечает, что Антон просыпается. — У меня тот же вопрос, — тут же оживляется Шастун. — У меня сегодня нет пар. — У меня тоже, — врёт Антон. — Неправда, — отрицательно мотает головой Арсений. — Ну, может и так, — пожимает плечами Шастун, — иди сюда, — Антон хватается за запястье Арсения и тянет его на себя, обнимая за плечи. — Да что ты творишь… — тяжело выдыхает Попов, чертыхаясь в объятиях Антона и пытаясь устроиться поудобнее. — Обнимаю тебя. — Завтра ты пойдёшь на пары, — говорит Попов. — Завтра я пойду на пары, если тебе станет лучше, — исправляет его Антон. На следующий день Арсений ведёт себя как самый настоящий… Встаёт раньше Антона где-то на полчаса. Ставит вариться гречневую кашу, а сам идёт в ванную комнату и умывает лицо холодной водой минут пять. Поднимает взгляд на своё отражение в зеркале и понимает: либо вода недостаточно холодная, либо желание ударить себя самого пустило корни. Он убеждает себя в том, что нужно выйти из ванной комнаты, разбудить Шастуна, покормить и просто отправить на учёбу. Ничего сверхъестественного. Главное о Вере не думать, главное не придавать каждой детали несуществующее значение и надумывать себе всякое. Главное отыграть роль человека, у которого всё хорошо, и всё, на этом можно закончить. … ребёнок. Антон просыпается самостоятельно, и с Арсением они встречаются в коридоре. — И тебе, значит, лучше, да? — спрашивает Антон, останавливаясь перед Поповым. Шастун подходит ближе, кладёт ладони на арсеньевские щёки и заглядывает в глаза. Что он ожидал в них увидеть и сам не знает. Но он уверен, что если где-то и искать ответы на свои вопросы, то именно в глазах Арсения. — Не прокатит. Не нужно делать вид, что тебе лучше, если тебе не лучше. Антон смотрит прямо в голубые глаза напротив, а в груди что-то болезненно щемит, а потом накрывает неприятные ощущения каким-то тёплым одеялом. Антону паршиво и хорошо одновременно. — И как тебе врать вообще… — Арсений опускает взгляд в пол. — Никак, — пожимает плечами Антон, несильно улыбаясь. — На вранье отношения не построить. Арсений слишком сильно рад именно в этот момент, и внутри он ликует, словно маленький ребёнок, нашедший под новогодней ёлкой именно то, что загадывал. — Отношения? Холодной воде потребовалось больше пяти минут на то, чтобы выбить тёмные мысли из головы Арсения. Антону хватило одного предложения, чтобы стереть их в порошок и пустить по ветру. — А ты думал, что я здесь только потому что ты хорошо лекции по литературе читаешь? — улыбается Антон. — А разве нет? — спрашивает Арсений. Антон отпускает Попова, обходит его и демонстративно заглядывает в спальню. Потом он шагает обратно в сторону гостиной и осматривает всё там. Заходит на кухню, возвращается к журнальному столику, глядит на стеллаж и даже проверяет за шторами. — Что ты ищешь? — интересуется Арсений. — Того парня, которому позавчера в любви признавался. Ты его не видел? Арсений облокачивается о стену коридора и тихонько смеётся, глядя на Антона. Плевать он в этот момент хотел на то, что у Антона пары в университете. Плевать он в этот момент хотел на университет в принципе. Антон улыбается и подходит ближе к Арсению. Опять кладёт ладони на его щёки и заставляет посмотреть прямо в глаза. — Нашёл, — шепчет Антон и прижимается своими губами к податливым губам Арсения. Нашёл. Антону нравится. Слишком сильно нравится целовать Арсения. Он думает, что был бы не против потратить целые сутки на то, чтобы целовать его даже при условии, что губы болеть будут. Эту мысль Антон себе объяснить не может. Скорее всего гормоны… Антон думает о сладковатых губах Арсения даже во время завтрака. И взгляд от них оторвать не может. Удивляется тому, как ложку с кашей ещё мимо рта не пронёс. — Что тут было вообще? — спрашивает Арсений, явно имея в виду тот промежуток времени, которое он провёл в Омске. Антон наконец отрывает взгляд от Попова и смотрит в свою тарелку с гречкой. Антон не считает нужным говорить Арсению обо всех своих перманентных душевных истязаниях и точно не считает нужным говорить про отсутствие в дневном рационе еды. — Ну… я первый раз в ночной клуб сходил, — усмехается Антон. — Не пил, но меня чуть не побили. Так, блять, завали лицо, пожалуйста. Антон заталкивает ложку гречневой каши в рот и так и не поднимает взгляд на Арсения. — Да всё в порядке, — говорит Антон, чувствуя на себе испепеляющий арсеньевский взгляд. А правда ли? — Всё в порядке, — повторяет Антон не столько для Арсения, сколько для самого себя. Антон приходит в университет только в понедельник, когда ему кажется, что он может оставить Арсения одного всего-то до вечера. — И где же ты пропадал все эти дни? — спрашивает Оксана, подсаживаясь к Антону на паре по экономическому анализу. — У Арса в кровати. Амёбные будни, — пожимает плечами Антон. — В кровати… — многозначительно произносит Оксана, а потом несильно улыбается, доставая две шариковые ручки из сумки. — Не-е-ет. В смысле, ничего такого, — быстро объясняет Антон. — Ладно-ладно, — тихонько смеясь, говорит Фролова. — Ты в общагу сегодня? — Э-э-э, — Антон раздумывает о своих планах и мысленно листает ежедневник, в котором всего одно дело «спать», но написано оно миллион раз подряд. — Нет, дела есть. Он, конечно, не спать собрался. Дела поважнее в его голове вспыхнули ярко-зелёным, как цифры на электронных часах. Нужно подготовить подарок для Оксаны на её День Рождения. Антон решил подарить ей футболку с одним из своих рисунков. Судя по инстаграму Оксаны, Антон был уверен в том, что подруга любит пионы. А потому именно их он и рисовал в общаге на полу, сильно ссутулившись и держа телефон неподалёку, — вдруг Арсений что-то напишет. Тимур пришёл ближе к пяти вечера, и заинтересованно выглянул из-за плеча Антона, чтобы посмотреть, чем же таким его сосед промышляет. — Вау, — выдыхает Сабитов. — Красиво, — он несильно щурится, чтобы контур цветков стал более отчётливым. — Спасибо. — Ну, я тут это оставлю на своей кровати сохнуть, а ты не трогай, — говорит Антон, осторожно перекладывая футболку на свою кровать, а потом принимаясь убирать с пола акрил и кисточки. — Уходишь? — Ага, Арса надо накормить. — У него всё нормально? — интересуется Тимур. — Поест, поспит, и всё будет в норме, — несильно улыбается Шастун, считая, что этой информации Сабитову достаточно. Вряд ли Попова до состояния нормы может довести только еда и сон. Будь всё так просто, люди бы меньше страдали. Арсений не хочет слезать с кровати, когда слышит звонок в дверь. Его заставляет подняться на ноги только мысль о том, что там за дверью Антон. Попов даже не бежит в ванную умываться холодной водой. Он рыдал весь день и вряд ли за пять минут успеет смыть покрасневшие опухшие глаза. А даже если и успеет, то вселенскую тоску из них он будет вымывать ещё очень долгое время. Попов встречает Антона в растянутой светло-серой толстовке и домашних клетчатых штанах. Стоит только Антону войти в квартиру и закрыть за собой дверь, как он тут же обнимает Арсения. Шастун несильно сжимает его в своих объятиях. У Антона ощущение, словно Арсений сейчас это какая-то обессиленная кукла и, если сжать чуть-чуть увереннее, он может сломаться. — Ты сегодня ел? — спрашивает Антон. — Нет, — шепчет в ответ Арсений. — И не хочу есть. — Арс… — шёпотом начинает Антон, — тебе нужно поесть. — Нет, — увереннее и твёрже говорит Арсений, отпуская Антона. — Я хочу спать. Пока Арсений залезает обратно под одеяло и сжимает пальцами подушку, Антон быстро снимает куртку, спинывает ботинки и моет руки в ванной комнате, а потом отправляется в спальню. Шастун снимает свою толстовку и остаётся в белой футболке. Он садится на край кровати, а потом медленно ложится, касаясь ладонью плеча Арсения. Попов поворачивается к парню, и его тут же обнимают, словно маленького ребёнка. Антон гладит волосы Арсения и мягко целует лоб. Антон не собирается настаивать на том, чтобы Арсений ел по строгому расписанию. Он не будет сажать его к себе на коленки и заставлять есть, если Арсений ясно дал понять, что не хочет. — Я люблю тебя, — шёпотом говорит Антон. Три самых важных слова. Чтобы Арсений знал и помнил. — Я люблю тебя, — также шёпотом говорит Арсений. Просыпается Антон ближе к трём часам ночи, если верить экрану телефона. Арсения он рядом с собой не ощущает и, похлопав ладонью по арсеньевской половине кровати, убеждается, что Попова на ней нет. Антон протирает заспанные глаза ладонью и поднимается на ноги, выходит из спальни и видит ободок света на двери, ведущей в ванную комнату. Он подходит ближе и даже не пытаясь прислушиваться, слышит тихие всхлипывания. — Арс, — зовёт его Антон. Арсений сглатывает и быстро вытирает слезы со щёк рукавом своей толстовки. — Я сейчас, — говорит он громче, чем планировал, и слышит дрожь в собственном голосе. Антон толкает дверь, и на его лицо падает полоска искусственного света. Он быстро моргает и заглядывает в ванную. Видит Арсения, сидящего на полу, который обнимает руками свои коленки. Видит его покрасневшее лицо и влажные ресницы. — Иди сюда, — Антон берёт руки Арсения в свои, поднимает его и крепко обнимает. Арсений вжимается пальцами в плечи Антона словно в спасательный круг, так они доходят до кровати, и Попов ещё немного плачет, уткнувшись лицом в антоновское плечо. Стоит только Арсению заснуть, Антон осторожно отворачивается к окну. Шастун старается взять себя в руки, но сам не замечает, как из глаз вытекают слезы, и он тут же их прикрывает. Возьми себя, блять, в руки. Антон потерян. Он знает, что это состояние Арсения рано или поздно пройдёт, но сейчас Антон ощущает себя самым бесполезным человеком во всём ебучем мире. Антон мысленно бьёт себя по щекам и также мысленно трясёт собственные плечи. Возьми себя, блять, в руки! Он шумно втягивает воздух через нос и смахивает слезы с глаз. Поворачивается обратно к Арсению и вновь обнимает его, а Попов, словно кот, устраивается поудобнее. Со временем Арсению действительно становится лучше. Он и сам это ощущает. Тогда, когда они с Антоном и Оксаной сидят в кафе в её день рождения и она с широкой улыбкой на лице открывает подарки. А потом они много смеются, Арсений сейчас даже не помнит почему, но отчётливо помнит искренний смех, который вибрациями проходит по телу и даже сейчас, спустя почти десять дней, согревает. — Привет, — говорит Эд, подойдя к Антону на улице во время перемены. — Я тут видел футболку, которую ты намутил Оксане и подумал… сможешь сделать что-то подобное моему другу на днюху? Не за «спасибо», конечно, — кивает Выграновский. Шастун давится то ли воздухом, то ли сигаретным дымом. Сам не знает. — Ну… я вообще не думаю, что… — начинает придумывать отговорки Антон. — Дай нам минуту, окей? — влезает Тимур, а сам, положив руку на плечо друга, отводит Антона немного в сторону. — Так, Антошка, голову включай, ты не студент-миллионер, — шутливо объясняет Сабитов. — Но Оксане я знал, что рисовать на футболке, а этого его друга даже не знаю. — И тебе повезло, что ему на этот факт плевать, — пожимает плечами Тимур. — Фишка в том, что у него есть деньги, а у тебя много блокнотов с рисунками. Подумай об этом, — Сабитов демонстративно стучит указательным пальцем себе по виску синхронно с фразой «подумай об этом», и Антон отчего-то принимает его за какой-то голос разума. — Окей. Думать особо и не приходится — Антон соглашается. И в день, когда они с Оксаной покупают Арсению подарок на день рождения, Антон остаётся в общаге и делает подарок для друга Выграновского. Антон и подумать не мог, что его каракули в блокноте когда-то принесут ему какие-никакие деньги. Теперь у него есть возможность купить себе ещё две пачки синего винстона и пару черничных йогуртов. Сказка, блять, а не жизнь. В день рождения Арсения Антон остаётся у него ночевать. Казалось бы, дело уже привычное, и, кажется, у Попова Антон бывает чаще, чем в университете и общаге вместе взятых. У Арсения с Антоном составлен специальный график для мытья посуды по вечерам. Один день — Арсений, следующий день — Антон. И так выпало, что Арсений мыл посуду в свой день рождения, а Антон стоял рядом, оперевшись бёдрами о кухонный гарнитур и смотрел на Попова. Антон обходит Арсения и становится напротив его спины. Делает шаг вперёд и почти прижимается к Попову всем телом. Смотрит на арсеньевскую шею, облизывая губы, а потом оттягивает край футболки и целует одну из родинок. Антон ведёт дорожку из поцелуев по шее Арсения из стороны в сторону, медленно и осторожно, уделяя внимание каждому участку мягкой кожи. Арсений только улыбается, домывая кружки. Арсений выключает воду и поворачивается к Антону. Шастун ни на шаг не отстраняется, наоборот, касается подбородка Арсения ладонью и чуть приподнимает. Вновь прижимается губами к шее и ведёт дорожку из поцелуев аж до самого уха, заставляя Арсения сдавленно выдохнуть. У Антона в голове что-то ломается, и всё то количество гормонов, которое он прежде удерживал, прорывается через баррикады и бьёт словно ток по оголённым проводам. Антон прямо на кухне начинает стягивать с Арсения футболку, оставляя его в одних только домашних клетчатых штанах. Попов только смеётся в ответ на все действия Антона. А сам Шастун заводит свои ладони за спину Арсения, выводя пальцами узоры на нежной коже. Жмётся ближе и не может перестать целовать. Словно акула, которой «нужно двигаться, иначе она умрёт». Антон вряд ли умрёт от отсутствия поцелуев, но целовать всё равно не перестаёт. Шастун спускается ниже, очерчивая поцелуями ключицы Арсения и заставляя его едва слышно выдыхать в пустоту воздух, скопившийся в лёгких, который он, видимо, оставил как запас на случай, если Антон выкинет что-то невообразимое. Антон касается пальцами резинки домашних штанов Арсения, и его почти сразу останавливают, нежно касаясь запястий. Шастун вопросительно заглядывает в глаза Попова. — Завтра надо в универ, — говорит Арсений, а Антон не считает это весомым аргументом. — Ты не хочешь… — догадывается Шастун, опуская взгляд в пол. — Не в этом дело. Хочешь ли ты этого? Антон уверенно кивает, а сам понимает, что и не задумывался над этим раньше. — Подумай об этом. Хорошо подумай, ладно? — просит Арсений, мягко целуя уголок губ Антона. — А пока что пошли спать. И Антон думает. Даже больше одного месяца думает. Решил он всё уже, конечно, на четвёртый или пятый день, а потом посчитал забавным сообщить о своём решении в день, когда ему стукнет двадцать. Антон впервые в жизни при мыслях о своём дне рождении не доводит факт своего старения до какой-то суицидальной шутки вроде «лучше бы эта двадцатка стукнула по голове». Начиная с семи утра девятнадцатого апреля, Антон ждёт только одного — вечера. Нет, стоп. Не одного. Он ждёт вечера и Арсения. Арсений старается не думать вообще. Пытается сфокусироваться на самом процессе, потому что в мыслях один только страх причинить Антону боль, и эту боязнь Арсений старается выдавить из своей головы нежными поцелуями. Антон всячески пытается расслабиться, дышать ровно и при этом не стискивать челюсти до боли в дёснах. Он даже хватается пальцами за простыню, комкая её в своих ладонях, но чувствовать в себе горячие и скользкие арсеньевские пальцы оказывается слишком. Слишком больно. Слишком хорошо. Арсений свободной рукой гладит едва дрожащие коленки Антона, а сам настойчиво целует в губы. Шастун отпускает простыню и сжимает пальцами плечи Арсения, судорожно выдыхает ему в губы и почти неслышно постанывает. Арсений медленно сцеловывает только проступившие слезы с антоновских глаз, когда входит в него медленно, сначала совсем немного. Он следит и прислушивается к каждому неспокойному вздоху Антона. Попов останавливается ненадолго, и когда продолжает, Антон сжимает его плечи сильнее, а сам больно прижимается к его губам, и, наверное, синяки останутся. Антон стискивает ногами талию Арсения, Шастун уже не стонет, он едва слышно скулит и встречает резкие толчки вскрикиваниями. Арсений осторожно приподнимает Антона за талию, подхватывая ладонями лопатки. Жадно целует губы и медленно насаживает парня на член. Антон от новых ощущений в восторг приходит не сразу. Сначала его накрывает болезненная волна, словно молния, пронзающая всё тело, и он сжимается, кусая губу Арсения. Ощущает металлический привкус крови на языке и зажмуривается. — Прости, — судорожно выдыхает Антон. — Всё хорошо, — говорит ему Арсений. Арсений осторожно обхватывает ладонью член Антона и несколько раз проводит по всей длине липкой от смазки рукой. Шастуна накрывает с головой, и он кончает, когда тело немеет и совсем перестаёт слушаться. Попов прижимает Антона ближе к себе, когда кончает, вжимаясь пальцами в рёбра парня и касаясь губами виска. Арсений медленно опускает Антона на кровать и выходит из него, ложась рядом. — Как ты? — спрашивает Арсений, глядя прямо в зелёные глаза напротив. Антон не может сказать ни слова и всего лишь кивает. — Поспи, — улыбается Попов, — утром поболтаем. Антон понимает, что в последствиях секса нет ничего прекрасного. Нет, конечно, некоторые особы считают прекрасным последствием секса детей, но с этим Антон ещё готов поспорить. У него не тот случай. Мышцы ноют, словно он был на первой физре за семестр после двухмесячного перерыва между физическими упражнениями. Поясница болит, словно он шестидесятилетняя бабка, и сейчас Шастун не отказался бы от шали из овчиной шерсти. Шастун медленно переворачивается со спины на живот, находя такое положение наиболее безболезненным. Он встречает весеннее утро, ловя лицом солнечные лучи, просачивающиеся в окно. Чувствует на своей спине пальцы Арсения, хаотично блуждающие от поясницы и до лопаток. А потом поцелуй, оставленный рядом с позвоночником. — Арс… — выдыхает Антон, сглатывая. — Что? — шёпотом спрашивает Арсений. — Почеши под правой лопаткой. Арсений тихонько смеётся и послушно выполняет. — Спасибо.