Все те экономисты, которые посещают литературный кружок, быстро встают со своих мест и чуть ли не бегут в сторону Попова, стоящего у кафедры, чтобы крепко его обнять. Он и не надеялся на то, что студенты к нему
так сильно привязались.
Добровольский даже вернулся в учительскую, сказал Оксане о возвращении Попова, и она, бросив все свои дела и забрав сумку, поспешила в аудиторию. Прошла мимо толпы одногруппников, окруживших Арсения, и направилась прямиком к Антону. Шастун крепко сжимал ладонью ножку парты, а Фролова это заметила лишь тогда, когда парта начала поскрипывать.
Попов крепко обнимает экономистов в ответ, а сам виновато смотрит в сторону Антона с Оксаной и мечтает о том, чтобы на месте всех этих студентов в его объятиях оказались всего двое.
— Антон… — шёпотом обращается к парню Оксана, собираясь начать диалог об Арсении.
— Он даже говорить об отъезде не собирался, — говорит Антон Оксане, стараясь поскорее закончить то, что Фролова пытается начать.
— Но сейчас он здесь.
— Да, а до этого его не было неделю, и я привыкал к мысли, что он, возможно, не вернётся. Я не собираюсь сидеть и гадать на кофейной гуще, когда же ему в следующий раз нужно будет уехать без предупреждения.
Антон резко отпускает ножку парты и скрещивает руки на груди, скатываясь вниз по стулу.
Тебя это всё не ебёт. Просто не думай.
Попов остаётся в аудитории до конца кружка. Вместе со студентами смотрит фильм, выбранный Пашей. Сам встречает множество расхождений с реальными фактами и подавляет в себе желание обсудить их с Шастуном, который наверняка обратил внимание на не самую достоверную информацию. Правда, Попов сидит на первом ряду спиной к Антону и даже не догадывается о том, что тот опять провалился в свои сны.
Арсений, конечно, не надеется на то, что теперь сможет абсолютно спокойно обсуждать с Антоном всё так, как раньше. Но молит всех известных ему богов о том, чтобы рано или поздно всё вернулось на свои места.
Оксана понимает, что этим двоим нужно поговорить, но также понимает, что Антон совершенно этого не хочет. А потому она всего-то медленно собирает тетрадки и пенал с ручками, а потом также неторопливо убирает их в сумку, уже когда большинство студентов покидают аудиторию. Даже Добровольский уходит, передавая кабинет в полное руководство Попова, у которого тут следующая пара стоит.
— Антон… — зовёт Арсений Шастуна, когда он вместе с Оксаной уже направляются к выходу.
— Что? — спрашивает он, поворачиваясь вполоборота к Попову.
— Поговорить нужно, — Арсений топчется на месте, словно виноватый подросток. Именно таким он себя и ощущает.
Оксана бросает на Антона короткий взгляд и покидает аудиторию, оставляя Шастуна с Поповым наедине.
— Я не хочу разговаривать, — честно говорит Антон, пряча руки в карманы. Нет, он бы не прочь поболтать, главное, чтобы не с Поповым.
Главное, чтобы рядом.
Воспоминания мысленно бьют по щекам, заставляя их вспыхнуть ярко-красным.
— Тогда просто послушай. Дай мне всё объяснить, — просит Попов.
— Тогда вы не особо хотели объясняться… — бросает Антон и шагает в сторону выхода, но Арсений быстро его огибает и становится перед дверью.
— Да, я не собирался говорить, — он виновато смотрит в пол. — Я не знал, как долго буду в Омске. И я не знал, как ты на это отреагируешь, — пожимает плечами Арсений так и не поднимая взгляд. — Мне было страшно говорить тебе об этом, я боялся даже в глаза тебе посмотреть, — как-то тихо, почти беззвучно, но с отчаянием, усмехается Арсений.
— Это всё? — спрашивает Антон, намекая, что пора бы Арсению отойти от двери.
— Прости… — тяжело выдыхает Попов, — но, — Арсений смотрит под ноги. — Может это всё и правильно, — легко пожимает плечами, а в противовес этой лёгкости под рёбрами скапливается тяжесть, тянущая камнем вниз. — Потому что, знаешь, будь на твоём месте кто-то другой, я бы вряд ли боялся так говорить об отъезде. Когда я думал сказать об этом Оксане, мне не было страшно… а когда всего лишь думал о том, как сказать тебе, у меня руки начинали трястись.
— Вот это мне повезло, да? — саркастично усмехается Антон. — С чего я вдруг такой особенный?
— Ты не догадываешься? — спрашивает Попов, поднимая взгляд на Антона.
— Нет, и не хочу вообще-то, я на пару опаздываю, — говорит Антон и покидает аудиторию, как только Арсений совсем немного отходит от двери.
Попов смотрит на закрывшуюся за Антоном дверь, а «я тебя люблю» застревает комом в горле.
Антон слишком хорошо
догадывается. Только вот слышать не хочет и боится, и пусть лучше его пошлют куда-то далеко и надолго, чем по-другому. Не готов, не хочет…
Не хочет ни слышать, ни верить.
Весь вторник и среду Антон всячески избегает встреч с Арсением, даже попытки друзей завести о нём разговор Шастун прерывает практически моментально.
Разве что в обеденный перерыв четверга, когда Оксана идёт в магазин, а Антон с Тимуром встречаются на улице и вместе курят, Сабитов говорит:
— Какой-то он сегодня не такой.
И замолкает. Просто факт, никакого диалога. А Антону становится интересно. И свой интерес ему удаётся утолить разве что во время литературного кружка, который Добровольский со спокойной душой передал в надёжные руки Попова.
Арсений рассеяно рассказывает лекцию, часто смотрит то на наручные часы, то в свои конспекты. Антон в жизни не поверит, что Попов не знает этот материал наизусть. Теперь и Шастун думает, что «какой-то он сегодня не такой».
Попов обращает внимание на каждый шорох в аудитории, на щёлканье автоматических ручек, на шелест тетрадных страниц, а стоит ему услышать звонок, так вообще вздрагивает.
— Ты в общагу? — спрашивает Оксана, собирая сумку.
— Нет, я… — кивает в сторону Арсения, и Фролова моментально всё понимает. Мило улыбается и выходит из аудитории вместе с остальными студентами.
Антон подходит ближе к письменному столу преподавателя, поправляет лямку рюкзака на плече и опять прячет руки в карманы. Попов даже внимания на него не обращает, поджимает тонкие губы и собирает свои материалы со стола.
— Кто это? — спрашивает Антон.
Тут и гадать не нужно.
В голове Антона всё встало на свои места уже в первые полчаса лекции. Он знает, каково это, знает всё это.
— Что? — Арсений так и не смотрит на Антона.
— Кого вы потеряли? — спрашивает Антон напрямую, в лоб, а у Арсения глаза слезами наполняются, но смахивать их он не спешит, продолжает неаккуратно собирать свои бумажки в кучу и случайно заламывать уголки листов.
— С чего ты решил, что я кого-то потерял? — тихо спрашивает Арсений, знает, что стоит чуть повысить голос и будет заметно, что он дрожит.
— Ну, взгляд у вас отстранённый, говорите вы тише, чем обычно, и вас триггерит почти со всего.
Антон прекрасно помнит всё из этого.
— Неважно, — коротко отвечает Арсений и покидает аудиторию, так и оставив Антона без ответа.
Аудитория наполняется студентами другой группы, и только потом Антон выходит. Выходит он в полном непонимании. Чувствует себя котёнком, брошенным на улицу, который не знает, что и как устроено и в каком направлении ему идти.
Ближе к четырём часам дня Антону приходит сообщение от Артёма, который пишет, что был бы рад его увидеть. А потому Антон не раздумывая поднимается с общажной кровати, быстро одевается и чуть ли не бежит на остановку трамвая.
После литературного кружка Антон забивает уши наушниками, стараясь отвлечь себя от мыслей об Арсении. Шастун не знает, что правильно. Правильно ли, что он сейчас сидит с Тёмкой и они вместе чиркают что-то в альбоме для рисования. Правильно ли, что Антон
догадывается, но боится это слышать. Правильно ли, что он чувствует, будто всё это взаимно?
Пару раз Антон уходит в туалет, но вовсе не из-за того, что выпил слишком много чая, который заварила Таня. Он опирается ладонями о раковину и сутулится до боли в позвоночнике, так сильно, что кажется, будто лопатки вот-вот вывернутся.
Больно-больно-больно.
Не из-за костей вовсе. Из-за того, что он не знает, что правильно. Не знает, где ему действительно стоит находиться. Не знает, справится ли Арсений
со всем этим самостоятельно.
Как бы Арсений ни старался, мир сужается до четырёх стен, и он оказывается взаперти.
Будь ты хотя бы немного смелее…
Раз пощёчина.
Когда три слова превратились в сложное предложение?
Два пощёчина.
Арсений поднимает взгляд на окно, а картинка плывёт, словно он принял какие-то препараты. Внутри абсолютное и полное ничего, скомканное в комок, а всё равно плачет.
Это просто избыток чувств…
Объясняет он сам себе. Это просто избыток чувств, которые превращаются в
ничто. Как Антон в детстве мешал все цвета гуаши из баночек, думая получить какой-то магический цвет, а Тимка умалчивал о том, что сколько ни пытайся, в конце получится только чёрный.
Смешиваешь всё и получаешь ничего.
Пустое, мрачное и безысходное.
От брата Антон уходит уже ближе к восьми вечера, спускается по ступенькам, а стоит только покинуть подъезд, он доходит до ближайшей скамейки и падает на неё.
Сколько он на ней сидит, сам не знает. Смотрит куда-то вперёд, в какой-то момент даже ощущает себя одной из тех бабулек, что компаниями собираются у подъездов.
Правда вся его компания — он и пара Иванов-Тараканов в голове.
— Ты чего тут? — спрашивает Андрей.
Антон на него даже не смотрит, только легко пожимает плечами, мол, сам не знает.
— Что-то случилось? — спрашивает отец, садясь рядом.
— Я, кажется, влюбился, — Антон всё также смотрит куда-то вперёд, а сам не понимает, что настолько привлекательного нашёл в сером невысоком бордюре.
— И чего тогда такой невесёлый?
— Я не думаю, что это правильно, — признаётся Антон.
Не «это», а «всё это». Дело не только в Арсении. Дело во всём ебучем Антоне.
— Почему? — вопросительно хмурится Андрей.
Антон смотрит на отца и думает о том, стоит ли рассказывать. Они совершенно не близки. Это не те «отец» и «сын» в привычном людском понимании. Антон — человек, у которого в свидетельстве о рождении в графе отца стоят данные Андрея. Андрей — человек, у которого в паспорте одним из детей указан Антон. Вот и все.
А потому Антон думает, что если и ломать между ними все хрупкие мосты, то лучше сейчас, а не тогда, когда они укрепятся.
Ты же экономист. Экономь время.
— Это мужчина, — говорит Антон, а сам вновь отдаёт всё своё внимание серому бордюру.
— Оу, — выдыхает Андрей, удивлённо вскинув брови, а потом отводит взгляд в сторону.
Такое ему понять сложно. Да что там «сложно», он попросту не в силах. Он не сможет понять Антона как бы ни пытался, потому что никогда не был на его месте.
— И… что ты чувствуешь? В том смысле, что… ты чувствуешь себя счастливым с ним?
Антон ничего не может с собой поделать, вспоминает первую неделю января, а кожа до сих пор помнит все арсеньевские поцелуи. И Антону хочется забиться в угол и расплакаться.
— Да, — говорит он.
— Тогда я рад за тебя.
— Правда? — Антон вопросительно хмурится, глядя на отца.
— Конечно, Антон, делай со своей жизнью, что хочешь, главное… — Андрей вовремя осёкся. — Ты сам знаешь, что главное.
— Не знаю.
— У тебя ещё вся жизнь впереди, чтобы узнать, — улыбается Андрей, глядя на сына.
— Я тогда… я тогда пойду, — Антон подрывается на ноги.
— Подвезти тебя? — спрашивает Андрей.
Антон думает недолго, оборачивается в сторону отца и утвердительно кивает, а потом диктует адрес Арсения.
На его пороге он топчется неуверенно. Последний раз, когда он стоял перед дверью арсеньевской квартиры и нажимал на звонок, через пару мгновений он уже был заключён в крепкие объятия Попова.
Антону страшно. Страшно от мысли, что тот последний раз действительно был
последним.
Арсений, открыв дверь, вопросительно смотрит на Антона, а Шастун не медлит и начинает с вопросов.
— Ты ел сегодня? — спрашивает он, а сам знает, что ответ «нет».
— Антон, поздно уже, — устало выдыхает Арсений.
— Знаю, но тебя нужно накормить, — говорит Шастун, а сам заходит в квартиру, осторожно обходя Попова.
— Антон, я серьёзно… — начинает Арсений.
— Я тоже не шучу, — заявляет Антон, а сам быстро спинывает ботинки с ног и оставляет куртку на вешалке. — Поешь, и станет лучше. Что ты хочешь?
Арсений закрывает дверь и оборачивается в сторону Антона. Сил у него совсем нет, и будь возможность, он бы прямо тут и лёг отдыхать, пусть и на холодный пол.
— Ничего, — отвечает Арсений.
Антону тяжело, и весь энтузиазм куда-то девается. Он глядит на замученного Арсения и сам собирает себя по кусочкам просто потому что, блять, должен.
— Значит пасту, — заключает Антон, а сам отправляется хозяйничать на кухне, словно она принадлежит ему.
Пока Антон готовит, Арсений лежит на кровати в спальне. Каким бы измотанным и уставшим он ни был, спать совершенно не хочет.
Антон заходит минут через пятнадцать в комнату и зовёт на кухню, а в ответ получает «я не хочу есть». Он подходит ближе, забирается на кровать и двигается ближе к Арсению.
— Чего ты как ребёнок, ну… — выдыхает Антон, но не получает никакой ответной реакции. — Если поешь, будет проще уснуть, — опять никакого ответа. — Поешь, пожалуйста, — чуть тише говорит он.
Больше Арсения упрашивать не приходится. Он сползает с кровати и медленно, словно призрак, плывёт до кухни. Антон и не надеется услышать что-то вроде «это действительно вкусно». Сам знает, в таком состоянии вкус не ощущаешь, пытаешься только сфокусироваться на том, чтобы не подавиться комком в горле.
— Молодец, — говорит Антон, когда Арсений доедает свою порцию. — Теперь иди спать, — мягко улыбается ему Шастун, забирая тарелку.
Антон становится у раковины и начинает мыть тарелку. Слышит шаги позади и думает, что это Арсений отправился в спальню. Антон вздрагивает, когда его обнимают за живот
чужие арсеньевские руки, а сам Попов прижимается всем телом к спине Шастуна.
Антон ставит вымытую тарелку на сушилку, вытирает руки полотенцем и медленно разворачивается в объятиях Попова.
— Ты злишься? — спрашивает Арсений, поднимая на Антона взгляд. — Ты злишься.
Арсений начинает отпускать Антона, а Шастун быстро обнимает его, прижимая обратно к себе. Держит его так какое-то время, совсем не желая отпускать, а потом кладёт ладони на щёки Арсения и заставляет посмотреть прямо в глаза.
— Арс, — шёпотом говорит Антон. — Я тебя люблю, — говорит он так, словно это что-то вроде «хорошая сегодня погодка».
Антону страшно, очень страшно, и в любом другом случае он бы, наверное, дрожал, но сейчас
в его руках Арсений, и он просто не может позволить собственным рукам трястись.
Арсений едва слышно усмехается, глядя на Антона.
— Я надеялся, что скажу это первым, — несильно улыбается Попов, а потом зарывается носом в изгиб шеи Антона.
