Случай в Новом Орлеане

      Когда зазвонил телефон, я закончил помечать метки в журнале «Time» для отдельных новостей, интересовавших меня время от времени. Между зубов, прошелся плотного строения корпус, отдававший родным табаком в носоглотку. Связующий лист отсыпал крошку обугленных угольков. Я швырнул огрызок сигары Winston в пыльную пепельницу, надеясь уже к ней не возвращаться, инстинктивно взялся за спички для повторного закура, но тут же, посмотрев на неё, с отвращением отвернулся. Встав, я обвёл взглядом свой «бункер»: мне не нравился свет — старая, давно не менявшееся лампа мигала и скрипела, напрягая, и мешала сосредоточиться на радиоэфире. Телефон зазвонил снова и я, досадно поморщившись, поднял трубку. В тускло-сером цвете мои непослушные волосы казались проедены сединой, а глаза выглядели болезненно-жёлтыми, пуговицы на жакетке плотно затягивали ткань на груди, хотя мне казалось, что я слишком костляв для такого.       — Да, радиостанция слушает, — вежливо поприветствовал я, облокотившись выпирающей спиной на стену. Голос с другого конца был груб, точно со мной говорил мужик с похмелья, да так, словно я неотёсанный мальчишка, предложивший газету за пару баксов.       Он долго говорил об экономике, бюрократии, промышленности нашей старушки Луизианы, а я терпеливо слушал, внимая лишь наполовину его плебейской речи без родного акцента. И только когда речь зашла о продаже некой собственности, моей зарплаты, мои морщины под глазами ощутимо дернулись.       — С этого момента прошу поподробней, — я знал: мой бесстрастный настоящий голос говорил это насупившись, но меня, к счастью, не видели. Мне полностью хотелось выдать свою заинтересованность.       Дослушав и четко ответив, что согласен, я с облегчением опустил трубку на место. Проведя сухой ладонью по гладким скулам, я повернул голову к стене с плотно закрытой дверью, такого же блеклого-зеленого обшаренного цвета, и до меня донесся странный непробиваемый запах старой мебели и пыли, будто я находился на старом чердаке. Я снова увидел пятна, однако я отчищал их только вчера. Они незаметны — так убедил себя я и расслабился, забыв о двери.       Я вновь сел и откинулся на спинку деревянного стула, потянулся, хрустнув сухожилиями рук и продолжил смотреть на разложенный журнал. Вспомнил, что вечером должен наведаться в ресторан, где меня ждала одна знакомая, которую я горделиво, без лишней скромности звал Хлопушкой. Современная женщина без изъянов, лично для меня. Я представил её светлые короткие волосы с миниатюрной шляпкой клош — это всегда было первым на что я обращал внимание. Виной, скорее всего, был тому мой рост — около двух метров. Потому меня часто звали в гольф. Все платья, украшения, духи — вся эта женская фальшь обходила меня стороной. Но, я честно старался уцепиться хоть за что-то.

***

      Впереди по городским дорогам, вился легкий летний дымок, ползущий от прибережных свалок. Так далеко выбираться я не планировал, но уже задремавшего меня привлек подозрительный прозрачный стук и пронзительный рев. И так вот в жаркий комариный день, откуда шел морской бриз я, сидя в своем фордрике, постукивал кончиками пальцев по округлости кожаного руля под джаз, звучащий из радио. От нечего делать я опустил голову, рассматривая свои серые носки и блестящие вытянутые туфли. Слева один оборванный идиот пробибикал мне в знак продвижения; я гневно покосился на него, сохраняя широкую улыбку, но послушно дал ход. Если честно, я был крайне разочарован начавшимся днем. Мне не было нужды мечтать о подобных жизненных радостях типа кофе с утра, прогулки в парке, или чтения газет. Я решил, что лучше горького виски нет ничего. Да, я иногда напиваюсь, только в отличии от других хамов я слишком хорошо себя контролирую.       Машины двинулись. Не больше чем за километр, преследуя оленей по болотам, ведь подобные партии выходят у меня не часто и лишь в лучшем виде. До выезда пришлось неоднократно проверять свою внешность, уточнять, как сидят очки без оправ, не помялись ли штаны; кончики волос сияли на солнце, нагревая мою макушку. Я ждал что будет дальше, потому махнул рукой в ответ тому же парню, понимая, что он не отстанет, да и мне лучше не обращать внимания на машинный шум. Мне до сих пор слышался шум телефона — моя костлявая рука, сжимавшая в тонких пальцах карандаш, обводила напечатанные заметки о местах с серьезными преступлениями, так же там было одно… моё. Вспомнив черно-белый рисунок с раскинутым вдоль поля телом, — хотя, признаюсь, я успел забыть кто это был — женщина, мужчина — что жуткое приходилось осознавать про себя, мне становились неразличимы эти черты.       Подняв руку и отдёрнув идеально сидящий рукав, я глянул на часы и удивился — оказывается, я стою в пробке уже как час. У меня легкие объемные, тело долговязое, и тем пользовалась жара поджаривая мои длинные косточки. Думал дать отбой, в последний миг меня побеспокоили выкрики людей на другой стороне улицы. Я усмотрел их удивлённые, местами перепуганные лица. Черные, белые — они как шахматные фигуры, которыми я способен управлять. Снова эти хрустальные стуки, как капля родниковой воды о куски льда в замороженной пещере, трогающей своим эхом. Момент, который я смог забыть, но моя душа его не отпустит и после смерти, того затмения через который проходят все. Я чувствовал, как надо мной прыгнуло море. Напрягая слух мне казалось, что вот-вот утону. Тень худая, но элегантная и величественная нежно обволокла мою голову, блаженно остужая. Такую свежесть и прохладу, я мог ощутить лишь по утрам вне города, когда зеленная листва билась о ветки обрызгивая росой. Моя ассоциация была не случайна. Надо мной, поджав стройные ноги словно волна или ветер пронесся молодой олень. Животное, будто замерло надо мной с еще растущими ветвистыми рогами с устремленным взглядом, с чёрными как уголки глазами, но с живым светом которого так не хватало мне.       Олень меня удивил, и только покосившись немного левее, я по-настоящему потерял улыбку. Расширив сухие губы как я никогда этого не делал, мне пришла мысль пригнуть голову, хотя рот с опущенными уголками я так и не закрыл. Мои руки сильнее сжали руль. На гибкой спине гордого зверя восседала маленькая девочка с раскидными вьющимися волосами — светлыми и свободными как крылья ангела. Одетая в лёгкое платье с оборочками, она развернула маленькое белоснежное личико в мою сторону. Что странно, я почему-то увидел свою смерть.       С этого момента, я не забывал ни на минуту, как оказывается, мучительно и медленно я умирал. Но не в плане своей жизни. Нет. Я умирал как человек.