***
– Я убила человека. – Милая, ты не можешь так просто в это признаться. Может ты просто его нашла? Молчаливое покачивание круглой головой. Чёрненькие округлые глазки смотрели в упор. – А шизофрения лечиться? – Говорят что нет. Это особое заболевание мозга. Неизлечимое. Неизлечимое, как рак или человечество. Как нож вошедший в печень. Я много над этим думал за эти часы и пришёл к выводу, что постоянные звуки тоже неизлечимы. – Я убила человека. Очередной повтор от которого я сидя на стуле, склоняю голову вздыхая, и устало надавливая на переносицу приподнял очки пальцами. Она смотрит на меня, неловко оттягивая пальцами юбку платья и неуклюже наклонив голову в бок. Длинные вьющиеся блекло-светлые волосы, упали с плеча. Думал ли я, что встречу такое диковинное существо? Нет. И я не хочу это вспоминать. Моя голова и так разрывается, как гнилая тыква от похмелья виски. Сколько бы опия под моим языком не скопилось, мне не хило так ПРОРЕЗАЛО голову. Всё началось поздним вечером с бара «Unreal», куда меня повёл мой закадычный коллега, отметить удачный и само собой прибыльный эфир. Работе на радиостанции шёл уже пятый год, а на новеньком календаре, стояло жаркое лето июнь 1924 год. В эту пятницу я планировал уйти пораньше, успел поменять потную рубашку, застегнуть жилетку, как в моё святилище влетел Джек Роугз. Три года назад этот невысокий, смуглый с залысиной мужик не обращал на меня внимания, предпочитая обходить стороной. Я не в курсе, что с ним произошло за эти годы, хотя его унылая рожа радовала меня сильнее, я порой специально искал с ним встречи, желая провоцировать его нервные клетки. И сейчас этот улыбающийся, подтянутый человек приобнял меня за плечо, поздравляя с удачей буквально прыгая на мне. – Да нет ничего особенного. Просто я люблю свою работу, – ответил я, стараясь сохранить свою поддёргивающуюся улыбку и поэтапно с этим, отцепить его пальцы с плеча. Когда мне это удалось, я натянул клетчатую кепку, широким шагом желая уйти. – Нужные бумаги я заполним. Так что до завтра! Я без интереса бросил ему эти слова, однако этот настойчивый прыщ преградил мне дорогу. Не заставляй меня тянуться к сумке. Там лежит то, что лечит от людей. – Аластор, ну пожалуйста! Джеймс, Уилтворд, Майк и Сэм мы все хотим провести время вместе, – жалко умолял меня Джек, сверкая своими мелкими серыми глазами. Я не гомосексуалист!! Моя коробка передачи сожрёт этот мир, как мухоловка муху. Ни один Бог вас не спасёт. Став красным я буду на это способен! ТЫ же это точно знаешь да? Окольцевав эхо своего эгоизма мне пришлось согласиться. Как бы я не злился, клацая зубами и желая, чтобы этого неудачника переехала машина, я идеализировав дружелюбие, натянул ремешок сумки на плече, делая её больше не заметной для стервятников. В баре было дымно, воняло потными алкоголиками, а от жары это стал ещё хуже ощутимо. Недавно я познакомился с дамой, правда никто не понимал, почему я выбрал такую плотную истеричку, когда вокруг меня, виляя бёдрами ходили женщины во Французском квартале. Пустоголовые пустышки. Слепые и безмозглые цапли в которых кроме оперения нет ничего интересного. Их воображение, как бездна заполняющееся сексом, мужиками, детьми и всякими бреднями. А толку? Ведь, как известно у бездны нет конца. Она никогда не наполниться, сколько бы ты её не наполнял. Это одна из причин, почему я потерял интерес в таким пустым и однообразным вещам. Не понимаю, почему люди порицают такие весёлые вещи, как убийства. Услышав это мне говорят, что я безумен. А я всегда говорил, что лучше потерять рассудок и видеть всё своими глазами, а не глазами общества. Охмелевший от виски, я завалился на стол, поставив стакан с тёмно-оранжевой жидкостью с горьким запахом рядом. Мои глаза начали слипаться, рисуя размылистые изображения людей не менее пьяных чем я. Джек сидел ко мне спиной, неся чушь о своей якобы девушке. Всё что я понял, что это провинциалка Дженнифер с пышной, как у коровы грудью и смазливой рожицей без веснушек. Рыжая длинноногая и милая. – Так береги свою красотку Джей, – дерзко посоветовал угадываемый мною голос. – Я недавно в газетёнке читал, что трупы двух женщины нашли в болотах Луизианы. Правда там от баб ничего не осталось, аллигаторы их оценили по высшему ВКУСУ. – Убийство? – отпив вкусного яда, деловито поинтересовался курносый Сэм с жидкими блондинистыми волосами, сидевший рядом Джеком. – Говорят несчастный случай, – важно усмехаясь проговорил Калеб, хрустя пальцами. – Но знаете, мужики, не нужно быть сыщиком, чтобы понять, что разумные женщины не пойдут на болото. Что ж! – он стукнул себя по коленке выпрыгивая из-за стола и протягивая пустую кружку. – Эй старина Филипп! Налей-ка ещё бренди! Да не мелочись ты, приятель! … Вот в самый раз! Думаю, если уйду сейчас никто не заметит: тупорылый Джек слег рядом, напевая полными мулатскими губами одну из песен «Great American Songbook», если мне не изменяет мой трезвый слух это из коллекции Гарольда Арлина «Let's Fall in Love», как то так. Петь он всегда горазд. Жаль, что это все его достатки, больше в себе этот человек ничего не ценил. А люди, как известно, среди себе подобных особей такое быстро замечают. Старясь как можно тише отодвинуть стул, я еле-еле передвигая ногами повесил сумку на плечо, вот только не успел сделать и пяти шагов, тут же меня окликнул хвастливый пьянчуга Калеб Борн. – Оооо! А я тебя не заметил! Алестер… вроде? – Аластор. – Деликатно поправил его я не поворачиваясь. Все молчали. – Что ж, джентльмены, с вашего разрешения я пойду домой. Но этот выродок шлюхи всё никак не унимался, и я начал злиться. – Я слышал, что ты шикарно провёл эфир с той певичкой. Хорошая работа мужик! – Калеб расхохотался лаем, а его компания последовала его примеру. Моя улыбка застыла, как музыка. – Слушай, Ал, про тебя много говорят позволь спросить. Это правда что ты педик? После его слов все замолчали: алкаши проливающие на себя пиво, стройные официантки, разносившие заказы, да даже Джек приподнялся на неустойчивые руки – все смотрели на меня. Я молча стоял, дёргая губами изо всех сил стараясь улыбнуться. Не получается!! Только руки сжатые в кулак дрожали. Ох я понимал, как горят мои глаза. В это время Калеб, довольный собой достал сигару из дорогущего синего пиджака, под щёлк зажигалки он втянул дым, думая, что я проиграл. – Нет, дорогие господа, – я это сказал совершенно спокойно и развернулся ко всем без всякого намёка на страх. Мне хватило наглости засмеяться, когда тонкие брови Калеба медленно опускались к переносице. – Я обычный карьерист. И если что у меня есть дама сердца. – И сколько раз ты с ней кувыркаешься? – нахально спросил бледнолицый Джеймс, едва связывая слова. – Нисколько. Меня такое не интересует. – Ха! Вы слышали его?! – подал вопрос Калеб развязанный от ударившего в голову алкоголя. – Обычный гомик! Мне одна баба сказала, что в Французском квартале она перед тобой буквально трусы сняла, а ты и ухом не повёл. Я уважительно прочистил горло ещё сдерживаясь. – Повторю. Меня это не интересует. – А я понял, народ! – Джеймс слишком резко вскочил. В его голове всё стало всмятку и он минуту рвался на пол, хрюкая. Рвота прошла и теперь я снова стал центром его похабной вселенной. – Аластор, да ты грёбанный импотент! Про тебя давно все шепчутся! – Калеб с сигарой во рту заинтересованно покосился в его сторону, потирая подбородок. – Ты один из тех маменькиных сынков, у которых только обвисшая материнская грудь на примере и есть. Ты кроме её сиськи ничего с пеленок и не сосал! Их злорадный, полный насмешливости смех бил меня остриём ножа в самую грудь. Я держался. Пытался держаться чтобы не полезть в сумку за спасение. За падшим нимбом утыканным иголками наркотиков. Я блаженно выдохнув представляя себе, как усаживал задницу Калеба Борна на острия пилы и помогал ему двигаться, устроив небольшой праздник геморроя. Поры на моей темноватой коже раскрылись, я тихо но часто дышал полный возбуждения. Мои симптомы были похожи на аритмию. Одёрнувшись от своих волшебных фантазий, я ничего не говоря ушёл из этого фальшивого здания. Unreal – это самое идеальное название. Ох, Калеб Борн. Поверь мне я далеко не импотент. Если бы ребята знали о чём я думал, и как это заставило меня напрячься в штанах. Однако мы не мальчики средней школы, чтобы во время перемены в туалете мериться гениталиями.***
На скоростях я уже пролетел заброшенный рынок, берег с заливом, куда сбрасывали мусор и сейчас проходя переулок поздно ночью, я чуть не завалился потому-что вспомнил, что пьян. Ноги вспомнили, что я не смел в таком состоянии. Они израсходовали свою щедрость ко мне и я остался на холодных ступеньках. Вау, словно в далёком детстве когда не хотел идти в то место, где отец колотил мать за плохую уборку. Бывали дни, когда убежать я не успевал и матушка запирала меня в шкафу, забрасывая старой одеждой. Мне и так не в чем было ходить, нечего есть, а больше всех доставалось маме. Мой сухопарый старик отбирал у неё все деньги, тратя их на выпивку и проституток. Пару раз он ловил меня, запирал с ними в комнате и заставлял «изучать» то, что должен делать мужчина в компании красивых женщин, пока моя избитая в кровь мать сходила с ума запертая в сыром подвале. Я пытался ей помочь, однако уже сумасшедшей она смеялась, замирала, спрашивала погоду, путала меня с некой Нелли и кидалась, если я молчал. Я просил отца отвести маму в больницу, но он просто харкнул ей в лицо, а потом орущую таща за волосы запер на чердаке. Где она и зачахла через два года. Моя задница промерзла, но я не мог пошевелиться. Ночью температура подозрительно упала. Будь я сейчас дома пришлось бы затыкивать подоконник, чтобы не простыть. Кажется сегодня тот день, когда я заболею. Так что сифилис мне точно не грозит. Обняв сумку я облокотился на стену, понемногу засыпая с тяжелым дыханием. С губ слетал горячий пар. Небольшой свет полнолуния создавал цветок возле моих ног. Зажав костяшки коленей я уже повалился на бок в сторону севера, но… – А ты веришь в мир, существующий за нашими спинами? Дрогнув от звука, я проворчав разлепил глаза и нацепил снятые очки. На носок моей начищенной туфли что-то капнуло. Снова. Уже несколько раз. Я конечно же и не думал возмущаться. Я поднял взгляд, правда пришлось это сделать ни так высоко и цветок луны распустился у меня перед носом. Восьмиугольная вспышка, отражалась от стёкол закрывающих взор. Маленькие туфельки под подолом развивающегося платья. Хрупкие не показывающей пугливости ручки, сжимающие поднятый мясницкий нож и холодное, совсем безразличное личико. О пухлые щёчки движимые ветром, бились волосы. – Прости, что? – удивленно спросил я поправив очки. – Интересно, это мы живем в мыслях головы или наши мысли живут в нас? – она мечтательно вознесла голову к луне, так и не улыбнувшись. Пустые, чёрные глаза без света, безразлично спрашивали то, что далеко от нас. – Я сделала очень не простительную вещь! – неожиданно признавшись, но всё так же не выдавая эмоций, подозрительно знакомая мне девочка упала на колени, прижавшись ко мне. И этот слишком острый нож, покрытый кровью врезался мне в грудь. – Опозорила змея с человеческими глазами. Уже протрезвевший я попытался отодвинуть её от себя. От этого тельца исходил аромат знакомый только мне. Запах гниения и крови. Этот ребёнок был им покрыт. – Ты в порядке? – совсем по глупому выдал мой рот. Она погладив меня своим лбом подняла плотно прижатую голову, и всё так же холоднокровно сказала: – Я убила человека.