По ту сторону старого холста

- Плакали твои денежки, дочура, - сказал папаша Чезаре. – Художник-то твой запил! Который день носу не кажет. - О да, - съязвила Джованна, с яростью накидываясь с железной мочалкой на покрытую застывшей пленкой жира сковороду. – Аж так запил, что забывает за выпивкой зайти. - Почем ты знаешь, может, ему в «Гамберетто» наливают, - резонно возразил ей отец. – Ты же не наливаешь ему, вот он и сбежал к кабатчику посговорчивее. - Он портрет дописывает, - сказала Джованна убежденным тоном. - Не глядя на оригинал? - А на что ему? У него набросков куча. - Ну-ну, - сказал папаше Чезаре, и потер большой палец об указательный. В отцовских словах был смысл, и Джованна прикусила губу. Вдруг она осознала, что понятия не имеет, где Манджафоко квартирует. Впрочем, выяснить это оказалось делом плевым. Художник проживал в совершенной лачуге, зато сразу в двух этажах – дверь в какую-то каморку на первом, а оттуда очевидно лестница в прилепившуюся на втором этаже еще каморку, и обе вместе не больше голубятни. Джованне случалось в таких бывать. В первом этаже горела свеча – уже сгущались сумерки. Сочтя ниже своего достоинства подглядывать в окно, пусть и лишенное занавески, Джованна поймала за рукав прошмыгнувшего мимо рыбацкого мальчишку. - Эй, Франчо, хочешь получить сольдо? Парень ухмыльнулся и протянул ладонь. - Сначала поработай. Видишь дверь? Пойди и постучись, громко. Коли откроют, спроси синьора Манджафоко. А не откроют… - Так коли откроют и я спрошу этого Манджафоко, и он дома, чего ему говорить? Джованна как-то растерялась немного. А правда, чего ему говорить? - Ничего не говори, - решила наконец. – Вернее, чего хочешь говори. Но постарайся понять, не пьян ли он. И все, и обратно сюда беги. - А коли не откроют? - Тогда в окошко загляни, что там делается. - В окошко, - решительно сказал парень, - это два сольдо. За это потому что могут и ухи надрать. - Ладно, ладно, - нетерпеливо согласилась Джованна. Маленький рыбак стучал честно и долго, но дверь так и не отворилась. Потом – Джованна видела, - приподнялся на цыпочках и смотрел в окно – тоже слишком долго, целую вечность. - Ну? Мальчишка пожал плечами. - Не заперто вроде, но не открывает сам, и я не рискнул… - Но ты в окно его видал? Это Манджафоко? Что он делает? - Шьет чего-то… - Шьет?! - Ну вроде бы. Сидит там такой, борода рыжая, а волоса черные, кучерявый, толстый, в драной рубахе – он, да? – и лоскуты какие-то сшивает. Здорово с иголкой управляется, мне бы так сети чинить! - Ладно, ступай, - Джованна сунула ему монеты. Ловко шьет – значит, получается, трезвый? Но все равно было непонятно, и, убедившись, что парнишка убежал достаточно далеко, Джованна приблизилась к кривому оконцу сама. Джакомо с усмешкой припомнил лучшие ткани, которые он покупал когда-то десятками локтей, вздохнул, и ножницы безжалостно лязгнули, распарывая его последний жилет, некогда зеленый бархатный, но уже наполовину вытертый и кое-где порыжелый. Ничего, если набрать из маленьких кусочков, то получится. Платье – это самое простое и наименее интересное, бог с ним. Гораздо больше тревожил его вопрос, из чего будут волосы. В красках-то благодаря папаше Чезаре недостатка не имеется, так что пусть бы волосы были любыми, хоть белыми, хоть черными, а рыжими их сделать не штука, да где их вообще взять? В раздумье Джакомо машинально запустил пятерню в бороду… да так и замер. * С непривычки два раза порезался. Поглядевшись в осколок зеркала, он сначала зажмурился, но потом открыл осторожно один глаз и нашел себя помолодевшим. Кукла наблюдала за ним со стола прозрачно-аквамаринным взглядом из-за черной полумаски. Пусть она никогда не оживет, пусть этой силы нет в его руках, зато она вышла… прекрасной. Бедной, нищей, собранной из того, что нашлось под рукой, из обрывков и обломков, осколков и лоскутов, но прекрасной. А еще - похожей, лучше любого портрета, потому что на нее можно было взглянуть и прямо и сбоку, и вполоборота и вскользь, и глаза в глаза, и то неуловимое, что было в рыжей кабатчице, было теперь и в ее уменьшенном подобии – насмешливой плутовке с завитыми всамделишными огненными локонами, прячущей лицо за маской, рябящей в глазах платьем, сшитым из разноцветных кусочков ткани в четверть ладони каждый. Она куталась в яркую шаль (расписанный маслом носовой платок, выщипанный по краю до бахромы), она показывала из-под платья самые кончики ножек в кожаных туфлях (голенище правого сапога и черная краска) с пряжками из медной проволоки. Она протягивала узкую деревянную ладонь, и какие-то янтари, бывшие некогда обкатанным морем желтым стеклом, качались в ее ушах. Манджафоко спал, уронив голову на стол, перед утопающим в самом себе огарком, когда дверь лачуги отворилась. Он подскочил на табурете. - Недурно, синьор художник, недурно же, - сказала Джованна, нагибаясь к кукле, так что всамделишные рыжие локоны коснулись других, таких похожих. – Папаша все-таки мне проспорил. Я и не сомневалась, впрочем. Она встала у Джакомо за спиной, провела рукою по его непривычно голому подбородку и тихо засмеялась. * - Свет в верхнем этаже только. Там не спят, но нам туда и не надо. А она – внизу. - Почем ты знаешь, где она? - Ну просто знаю, и все! - Нет, скажи! - Ну почем-нипочем! Вы же меня узнали, как увидели? - Не толкайтесь же, мальчики! - А кто толкается? - Гав! Если ты встанешь мне на спину, а Пьеро тебе на плечи… - Ах, нет, я не решусь, право! - Хоть я и девочка, но я решусь! - Нет, я сам хочу посмотреть, отойди! - Да как мы увидим без света? - А вот я принес… - Ах! - Свечку подальше от моей головы, будьте так любезны. - А спина у него не переломится? - Ха-ха-ха! - Ничего смешного… - Вот она! - Правда она? - Правда, правда, настоящая! - Отодвинься, и я хочу посмотреть! - Смеральдина? - Сама ты Смеральдина! - Тогда Фантеска? - Ты что, сам не видишь? - А кто? - Кто-кто… это же Изабелла! - Ой, и правда! К нам, к нам, сюда! - Изабелла! Сюда! Мы здесь! Кукла в темной каморке, освещенной только слабым отблеском, потянулась, расправляя застывшие плечи, подхватила соскользнувшую с них шаль. Прислушавшись сквозь громкие голоса под окном к тихим голосам этажом выше, она нежно улыбнулась своим мыслям и перешагнула со стола на узенький щербатый подоконник.