Покидая розарий

Конец февраля принес в военный Сеул много странных новостей — среди которых яркой молнию сквозила одна — и внушала надежду. Войска союзников захватили берег реки Ханган и вытеснили оттуда китайские подразделения. Объединенных сил Советского Союза, Коммунистической партии и китайских ополченцев не хватило, чтобы остановить бронированную армаду американцев. Республиканские силы готовились вернуться в столицу. Значит — освобождение грянет скоро, возможно, уже завтра или сегодня… Коммунисты и военные силы жестоко гасили малейшие проблески надежды — но потушить общее пламя у них не было возможностей. Понемногу в предместья Сеула приходили новости с фронта — их боялись, но тщательно оберегали и по чуть-чуть несли в столицу. Передавали их на кухнях, между работой, так, чтобы слышали только «свои» — но узнавали и чужие — поэтому настроение коменданта Мин Юнги портилось с каждым днем, понемногу превращаясь в отчаяние. Он был солдатом по духу — просто наводить порядок в захваченном городе ему было не по статусу и не по душе. Однако он твердо принял назначение в Сеул, стремясь научить этих одурманенных американщиной людей настоящему труду и послушанию. А потом был крайне удивлен, увидев таких, как Пак Чеен — ничего американского и чужого в ней не было, только свои родные боль, страх и ненависть. Теперь вот — надежда. Он с интересом наблюдал за девушкой — изменится ли ее настроение с приближением основных сил, но Пак Чеен оставалась прежней. Она правильно поняла его намерения — спасение Чон Чонгука было его последним и единственным подарком для нее, требовать больше она не смела, делать вид, что это правильно и нормально — тоже. Она осторожно выполняла свои обязанности, ублажала Ким Намджуна, присматривала за Шухуа, у которой настроение портилось еще быстрее, чем у Юнги, и торопилась домой, когда все кончалось. Необыкновенно спокойная и счастливая. Мин Юнги бы возненавидел ее, если бы она не была собой. Ненавидеть Пак Чеен теперь — когда столько прошло между ними — он не мог физически. Бояться ее тоже. Он просто надеялся, что пламя в ней не погаснет — и мечтал, что то добро, что он сделал для нее, найдет отклик внутри нее — и вернется таким же добром, пусть и для кого-то другого. Чеен знала его чувства — примерно понимала издалека — но старательно делала вид, что она все та же милая горничная с добрым цветочным вторым именем. А между тем, в ее уме шла горячая борьба — Чеен ворошила вещи Намджуна, меняла списки, подсовывала ему документы, делала все, что ей передавала Сон Сынван — и имя всем ее действиям, которые легко бы привели ее к виселице, было одно. Оно нравилось ей. Ким Сокджин. Генерал Чхве Сын Хен действительно приехал в Сеул — но никто не встречал его с цветами и овациями. Он приехал ночью и в окружении своих адъютантов — и никто в доме Чжан Исина не спал тогда. Генерал оказался высоким и молчаливым, он быстро и мало поел, потребовал себе горячей воды, чтобы смыть дорожную грязь, а потом спал сутки напролет в лучшей комнате — она принадлежала самому Чжан Исину. Остальные в ту ночь не были в доме — там просто не хватило бы места из-за всей охраны генерала. И маленькая Шухуа плакала из-за того, что чертовы солдаты испортили ее прекрасные цветы своими окурками. Она не понимала еще, что вскоре все эти цветы, ее пианино, наряды останутся тут, а ей придется в спешке покидать город, в котором она росла, который она любила. Ни она, ни ее брат больше не были тут главными. Линия фронта наступала. Чеен спешила домой — у генерала были свои горничные, своя прислуга, и потом долго сидела с Цзыюй и Сокджином, слушала гул самолетов, пролетающих над их головами, молилась про себя и писала многочисленные письма мертвому Джонни. И все они начинались одинаково и быстро кончались — просто теперь у нее было слишком много других важных вещей в жизни. — Ты думаешь, это все? — спрашивала бледная Цзыюй, она обдумывала то, что сказала ей Исин накануне, и беспокоилась обо всем и сразу. — Неужели — все? — Все, — бормотал Сокджин. — Все, наверное. — Если наши войска войдут в город, им придется бежать отсюда… — шептала Чеен. И никто из них троих не знал тогда — радовались они приближению фронта или боялись его. Смешанные мысли сковывали всех троих, лишали их покоя, причиняли боль изнутри. Они чувствовали скорое расставание — и ничто уже не могло изменить этого. *** Сон Сынван пришла к ней поздно вечером — в дом войти отказалась, там спала Цзыюй, Сон Сынван ненавидела ее по старой памяти. — Завтра он отбывает со старого вокзала в час ночи, — сказала она. — По нашим сведениям. Мы подкупили одного человека. Он наш, но подрабатывает на врага… Вынужден, пожилой уже… Он впустит тебя и того парня на вокзал, покажет груз генерала. Он должен спрятаться там до половины первого. Потом тебе придется уйти — иначе они найдут тебя и расстреляют. — Значит, завтра… — бормотала Чеен. — Я ему еще ничего не говорила. Что-то положить ему с собой. Накормить. Теплая одежда, черт, теплая одежда. — Отпустишь его? — вдруг спросила Сынван. — Так просто? Ничего не скажешь? — Он едет к себе на родину… — Чеен задумчиво потерла виски — голова раскалывалась от стресса и недостатка сна. — Разве я должна его удерживать. Там он будет среди своих. В безопасности. Его спасут… Я должна в это верить. — А ты? — Сон Сынван мягко — как-то особенно сердечно — потрепала ее по плечу. — Что с тобой будет? Переживешь? — У меня нет выбора, — потупила Чеен взгляд. — Надеюсь потом… Когда-нибудь… Когда все уляжется… Кончится вражда и прочее… Тогда я смогу приехать к нему… Или он ко мне… Надежда есть. — Глупая, глупая Чеен, — сказала Сон Сынван, погладив ее ладонь и скрылась в темноте. Чеен вспомнила — кто-то уже называл ее так, но вспомнить, кто именно это был, она не могла. Память начисто вычеркнула имя этого человека и его образ. Может, к лучшему?.. Цзыюй уже спала, когда она вошла в дом — Ким Сокджин стоял у окна — впервые — и смотрел на спину уходящей Сон Сынван. Он все понял — с самого начала — и теперь ждал решения Чеен. И впервые в жизни ей захотелось, чтобы этот мужчина сбежал от нее тогда, когда она нашла его на старом вокзале, чтобы он пропал еще в тот день. — Чеен-а, — позвал он ее таким же тоном, как раньше. — Секреты у тебя, секреты… — Нет, — сказала она устало. — Нет секретов больше. Он подошел к ее стулу, встал на колени — Джин был высокий — и положил голову ей на руки. Лохматый, обросший с некрасивой неопрятной бородой — он казался ей старцем. И в то же время самым красивым человеком на свете. Красивее даже Чон Чонгука… Красивее бога, если он существует… — Тебе нужна теплая одежда, — шепотом сказала она. — Найди все, что есть, пересмотри. Оденься потеплее. Собери мешок — смена белья, обувь, носки… Возьми все, что хочешь, в вещах Цзы посмотри. Я отдам все, что выберешь… — Чеен-а… — позвал он ее жалобно. — Я… Прошу тебя… Не сегодня… — И еды… Ну еду я тебе соберу, — мягко сказала Чеен. — Завтра ты весь день будешь есть теплую пищу. В бутылку кипятка наберу, возьмешь с собой… И маленькую подушку тоже. Он закрыл глаза, положил ее огрубевшую руку себе на лоб, застыл так. Она вдруг почувствовала, как внутри тает горький комок — ей снова стало страшно. Ким Сокджину — тоже, потому что сердце его колотилось, как бешенное. Чеен знала, что хочет остаться с ним вот так вот навсегда. И впервые она испугалась этого чувства. Крошечное и таинственное — оно на самом деле могло помешать ей отпустить его. Значит, она должна бороться с ним. — Ты поедешь со мной на старый вокзал, — сказала она. — Я оставлю тебя в вещах генерала Чхве. Потом он отбудет на восток. Оттуда через две или три остановки ты должен выйти. Как — я не знаю, прости… Найдешь способ сам. Когда выберешься… Постарайся найти своих. Скажи, что был в плену или еще что-то такое… Пожалуйста. Не называй мое имя, забудь, что жил в этом доме. Когда попадешь в госпиталь или что-то подобное — напиши своей семье. Она нагнулась и прижалась губами к его холодному лбу — ей было страшно. — И проживи счастливую жизнь… Заведи семью и друзей. Будь свободным. Ким Сокджин поднял на нее глаза — огромные темные — улыбнулся, пальцами обхватил ее запястье. — Я не хочу, — сказал он искренне и открыто. — Не хочу, Чеен-а. — Что ты несешь? — ужаснулась она — оглянулась в страхе, чтобы не разбудить Цзыюй. — Не говори так. Конечно, ты хочешь. Ты обязан хотеть. Это то, о чем мы мечтали все это время. Ты не можешь так поступить, ты… — Я не могу оставить тебя… — просто сказал Джин. — И ее… — он кивнул в сторону Цзыюй. — Когда в Сеул войдут войска, ваша жизнь не станет легче. Я должен тоже что-то сделать для вас. Помочь вам. Защитить. — Ты с ума сошел… — Чеен чуть не плакала от досады, глядя на его серьезное лицо. — Не говори так… Что ты там возомнил? Помочь… Мы сами себе поможем. У нас с Цзы есть еда, есть работа. Мы не враги нашей родине и… Успокойся… Не говори глупости, пожалуйста. Успокойся. Она протянула ему руку — он прижался к ней губами. Ей было страшно — от того, что он чувствует ее неуверенность и боится потерять ее. А еще она боялась того, что согласится на его доводы. И оставит его себе. Навсегда. Вот тут. В этой комнате. — Нет, — твердо сказала Чеен. — Ты завтра покинешь наш дом. Это мой выбор. Ясно? — Ясно, — выпалил он. Устало поднялся, пошатываясь, как пьяный, пошел в сторону. Словно одурманенный схватил в руки полотенце, сложил его, взял в руки книгу. И обернулся, глядя на Чеен — весь в своих бессмысленных делах, пока она смотрела на него отчаянно и твердо. Они оба не хотели разлучаться — но оба понимали, что это неизбежно. — А почему вы молчите? — спрашивала на утро Цзыюй. — Что — иглу проглотили? Сокджин и Чеен улыбались ей, заранее соглашаясь со всем, что она скажет. Иглу. Да. Иглу. Тысячу игл. *** Мир Чеен рухнул в половине третьего — она только-только убрала посуду после завтрака генерала, который отбыл в главное расположение, под мирное ворчание старушки Шин. Намджун, проходя мимо, успел облапать ее, обещая устроить ей веселую ночь, но Чеен почему-то чувствовала, что сегодня ему будет не до нее — генерал уедет, а Намджун и Юнги вместе с Исином будут заняты приказами, которые он им даст. — Господа все с генералом уехали, — вздохнула старушка. — Говорят, какой-то наводчик дал указания… Будут сегодня обследовать крайние кварталы. Говорят, там прячутся члены той организации… Ну… Которая против власти? — Подпольщики? — деланно равнодушно спросила Чеен, стараясь сделать вид, что ее заботит только грязная посуда. — Преступники? — Именно, — подняла голову старушка. — Эти идиоты вчера пытались взорвать склад. Но часовой вовремя обнаружил, пытался поймать зачинщика — и не успел. Жаль, конечно, что не успел. Я бы самолично с него шкуру спустила. — А что — теперь ищут того, кто пытался склад взорвать? — уточнила Чеен. — И почему в кварталах? Он, наверное, покинул столицу сразу же. — Да нет, по окраинам стоят солдаты, — хмыкнула госпожа Шин. — Не сбежишь никак… Прижмут к ногтю вредителя — да и дух из него вон. — А какой склад был? И что — совсем не сумели разглядеть виновного? — спросила Чеен, сердце ее тихонько трепетало, потому что она вспомнила последнюю встречу с друзьями Сон Сынван — они обсуждали «подарок» генералу Чхве, от всех трудящихся Сеула. — Военный, конечно, — пожилая горничная потерла переносицу и вздохнула. — Худенький несчастный, тонкий весь, говорят, подросток. А может и женщина… — Женщина… — Чеен вспомнила ту самую подругу Сынван, которая постоянно прятала лицо в шарфе и платке, старательно кутаясь, чтобы никто не увидел ее лица. Вспомнила она и ее решительную ненависть к захватчикам, готовность рискнуть — лишь бы все прошло так, как должно пройти. Конечно, они не могли найти никого более подходящего… Тоненькая, юркая, крошечная — она могла прошмыгнуть между часовых, старательно проникнуть внутрь через щель в досках и… И вот теперь ее ищут в столице — генерал Чхве не терпит таких вот «подарков», он найдет ее, а она даже не сумела сделать то, ради чего и рискнула собственной жизнью. — Боже… — Чеен едва не упала, усталость нахлынула на нее, с головой окунула в странные мысли, опутала собственными сомнениями. Неужели все кончится именно так и именно тут? После всего того, что эта маленькая женщина сделала для борьбы с врагом, для освобождения столицы — накануне освобождения города, она погибнет?.. — Ты в порядке, девочка? — старушка Шин помогла Чеен сесть на стул, с заботой заглянула в глаза — в ее собственных мелькал страх, что она скажет капитану Ким, если его любовница заболеет или, не приведи бог, умрет на ее кухне. — В порядке, в порядке… — шепнула Чеен, ей стало неловко перед старушкой, которая в глубине души, наверное, должна ненавидеть такую, как она. — Я, наверное, пойду, матушка Шин. Если, конечно, вы не против… Что-то чувствую себя неважно… — Да, да, иди, деточка, иди, — с облегчением сказала старушка. — Я в последнее время замечаю, что очень уж ты бледненькая и слабенькая. И ешь мало. Иди, конечно. Сегодня он точно тебя искать не будет… — добавила она шепотом. — Злой будет и уставший. А если вдруг… Найдет сам. Чеен кивнула ей, наскоро оделась, поплотнее запахнувшись в платок — и выбежала в морозное мартовское утро из дома. Сегодня ей предстояло дать свой главный бой — и времени на сожаления и страхи у нее уже не было. Такова жизнь — если она будет оглядываться на других и пытаться помочь им, она не уследит за главным человеком в ее истории. Сейчас и сегодня единственный для нее приоритет — Ким Сокджин. Главное, чтобы с ним все было в порядке. Но несмотря ни на что, из головы ее никак не выходила тоненькая фигурка той самой женщины в платке, которая возомнила себя всемогущей и решила бросить вызов самому страшному врагу — страху. Чеен было жаль ее — но она знала, что мечтала бы однажды оказаться на ее месте. Такое мужество еще стоило заслужить. *** Цзыюй тщетно спрашивала Сокджина, почему он собирает вещи, потом долго и пристально рассматривала его узелок — как будто бы пыталась прочесть его мысли. Она недомогала в последнее время — слабость охватывала ее, лишала сознания, аппетита, вместо которого осталась одна огромная усталость — всеобъемлющая, огромная. Она не хотела вообще ничего в целом мире — и мечтала поскорее спрятаться от тягостей войны, впервые в жизни она рассматривала сложности не как вызов жизни, а как собственную слабость. Цзыюй теперь плохо спала по ночам, а когда забывалась коротким сном, видела во сне мертвую мачеху и младших братьев, которые говорили с ней голосом Пак Чеен. Она боялась потерять и Пак Чеен теперь. Тщетно она ходила вокруг них, слабая — за то время, что она провела в руках Чжан Исина, она перестала быть частью их команды — теперь она была просто частью семьи. В ней не было ничего, что могло бы роднить ее с Чеен или Сокджином, с ней, конечно, нельзя было развестись, но и строить новый мир с ней тоже казалось невозможным. Она не хотела борьбы или сражений — покоя хотела она. Чеен и Сокджин чувствовали это, новое поведение Цзыюй внушало Чеен страх, а Сокджину — жалость. Он бы с радостью поделился с милой Цзы всем, что было у него на сердце, конечно, но подсознательно чувствовал, что это будет неким предательством для Чеен. Поэтому он молча собрался, плотно поел, как и просила Чеен, и стал ждать ее возвращения — пока не потемнело. Сама Чеен вернулась домой в девять часов вечера — продрогшая и испуганная, но один вид собранного в дорогу Ким Сокджина внушал ей надежду и веру — она не просто так сделала все это. — Нам пора, — просто сказала она, стараясь избегать настойчивого взгляда Цзыюй. — Пора. Если не пойдем сейчас, уже не успеем. Цзыюй осталась стоять на пороге, глядя им вслед. Она только теперь поняла, что потеряла и Джина, и Чеен уже вечность назад — в тот самый момент, когда нашла Исина, но не могла еще с этим смириться. — Ты не скажешь ей? — спросил Сокджин в дверях, Чеен молча посмотрела в стену, улыбнулась. — Я объясню все позже, — пообещала она не то ему, не то самой себе. — Позже. Но сейчас не могу сказать ничего. Любой слух, любое лишнее слово испортит все. Я не могу потерять этот шанс. Я слишком много поставила на него. Понимаешь? Понимаешь меня? Она отчаянно жестикулировала, старательно подавала знаки, улыбалась — так делают дети, чтобы не заплакать — Джин задумчиво смотрел на нее, пытаясь понять, сможет ли он когда-нибудь быть таким отчаянным… Потом не выдержал, поставил узел с вещами на пол, вернулся в квартиру, где ждала их Цзыюй и крепко обнял ее — без лишних слов или просьб. — Прощай, милая, милая Цзы, — сказал он тихо. — Береги себя. Не ее — она сама себя спасет. Себя. — Прощай, Ким Сокджин, — сказала Цзыюй. — Прости, что презирала тебя. Она заплакала, оседая на пол, потому что он сразу же вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Умная Цзыюй сразу поняла, что больше не увидит его — глупый Сокджин знал это с самого начала. Они попрощались. *** Сон Сынван не обманула — ее человек пропустил их на территорию вокзала без лишних слов или вопросов, услышав тот самый позывной. Пожилой мужчина неодобрительно косился и на Чеен, и на Сокджина — вероятно, принял их за бродяг или идиотов. Да и кто еще будет бежать из Сеула, когда победа так близка?.. — Вам направо, — буркнул он. — В четвертый закрытый склад. Там разберетесь. Я уйду отсюда в половину второго. До этого времени вы должны уйти. И не дожидаясь ответа, просто ушел, старательно избегая их вопросительных взглядов или лишних слов. Он просто ждал, когда объединенные войска войдут в столицу… И просто работал на новые власти… Что тут такого?.. — Нам сюда… — Чеен торопилась, бежала по скользкому насту, старательно избегая открытых мест — прятались за огромные контейнеры, пустые полувагоны. Сейчас генерал Чхве ужинает, готовясь к отбытию, значит, есть еще время — и Чеен ценила его. Скоро, совсем скоро Ким Сокджин в последний раз скажет ей что-то, посмотрит на нее и навсегда покинет ее историю. Хоть бы это произошло… Хоть бы этого не происходило… Чеен запуталась, не зная, что и как ей сделать, отчаянное желание поскорее перелистнуть эту страницу, закончить все, мучало ее. Страх — и только. Боль и отчаяние. Ничего кроме. Ничего больше. Она боялась неимоверно — и все же желала этого. Потому и торопилась, сжав руку Сокджина в своей — единственный раз в жизни. И вспомнила, как провожала Джонни на призывной пункт, в последний раз сжимая его руку. Сколько схожего было в этом… И какими разными были их прикосновения. — Постой… — сказал Сокджин — они успели юркнуть в четвертый склад, где и лежал багаж генерала — огромные тюки с награбленным и захваченным, его личная столовая посуда, гардероб и многое другое. Спрятаться во всех этих вещах можно за две секунды — у Сокджина нет другого выхода, они оба придумали этот план, он идеален. Ничего кроме этого — сегодня он обречен на свободу. — Постой, — попросил он еще раз. Чеен остановилась, обернулась, глядя ему в глаза — он с нежностью убрал упавшую прядь, ласково погладил обветренной рукой. — Ты действительно хочешь, чтобы я ушел? — спросил он, глядя ей в глаза — и она снова поймала себя на мысли, какой он все-таки удивительно красивый человек. — Конечно, — кивнула Чеен. — Хочу. Прячься получше. Я должна уйти, пока сюда не вернулась его охрана. — Я серьезно… — устало сказал он. — Я спрашиваю тебя так, как спросил бы самого себя… Ты хочешь, чтобы я ушел? — Ким Сокджин, — пробормотала Чеен, усталость предала ей силу. — О чем ты? Разве не я вытащила тебя сюда? Разве не я предложила тебе скрыться из города? Почему ты задаешь мне столь очевидный вопрос? О чем ты говоришь? Я не понимаю… — Я не хочу оставлять тебя, если ты не уверена, — просто сказал он. — Я не вижу будущего, в котором нет тебя. Я устал от войн и потерь, но жизнь без тебя кажется мне еще ужаснее. Ты спасла меня не один раз — а трижды, и моя жизнь теперь принадлежит тебе. Я так хочу. Это мое право. — Тогда мое право — отпустить тебя, — Чеен обеими руками обхватила его лицо, притянула к себе, внимательно рассмотрела — чтобы запомнить навсегда. — Я так хочу… Наступит, наверное, день, когда я смогу без страха и стеснений смотреть тебе в глаза, Ким Сокджин, но этот день, конечно, не сегодня. И все-таки я должна сейчас отпустить тебя, потому что больше всего на свете хочу, чтобы ты остался жив и здоров. Для этого ты должен поскорее покинуть Сеул. Сюда придут объединенные войска, и тогда тебя точно арестуют. — Попроси меня остаться… — выдавил он из себя. — И я… — Нет, — легко сказала ему Чеен. — Не попрошу. А теперь иди. Иди и спрячься. Мне тоже опасно находиться тут. Она обняла его крепко-крепко — как ей казалось, на долгую память — Сокджин прижал ее к сердцу, горячо расцеловав ее щеки, лоб, губы, руки — все подряд. — Спасибо… — пробормотал он. — Спасибо. — Да, да… — шептала Чеен. — Иди же. Иди… Но ушел не он — ушла она сама, быстро вышла из склада, чтобы не показать ему, как сильно она хочет остаться с ним. Пока они бежали между огромных кубов и кирпичей она обдумывала и другие варианты — найти ему поддельные документы, спрятать его, убежать с ним, и всякий вариант казался ей странным и прекрасным одновременно. И все-таки она отчетливо понимала — все кончается сегодня. Уже через несколько часов он будет далеко от Сеула. А там он выберется, придумает легенду и вернется в Пхеньян, к сестре, станет самым свободным человеком на свете… Чеен плакала — тихо вытирала слезы о платок, который носила на голове, чтобы они не успели замерзнуть. Страх или сомнения покинули ее — осталась только боль. Каково теперь возвращаться в дом, где нет Ким Сокджина? Кого ей защищать? О ком беспокоиться? И с кем говорить долгими ночами обо всем на свете? Как быть? Она успела посидеть немного на мокром насте, пока не почувствовала, что полностью продрогла. Аккуратно поднявшись с места, Чеен вдруг вспомнила о том, что она оставила сегодня позади. Прошлое, Джонни-оппу, Цзыюй, свои мечты. Самого Сокджина она теперь тоже оставляла — но выбор был сделан раз и навсегда. Чтобы идти дальше — нужно было рвать узы. Чеен рвала их сразу и без сомнений. А потом она услышала до ужаса знакомый голос — и пошла на него. — Он не должен быть тут… — думала она, а сама брела, крадучись, снова прячась за каменными стенами, пока не вышла на небольшой плацдарм. Одетый в новенькое пальто с меховым воротником капитан Мин Юнги ходил между своих солдат и громко бранился. За ним тенью следовал капитан Ким Намджун — лицо у него было сердитое. — Что… Что тут происходит… — бормотала Чеен. — Почему? Почему? В темноте она хорошо видела, как блестели пуговицы на рукавах Юнги, слышала отчетливо, как лязгают пряжки от ремня Намджуна. Это было начало конца.