И нож в ночи окрасится в кроваво-красный
17 марта 2021 г. в 10:55
Солнце медленно скрывалось за горизонтом, окрашивая небо в кроваво-красный. Скоро наступит ночь. Затаив дыхание, прислушиваюсь к каждому звуку, непрерывно наблюдая за дверью хижины. Старая дверь открывается со скрипом, и на пороге появляется узкая длинная фигура женщины. Жертва сама идет в лапы охотнику. В свете заката её лицо выглядит серым, уставшим, как у всех людей в этой мрачном месте, словно первые осенние дожди смыли не только дорожную пыль, но и все следы индивидуальности с человеческих лиц. Узкие, костлявые плечи женщины прикрыты большой меховой накидкой. Видно, что теплой. Она даже не подозревает, что живет последние минуты, но я-то уже знаю, что скоро этот прекрасный мех пропитается кровью. Всего одно мгновение — и я перерезаю ей горло.
Сильнее сжимаю окровавленный кинжал, эфес которого от моих вспотевших ладоней становился влажным. Я только что расправилась с крестьянкой, а теперь шла на шорох в кустах тихими, но твердыми шагами. Я не была умелой, но я была смелой, настолько, чтобы сразу же броситься выполнять контракт, чем очень обрадовала Астрид. Она говорит что я хорошая, преданная сестра, истинное дитя Матери Ночи. Но время не ждет. Почти никогда не ждет…
Вдруг я увидела девочку. Она сидела на земле, скрестив ноги; её голые коленки — белые и острые, похожие на обтянутый кожей птичий череп, — покрыты зелеными пятнами от травы. Услышав шорох, она на секунду поднимает глаза. Я успеваю рассмотреть их цвет под шапкой густых спутанных волос — голубые. Она тут же теряет ко мне интерес и возвращается к игре.
Приближаясь к девочке, я живо представляю себе, какие, должно быть, у нее прозрачно — синие глаза, словно вода на середине бездонного озера, вдали от берегов, где кажется, что ты в открытом море. Синие и невинные, как и у меня, много лет назад…
И снова разум возвращает меня в день смерти матери: в кроваво-красной пелене всплывает перекошенное злостью и безумие лицо Харгара, будь он проклят.
Прогоняя наваждение, оступаюсь и падаю на колени. Под ногой что-то хрустнуло. Кукла. Самодельная куколка из кукурузного стебля переломилась пополам, заставив беззаботно игравшуюся девочку вскочить. Отталкиваю сломанную игрушку в сторону коленом: когда я покончу с девчонкой, этот кусок мусора ей не понадобится.
— Что ты делаешь? — кричит девочка, глядя на куколку. — Зачем ты это сделала? — Она подбегает ко мне и часто-часто бьет по плечу открытыми ладонями.
Я сбита с толку такой реакцией:
— Разве тебе не страшно?
Мне кажется, что ей непременно должно быть страшно — она лишилась матери. Но я вспоминаю себя, тогда, пять лет назад. Ужас, страх? Нет, нет, не страх — тоска, боль, ток собственной крови в венах… и тьма. Дивная, прекрасная тьма. Темное вязкое облако виснет на складках одежд, прилипает к волосам, окрашивает ресницы, окутывает окровавленные пальцы.
— Ты испортила мне игру! Уходи! Уходи, уходи, уходи, уходи! — повторяет она как заклинание, сопровождая каждое слово ударом ладоней.
— Перестань. Ну хватит! — я пыталась улыбнуться, вместо этого получился совершенно безумный оскал. — Хватит, я сказала. Совсем свихнулась, чертова девка? — Я перехватила её замахнувшуюся ручку.
Все пошло не так, как я планировала. Если, конечно, первые встречи вообще можно спланировать…. Вечная непредсказуемость детей. Девочка напоминала мне меня саму, она была отражением событий прошлого. Именно поэтому мне не нравятся маленькие девочки. Лучше подождать, когда они подрастут, и будет совсем другая история…
— Возьми! Это тебе подарок, — чтобы успокоить девочку, я быстро сунула ей золотое ожерелье, снятое с какой-то жертвы.
— Оно мне не нужно! — всхлипывает девчушка.
— Хорошо, это не подарок. Я отдаю его тебе на хранение — как мы обычно храним золото в сундуках и сейфах. Как тебя зовут?
Взгляд девочки внезапно проясняется, похоже, что ей стало интересно.
— Люсия, — отвечает она, а потом, недоверчиво прищурив глаза, спрашивает. — А ты потом вернёшься и заберешь это ожерелье? Оно красивое, — я киваю, а малышка продолжает:
— И сколько мне его хранить? Надо спросить у мамочки — она мне скажет. И как тебя найти? Как ты заберешь своё украшение?
Я улыбаюсь, но получается не слишком радостной, даже слегка безумной.
— Мама тебе ничего не скажет, Люсия. Но ты храни ожерелье, пока не вырастешь, а потом, в ласкающей тьме ночи, я сама тебя найду…
И когда Люсия, обрадовавшись золотому ожерелью и важности поставленной цели, бежит к дому, где возле порога уже остывает тело её матери, я ухожу. Я возвращаюсь домой, к братьям и сестрам…
Примечания:
Друзья, у автора временный творческий коллапс (ладно-ладно, я ленивая жопа), так что не судите строго)