Ты прекратишь мою боль? Lund — «Broken»
Смерть у всех ассоциируется с чем-то законченным: это должен быть старый человек, добившийся всего и уходящий на должный покой, но никак не молодой парень, который ещё даже жизни не видел. Родители никогда не должны хоронить своих детей. Это тяжело, действует на психику и разрывает эмоционально в клочья, заставляя содрогаться от кашля, который будоражит внутренности, и плача. Ким Чонин был тем человеком, который стоял у меня на втором месте по важности после Исина. Жалко только, что я ни того, ни другого не уберегла.[год назад]
Месяц назад Исину исполнилось двадцать два, и его характер будто испортился. Мы стали ругаться, порой даже доходило до того, что я швыряла в него всем, что находилось рядом, громко рыдала и выбегала на улицу. Потом мы мирились, это было бурно и страстно, а затем всё шло заново. Выгорание отношений — это всегда тяжело, нам требовалось что-то новое, иначе мы окончательно плюнем друг на друга. Я тянулась к Исину — он меня отталкивал, и я уже не знала, что делать и как быть, а потому в школе старалась уйти от всех проблем и училась, брала учёбу нахрапом и приходила домой выжатая, как лимон, зато с успехами и обещаниями, что меня обязательно переведут в «B» класс. Хвиён стала ставить мне палки в колёса, и мне это не нравилось. Мало того, что были проблемы дома, так ещё и подруга висла на мне мёртвым грузом. Я считала, что друзья не могут приносить друг другу дискомфорт, они должны просто быть рядом и в нужное мгновение поддержать, а не постоянно грузить своими проблемами и не слушать внутренний протест. — Боже мой, вы опять срётесь, — Чонин сегодня выглядел немного бледнее обычного. Он не любил, когда мы с Хвиён ссорились, потому что тогда мы переставали общаться со всеми. Я могла в запале даже поднять руку, потому что меня такое отношение к себе не устраивало вообще. Я фыркнула. Исин сказал, что придёт за мной после уроков в школу, и я просто ждала окончания учебного дня, пыталась выжить. Я уже не ждала от своего парня ничего: голова раскалывалась от наших ссор и бытовых стычек, а мне и сказать было нечего, мне некуда было идти после очередной ругани. Порой из-за ссор я задумывалась, а какой бы была наша жизнь, если бы я не поругалась с родителями и не переехала. Наверно, она была более спокойной, потому что мы погрязли в бытовухе, а так я бы жила под одной крышей со своей матерью, приезжала к нему на выходные под прикрытием Хвиён, и у нас до секса бы не дошло вообще. — Пойдём покурим, — Чонин резко схватил меня за запястье, а потом вывел из кабинета, несмотря на мои возмущённые высказывания. Я ещё не закончила разбираться с Хвиён, как мой друг добавил мне проблем своим появлением. Ветер совсем уж неласково пощипывал меня за щёки, и я посмотрела на Кима исподлобья. Он так и не бросил курить, хотя вроде как собирался, и сейчас, затягиваясь, так же пилил меня взглядом. Я нуждалась в разговоре о его чувствах, хотела не ответить взаимностью, нет, а просто попросить у него приюта в случае, если что-то плохое произойдёт между мной и Исином. Чонину единственному я могла доверять. — Мёрзнешь? — я покачала головой, с тоской смотря в окна медкабинета. Сейчас там сидела молоденькая медсестричка, которой было совершенно плевать на учеников — у неё ногти могут из-за такого испортиться. — Да ладно тебе ломаться, вижу по тебе, что не всё у вас там в тёплом гнёздышке хорошо. Можем после школы завалиться куда-нибудь поесть, я оплачу. Меня пугало то, что Чонин с каждым днём всё больше уделял мне внимание. Может, тут ещё была виновата некая моя мнительность, но я смущалась всей его заботы, которая теперь воспринималась совершенно не так. Я не знала, как вести себя с ним, пыталась быть как всегда, но знание того, что он питал ко мне совершенно не дружеские чувства, выбивали из колеи и заставляли испытывать смущение, которое я уже давно не ощущала. Как говорил когда-то Ким, «вы, бабы, существа странные — половину вы слушаете нормально, половину додумываете». Да, мы такие, к сожалению, этого не отнять, с этим приходится жить. — Прости, просто… — я нервно заправила прядь волос за ухо, и на мои плечи опустился мужской пиджак. Стало значительно теплее, а Чонин в это время, зажав сигарету губами, расстёгивал пуговицы на запястьях и подкатывал рукава до локтей — видимо, ему было жарко. — Мне в последнее время становится страшно из-за всего. Мне кажется, что-то грядёт. — Не, мы не умрём сегодня, — Ким ухмыльнулся. Что самое ироничное, он сказал это за считанные часы до собственной смерти. Той, которую точно он не предвидел, когда целовал свою маму в щёку перед уходом в школу. Но вместе с тем такой исход для него был вполне понятен. — Так что продолжай светить, солнце, этот мир должен видеть твою улыбку. А, ещё в правом кармане конфета, возьми и съешь. Я потянулась к большому карману, который много раз сам парень перезашивал, потому что он рвался, и достала достаточно лежалую ириску, но решила, что сейчас и это сгодится. Друг никогда не таскал сладости в карманах, не был похож на доброго дядюшку, что этим помышлял, но я замечала незначительные перемены, которые возникали, стоило мне появиться на горизонте. Никто так рьяно не пытался показать мне свою симпатию, как Чонин, только что затушивший сигарету о кирпичную кладку здания, будто показывая всё своё презрение по отношению к школе. — Пошли уже, — взяв меня за запястье, друг направился ко входу в учебное заведение. — Пожалуйста, напомни мне в следующий раз, чтобы я сказал тебе захватить пиджак, а то ты ж околеешь. Перемена ещё не кончилась, туда-сюда по коридорам шли ученики, сливаясь в единую реку похожих друг на друга людей. Это сходство дополнялось одинаковой для всех формой и именными бейджиками, которые говорили всё об имени, фамилии и классе, но никак не о личности. Что можно было сказать о человеке с именем Кан Хвитек? Наверно, только то, что его зовут Кан Хвитек. Порой я интересовалась людьми, порой мне становилось всё равно на них, и сегодня был один из тех дней, когда я была будто поглощена каждым проходящим мимо учеником. — Эй, ты не в подростковом сериале, пошли, заглавной музычки специально для главной героини нет, — с долей иронии сказал Чонин, потянув меня к лестнице. Я фыркнула на его слова. — Что? — Роль главной героини меня не устраивает, — категорично заявила я. — Почему? — Да с ними вечно какая-то хуйня происходит, — из-за проходящего мимо учителя мне пришлось стукнуть себя по губам и опустить глаза, делая вид, что не я только что употребила мат. — В общем, меня устроит роль тупой подружки главной героини, у которой будет всё в порядке с парнем. — А что, с Исином не всё хорошо? — спросил Чонин, останавливаясь. В коридоре второго этажа уже никого не было. Оглянувшись, друг подхватил меня и посадил на подоконник, облокачиваясь о него бёдрами. Я чувствовала спиной холод оконного стекла и прислонилась к нему, понимая, что до сих пор не сняла пиджак Чонина. Кажется, такой расклад дел вполне устраивал его, да и я сама не спешила отдавать вещь, пригрелась, а запах сигарет дарил ощущение даже некоего тепла. — У нас с ним проблемы, стали часто ссориться, — увидев, что Ким открыл рот, чтобы что-то сказать, я остановила его взмахом руки. — Потом мы миримся, всё хорошо, но знаешь… я до сих пор с родителями не помирилась, даже не знаю, как они там живут, а потому, если мы с Исином окончательно рассоримся, а может, даже расстанемся, мне некуда идти. Я боялась, что Чонин воспримет мои слова как-то не так, но он задумчиво потёр подбородок, задумываясь. Кажется, он только что понял, что я не пошла к родителям и не стала каяться во всех своих грехах. Для него вся эта ситуация была плачевной, в принципе, как и для меня, но порой слишком трудно усмирить собственную гордость, прийти, обнять, сказать, как любишь, а потом забыться в рыданиях. Я была слишком гордой для всего этого, и эта гордость сыграла со мной очень злую шутку. Когда показываешь, какая ты высокомерная и гордая, стоит понимать, что порой — это не ты, но ты «настоящая» теряешься в хитросплетениях, которые сама же сплела. Ложь просто так не забывается. Хорошие отношения с людьми просто так не восстанавливаются. — Можно, если что, договориться с моими предками, перекантоваться у меня на первое время, а там уже мы найдём способ, как жить дальше. Возможно, после расставания с Исином у тебя появится такой парень, как я, — подмигивание друга я не смогла стерпеть — скинув его пиджак со своих плеч, я устремилась к кабинету, где расположился мой класс, чувствуя быстро колотящееся сердце. «Да пошутил я, Хэджин!» неслось вслед, но я уже исчезла за дверью, а звонок прозвенел, говоря, что у меня началась история. Хвиён спала, а я думала обо всех своих проблемах, не деля их на значимые и не особо значимые — каждая из них заслуживала отдельного внимания, будь то обычная покупка сахара или разговор с Чонином по поводу его неуместного юмора в последние полгода, если не больше. Мне хотелось многое вернуть, чтобы было, к примеру, как год назад: больше светлых дней в моей и без того непонятной жизни, рядом Хвиён, с которой я ещё не грызлась, Чонин, который не признавался мне ни в какой симпатии, а ещё Исин — такой чуткий, нежный, не заставляющий меня порой плакать по ночам. Стоит признаться, он весьма талантливо «отвязывал» меня от себя: каждым поступком, каждым словом давал понять, что он уже от всего устал, и я даже перестала всё валить на зачёты в университете, понимая, что между нами происходит самый настоящий и очень болезненный раскол, делящий наши отношения на «до» и «после». То, что «после», мне совершенно не нравилось, потому что возникал ком в горле, заставляющий потом поджимать колени под себя и делать вид, что всё нормально, ни одно из слов не попало талантливо в цель. Я не попадала под абьюз, как когда у меня был Чунмён, казалось, всё в отношениях с Чжаном стало намного хуже. Вторники — весьма тяжёлые дни, и это не из-за того, что наваливаются химия, физика, а ещё сдвоенный урок по математике, история и корейский в придачу. В эти дни часто случалось то, из-за чего мне хотелось закинуть голову к потолку и провыть. Контрольные, конечно, проводили, но это было цветочками по сравнению с тем, что мой класс опять проштрафился, потому что за все устроенные драки надо нести ответственность. Нам всем пришлось остаться после уроков, и перед собой я увидела улыбочку О Сехуна, по которой, признаться, хотелось треснуть. Для себя я нашла уже виновника наших штрафных пробегов со швабрами и тряпками, а потому поклялась потом, уже вне территории школы, выбить ему все зубы. Кто потом докажет, что это была я? На хрупких девочек смотрят в последнюю очередь. Парни носили вёдра с водой, стоял весёлый возбуждённый гул; даже несмотря на различные неприятности, которые окружали мой класс, мы не теряли духа, по крайней мере, пытались. Все обсуждали вечеринку в честь Хэллоуина, что устроили в школе, и порой даже хохотали — одна девушка чуть не упала со стремянки, протирая карниз. На самом деле, мало кто любил все эти ежегодные школьные праздники, потому что они проходили скучно, как детские утренники: пришли, ладошками похлопали, ушли. В этом году было разнообразие, потому что объявилась давно забытая музыкальная группа из ребяток средней школы класса «A», да ещё и завезли алкоголь для учителей, который благополучно растаскали ученики. В тот день попало всем: ученикам от родителей и учителей, а учителям — от родителей и директора, который совершенно не думал, что всё такое вот «веселье» выльется в самое настоящее безобразие. Мы все давно выросли из того, чтобы ходить по домам и буквально кричать «сладости или гадости!», но Хэллоуин был маленькой радостью жизни, как и Рождество. Эти праздники вселяли в нас всех дух ребячества, показывали, что внутри мы те же дети, которым родители ещё самостоятельно шили всякую «страшную» одежду или которые верили в Санта-Клауса. Я в чудеса уже давно не верила, сделавшись реалисткой, потому что, чтобы выжить в мире, полном идиотов, порой надо реально смотреть на вещи. Я уронила тряпку в ведро, объявляя, что с тумбами покончено, и с разных углов помещения стали доноситься практически идентичные выкрики. Все потихоньку заканчивали, а когда у кого-то что-то не получалось, мы помогали: да, пачкая руки, а порой и школьную форму, но зато атмосфера взаимопомощи вырабатывала чувство коллектива, и в тот момент я чуть не плюнула на своё стремление попасть в класс «В». Да, я нужна здесь, но до поры до времени, а там будет хотя бы не стыдно учиться, пусть и на правах одной из самых тупых учениц. Мы же второсортные. Нет, даже не так. Третьесортные. Разделение на «А», «В» и «С» классы придумали задолго до нас, специально «пиля» классы, чтобы неуспевающие стремились за знаниями, за возможностью попасть в более качественный класс, но большинство учеников, находясь в «С», расслаблялись, им было всё равно. Были редкие ученики, которые пытались добиться чего-то большего, но их задавливала толпа, чужое мнение, и было действительно трудно сопротивляться. Направляясь к выходу позже всех, оставив Хвиён в женском туалете, я затянула потуже шарф и вышла из школы. Два мотоцикла стояли рядом: Чонина и Исина, мой друг курил, будто показательно смахивая пепел прямо на моего парня, и я поспешила к ним, потому что ни их взгляды, ни их положения тел не говорило о том, что они собрались поговорить по душам. Наоборот, я чувствовала отчётливое напряжение в воздухе. — Подумай об этом, Чжан, — выкидывая бычок прицельно в урну, Чонин увидел меня — его взгляд сразу же потеплел. Я не знала, о чём говорили парни до моего прихода, но друг поспешил уехать, и я бы крикнула ему особо не гнать, потому что на дороге появился гололёд, но не успела — Ким скрылся за поворотом, заставив меня махнуть рукой и принять поцелуй в щёку от Исина. — Кое-кому пора побриться, — хихикнула я, пряча нос в шарфе. — Куда поедем сейчас? — К Ханю, я думаю, ты голодна, — парень улыбнулся, и на краткое мгновение я вернулась в прошлое, где он улыбался многим чаще. — А то, знаешь, все эти воспитательные отработки после уроков выматывают. Вся эта система походила на тренировку обезьян: проштрафился один — страдают все, чтобы держали дисциплину. Наш класс было не сломать, потому выполняли роль уборщиков и уборщиц даже без мизерной зарплаты и санитарной книжки с завидной регулярностью. Конечно же, такие мероприятия нас сплачивали, заставляли чувствовать себя коллективом с большой буквы, но что было не сломать, так это чисто подростковое упрямство. Наказали за провинность чисткой туалетов? Ничего, можно взорвать туалет петардой, и тогда будет ещё веселее. Хотели же веселья в школе? Наслаждайтесь. Тем более многие забыли уже, что было буквально чуть больше полугода назад: никто уже не вспоминал обо мне и об Исине, о том, что нас что-то связывало, а я же, в свою очередь, молчала, пытаясь не стать новым поводом для какой-то сплетни. Веселья такого не было, а значит, можно и учителям кровь подпортить. К Ханю мы приехали достаточно быстро, но с долей осторожности: Исин беспокоился за нашу безопасность, потому ехать старался легко и со средней скоростью, чтобы нас не заносило, а я банально не свалилась с мотоцикла. Чувство ответственности за меня у него ещё было, что немало радовало, и я выдохнула, как только ноги коснулись тротуара. — Думаю, зимой снова загоню его в гараж к Ханю, — проговорил Чжан, будто общаясь с самим собой, а потом похлопал своего железного коня по рулю. — На нём уже скоро будет достаточно опасно ехать. Пойдём? Перехватив мою ладонь, Исин повёл меня в тепло. Лухан до сих пор работал в той самой лапшичной, где мы познакомились, до сих пор знал, что мне нравится сырный рамён, а ещё порой подкладывал мне как можно больше еды — заботился о том, чтобы я не только ощущала себя, сколько выглядела сытой. Меня умиляла такая забота, потому что парень называл Чжана проглотом, которому только свой желудок набить хочется, но друзья лишь хохотали друг над другом. Их дружба была удивительна, потому что Исин так никогда и не узнал, что Лу предупреждал меня по поводу него, но после того, как Чжан переехал в Китай, первым предложил мне приют. Друг моего парня заботился обо мне порой лучше, чем сам мой парень. Он не хотел, чтобы я чувствовала себя брошенкой, чтобы плакала ночами в подушку от разрыва, но порой кажется, что лучше бы у меня вырвали все органы и продали их на чёрном рынке, чем лишили солнца всей моей жизни, которое на деле оказалось обычной лампочкой в холодильнике. — О, ребят! — Хань выглядел позитивно; совсем недавно у него появилась девушка, красавица Бёльмин, которая уже открыто заявила, что от такого хорошего, воспитанного и заботливого парня она никогда не уйдёт. Я говорила с ней однажды, когда мы пересеклись на квартире у Тао и Вэнь И, которые были заняты подготовкой к свадьбе, ведь кровь у них горячая, молодая, не позволяющая мыслить нормально. — Вам как обычно? — Да, только кофе вместо лимонада, холод на улице, — Исин держал меня за руку, а потом помог забраться на стул. Мы достаточно часто ели в этом кафе, может, дело было в том, что моему парню вечно была скидка на рамён, а может, в том, что за прилавком стоял друг, которому можно вылить все свои проблемы. Пока еда готовилась, Исин гладил меня по руке, время от времени спрашивая, всё ли со мной хорошо. Он чувствовал и даже видел мою задумчивость, потому что мне было страшно: я не знала, о чём говорили мой парень и мой друг. Я успокоилась только тогда, когда Чжан перестал пилить меня взглядом и снова стал нахваливать вкусную и питательную, хоть и неполезную еду. — И что вас снова ко мне привело? — спросил Лу, протирая и так чистые кружки. Ему тоже порой было холодно в помещении, оттого на нём сейчас был тёплый свитер, от которого у парня чесались запястья: рукава были закатаны, чтобы не мешались. — Скоро зима, можно у тебя за определённую сумму в гараж поместить мотоцикл? — всё было сказано без малейшего напряжения, и после слов Лу Хань кивнул, ставя перед нами две кружки с кофе. Исину со сливками, а мне — с молоком. — Да, конечно. Можете оставить его на парковке, я откачу, а потом уже весной сочтёмся. Говорили обо всяких пустяках, как в старые-добрые времена: учёба, посиделки с ребятами, воспоминания о тёплом лете. С возрастом у молодых людей многое меняется, они всё чаще предаются ностальгии по давно ушедшим временам, и я это ощутила только тогда, когда мне исполнилось девятнадцать. Слишком уж быстро я повзрослела — боль отпечатывается невидимым клеймом на лице, выдавая всем, что с человеком что-то не так, заставляет глаза слезиться, а потом и вовсе отворачиваться. Никто не хочет выглядеть слабым, но зачастую только такое состояние — самое искреннее. Слабость не подделаешь. — Боже, скукота у вас дни, вы на учёбе вечно, — Хань зевнул, поймав смешок лучшего друга, который уже доедал рамён. — Мы вот с Бёльмин решили, что летом съедемся, у неё там в доме какие-то проблемы, сказала, что разгребёт их ближе к июню-июлю. — Неплохие долгосрочные планы, — тепло улыбнулся Исин. — А мы пока поживём. Хэджин осталось отмучиться полтора года в школе, потом пойдёт на вышку сразу учиться. — Решила, куда? — задал вопрос Лу Хань. — Нет, пока нет, — покачав головой, я вновь уткнулась носом в глубокую тарелку. — Но… делаю попытки выбраться из класса «С» и нахрапом беру знания. — Мне нравится этот настрой. Из-за всего этого я смущалась. Хань часто поддерживал меня, знал, когда надо сказать идти вперёд, а когда надо остановиться. Только вот я не успела нажать на стоп-сигнал в наших отношениях с Исином хотя бы сегодня, всё откладывала до последнего, боясь причинить себе боль. Дождалась же, когда сам Чжан ударит в самое больное место. Мы вышли из заведения, заплатив за двоих и ещё прихватив кофе с собой. Сегодня намечался день без ругани, я видела, Исин выспался, а значит, будет только подшучивать или помогать готовиться к урокам. Я мысленно подметила этот день в своём внутреннем календаре как благоприятный. — Как дела в школе? — спросил Исин, увлекая меня к более оживлённой дороге. Я чувствовала тепло, разливающееся по телу, и даже прикрыла глаза, немного улыбаясь. — О, мы опять проштрафились, зато все вместе весело провели время, оттирая кабинет, — сказала я. — Кажется, мы будем на доске почёта висеть только потому, что держим самый чистый класс у себя. Больше похвастаться нам нечем. — Есть чем, — ласковый поцелуй заставил меня зажмуриться. — Я… слушай, Хэджин, давно хотел попросить у тебя прощения. Из-за всех ссор, которые я начинал, я видел, как портились наши отношения, и может, на выходных мы сделаем что-нибудь для нас двоих? Помнишь, как я позвал тебя на свидание в первый раз? Так вот… попкорн или сахарная вата? Это был один из его последних шагов мне навстречу. Мы после этого больше никогда не ходили на свидания, на самом деле, сидели дома, а моё состояние оставляло желать лучшего. Можно сказать, тогда у меня началась депрессия, заставившая рвать на себе волосы и сдавленно выть в подушку. Я пыталась выбраться из всего самостоятельно, но мне нужна была самая настоящая поддержка со стороны, человек, который сможет вытащить меня на сушу обычной жизни и не дать захлебнуться в собственной боли. Только я никогда не учитывала одного: большинству людей плевать на твои проблемы. Им легче спасти свою задницу от эпицентра самой настоящей всепоглощающей истерики, чем помочь. — Попкорн с солёной карамелью, — я подмигнула Исину. — Пожалуй, сойдёт не романтическая драма, а какой-то блокбастер, я б сходила на боевик, а ты как? — Сойдёт. Плакать совершенно не хочется. Удивительно, как порой коротка человеческая жизнь, как её легко оборвать одним лишь щелчком пальцев, лёгким движением руки. Мгновения радости часто сменяются мигами печали, и клянусь, я буду долго жалеть о своём собственном поступке. Мне нельзя было останавливаться именно в тот день, в то мгновение на том самом перекрёстке, а потом, заметив Чонина, почти истерично махать ему рукой. — Смотри, там Чонин, — я продолжала махать ему рукой, и парень заметил меня, улыбнувшись и склонив голову в лёгком поклоне. Он стоял в левом ряду, на повороте рядом с нами, мы были параллельны, и я расслабилась примерно до того момента, как не чертыхнулся Исин. — Что такое? — Да этот твой дружок нервы мне все вымотал, когда я ждал тебя, — я никогда не любила пренебрежительный тон в людях, тем более по отношению к своим друзьям. Что родителей пыталась поставить на путь истинный, чтобы они не говорили так, а вот у Исина такой тон я слышала впервые. Это стало самым настоящим сюрпризом, потому я вперила взгляд в своего парня, совершенно не понимая, за что он так с Кимом. — Поверь, я бы ударил его в лицо, потому что он сказал, что совершенно не доверяет мне, а ещё то, что он при первой же возможности заберёт тебя у меня, если я сотворю с тобой что-то. Ком встал поперёк горла, и я понадеялась, что Чжан не понял одного — мой друг влюблён в меня, а потому и защищал, чувствую надвигающуюся угрозу. Но, кажется, он понял всё, рука сжалась на моём запястье, которое я совершенно недавно поднимала, дабы поздороваться с другом, хотя размахивание руками являлось не особо воспитанным жестом, а зубы сжались. — Исин… мне больно, — пробормотала я, но освобождения не почувствовала. — Чтоб он разбился. Иногда стоит жалеть о своих собственных дрянных языках — мы будто порой предрекаем будущее тех людей, на которых плохие слова направлены. Исин, наверно, не жалел ни о чём, потому что забыл тотчас же плохое пожелание, заставившее мороз пройтись по моей коже, а меня сглотнуть. Зелёный сигнал светофора для поворота налево загорелся, и я почувствовала нервозность, когда Чонин перестал опираться об асфальт и буквально полетел по гололёду. Навстречу своей судьбе. Ну или просто автомобилю, который ехал на лысой резине по гололёду. В первые секунды я не понимала, что произошло, почему мотоцикл с моим другом неожиданно взмыл передо мной в воздух, почему уши прорезал визг тормозов и многочисленных клаксонов, заглушив даже мысли в моей голове. Время, тикающее в моих ушах, остановилось на краткое мгновение, и я увидела то, чего мне не следовало видеть, то, что оставило на мне неизгладимое впечатление, а также повлияло на мою психику. Чонин ещё дышал, слабо, судорожно, но дышал. На метра два от него к машине тянулся кровавый след, потому что от переворота через машину парень столкнулся лицом с асфальтом, чуть ли не раскраивая себе кости. Ноги прижимало к земле до этого момента верное транспортное средство, не давая сдвинуться с места, и моё тело вместе с криком женщины на противоположной стороне дороги ринулось к другу. Я не знала, почему я побежала, но в моей голове было пусто. Настолько пусто, что я не сообразила, кто я, когда Исин с силой притянул меня к себе, роняя на асфальт и разбивая мои колени. — Чонин! — я закричала, как раненый журавль, и видела подъезжающую машину скорой помощи — их станция находилась неподалёку. Друг улыбался, смотря на меня, но я видела, что он заставлял себя это делать. Убеждая себя, что всё нормально, он не учёл одного — всё слишком плохо. Люди, снующие повсюду, не давали мне пробиться, Исин, держащий меня в объятиях, не позволял дёргаться, а я давилась в рыданиях, протягивая руки к другу и желая в последний раз затащить его в свои объятия, втянуть носом аромат табака и услышать его голос, говорящий, что у него всего парочка царапин. На самом деле, травм было много: вывихнутая рука, сломанная ступня из-за того, что мотоцикл навалился на него, правая часть лица представляла из себя одну кровавую рану, и это только при беглом осмотре врачей, которые неожиданно запаниковали, стоило Киму выгнуться дугой и захрипеть. Я за секунду до того, как он обмяк, почувствовала, что произошло. Он умирал. Люди — хрупкие существа. Сломанное ребро проткнуло лёгкое, вызывая какие-то страшные последствия, о которых говорили врачи, а потом и люди на похоронах. Чонин вполне мог выжить, если бы не эта рана, ставшая для него смертельной и убившая практически без агонии, быстро. Я думаю, не о такой смерти — на проезжей части, на глазах лучшей подруги, — он мечтал. Но вместо него самую настоящую агонию чувствовала я, всё сжималось в районе диафрагмы и отдавало в грудь, не давая мне дышать. Исин краем уха слышал все медицинские термины, понимал их, но успокаивал меня, когда я кричала, чтобы он убрал от меня свои руки и дал побежать к другу. — Хэджин, нет, не надо! — я всё же смогла вырваться, оставив пальто и сумку у своего парня, побежать к лучшему другу и буквально вклиниться в ряды санитаров, которые пытались привести Чонина в чувства. — Очнись, очнись, дурак, ты мне нужен, — я захлёбывалась в рыданиях, сжимала его ладонь, которая была чуть тёплой, не обращала внимания на просьбы отойти, а на грубые попытки оторвать меня от друга реагировала низким рычанием. — Чонин! — Хэджин, — я почувствовала, как время остановилось, когда он взглянул на меня в последний раз. В его глазах не было ни боли, ни каких-либо других чувств, только бескрайний космос, забирающий у меня все силы. Я знала, этот космос забирал силы и у него самого. — Береги себя, Хэ… И когда его рука ослабла в моей ладони, когда я почувствовала, что Исин накинул на мои плечи пальто и попытался оттащить, в моих ушах был только белый шум. Белый шум, нарушившийся шёпотом «Он умер». Больше не будет тех моментов курения на заднем дворе школы, где нет камер; не будет накинутых на мои плечи пиджаков, которые поздней осенью или ранней весной не позволяли мне заболеть. Я никогда больше не увижу улыбки лучшего друга, которая приободряла меня и заставляла идти вперёд; мы не посидим в тесном магазинчике на одинаково неудобных стульях, заваривая рамён при помощи термопота. Момент осознания всего этого может свести с ума, искалечить, довести до нервного срыва, и меня, в какой-то мере, тоже настигло самое настоящее сумасшествие, потому что только Исину хватило сил удержать меня от членовредительства. На этом моя чёрная полоса жизни не закончилась. Она только размялась.[06 ноября 2018]