Никто не замечает меня, стоящую в толпе, Кричащую на заднем плане: «Эй, все посмотрите на меня!» Halsey — «Angel On Fire»
Практически ровно два месяца назад Чжан Исин бросил меня. Я стояла посреди холодной гостиной, в которой недавно раскрыли окна. И хоть остальным людям было жарко, меня пробивал самый настоящий озноб. Накинутая джинсовая куртка совершенно меня не грела, как и короткое просвечивающее платье. Волосы встрёпаны, будто перед всей вечеринкой, которая собралась не по моей воле, не по моему желанию, я спала. На самом деле, я действительно спала. Это всё Бёльмин: она кричала на каждом углу, что устраивает вечеринку в своём доме, а поэтому я стояла посреди хаоса. Играла громкая музыка, лился алкоголь, многочисленные люди двигались в ритм и не очень, а моя голова кружилась. Я чувствовала, что сходила с ума от напряжения, по лицу лились слёзы, тошнило. В толпе людей, окружающих меня, я никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой. Они существовали вдалеке от меня, где-то на краю сознания. Кто-то всунул в руки бутылку пива, кто-то захотел познакомиться, а я пыталась отойти от всех, мотала головой. Дурнота накрывала волной, мне не хотелось, чтобы кто-то касался меня, кто-то разговаривал со мной, обращал внимание, но я знала: где-то глубоко в себе я кричала «посмотрите на меня!» Кричала и прятала голову в песок, позорно выставляя только хвост. Посмотрите на меня, до сих пор разбитую, погасшую, хоть раньше я была иной — совершенно наоборот себя вела на вечеринках, не прикрывала руками лицо, не скрывала за опустившимися веками слёзы. Любовь может очень серьёзно ранить, любовь — это чёртова болезнь, от которой изобретено только одно лекарство — хичкоковские капсулы от бессонницы. Они врежутся в лоб или висок, пройдут, возможно, насквозь, а может, застрянут в черепушке. Исход один — ты умрёшь. Точнее, заснёшь навсегда. За короткий промежуток времени случилось слишком многое, пошатнувшее меня. Смерть Чонина. Уход Исина. Предательство Хвиён. Родительское «твоя жизнь — живи как хочешь, нам всё равно». Всего-то жалкие полгода, а я уже сидела на антидепрессантах, поэтому передала бутылку с алкоголем какой-то малолетке, пытаясь уйти из гостиной. Не получилось. Кругом тела, недостаток воздуха и пронзающий насквозь холод, который держал в своих тисках и заставлял вдыхать лёд, кашлять, хвататься за рёбра и стараться не выдавить ни слезинки. Изнутри ломались рёбра, дырявя лёгкие и сердце, меня крутило, и я упала на колени, закрывая лицо руками. В тот момент я увидела его — фантома. Невидимый для всех, бестелесный, он с улыбкой шёл ко мне. Я узнавала родные тёмные вихры волос, чувствовала родной запах одеколона. Его глаза светились как тогда, в школе, когда отношения только зарождались. Исин присел рядом. Я смотрела на него прямо, хоть взор затмевали слёзы, я шмыгала носом, понимая, что вот они — побочные средства таблеток. Видеть то, чего нет, что уже никогда не вернётся ко мне, было больно. Раздирало внутренности, ломало сознание, заставляло плакать, сжимая себя в объятиях, и говорить, что это не реально. Что передо мной чёртова галлюцинация, потому что я не могла его отпустить. Сердце только из-за него стучало, только из-за него хотелось жить, он мой кислород, ставший углекислым газом, который отравлял. «Ну что ты, — губы фантома двигались, я слышала слова где-то на краю сознания, чувствовала, что сейчас упаду в обморок. Молчи, фантом. Молчи, Исин. И без тебя плохо, а с тобой ещё хуже. — Иди сюда». Меня разрывали рыдания, сомнения, я чувствовала его прикосновения к себе, его тихий шёпот, от которого кружилась голова, от которого хотелось снова упасть, больше не подниматься, пусть эти подростки затопчут меня, убьют, пусть из рта будет течь кровь. Я не могла больше этого терпеть: тосковала по Чжану, убивалась по нему с новой силой, мечтала о воссоединении, а одежда фантома была такой материальной, что, казалось, вот сам Исин — пришёл по моему зову, хотел сказать, что любит, что тоже скучает. Что хочет отношений вновь. Нет. Нет, чёрт побери, нет. Нет. Боль распространилась под сердцем, не дала продохнуть, я чувствовала, что объятия фантома убивают меня. Будто тихонько всаживал между лопаток кинжал, шепча что-то несусветное. Я плакала и понимала — сходила с ума, беспощадно. Нуждалась в явной помощи психотерапевта снова. Мне никогда не восстановиться после всего этого разрыва, никогда не сделать так, чтобы я была счастлива вновь. Мне казалось, что в тот момент, когда я обнимала фантома, я по-настоящему сошла с ума от любви. Задыхалась, рыдала, а потом просто выбежала из дома в холодном поту, с ощущением тревоги, которая била кувалдой по голове. Я падала на асфальт и поднималась вновь, и хоть всё тело уже было изодрано от болячек, я бежала. Куда? Не знала. Подальше от людей, от фантома, который всколыхнул во мне воспоминания и дал мне понять, что я до сих пор скучала, хотела вернуть Исина. Порой же так бывает — люди расстаются. Для всего есть причина. В нашем случае Исин сделал первый шаг, сказал, что больше не любит, а вскоре улетел к себе на родину. Как бы я не старалась с ним связаться, он всё обрубал на корню, вызывая у меня слёзы и ощущение, что я сломалась. Топтала раз за разом собственную гордость, которой уже почти не было, посылала ему бесконечные «я люблю тебя», «вернись ко мне». Зря всё это, действительно зря. Он дарил мне всё, в чём я нуждалась, целых два года, поддерживал во всех ситуациях, которые я не смогла бы пережить самостоятельно. Лёгкие раздирало от недостатка кислорода, и я остановилась, опираясь руками о колени. Этой ночью стояла зудящая тишина, было ещё холоднее, чем дома, и я, утирая слёзы, шла вперёд. Я находилась уже за чертой города, шла по обочине, загребая носками обуви гравий. Внутри царил сумбур из мыслей, чувств, и я протёрла ладонями щёки, затем нащупывая маленькую баночку с таблетками в кармане куртки. Моё успокоение в последнее время. Принимая таблетки, становишься бесчувственной, меня невозможно задеть, ну, а лучшее свойство — я сплю. Бесконечно долго. Рука потянулась к замочку цепочки, которую я до сих пор так и не сняла, на этот раз более уверенно, чем в прошлые дни до этого. С меня хватит. Нельзя столько времени убиваться по человеку, которому на меня наплевать. Только потому я, совершенно ни о чём не заботясь и позабыв о маленьком замочке, сорвала золотую цепочку с шеи и бросила прямо под колёса проезжающей мимо машине. Плевать. С этой же мыслью я стянула с пальца кольцо, которое когда-то давно, год назад, натянул Исин. Оно полетело не на проезжую часть, не следом за тонкой цепочкой, которая, вероятно, уже сломалась, а куда-то в кусты, где её никто не найдёт, потому что в этой части города почти никто не ходит. Оставалось только избавиться от прощального подарка — от бейджа с именем Исина, но он до сих пор был под сердцем. Сейчас я понимала, куда направлялась. Ноги несли меня на кладбище, где был похоронен Чонин. Его родителей с того момента я не видела вовсе, и хоть во время церемонии я выразила всё своё сожаление, они смотрели на меня так, будто я была абсолютно чужим человеком. И пусть они глядели на меня такими глазами, я тоже была подавлена. Очень сильно подавлена. Не спасал даже Исин, который гладил меня по плечам. «Сожаление никогда не вернёт нашего ребёнка, — и хоть мне слова показались грубыми, я склонила голову, понимая, что чувствовала госпожа Ким. — Ты была для него лучшим другом. Спасибо, что была его подругой до самого конца». Слова слишком сильно отпечатались в памяти, и потом я рыдала на плече Исина. Он знал — хоть мы с Чонином были противоположностями, дружили мы искренне. Сколько раз бегали после школы есть заварной рамён, какие только ухищрения не придумывали, чтобы выйти из здания и покурить, посмеиваясь. И хоть с приходом Исина в мою жизнь мы стали реже проводить время вместе, Ким был моим другом. Другом, которого я, к сожалению, не смогла вырвать из лап смерти. Перелезая через ограду, я немного порвала платье и всё же полностью измазала руки в грязи. Возвращаться домой я не планировала вовсе. Душу раздирало ощущение безысходности, ненужности моего существования. В темноте я еле ориентировалась, идя наугад к могиле умершего друга. Моя жизнь была точно такой же хрупкой, как и его. И пусть я храбрилась, говоря, что меня ничего не возьмёт, меня морально убивали все неудачи, которые существовали на моём жизненном пути. Я чувствовала себя сейчас в разы хуже, чем в прошлом году, в позапрошлом, потому что там были редкие проблески чего-то хорошего, а сейчас всё покрылось мраком, пылью, ощущением, что где-то внутри я медленно разлагалась. Казалось, что моё место на кладбище, но никак не моего друга. — Привет, Чонин, — знакомая могильная плита показалась на горизонте, и я перешла на шёпот, пробираясь на территорию лучшего друга. Улыбнувшись, я присела на остывшую землю, совершенно не заботясь о том, что замараю подол; пусть я выглядела как самая настоящая сумасшедшая, самое страшное, я ощущала себя такой. — Таблетки, которые мне прописали, оказывают на меня какое-то свойство, и я опять вижу Исина, хотя видеть его не должна. Странно, правда? Как думаешь, может, если я приму дозу чуть больше нормального, я увижу тебя? Или я умру? Хотя, кажется, что то, что то — простые попытки забыться, отгородиться от всего. Мой мозг устал, я сама устала буквально от всего: от немного суматошной Бёльмин, которая пренебрегла всеми заботами Лу Ханя обо мне; от препаратов, на которые приходилось тратить бешеные и не свои деньги; от непонятного будущего, которое меня поджидало. Если бы мне сказали не сопротивляться, я б не сопротивлялась, но я устала, банально и до одури. Порывшись в карманах, я достала заветную баночку с таблетками. Я читала, что передозировка этого препарата может привести пациента к смерти, психотерапевт понадеялся на моё благоразумие, которого нет совершенно. Сейчас я пересчитывала находящиеся на ладони таблетки: одна за Чонина, одна за Исина, одна за Хвиён и три за мою семью — маму, папу и маленькую сестрёнку Хэсоль. Это превышало нужную мне дозу в три раза, и я только улыбнулась. Плевать на себя, плевать на окружающих — я не эгоист, я гораздо хуже, раз даже себя любить перестала. Подумав, достала из баночки ещё одну таблетку, на этот раз за себя, и отправила все семь капсул в рот. Они были горькими на вкус. Я еле подавила рвотный рефлекс, облокотившись о могилу, и только потом хохотнула, почувствовав освобождение ротовой полости, ведь всё провалилось вниз. — Я не ценила то, что имела, убежав к парню, который не так уж сильно и не так уж долго любил меня, — продолжила я свой монолог, который нарушал тишину кладбища. — Я очень сожалею, что не присматривалась к тебе как к парню, к человеку, которого могла бы полюбить. Может, ты бы не принёс мне столько боли, как Чунмён или… Исин, но… но мы же друзья, да? Я не могла никогда говорить о Чонине в прошедшем времени, для меня он до сих пор жив, просто уехал далеко-далеко и вряд ли вернётся, потому что там его любили и ценили. Я судорожно глотнула воздух, почувствовав странное шевеление в сердце, и поняла, что мне больно. Во всяких книжках всякая боль описывалась намного иначе, будто авторы скупились на слова, а я же могла всё описать так: будто без анестезии прикасаются к больному участку, будто вырывают сердце, будто трахают в задницу без подготовки, и всё это одновременно. Я уже ментально давно потеряла сознание, только тело сидело, глаза всматривались в уже расплывающуюся фотографию на надгробном камне, а потом я растянула губы в улыбке. — Странно, но знаешь, лет в двенадцать я хотела тебя поцеловать, — задумчиво пробормотала я, — но так и не смогла, потому что побоялась. А ты, видимо, хотел меня поцеловать, когда мы стояли на холоде… ты же помнишь тот день, когда признался мне… я тебя понимаю. Захныкав, будто маленькая девочка, не справившаяся с эмоциями, я положила голову на насыпь, чувствуя, как истерика наконец-то подошла к горлу. Никто и никогда не должен переживать расставание так, как пережила я: с помутившимся рассудком, рыданиями и полным сломом личности. Я не видела и не знала девушек, которые бы лежали на могилах своих лучших друзей, обливаясь слезами, но сейчас я была такой: наполовину сломанной, еле живой, но чувствующей. Я вынула из кармана бейджик с именем Исина и долго смотрела на него. Только после выдоха, что дался мне с трудом, я положила его на могилу. Буквы перед глазами расплывались, и я поняла одно — когда-нибудь и мои чувства к человеку, чьё имя написано на куске пластмассы, тоже будут похоронены в могиле. — Я хочу, чтобы моя жизнь оборвалась так же резко, как и твоя, — прошептала я, закрывая воспалённые глаза и позволяя телу расслабиться. — Чтобы было без взросления, старости, а просто раз — и всё, была я — и нет меня. Всё равно горевать по мне некому… Лёжа на могиле Чонина, я по-настоящему замерзала, и холод шёл даже не снаружи, он шёл изнутри. Я перегорела. Как старая лампочка, висящая в патроне на кухне. Сколько слов может сломить человека, заставить его ненавидеть весь мир и себя в том числе? Меня сломали десять слов. «Мы расстаёмся, Хван Хэджин. Прости, я больше не люблю тебя». А я до сих пор люблю тебя, Чжан Исин.[5 июня 2019]