***
Приезд гостей из Лесного Королевства был делом редким, поэтому эльфы Ривенделла расстарались. К вечеру сад наполнился музыкой, смехом и песнями. Отголоски долетали даже сюда, в лазарет. На глаза против воли наворачивались слёзы. Пусть от него теперь не пахло, а вещи не рушились и не ветшали рядом — слуги были холодны к нему. Даже без печати предательства они косились на него, качали головами, выполняли свои обязанности и уходили. Он больше не был для них доблестным воином, их собратом, их близким. Пусть изгою и позволили вернуться, никто его не звал и не ждал. Он всхныкнул жалобно, прислушиваясь к звукам праздника, и попытался лечь поудобнее. Посмотрел на изуродованную руку и прикрыл глаза. Он не слышал, как дверь открылась и к кровати подошли. — Я думаю, немного вина тебе не повредит. Изгой широко распахнул глаза, перед ним стоял Элронд. — Благодарю за милость, — но кубок он не взял. Сил на это не было, поэтому он вздрогнул, когда Элронд приподнял его под спину и начал поить вином, будто угадывая сомнения Элроса, и сказал. — Я не слуга и могу помочь без приказа. Молодой целитель, случайно услышавший это устыдился. — Не стоит, мой господин, — пролепетал бывший страж. — Я столько сотворил, и со мной столько сотворили. Они имеют право брезговать… Они ведь знают. — Никто не знает. Тебя лечил я сам. — Вы милостивы, но сделали бы благое дело, если бы дали мне уйти. — Я не умею воскрешать, поэтому не спешу обрекать на смерть. — Жизнь обернулась тяжким испытанием для меня, — и изгнанник с надеждой вцепился в руку мудрого эльфийского лорда. — Я тебя не оставлю. Элрос с облегчением вздохнул, услышав это обещание. Не то что бы он так ценил себя, но внимание лорда Элронда было для него приятнее, чем все, что он видел за свою жизнь, да и та жизнь, прошлая, казалась подернутой черной пеленой боли, а Элронд Полуэльф протягивал руку в будущее. — Не поддавайся слабости. Ты долго был болен, и на твою долю выпало многое... Каковы бы ни были твои проступки, ты, я полагаю, с лихвой искупил их. Тебе предстоит долгое исцеление. Элрос кивнул, а он продолжил: — Хочешь посетить праздник? — и, увидев, как спасенный им мотает головой и прячется лицом в подушку, положил ладонь ему на худое плечо — кожа была холодной, и он скорее укрыл его одеялом, натянув его повыше. — Я слишком устал. И потом, я понимаю, трудно удержаться от отвращения... — Что ты говоришь, дитя! Я же только что сказал, что... — бросился опровергать его лорд Элронд, но быстро сообразил — этот вывод был сделан из того, как он попытался прикрыть худое обезображенное тело. Он тут же скользнул рукой под одеялом, нашарил ладонь самого Элроса и осторожно пожал тонкие пальцы. — Никто не станет презирать тебя лишь из-за того, что... что орки могли воспользоваться тобой. Он знал об этом, поскольку осматривал его, но пощадил его, не намекая на изнасилование, да скорее всего, и не одно. Элрос лишь сокрушенно покачал головой. Слезы его душили, сдерживаемые рыдания стояли горячим распирающим горло комом, и он снова только покачал головой, а потом уткнулся лицом в подушку. Хорошо было бы и сейчас вновь потерять сознание и не вспоминать больше ни о чем, но он был вполне бодр, выспавшись. Он почувствовал, как владыка поудобнее усаживается рядом с ним и подхватывает аккуратно его, устраивая у себя на коленях головой, а затем перебирает волосы, тихо начиная целебную песнь. Элрос испуганно вскинулся — сильные руки удержали его на месте. — Будь спокоен, дитя, и прикрой глаза, — и он успокаивающе прошелся по обнаженным плечам теплым касанием. Песня медленно полилась из его уст, медленная, долгая, увлекающая за собой, наполненная светом зеленых рощ и голосами птиц, и голос Элронда, звучный, но намеренно негромкий, утешал и давал надежду. Элрос подумал мимоходом, как счастлив бы был, позволь ему мудрый лорд остаться при нем (своему владыке он теперь и в глаза бы взглянуть не смел, и запоздало подумал о том, что всегда лишь боялся его), а потом все-таки крепко заснул.***
Элронду предстояло разбудить его ради не самой приятной вещи; прежде всего, он бережно перевернул Элроса на живот; тот повозился немного, привыкая к новой позе, но глаза открывать не спешил. — Позволь мне посмотреть на тебя, — сейчас важно было показать ему, что он ничуть не чурается его тела, и обходиться бережно, но Элрос все равно тут же подтянул колени к животу, испуганно полуобернувшись. Серо-зеленые глаза, пугливые, как у лесного зверя, взглянули на Элронда, а потом лицо застыло в привычной маске боли. — Тише, тише. Ты позволишь? Он откинул одеяло, в которое тот кутался. — Вот так. Раздвинь ноги немного. Я только проверю, не начала ли кишка выпадать снова. Не напрягайся так и не бойся меня. Элрос был бы и рад, но рефлекс сжаться сковывал его, а тело боялось, что с ним будут творить то же, что и в пещере у орков. Элронд покачал головой. Торчали набухшие темно-розовые складки, которые все еще не втянулись и явно причиняли неудобство. растягивая сфинктер. Их стоило бы смазать мазью еще раз и вновь попытаться заправить, но вряд ли это будет хоть сколько-то приятно для его найденыша: орки наверняка постарались, растянув и разбив простату, так что хоть сколько-то приятными его действия быть не могли. Он все-таки уговорил Элроса. осторожно его поглаживая, и старался больше не касаться половых органов, раз уж любое касание причиняло такую боль. — Не думай, что я это от отвращения к тебе, дитя. Но я чувствую твое страдание и не хочу его делать ещё сильнее. Не сокрушайся. Чувствительность ещё вернётся к тебе, и ты сможешь испытать от физической близости не боль, а удовольствие, — ободрял он его, но Элросу в это не верилось. Он привязался за эти короткие пару дней к мудрому эльда всей душой и готов был услужить ему любым образом, если б, конечно, смог хоть подняться. Пока что слабость еле давала ему повертеть головой без того, чтоб она закружилась, и немного приподняться. Элронд бережно пытался вправить все назад , и он, помогая ему, напрягал живот. — Не стоит так делать. Зря, — я чувствую, у тебя там целый комок боли. Но она пройдет. Будь стойким. Он содержал его в руках ещё немного, как дитя, укачивая. Элрос жалобно взглянул на него, но не рискнул упрашивать ещё о чем-либо, и Элронд предположил сам: — Хочешь прогуляться вдоль реки? Мы скоро возвращаемся в Ривенделл. Тебе не придется ехать верхом, не волнуйся. Он подхватил его на руки и вышел, откинув полог походного шатра: солнце ослепило Элроса, глаза заслезились, а когда резь прошла и слезы высохли, он увидел высокий берег реки, и долину, скрывающуюся в утреннем тумане, и зелёные поля, и удаляющуюся процессию лесных эльфов. — Хотел бы я покинуть эти земли. Они все опорочены злом. Я опорочен. — Тшш. Ты увидишь скоро мою долину, где всякий отдыхает душой. Элрос покачал головой печально и уткнулся ему в грудь. Он бы хотел этого, страстно хотел, но казался себе настолько недостойным, что не сомневался, как его будут презирать другие. В этот момент он хотел быть только со своим владыкой.***
— Лежи, прошу тебя, и не вставай, — он почти силой опрокинул порывавшегося встать Элроса в постель. — И уж тем более не стоило тебе напрягаться. Он берег его нервы, не упоминая о том, что могла выпасть кишка или закровить трещина у сфинктера, но остался непреклонен. Элрос послушно откинулся на постель, давая осмотреть себя: в этот раз он не вздрагивал, и сам прикрыл глаза, откинув одеяло и давая осмотреть себя. Элронд сказал бы, что глубоких процедур уже не требуется, но вовремя промолчал: ему пришло в голову, что найденышу нравятся его касания и расслабляют его, а в этом он отказывать не мог. — Позволь посмотреть, — вновь мягко попросил он. Поджившие складки сделали отверстие узким, и Элрос то нервно сжимался, то, наоборот, будто упрашивал осмотреть себя поглубже. — Не бойся. Чувствительность восстановится. Хочешь, я проверю? Он хотел простимулировать чувствительную точку за мошонкой снаружи, затем все же с обильными каплями смазки ввел два пальца внутрь, раздвигая узкие стенки, и нашел уплотнение за кишкой, поглаживая его. — Так больно? Элрос ощущал жжение, но сам факт внимания возбуждал его сильнее физической боли, и он торопливо отрицал все. — Даже приятно, — он сглотнул и понял, что заливается краской смущения. Впрочем, владыка и сам выглядел смущенным, хотя и бесконечно внимательным. — Спасибо, что не презираете. Я знаю, я обычный лесной эльф, а вы наследник великих королей прошлого... Черты его, простые и безыскусные, и коротко, по плечи, обрезанные волосы, и правда делали его непохожим на нолдор и синдар, но он был хорош именно тем, как дичился и стеснялся его, да и беззаветное обожание мало кому неприятно, и Элронд покачал головой. Элрос жил в Ривенделле затворником уже недели три, и светлые стены, и даже резная мебель порядком ему надоели. Элронд устроил его на террасе, увитой мелкими розами и плющом. Долина простиралась внизу, слышалось пение птиц и журчание фонтана. — Все равно я здесь чужой. — Не закрывай сердце из-за перенесенных лишений. Если ты откроешься, тебе самому будет легче. Расскажи, что произошло с тобой, и память перестанет терзать, поверь, — Элронд мягко, но настойчиво убеждал его, поглаживая руку и вглядываясь в лицо Элроса, и видел, как красивые задумчивые черты подернуты печалью. Элрос колебался, и он хотел его убедить. А тот не смел больше противиться и скрывать все от своего владыки. Он набрался сил и прерывисто вздохнул. — Вы уже поняли, что мной пользовались против воли. Элронд кивнул. Естественно, эльфы казались оркам миловидными, и те без разбора могли овладеть любым, чего те перенести не могли; и он чувствовал своим долгом помочь Элросу справиться с этим. — Не думай, ты ничуть не потерял ни в привлекательности, ни в мужественности. Он бы даже сказал, что именно сейчас, слабым и беспомощным, он кажется ему ещё милей, но разумно умолчал. — Вам известно, что мы наделены чертами обеих полов и способны принести дитя — и они этого хотели от меня. А я хотел отравить себя... И орочье отродье. Я нашел коры, нужную траву, талой воды, и сумел сварить себе зелье... — его голос прервался, но потом окреп снова. — А когда вожак орков узнал, он пришел в ярость и приказал отдать меня остальным. — Теперь он мертв, дитя. И никто больше не заставит тебя принести дитя против воли. — Просто... Знали бы вы, как я этого хотел! Но не от орка, конечно. Когда я видел аранена Леголаса, то словно сходил с ума... А потом понял, как это — терпеть ненавистные прикасания. — Все ещё будет, мой хороший. Элронд обнял его, и хотя он порядком увлажнил его парадные одежды слезами, но хотя бы оторвался успокоенным. — Вы один были ко мне так добры, владыка. Хочу быть верным вам одному, никому больше. Едва ему позволено было подниматься, Элрос, едва спустив ноги с дивана и умывшись, отправлялся на поиски владыки и ловил каждое его слово. Он покинул верхние палаты и переселился вниз, к слугам, учась обращаться с местным оружием и привыкая к порядкам. В Ривенделле не было постоянной стражи, хотя воины и устраивали вылазки в степь. По границам стояли караулы с дозорными — и только. Туда его, само собой, ещё не отпускали, не говоря уж о том, чтобы сопровождать в выездах сыновей лорда. Но любое поручение он бросался выполнять с охотой, так что Элронду скорее приходилось беспокоиться, как бы тот не повредил себе, чем о том, как его занять. Если же он был занят, то Элрос, опустив голову, отправлялся к распорядителю, Линдиру, красивому, но высокомерному, или отправлялся в местную библиотеку: синдарин он знал плохо, не говоря о квенья, так что разбирать старые записи отнимало много времени. Обыкновенно владыка отыскивал его там или на дворе за работой. — Ну, ну, что ты творишь такое? — Элронд перехватил у него пару тяжёлых трактатов. — Мы же оба знаем, как тяжело тебе было восстановиться, и что тебе нельзя таскать тяжести. Шов может разойтись, или снова... Оба смутились. Элронд подумал, что не стоило так рьяно укорять его, Элрос — что может снова причинить неудобства. — Я воин, мой лорд. Вы могли бы меня отправить к рубежам и не тревожиться. — Что ты, дитя, что ты! Неужели не боишься снова встретить темных тварей? Но уверенный взгляд говорил, что ради своего владыки Элрос явно готов на многое. Элронд мягко привлек его к себе, обняв сзади. — Может быть, все же останешься? Конечно, у меня есть секретарь, но глава дворцовой охраны тоже не помешал бы. И потом, я слишком волнуюсь за тебя. Он прошёлся ладонью вдоль спины, чувствуя, как тот отзывается на ласку, но преданность трогала его даже больше чувствительности. — Мы оба должны быть бережны с тобой. Элрос обернулся, положив голову ему на плечо и доверчиво заглядывая а глаза: — Быть может, тогда ты сам позволишь мне, мой лорд? — и он плавно опустил ладони чуть ниже его поясницы.