Персональный демон-хранитель

      — Финк, ты когда-нибудь любил?       «Любовь — это слабость». Так бы ответил Рагга своей любопытной дочери ученице, не задумываясь. Эту фразу он заучил наизусть также хорошо, как и священные правила, настолько часто ее повторяли. И в этом была своя логика. Любовь — это в первую очередь привязанность к другим, стремление быть рядом и пойти на все ради них. Привязанность — это козырь врагов, который они могут использовать против тебя самого. А значит оно является твоей слабой точкой. Брешью.       Возможно, именно такие мысли построили общество охотников столь хладнокровным. Гораздо легче жить, когда ничего не интересует кроме собственной жизни. И умереть не страшно, зная, что от этого не станет кому-то хуже. Самки и самцы не задумываются о своих партнерах, держа в голове мысль только о будущем потомстве. И даже если самцы и создают для себя гарем из определенных представительниц женского пола, им ничего не стоит привести туда еще одну, будучи очарованным сладким и манящим запахом, будто колдовством. Самкам же просто выгодно числиться собственностью известного воина.       Отсюда возникает и тот факт, что вся раса полигамна, исключая дикий народ варваров, что цепляются друг за друга, дабы они не стали еще более разрознены, чем раньше. Но есть единицы, не попадающие под общий уклад. Моногамные. Они могут скрываться, пытаться себя исправить, или же смириться с этим и вечно искать себе подобных со стороны другого пола. Моногамия — болезнь в обществе охотников. Неизлечимая, осуждаемая, но не гонимая — за это хотя бы спасибо.       Рагга тоже этим «страдал». Он понял это, когда по юности во время своего первого сезона после спаривания не отлипал от самки, что согласилась лечь под свежеиспеченного Воина Чести. Никому не хотел ее отдавать и дрался до потери сознания за «любимую», которой на него просто плевать.       Уже тогда охотник задумался о будущем потомства, с ужасом вспоминая, сколько юнцов погибает еще во время обучения. Чем он становился опытнее и более уважаемым, тем больше эта мысль не давала ему покоя. И после многих циклов бездумных спариваний под глотком «убийцы детей» — как называли простые противозачаточные, что самцам разрешалось принимать — у него сформировался план. И первый же пункт оказался самым сложным — найти самку.       Он прилетел за несколько дней до начала очередного сезона. Так делали некоторые воины. Разведывали обстановку, выслеживали фертильных самок и какая у них репутация. Заодно и на себя старались обратить внимание.       Рагга не делал ровным счетом ничего. Он нашел холм с хорошим обзором и сидел в ожидании, рассматривая самок вдали. Своим странным поведением охотник привлекал внимание, но никто не думал к нему подходить. Мало ли, что у него было на уме.       Так он сидел вечер за вечером, когда наступала приятная прохлада и многие самки выходили на прогулку. Не слишком гениальная идея уже казалась провальной.       Как вдруг Рагга заприметил приближающийся силуэт. К нему шла самка. Изящное тело, тонковатые руки с длинными пальцами. Светло-серая кожа с желтыми крупными пятнами. Тонкие жвалки, черные как смола дреды, достигающие поясницы, и яркие медные глаза. А как она оказалась совсем рядом, охотник учуял ее запах. Кисло-сладкий, будто забродивший фрукт.       Как Рагга и думал — самка забралась на холм из любопытства. Вела она себя отчего-то очень неуверенно и постоянно смотрела вниз на своих сестер, которые явно были готовы побежать следом, если самец задумает причинить ей боль. Ответ Рагги об ожидании такой как она смутил ее. Но уходить самка не думала. На ее коже виднелись старые растяжки, значит уже была беременна. Вот только ее неторопливое поведение не указывало на наличие детенышей. Мертворождение. Тяжелый случай...       Самка продолжила спрашивать. Почему он ждал? Для чего? Почему не спуститься вниз и насладиться вечером с остальными соклановцами? Рагга сомневался, что ей стоит рассказывать обо всем, что крутилось в его голове. Потому начал издалека.       Он рассказал о том, что видел в юности собственными глазами. Как детеныши, только-только достигшие двадцати циклов, погибали на первом же испытании. Он сам мог погибнуть, если бы не счастливый случай. Из сотни детенышей может погибнуть десяток или два. Отсечение слабых… или же просто не готовых к этому сейчас. Из восьми десятков выживет к концу обучения половина от первоначального числа. Первая охота отсечет еще двадцатку. После долгие циклы, охота за охотой, что забирают с собой одного охотника за другим. И уже к двухсотой охоте выживут лишь десять. Новоиспеченные Воины чести, все еще не столь опытные и самонадеянные. Почти все они погибнут спустя несколько самостоятельных охот, переоценив свои возможности или недооценив силы соперника. И в итоге, до уровня Рагги доживет лишь… один. Один из сотни.       Самка задумчиво застрекотала, подняв глаза к небу. Там, где уже была темень, виднелись звезды. Какими бы себя его народ не показывал хладнокровными, ни одной самке не хотелось бы знать, что ее детеныши погибли зря.       Разговор зашел в тупик. Наступала ночь, и самке пора было возвращаться. Она поблагодарила за рассказ и скрылась в стенах общего дома. Остатки ее запахи все еще будоражили обоняние Рагги. Почему-то ее запах ему показался… особенным.       Местная белая ворона, как ее звали Старейшие. Неугодная для колонии, потому что тоже оказалась «больна». Рагга не поверил своему слуху. Неужели, спустя столько времени, ему посчастливилось найти подобную ему?       Следующим вечером холм пустовал. Самка обеспокоено искала своего вчерашнего собеседника, опасаясь что и его спугнула. Но Рагга просто готовился.       Они встретились у подножия. Самка хотела узнать больше о том, что рассказывал охотник и с радостью согласилась на его предложение уединиться. Она совсем не ожидала, что самец заведет ее на озеро к горящему костру с почти приготовленной свежей ящерицей на вертеле. Уманы бы назвали это романтичным, но это скорее было что-то вроде благодарности за проявленный интерес и простое ухаживание, что оценили по достоинству.       Они говорили очень долго. Обо всем. Об охоте, о жизни, о судьбе «больных». И оба не верили, что нашли друг друга как два заблудших огонька среди всей этой тьмы…       Рагга поведал ей о своем плане: подготовить собственных детенышей ко многому, что может ждать их в будущем. Обучить, дабы они были готовы к основному обучению и всем опасностям. Сделать более плавный переход от беззаботной жизни и игр к суровым испытаниям и всей присущей их народу жестокости. Эксперимент, который, будь он успешен, изменит мир к лучшему.       На робкий вопрос, согласится ли самка помочь ему в этом, та ответила не сразу. Она поднялась и, скинув с себя немногочисленные тряпки, направилась к озеру. Ее запах усилился, заставляя Раггу идти за ней следом. Заманивала в воду, будто хотела утопить. Охотник не видел перед собой ничего, кроме нее.       Достигнув приемлемой глубины, самка остановилась. Она встретилась взглядом медных глаз с разноцветными глазами Рагги. Их зрачки были расширены от наслаждения и неведомого для них обоих чувства. Самка прижалась к охотнику, обхватив его шею руками. А он, издавая громкое урчание, сложил руки на ее изящной талии. Запах становился все насыщеннее и слаще. По телу бегала мелкая дрожь.       «Тамра» — произнесла самка. Рагга довольно застрекотал. Ее имя звучало так мягко и мелодично. Может, ему это просто казалось от нахлынувших эмоций. Но ничего более прекрасного он и не слышал за всю свою жизнь.       Самец и самка прижались друг к другу лбами, закрыв глаза. Этот миг Рагга запомнил навсегда. Вот оно — запретное чувство. Козырь врагов и погибель. Манящее своей теплотой и эйфорией… Чувство, недоступное другим…       Лишь теперь, спустя много циклов, Рагга понимал, почему привязанность — это слабость. Он бы добавил и другие слова. Яд, незаживающая рана, то, что не убивает, а лишь мучает… воспоминания, наполняющие сердце теплотой и в то же время разрывающие его на части. И как бы сильна не казалась боль, он бы повторил все снова, чтобы вновь ощущить это прекрасное чувство…       «Да, малышка. Я любил…»