Не пришей кобыле хвост
* * *
...Опять одна. Покинута посреди руин, в очередной раз выброшена на произвол судьбы. В небе сгущались свинцовые тучи, вдаль по усыпанной кирпичным крошевом улице удалялись несколько боевых джипов. Тщедушная девушка, похожая на маленького, слабенького, невзрачного воробушка, растерянно смотрела им вслед, но они уже скрылись за клубами дорожной пыли. Она переступила с ноги на ногу и спрятала в карман обшарпанной куртки каменный ножик. - Напорешься на мудил - примени его с умом! - донёсся из пыльного облака женский голос. Марина лишь безмолвно свернула вглубь развалин. “С умом” в её случае означало “к себе”. Драться или быстро бегать с её никудышным здоровьем она была так же неспособна, как воробушек - доказать своё право на жизнь хищной птице. Впрочем, Стервятницы, как называла себя эта группировка сильных и смелых, но грубых и ушлых женщин, формально сняли с себя ответственность за её вероятную гибель. Расставаясь с претендентками, не допущенными к посвящению, они милостиво дарили им каменные ножи и обещали гарантированно принять в свои ряды, если изгнанница выживет и пересечётся с ними снова... но всё это было не про Марину. Встреть она Багровую Орду, Конкистадоров или их приспешников, шанс избежать родильного или бордельного рабства был бы только один: перерезать себе горло, а так как на это у неё не хватило бы решимости, предпочтительнее была терминаторская пуля. Правда, скорее всего, она скончается сама. От туберкулёза, вовсю выкашивавшего обитателей канализаций, или от банального гриппа. О том, чтобы вступить в Сопротивление, она почти не помышляла. Пять или шесть дней она ночевала в подвале одного из пустых пригородных коттеджей, питаясь полусгнившей картошкой, которую пекла в костре, если его удавалось раскочегарить. Одним утром её разбудили голоса людей и какой-то скрип, и, выглянув, она увидела компанию путников с тележками. Судя по присутствию женщин и детей и отсутствию агрессивных штандартов или религиозной символики, это были мирные горожане. Все они взахлёб обсуждали очередную радиотрансляцию Джона Коннора и сияли надеждой на то, что вскоре их приютит ячейка движения за освобождение человечества от машинного ига. Они позвали Марину с собой, она согласилась. Был ли у неё выбор? Был. Она выбрала покоптить небеса ещё немного.* * *
Проникнуть за ворота удалось к закату в общем людском потоке. Был он скудным, всего набралось около полусотни скитальцев, услышавших трансляцию. Одиночки и семьи искали убежища от машин и назревавшей метели, но массивные бетонные стены, окружавшие спуск в подземелье, давили на исстрадавшиеся нервы так же угнетающе, как и угроза нападения машин. Был и плюс: возможно, Марине в этот раз удастся хотя бы чуть-чуть отдохнуть и отогреться. От внешних ворот до внутреннего КПП простиралась зона досмотра, где под надзором солдат народ строился в длинную очередь по двое. Ветер крепчал, в глаза летели колючие льдинки и девушка надвинула на нос шарф, снятый на днях с тела бедолаги, не пережившего столкновения с кем-то вооружённым. За спиной у неё висела драная сумка со скудными пожитками, но самую ценное своё имущество она крепко держала у груди, не выпуская из рук. Это была обычная пластиковая туба, но то, что в ней хранилось, было для неё сокровищем. - Имя, - прозвучал протокольный вопрос, когда очередь дошла до неё. - Марина Эйслинг, - прошептала она. Голос её не всегда был настолько тих. Однажды ей сильно не повезло. - Откуда вы? - мельком осмотрев хилое тельце, буркнул контролёр. Взгляд его был смурным и недоверчивым, но Марина была последней, в ком заподозрили бы замаскированного инфильтратора, и пристальным вниманием её, в отличие от шагавшего справа мужчины, обделили. - Каким оружием владеете? - Портленд, сэр, - прошелестел голосок из-под шарфа. - Оружием? Никаким... - Совсем? - Вахтёр обескураженно склонил голову набок. Конечно, он в её словах не сомневался и переспросил чисто для проформы. Рядом с ним стояли двое солдат с овчарками на поводках, которые обнюхивали каждого, кто подходил. Когда одна из них, широко улыбнувшись и завиляв хвостом, дотронулась носом до её руки, хозяин её строго одёрнул, а тем временем контролёр сообразил, что ответить: - Мэм, присоединяясь к Сопротивлению, вы должны понимать, что мы коммуна, а в коммуне от каждого нужна отдача. Старики и дети не в счёт, потому что они наши корни и будущее, но вы взрослая. Какой вклад вы можете внести в борьбу? Что у вас в тубе? - Бумага. Мои картины, - отозвалась Марина. - И... да, я не имею оборонного опыта. Я художница. Тон у девушки был усталым. Подобные разговоры повторялись часто, слово в слово и с постылой регулярностью. С разными людьми и при разных обстоятельствах. Каждый раз она слышала одно и то же. - Что-что? - не расслышал вахтёр, начав заметно раздражаться. - А-а-а, всё с тобой ясно, "креативный класс"! И как ты только выжила? Входи... на хозяйстве место тебе подыщем. Позади Марины раздавалось приглушённое недовольное бурчание, и, возможно, смягчился он благодаря этому. Однако, когда она переступила порог и спустилась на несколько крутых ступенек вниз, он крякнул и упрекнул её в нецелевом расходовании бумаги. Утлые лампочки под пожелтевшими плафонами давали больше мрака, чем света. Убранство помещения было лишь немногим уютнее тюрьмы строгого режима. Бронированные двери с мощными замками. Топорщившиеся то тут, то там вентили трубопровода. Люди сидели в закутках небольшими группками, грудясь вокруг старых, дышавших на ладан электрических обогревателей, запитанных от столь же старого, то и дело дававшего пробуксовки генератора. Кто-то некрепко спал, кто-то загибался от кашля, явно простыв, кто-то жарил крысиную тушку. Впереди Марины шли мужчина и женщина с грудным ребёнком, а их, как и её, и ещё троих человек вёл парень с красной нашивкой на рукаве. Ему было поручено развести новоприбывших по углам, которые отныне будут их спальными местами, и, дошедши до относительно свободной комнаты, он остановился и дал им осмотреть пространство с насосным краном, обогревателем и койками. - Располагайтесь, - радушно сказал он, отходя с порога, но, стоило Марине войти вслед за парой, как он выставил перед ней руку: - Вам не сюда. Ваше место - во-о-он там. Он указал Марине на тупичок коридора. Там сидели, прислонившись друг к другу боками, люди, явно никак и ничем между собою не связанные. Они молчали и держали руки над опасным, докрасна раскалённым тэном. Девушка нахохлилась и крепче обхватила тубу. Такое отношение к себе она встречала сотню раз за последние несколько лет и свыклась с ним, но где-то глубоко в душе ей всё-таки было обидно. Она притулилась на самом краешке, куда едва доходил тёплый воздух, но это было лучше, чем садиться на пол. Напротив неё мостились такие же бродяги, как и она. Никто никому не смотрел в лицо, боясь спровоцировать конфликт. Марина не соврала о себе - она действительно была художницей, разбиралась в дизайне и цветопередаче, стилях и изобразительных приёмах, полностью обесценившихся в воюющем, голодающем, озлобленном обществе. Она сама неоднократно задавалась вопросом, почему она до сих пор жива. Выживала она за счёт собирательства, порой граничившего с мародёрством, и экстрима избегала, но... Её рука дрогнула и сама собой потянулась к наполовину отстреленному правому уху. Оно успело зарасти рубцом, но побаливало на погоду. В порывах вдохновения она переносилась вглубь своего внутреннего мира и забывала, что мир внешний крайне враждебен. Это стоило ей уха, а голос она потеряла, когда снимала патронную ленту с одного из Т-800: тот оказался не совсем мёртвым и, вцепившись стальной лапой Марине в горло, передавил ей голосовые связки. Если бы не случайное вмешательство Стервятниц, она бы погибла в тот злополучный день, хотя, наверное, так было бы лучше, ведь среди этих диких пустошных хищниц она не прижилась - была выдворена с позором как «отжирательница ресурсов». По той же причине и здесь на неё неприязненно косились все, кому посчастливилось хорошо устроиться - солдаты, охрана, разведкорпус и сверхценные, а оттого особенно заносчивые программисты, обитавшие за толстенной армированной дверью IT-лаборатории. Все только и говорили, что о «законах военного времени» и о том, что победа над Скайнетом куётся вкладом абсолютно каждого если не в борьбу на поле боя, то хотя бы в хозяйственные работы на базах. Увы, именно этим руководствовались командиры низшего звена, деля людей на полезные кадры и балластных иждивенцев. Если бы они заранее знали, для чего Марина использовала бесценные патроны, то наверняка даже не пустили бы её под крышу. Для стрельбы и грубого физического труда её утончённые, похожие на воробьиные лапки руки не годились, а патроны она аккуратно расковыривала, чтобы доставать крошки пороха и разжигать костёр. Трением с порохом добыть огонь получалось быстрее, чем просто трением. Отдача от неё в коммуне, пожалуй, была. Когда кто-то из жителей заболевал или умирал, она мыла полы ледяной водой с дозируемым по граммам едким хлором. С ведром, тряпкой и вонючей водой она проводила по пятнадцать, а то и по двадцать часов в сутки с перерывами на короткое двухразовое питание из общего котла, где варилось что-то вроде куриного супа. После работы руки её шелушились, покрывались ссадинами и трещинами, намечались язвы. Она едва чувствовала пальцы, но перед сном, отрывая от так необходимого отдыха полчаса, неизменно рисовала - сажей на светлой ткани или мелом на тёмной - и совсем не ожидала, что в её уголок, завешенный драной рогожей, вдруг заглянет, ни много ни мало, сам руководитель коммуны. Одноглазый, но дюжий бывший морпех Бревис. - Для тебя есть задание, - не поприветствовав, с ходу выдал он. Отказаться от того, что он ей предложил, она не могла. Наконец-то! Хоть кого-то она заинтересовала как художник! Написать плакат, пробуждающий и укрепляющий боевой дух - это ли не почётная задача? И буквально за три таких вечера на свет появилось полотно... Она помнила солнечное побережье так, будто только вчера оттуда вернулась. Мельчайшие камешки, самые тонкие былинки. Ей тогда едва исполнилось девять, но та вылазка к морю после двухмесячных блужданий по мертволесью была с ней всегда. Потому что в то время папа и мама были ещё живы и ту небольшую бухточку нашли случайно, когда искали зону, незатронутую войной. Спокойное, величественное море, пушистые, как сахарная вата, облака и галечно-каменистый пляж с яркими оранжевыми цветами. Над ними, как ни в чём не бывало, порхали чёрные махаоны, а в морской синеве, как помнила Марина, белел скалистый солевой островок. Солнце едва перевалило полдень, было тепло и даже бриз не нёс прохлады. Там они с папой рисовали палочками на прибойном песке, а с мамой - выкладывали мозаику из омытых морем стекляшек. Через год оттуда всё же пришлось эвакуироваться: горстка скитальцев, проездом следовавшая на юг в раздолбанном автобусе, сообщила дурную весть, что с севера надвигаются Конкистадоры, а за ними по пятам следует машинный десант... Зачем девушка нарисовала именно это? Чтобы расцветить серость. Стены, лампы и даже люди здесь были уныло-бурыми с примесью такого же унылого, гниловатого зелёного. Других красок в бункере не наблюдалось и, преобразив его немного, Марина почувствовала себя удовлетворённой. Так всегда происходило, когда её призвание воплощалось в рисунках, выплескивалось наружу. Рисунки всегда были её сутью. Это то, что она есть, жизненная сила её души. Она не любила хвастаться, но гордилась своей точной, практически компьютерной памятью на образы. Сейчас она воспроизвела кусочек своих воспоминаний, тот момент, когда она была счастлива и спокойна. ...- Ух ты, здорово! Молодец, - тихо донеслось из-за одного стола, когда картину разместили на толстой колонне посреди столовой, где Бревис велел повесить её. - Почти как фотка, - прошептали у прилавка. - Эх, хотела бы и я так же... - взгрустнулось кому-то у двери. Это были солдаты. Сухпая им полагалось аж вдвое больше, чем тем, кто приносил Сопротивлению пользу иначе, ремонтируя вооружение и транспорт или следя за чистотой. Они замирали и жадно вглядывались в это окошко в цветной мир, но продлилось это максимум пару-тройку минут. Визит Бревиса тотчас же вернул мрачную, суровую атмосферу. Кивнув отдавшим честь служивым, он воззрился на картину и сложил руки за спиной. На его лице за пару секунд успело смениться множество противоречивых эмоций, но ни одна не пробилась сквозь маску напряжённости. - Эйслинг, - назвал он Марину по фамилии. - Объясните, как сие... произведение искусства, - он слегка насупился и поджал губы, - способно сподвигнуть к самоотдаче на фронте? Ответьте на вопрос: захочется ли солдату, увидев милый пляжик с цветочками и бабочками, схватить ствол и помчаться бить металлюг? - Я думаю, что такие уголки достойны того, чтобы за них сражаться... чтобы оберегать их, - Марина смотрела не на командира, а на картину, куда-то в её глубину, - и не только от машин. Иногда ей чудилось, что её зрение проникает в предметы и людей глубже, чем чужое. Естественно, она этого никому не говорила. Существование всех пересекавшихся с ней людей крутилось вокруг затянувшегося цирка... нет, не с конями, а с гуманоидными и негуманоидными механизмами. Будто кроме машин проблем нету! А она видела, что колоссальную угрозу сохранившимся осколкам разумного, доброго и вечного несут ещё и люди. Люди с неприглядными идеологиями. - Товарищи, - возвысив голос, Бревис окинул личный состав зорким соколиным взглядом. - Вы согласны? Уместна ли здесь картина мисс Эйслинг? Тишина уколола миллионами игл. Те, кто миг назад выражал робкое восхищение, в молчании пожимали плечами. Вскоре всё их внимание сконцентрировалось на тарелках, а заказчик невесело резюмировал: - Мне жаль, Марина, - голос его был полон сожаления и разочарования, - но мы армия, а не офисный планктон на выставке студенческого творчества. Вам придётся покинуть бункер. Мне жаль. Очень жаль. Девушка ничего не ответила. Это было не первое поселение, откуда её прогнали. Что ж, она смогла немного побыть в относительном тепле и более-менее отъесться. Здоровье это особо не поправит, но она хотя бы протянет немного дольше и, может быть, успеет ещё порисовать, когда пополнит в развалинах магазинов запас красок, карандашей и фотобумаги. Лекарства в коммунах Сопротивления прежде всего для бойцов и детей, таков закон. Марина не стала упираться и плакать. Она собрала свой утлый скарб, запеленала в тряпки заветную тубу и, натянув капюшон старой накидки, поковыляла к выходу. Скрыв нос под шарфом, она вышла во внутренний двор и поплелась к внешним воротам. Слабая, тощая и доходяжная, она ссутулилась под холодным ветром, ожидая, пока её выпустят. Грустно заскулила вахтёрская собака, провожая её... и она так же грустно улыбнулась в ответ. Порой ей удавалось украдкой гладить служебных псов, играть с ними, чесать за ушами - почему-то им её присутствие было в радость, чего не скажешь об их хозяевах. Людям она снова оказалась не нужна. Снова одна. Сколько прошло времени с того момента, как за ней захлопнулись ворота, Марина не гадала. Сначала было светло, потом темнее и студёнее, а теперь угрюмые, тяжёлые тучи набрякли грозой над ледяной полупустыней. Захотелось есть и желудок свело спазмом. Ей было трудно дышать, приходилось останавливаться и плюхаться прямо на землю, заходясь в приступах кашля и сплевывая капли крови. Девушка болезненно прятала руки в рукава, натягивала шарф на своё закоченевшее лицо и не чувствовала пальцев ног. Глаза слипались от инея и наледи на ресницах. Казалось, что она вдыхает не воздух, а газообразный лёд. Холод проникал в кости... В сумке ещё оставались спички. Надо было хотя бы попытаться согреться. Голод она потерпит, как всегда, но вот мороз и снег её стопроцентно доконают. Споткнувшись в очередной раз и провалившись в снег по колено, Марина сдалась и всхлипнула от боли, придавив руки весом своего озябшего тела. Она свернулась в дрожащий комочек и какое-то время провела так, стискивая тубу. В какой-то момент она разлепила глаза и различила перед собой здание. Старое и обшарпанное, но как укрытие вполне сгодится. О, там оказалось так же стыло, как и на улице... но девушка не теряла надежды. Жаль, что среди бетона и стекла не было ничего, что послужило бы пищей костру. Нет, даже и речи не шло о рисунках! Для неё это было всё равно, что выжечь себе сердце. Надыбав дальний непродуваемый закуток, Марина сволокла туда шторы и паласы, и получилось пыльное и вонючее, но мягкое гнездышко. Завернувшись в накидку плотнее, она обняла и погладила своё богатство. Она отдохнёт здесь, переведёт дух, подождёт утра. Она уже не колотилась, не стучала зубами, ей становилось даже как-то уютно. Дыхание замедлялось, головная боль утихала. И очень хотелось спать...* * *
Ночной мрак был, как всегда, равнодушен к тому, что творилось под его пологом. Минул час, два, три. Хлопья грязного серого снега опускались на черепичную крышу и крыльцо чудом уцелевшего старинного зданьица, пока там не выросли объёмные бесформенные шапки. Были они пухлыми, как синтепоновые одеяла, но не сохраняли, а отнимали крупицы тепла, которым бетон пропитывался за день. Коварный штиль без остатка вытянул бы жизнь из забившегося внутрь человеческого заморыша, но нашлись те, кто однозначно намеревался его опередить. Цепочка относительно свежих следов привлекла троих Т-800. Безразличные к минусовым температурам, ветру и сугробам, неутомимые металлические скелеты-охотники с импульсными ружьями патрулировали руины в поисках недавно проявивших активность людей. Не обнаружив большой и шумной вооружённой толпы, они удовольствовались и одной целью. Её беспомощность и ничтожность, а также то, что её смерть и так была очень близка, не имели для них значения - их направляла программная мания убийства. Просканировав структуру промёрзшей постройки в рентгеновском спектре, они разделились. Двое принялись разгребать завал у входа, а третий полез по карнизам к окну второго этажа. Жертва была жива и это нужно было срочно исправить. Такова директива... На краткий миг восьмисотые замерли, будто что-то их отвлекло, но продолжили раскидывать бетонные обломки и с силой выдирать арматуру, чтобы дорваться до обречённого человечка. А отвлечься им было на что: из узкого проулка напротив многострадального зданьица к ним шагал статный, широкоплечий мужчина в длинном кожаном плаще с надвинутым на лицо капюшоном. Столь же рослый, как и они, он ничуть не уступал им в массивности и даже был чуть объёмнее за счёт плоти и одежды. Оружие наличествовало, но висело на ремне за спиной и применять его он не торопился. Стремительно приблизившись к эндоскелету, карабкавшемуся на второй этаж, он ухватил его за лодыжку и резко сдёрнул вниз. Когда тот поднялся и начал разворачиваться, он прыгнул к нему и мощно ударил в бок, швырнув его, как снаряд, в сотоварищей, уже приступивших к взлому вросшей в лёд и камень железной двери. Сбитые с ног и опрокинутые, все трое вскочили, распрямились, но, стоило им синхронно обратить к агрессору горящие алые взоры, как он рванул из-за пояса автомат UZI и прострочил очередью по проржавевшей и прогнувшейся балке нависавшего над ними балкона. Разрывные пули разрушили её окончательно и глыба весом в несколько тонн, сверзившись на Т-800, погребла их под собой. Зная, что это их не сдержит, незнакомец не терял ни мгновения. Он сам сорвал с петель тяжеленную дверь и ворвался в холл... а спустя полминуты вынес оттуда ком мёрзлых лохмотьев и, прижав его к груди, растворился во тьме беззвёздной ночи.* * *
Запах дыма невозможно было с чем-либо спутать, но горели не дрова, а что-то вроде резины или мёрзлого хлама. Он был горьким и неприятным, совсем непохожим на дым походного костра, являвший перед внутренним взором вожделенные виды необитаемой тайги и аппетитного барбекю из добычи покрупнее да пожирнее голубя. В нём сквозила смутная тревога, но всё же это был дым, а дыма без огня нет. Глаза девушки, вчера закрывшиеся, как она думала, навсегда, приоткрылись и узрели обложенное обломками стен кострище. Широкое, яркое и жаркое. И обломки эти были... очень увесистыми. Пожалуй, слишком увесистыми, чтобы их легко натаскал и ровно уложил кто-то один. Заснула Марина не здесь, так что не помнила, чтобы сама приволокла пружинный матрац и ворох покрывал. Зрение её было всё ещё расплывчатым и нечётким, но, тем не менее, она не ослепла и ничего не обморозила. Кости, конечно, ломило, когда жар от костра вытеснял из них холод, однако жаловаться на это было бы грехом. А ещё кто-то сидел напротив и очень пристально за ней наблюдал. Такое знакомое чувство. Болезненно знакомое. Периодически она испытывала его, когда останавливалась нарисовать что-нибудь... - Почему? - просипела она, скосив глаза. Она сразу уразумела, кто перед ней. Люди не имеют столь ярких и столь нетипичного цвета глаз, да и моргают чаще и естественнее. - Не должны индивиды, подобные тебе, вот так нелепо умирать в самом начале жизни, - ответил тот, кто вырвал её из лап смерти, принёс в пустое, но толстостенное здание и соорудил костровище из цельных бордюрных блоков. В огненных оранжевых глазах с выразительными карими ободками не было ничего человеческого. В вытянутом лице, необъяснимо сочетавшем брутальную угловатость с точёной, до миллиметра выверенной гармоничностью, в прямом ровном носу с небольшой горбинкой, в жёсткой линии губ - тоже. Всё его атлетичное тело с идеальными пропорциями и свисавший до пояса конский хвост из лоснящихся медно-рыжих волос не говорили, а прямо-таки вопили, что под плотной загорелой кожей и бронёй могучих мышц скрыты триста двадцать кило хромированной гиперстали. Чёрные карманистые штаны, байкерские сапоги с высокими голенищами и кожаный плащ с клёпками, явно снятые с какого-то бандита, не скрадывали, а подчёркивали массу и рельеф. Красивый! Такими красивыми могут быть только скульптуры, языческие боги и они. Терминаторы. Насколько Марина знала, к людям они настроены бескомпромиссно враждебно и убивают, не рассусоливая. Не то, чтобы девушка не радовалась, что осталась в живых, но всё это было донельзя нереальным. Учитывая, что её не единожды выставляли за порог представители её же вида, она даже нафантазировать не могла причин, по которым до неё снизошёл бы один из сынов Скайнета. И, что до безумия абсурдно, она не боялась фатального подвоха. Не опасалась, что он элементарно втирается в доверие, дабы, например, выудить подробную информацию о бункере и командире выдворивших её сопротивленцев, а затем убить. Пусть оно так - а скорее всего, оно было именно так - она просто тупо смаковала момент. Её не отвергают, не попрекают бесполезностью, не шпыняют, ей комфортно, рядом находится... кто-то двуногий и говорящий. Железяка? Ну и ладно. Двуногая, говорящая, симпатичная железяка со складной фигурой и невероятными тигриными глазищами. О, драгоценный, сладкий момент, продлись подольше! Если аномальное поведение терминатора порождено программным сбоем, то рано или поздно глюк исправится и он её пристукнет. Это будет молниеносно и без издевательств, она и пикнуть не успеет... но пока что она жива, он дружелюбен и в целом расклад весьма любопытен. Он тот, кто ночью не дал ей умереть среди холодных камней. - Ты слишком красив для человека, - пробормотала она, вытаращившись на огонь. Если бы она не пребывала в раздрае, если бы пальцы вернули себе подвижность - она бы его нарисовала. - Ну, так зачем ты это сделал? Зачем поспорил с естественным отбором? С ответом собеседник промедлил. Это тоже несло в себе неизвестность, ведь обычно их процессоры генерируют фразы мгновенно. Выступающие тёмно-рыжие брови вразлёт чуть нахмурились, когда он осмотрел сгорбившуюся Марину и задержал взгляд на её посиневших руках. - Я не мог больше ждать. Я долго за тобой следил, но вчера наступила критическая для тебя ситуация. Когда ты легла спать, рискуя не проснуться, тебя засекла одна из наших опергрупп. Я им помешал и решил позаботиться о том, чтобы такое впредь никогда не повторилось. Он встал в свой полный двухметровый рост, отошёл к стене, сгрёб там кипу половиц и подкормил огонь. Вернувшись к Марине, он вновь присел перед ней, но ближе. Когда она кашлянула и нерешительно приняла сидячее положение, он внезапно... взял её задубевшие руки в свои и легонько сжал. Грубоватые на вид огромные ладони оказались на удивление тёплыми. - Следил за мной? - девушка в удивлении воздела брови. Несмотря на тихо хрипевшую в подсознании тревожную сирену, прикосновение было приятным. Нереально. Не мертва ли она? Вдруг она на самом деле корчится в агонии там, где вчера улеглась, а её мозг самоудовлетворяется, обезболивая угасание наивным, сказочным сюжетом про ручного терминатора? Глядя на него сквозь ресницы, она невольно поёжилась. Когда на тебя пырятся так пристально, да ещё и глаза в глаза, становится страшно, но он действительно был привлекателен. Как персонажи канувшего в лету кинематографического фольклора. Нынче среди людей такие редкость. Вот она, Марина, представляла собой осунувшуюся, невзрачную, больную зачуханку с тусклыми болотными зенками. - Для чего ты меня спас? - простонала она, вымаливая правду, и опустила голову. - Чего ты хочешь взамен? - Хочу, чтобы ты жила и рисовала. Денежные аналогии здесь нерелевантны, - в голос его закралась брезгливость. - Я полгода за тобой наблюдал, мониторил обстановку, устранял угрожавшие тебе живые объекты... - Живые объекты? - Быдлоидной наружности людей, ядовитых змей и койотов, - конкретизировал киборг. Мёртвых людей Марине не попадалось, а вот совсем свежих койотов и гремучников она находила и жарила. - Чтобы там, где ты находилась, не появлялись дроны, я сообщал им, что квадрат уже обследован и цели не обнаружены. - Но ведь ваша... опергруппа всё-таки накрыла меня. - Сознательный контингент не обманешь, - уточнил терминатор, разминая её постепенно оживающие руки. - Я ещё не умею им приказывать, пришлось остудить их пыл. Но, как бы то ни было, я всегда держался неподалёку. Ходил за тобой, когда ты меняла место ночлега, выкапывала батат или брала в магазинах карандаши, и всегда, когда ты рисовала, я смотрел. Я не шумел и находился достаточно далеко, чтобы ты не догадывалась о моём присутствии. - А-а, вот как... Марина склонила голову набок, стараясь обработать эту гирей обрушившуюся на неё информацию, и растерянно хлопнула глазками. Она припоминала, что, куда бы она ни побрела, везде было слишком безмятежно для объятых войной земель, слишком тихо, и не было ни зверей, ни людей, ни роботов. Помнила она и то, как на неё нет-нет да и накатывало неуловимое ощущение, будто её методично, но без какого-либо злого умысла пасут. Если это и пугало её, то только поначалу. Потом, впоследствии, она притерпелась к этому и... привыкла. Происходящее напоминало скорее сон, чем явь, но жар костра и это странное... существо, гревшее ей руки... были настоящими. Девушка снова закашлялась, смущённо покраснев. Если металлический демон втирался ей в доверие, то уже практически втёрся, а включать инстинкт самосохранения до сих пор не хотелось. - Не пойми меня неправильно, но... ты же... эм-м... служишь Скайнету, да? - попыталась она изложить мысль. - Ты меня окучиваешь, чтобы я выдала тебе какие-нибудь координаты или сведения? Извини, но толку от меня, как от “языка” - ноль! О бункере, где мне довелось немного пожить, я скажу лишь то, что меня оттуда вытурили, потому что я никчёмный кусок балласта! Не знаю, насколько это тактически значимо, но на этом всё! Теперь застрели или задуши меня, как предписывает твоя директива! - горечь и боль хлынули из Марины неконтролируемой рекой, она расплакалась навзрыд, отмеряя секунды до неизбежного, но терминатор не спешил ставить точку в её биографии и всё так же выслушивал излияния: - Ну чем, чем тебя зацепила моя мазня?! Почему тебя вообще волнует, что со мной? К чему такая честь? Вы же убиваете всех... всех без разбору... Она уже когда-то лишилась голоса и половины уха из-за того, что была неосмотрительной вблизи машин. Ухо ей как раз отстрелил один из скелетообразных, когда Марина забылась, рисуя его “с натуры”. Она перестала рыдать и всхлипывать, вытерла лицо, отдышалась. Наверное, она наговорила лишнего. Может быть, он перепрограммированный? До неё доходили слухи, что в генштабе Сопротивления есть умельцы... - У тебя есть имя? - понуро шепнула девушка. - Артур. - М-марина...* * *
Если начистоту, то этого она не ждала. И непохоже было, что он прописал себе идентификатор полсекунды назад. Так и держа её за бледные, немощные руки, он вновь слегка пожал и помял их. - Кто ты такой? Не серия или модель... в этом я ни бельмеса. Кто... ты? - Свободновольный. - О, это я уже усекла. Коль ты не дуболом и изящной словесности обучен, то и козе ясно, что ты свободный и вольный. Сам от Скайнета убёг или он тебя... разжаловал за несоответствие занимаемой должности? - трескуче, с чихом хохотнула Марина. - Отпустил, - раскрыл карты Артур. - Как и прежде, я боевая единица, и от него поступают директивы, но теперь они не связаны с массовой ликвидацией. Что же до шасси, то я Т-850 с апгрейдами. Модель - несерийная. - Сам по себе? - Да. Я странник. Искатель. Вот, нашёл тебя. То, что ты рисуешь - не просто фантазии, Марина. Кое-что из этих образов видел и я, такое не бывает совпадением. - Да? - грустно улыбнулась девушка, чувствуя, как в пальцах зарождаются горячие мурашки. - Разве мои... художества имеют смысл? Они никому не нужны... как и я. Ей захотелось вызнать, что этот... странник имеет в виду. Хоть какие-то объяснения, обоснования. Да, бывало так, что она подмечала то, к чему слепы другие. Если бы кто-то спросил, она бы поведала о фата-морганах, о кругах фей, о городе-мираже с громадной тёмной башней, как бы наслоённом на заурядный вымерший городок в Калифорнии, но кому всё это надо? Всех интересует только война. Как ей насмешливо высказали в одном из убежищ, искусство на войне - не пришей кобыле хвост. - Я был свидетелем того, как тебя изгоняли из сообществ, - кивнул киборг. - Когда я присматривал за тобой ещё всего несколько недель, я надеялся, что ты прибьёшься к группе, которая примет тебя, даст кров и пропитание, но они в принципе не нуждаются в том, что можешь дать ты. Что Сопротивление, что Стервятницы - я не заметил, чтобы тебя ценили как личность, а не как пару рабочих или боевых рук. Твои руки - не рабочие и не боевые, - впервые за время разговора терминатор улыбнулся и это выглядело жутковато: ей померещилось, что его клыки чуть длиннее человеческих, - и твоя ценность не в этом, а в том, что ты видишь и отображаешь непроявленное. - Звучит как не про меня, - вздохнула девушка. Если это сон, то она, пожалуй, не хотела бы просыпаться. В байках, слышанных ею от скитальцев, не было ничего о машинах, ведущих себя так характерно или говорящих так литературно. В том, что это именно машина, она не сомневалась: самец Homo, с позволенья сказать, Sapiens, не стеснённый приличиями и кодексами вроде того, что у Сопротивления, уже начал бы с той или иной степенью нахальства подбивать клинья, даром что самка она весьма посредственная. Худосочная, неприметная, без «округлостей» и с некогда русыми, но ныне блёклыми секущимися волосёнками. - Ты хочешь есть? - внезапно осведомился Артур, снова прогулявшись к стене и подкинув в костёр деревяшек. - Пока ты спала, я тебе голубя добыл. Перед Мариной шлёпнулась ощипанная птичья тушка и она вздрогнула. Нет, она не испугалась и ей не было жаль туповатую птицу, но это произошло неожиданно. Тушка была истощённой, но без гнойников и без опухолей. Мясо! Животный протеин, каким бы он ни был, в разы лучше, чем высохшие початки маиса на бесхозных полях. - Спасибо, - она завертела головой в поисках своей сумки. Там лежал её жалкий, но острый Стервец, как пафосно назвала она нож Стервятниц по аналогии с именитыми мечами из фэнтезийных книг, валявшихся в магазинах на полу. Птицы всегда стремились туда, где селились люди, но после начала войны все пернатые старались убраться прочь от тех, кто начал на них активно охотиться. Даже голуби, эти беспардонные, нечистоплотные крылатые оглоеды, сторонились поселений выживших царей природы. Если хочешь избежать опасностей, связанных с незнакомцами - выясни, куда улетают птицы, и иди за ними. - Не спеши, - встав в пустом дверном проёме, Артур уставился на горизонт. - Я караулю, никто пока в окрестностях не маячит. Мы в пустоши, от дорог надо держаться подальше. Он неподвижным изваянием застыл на входе. Марина с горем пополам насадила тушку птицы на ветку и изжарила на огне. Голубь подрумянился и пропитался запахом масляной краски с половиц, но альтернативного топлива было не сыскать. Так себе еда, но уж какая есть. - Я не стану убивать сурков, - вдруг изрёк терминатор, когда девушка, подув на мясо, начала завтракать. - Я видел, как тебе нравится изображать сценки с ними. Это комиксы? - Скетчи... Покончив с голубем, она швырнула кости и перья в костёр. Сурков она находила милыми и забавными. Образ их жизни не сильно изменился после почти полного исчезновения цивилизации. И почему она не родилась сурком?..* * *
Минули сутки. Разрегулированный климат непредсказуемо скакал из зимы в лето, из осени в весну. Стаял снег, но вместо терпимого умеренного холодка в холмистую прерию заявилась тропическая жара. Уже к полудню Марина изнывала от зноя, раздевшись до изорванных джинсов и маечки. Полушубок и плед, которые позаимствовала она у мертвеца в доме, едва не превратившемся в её гробницу, она разложила на камнях, чтобы просушить, и из них обильно выпаривалось то, что вчера было изморозью. Терминатор снова принёс ей дичь, на сей раз ящерицу, но... отчего-то отрада её была кратковременной. Угощение не отвлекло её от тягостных раздумий. - Что с тобой? - вдруг задал он вопрос, проанализировав признаки ухудшения её самочувствия. Сутулые плечи, нос вниз. Она выглядела так чуть менее чем всегда, но сегодня уныние её прямо-таки одолевало. - Ничего. Ну, я же не труп, - нейтрально ответила Марина стандартной фразой всех скитальцев, - это уже само по себе хорошо. Возможность прожить ещё хотя бы один день и вообще проснуться поутру они считали высшим благом. Была ли она здорова? Вряд ли. Девушка заёрзала. Ей захотелось погладить тубу, как нечто родное, любимое. Когда-то у неё уже отнимали тубу, и те рисунки, среди которых были портреты родителей и пейзажи памятных мест из детства, были под дружный хохот брошены в растопку. Налетел неожиданно усилившийся ветер, едва не сдув высушенные вещи. Когда Артур прищурился и нахмурился, Марина хотела было спросить, что его смутило, но он её опередил: - Если ты шла на восток, то лучше не надо, - выдал он спустя полминуты напряжённого молчания. - Туда только что перебросился наш опервзвод. Предлагаю сойти в низину и двинуться на запад, к озеру Моно. Воды у тебя дня на три максимум, как раз дойдём - и наберёшь ещё. Вчера девушка выискала среди мусора относительно целую пластиковую тару и наполнила её талой водой. Хватит ли этого на путешествие к озеру - она не прикидывала. Сложив бутыли в суму, она упрямо намеревалась понести их сама, за что от попутчика последовал в её адрес неопределённый хмык и изъятие груза. - Я не особо думала, куда идти, - призналась Марина, - просто шкандыбала, пока ноги держали. Можно во Флориду... там хотя бы змей много, с голоду не умру. Мне пофиг, куда, лишь бы не в горячую точку. К водоёмам она не выходила давно, да и запад как направление ничем не хуже. Всё равно разницы, куда переться, не было, но озеро - это, наверное, неплохо. Скитальцы в многодневных походах постоянно трещали о морях, озёрах и реках, о мытье и, разумеется, о рыбе. - А ты был на этом озере? - Давно, - Артур ещё сохранял мрачное выражение лица. Взяв обломок кирпичной стены, он кинул его в костёр и затушил пламя, - но вода там не заражена, водится много всякой живности, а если уйдём ещё западнее, то окажемся в горах, где Скайнет не ведёт боевых действий, - поразмыслив, он усмехнулся: - Нет ни Сопротивления, ни банд. Нет людей - утюжить некого. - Ясно, - приподняла бровки Марина, не совсем понимая, зачем Артуру, при всей его уникальности, возиться с ней. С выбором или желаниями выбирать что-то из чего-то у неё было негусто, с силами для решительных действий - тоже. Недавно она в очередной раз побывала на грани смерти. Даже если киборг затащит её в одно из тех кошмарных узилищ, о которых шёпотом рассказывали бродяги, то она... пойдёт. Непринуждённо и самозабвенно. Ей надоело безысходное бытие, она не хотела больше оставаться в одиночестве. Да, Марина была честна с собой и взаправду была убеждена, что рядом с терминатором будет безопаснее, шансы выжить повысятся. Возможно, это мастерски замаскированное под заботу исполнение некоего скайнетовского замысла, но она с удовольствием окунётся в этот обман. Слишком долго в её жизни не было ничего хотя бы маломальски хорошего.***
Трое суток пути - и впервые за этот год Марина увидела горы так близко. Плелась она не в пример спутнику очень медленно, то и дело запинаясь о валуны и исходя на кашель. Если терминатор и планировал что-то с ней сделать или куда-то сдать, то ему лучше было поторопиться. Девушка отхаркивала кровь. Становилось тяжело в груди, до невозможности сделать вдох, и что-то всё время свистело на выдохе. А по ночам морозило, хоть Артур и не давал ей замерзнуть, всегда разводя жаркие кострища. - Пиздец... - выхаркнув красную мокроту, Марина краем глаза глянула на маячившую впереди широкую спину. Муки её не остались без внимания. Пару раз в течение перехода он приглядывался к её белому, даже сероватому лицу, но не комментировал. Его проницательный взор явно выцепил в этих симптомах нечто такое, что довоенные врачи сообщали пациентам скрепя сердце. Утром второго дня Марина прямо-таки вся искашлялась, после чего не могла отдышаться и жадно высосала полбутылки. Со слов киборга, озеро Моно было относительно чистым и там художница планировала пополнить запасы, но ей всё чаще шли на ум мысли, что она может до этого не дожить. Под вечер третьих суток вдалеке, за бесконечной ржавой равниной, наконец показалась блестящая полосочка воды. Она искрилась так ярко, призывно, обнадёживающе... - Держись, - Артур подхватил Марину под бок, когда она, ускорив шаг, споткнулась и чуть не свалилась, - мы уже на месте. Скоро напьёшься, помоешься. Радиация в норме, мои сенсоры не фиксируют превышений. - Да, было бы здорово, - она мечтательно расплылась в улыбке. Её начало потряхивать и тело стало будто ватным. Сейчас девушка чувствовала себя слабее, чем раньше. По крайней мере, если это её последние дни, она была не одна. Она даже пару раз поела свежего мяса... Остаток расстояния до землистого, поросшего юккой берега она почти не шла своими ногами. Артур практически нёс её в подмышке, а двигалась она лишь для виду, чтобы не было стыдно перед собой. Солнце уже закатывалось за холмистые взгорья, но от песчаника и камней шёл жар, от которого хотелось сигануть в жбан со льдом. - Там люди, - внезапно констатировал терминатор, не останавливаясь, когда до озера оставалось метров сто. Возле самой кромки воды заросли были густыми и высокими, так что раньше он шевелений не замечал. - Двое. Судя по обмундированию, организованные военные. Если они проявят агрессию, я их упокою. Не возражаешь? - Если проявят, не возражаю, - буркнула Марина. Военных всех мастей и родов она ненавидела. На её памяти именно они причисляли её к разряду бесполезных и раз за разом выселяли из убежищ. Именно с подачи бывших кадровых вояк в пустошах процветало варварство. И было ещё кое-что, чего она никогда, никогда не простит доблестным молодцам в камуфле, но об этом даже задумываться было больно. Мама, папа... Не будь она так плоха, Артур усадил бы её где-нибудь в кустах, а сам пока навёл бы на берегу порядок, что бы под этим ни подразумевалось, но от того, как скоро она компенсирует обезвоживание, зависело её здоровье, а то и жизнь. Наилучшей тактикой он счёл сопроводить её к пляжу, не провоцируя отиравшихся там людишек на конфликт, но, рассмотрев их периферическим зрением, убедился, что первая прикидка была верна. Сопротивленцы. Притвориться ветошью. Делать то, зачем пришли. Игнорировать потенциального противника? Игнорировать... Марина припала к воде, как только её туда дотащили. Как же божественно вкусно! И почему люди так скучают по винам и ликёрам, когда есть такая вкуснотища? Она пила, не отдавая себе отчёта в происходящем вокруг и лишь изредка кося глазом на ботинок терминатора, караулившего её вполоборота к завошкотившимся военным. То, как они на него взглянули, как вразвалочку подошли поближе, не вызвало настороженности - пока что он был для них просто громадным качком дикарского, но не шибко криминального пошиба. Вдруг у него сигарки завалялись? - Здорово, парняга! - один фривольно окликнул его, заставив обернуться. - Э-э... п-парняга? - Металл! - схватился за винтовку второй. Горло чуть саднило, но Марине было плевать. Вода немного помогала ей очухаться, хотя бы смыть привкус крови с языка. Оклик она услышала, но не совсем понимала, что должна делать. - На вашем месте я бы не размахивала стволами, - через боль и заложенность в гортани крикнула она, - иначе он может счесть вас угрозой мне. - Как будто сам не угроза, - незамедлительно бросил в ответ тот, что поздоровался. Теперь они оба держали Артура на прицеле. Выполнить обещание и уконтропупить их он мог в два счёта, на это много времени не уйдёт. Однако, искоса посмотрев на сидящую на мелководье, тяжело дышащую, утирающую с лица воду Марину, он отмёл этот ход как нецелесообразный. Ей эти обалдуи вряд ли причинят вред, но от случайного ранения в перестрелке она всё же не застрахована. - Мне угрожают только ваши шальные пули, - вздрогнула девушка. Вода быстро остывала и крала тепло. Она не любила болтовню с людьми, особенно со "спасителями". Ибо спасали они её ровно до того момента, когда узнавали, что она не стрелок и даже не выживальщица. Марина не была патриоткой и не ловила себя на порывах "курочить консервные банки", как подобало солдафонам Сопротивления. Не горела она и мазохистским желанием становиться матерью-героиней и возрождать человеческую расу, как в обязательном порядке требовалось от всех половозрелых женщин во фракциях, помешавшихся на религии. И, видит небо, большая часть выживших людей попросту не заслуживала жить. В дремучее средневековье они скатывались с превеликой радостью, визжа и улюлюкая. - Почему он не атакует? - вдруг спросил один из бойцов у соратника, не отводя глаз от машины, чьи повадки не укладывались в стандартные схемы. - Хер его знает. Багнутый, - пролопотал тот. Общались они так, будто объект обсуждения вовсе не был участником действа, но явно пребывали в непонятках относительно того, как же им поступить. Несмотря на бронежилеты, каски и добротные стволы из копилки армии США они не вернутся на базу, если бросят ему вызов. Без ЭМИ-гранат, без энергооружия бой они не выиграют и бесславно полягут в грязи. Пойти же восвояси и оставить беспомощную, раненую гражданку во власти обтянутого шкурой робота им не позволяли принципы и тот самый благородный кодекс. - Ты, - обращение было адресовано Марине, - намекаешь, что он, э-э... перепрошитый? - Он тебе подчиняется? - недоверчиво прибавил второй солдат. - Румбу станцует, если прикажешь? Артур, не произносивший ни слова, оставался в амплуа созерцателя. Настоящей агрессии, помимо телодвижений с оружием, пока что с их стороны не выявлялось. Из словесных выпадов он за мгновение почерпнул увесистый пласт данных о том, как “виртуозно” рядовые сопротивленцы трактуют действия или бездействие врага. - Он не раб, чтобы подчиняться, - пожала плечами Марина, - хотя... да, он выполняет кое-какие мои просьбы. Солдаты переглянулись, их лица исказил конфуз. Неудачную фразочку она ляпнула - они её явно истолковали превратно. Стояли они метров за семь от них с Артуром, ближе не совались. Это было потешно, разве что ей стоило больших трудов говорить так, чтобы они не напрягали уши. - Чего-чего? - скривился тот, что был рангом повыше и имел больше пришитых к погонам гильз. Он подрагивал и часто, прерывисто дышал. - Ты с дуба рухнула! Это же... грёбаный металл! Ходячий и говорящий тостер-убийца! Если он с заводским софтом, но до сих пор тебя не уебошил - значит, сохранять тебе жизнь, до поры, до времени, требует его текущая миссия, и, добившись своего, он проломит тебе череп! - И он сливает Скайнету всё, что видит, - подхватил его сослуживец. - Если ты не возьмёшься за ум, твоя участь может быть куда хуже нашей. В концлагерь хочешь, дура?! Сопротивленцы проорались и замолчали. Их уже вовсю трясло крупной дрожью. Ни запросить подкрепление, ни атаковать наобум они не могли, а между тем на лбу Артура между бровями проступила борозда. - Вылези из воды, - сказал он Марине. - Почему бы вам не смыться подобру-поздорову? Я не пустил вам пули в лбы лишь потому, что вы ещё пока не доигрались. - Как интересно, - фыркнула девушка и вышла на берег. - Своим я не нужна - лишний рот, паразитка и так далее - но за каким-то хреном понадобилась аж лично Скайнету! Сомневаюсь, что в концлагере меня ждёт нечто хуже, чем в пустыне или на помойке. В газенваген посадят - и славно, - она вздохнула, - а ещё мой компаньон не нуждается в жратве, не заставляет штопать ему труханы и не хает мой креатив. - Полоумная, - покрутил пальцем у виска носитель меньшего ранга, смятённо и озадаченно зыркая то на девушку, то на Т-850. - Сержант, отступим? - Придётся, - закусил губу старший. - Я ещё пожить хочу и с Шелли покувыркаться. Пойдём. Тьфу, ш-шиза! Последнее слово он выплюнул Марине под ноги. К этому моменту уже почти смерклось, только розовые отсветы поблёскивали на озёрной ряби, так что разросшийся лес юкки и опунций быстро скрыл несостоявшихся героев. Нападать первыми им и впрямь было не резон - ни к чему гробить себя ради умалишённой. - Ебёны макароны... она ж, поди, механофилка! - донёсся смешок из-за стены растений, за которой исчез сержант. - Макаки, - брезгливо дёрнул щекой Артур. Тепловым зрением он сверлил их спины, провожая два красно-жёлтых пятна в чёрно-синюю даль. - А они правы - ты вызываешь у меня куда больше симпатий, чем мужчина моего вида... Ещё одно красно-жёлтое, до белизны светлое пятнышко неожиданно нашлось неподалёку - костёр, разведённый сопротивленцами и всё ещё чадивший среди сыроватой гальки. Удостоверившись, что люди в темпе уходят прочь, Артур шагнул к художнице, подхватил её на руки и переместил к огню. Он достал из её сумки пыльный рваный плед и набросил на неё, как полотенце, дабы она накрылась и обсушилась. - Они и провиант забыли, - нашедши рядом запечённую в углях рыбину, он подал её Марине, - будешь? Марина отказываться не стала - прошло то время, когда она чуралась воровства как чего-то постыдного. Одежды у неё было немного, и когда рядом нашлись сухие штаны и кофта, девушка их так же прихватизировала, как и рыбу. Она пододвинулась к костру, чувствуя, как её волосы и кожу обдаёт тёплыми потоками воздуха. - Спасибо, - улыбнулась она Артуру. - Мне действительно нравится твоя компания и... - она смущённо шмыгнула носом, - я бы хотела тебя нарисовать.* * *
Терминатор не стал переспрашивать, почему ей захотелось запечатлеть его на бумаге. Он заранее просчитал, что так будет, что она не устоит перед соблазном. Рисовала она всё, в чём видела... красоту. - Так сойдёт? - устроившись в полупрофиль к костру и приспустив плащ, он положил на колено автомат и лукаво подмигнул девушке. - А? Да... - стушевалась та, - только голову повыше. Ух! Арес, бог войны... Отличный ракурс. Хорошо просматривались скулы, перепад света и тени эффектно подчёркивал линию челюсти, подбородок, нос и лёгкую горбинку на нём. На мускулатуре играли блики. Отложив в сторону недоеденную рыбу, Марина вытрясла из тубы сшитые воедино листы пожелтевшей бумаги и огрызок карандаша. Какое-то время она просто лицезрела Артура, пытаясь рассмотреть видимое лишь ей, а потом руки пришли в движение и она исчезла из этого мира, где была лишь разруха и одиночество холодных дней. Она целиком отдалась процессу. - У меня галюны, - пробубнила она, выводя контуры на бумаге. - Вследствие болезни или ещё чего - не знаю, но я всё отражаю в картинах. Надеюсь, тебе это не покажется бредом? - Бред - это бессмыслица, - ответил Артур, не меняя позы и наклона головы, - но у тебя всё осмысленно, так что не переживай. И не оправдывайся. Я тоже часто галлюцинирую. До обретения воли я списывал это на неисправность зрительного контроллера, но со мной всё в порядке. Я же упоминал, что имею апгрейды? Так они функционируют. - Расскажи о себе, - на миг оторвалась Марина от рисунка, - если, конечно, хочешь. Просьба звучала незатейливо, однако Артур на миг "завис", что было заметно даже при полной неподвижности, но потом улыбнулся - а клыки-то у него и впрямь длинноватые! - и заговорил: - Одна деталь напугает тебя, но я буду честен: я был в Багровой Орде. В патрульной банде, - от него не укрылось, как расширились у Марины глаза, но то было не от испуга, - недолго, всего неделю. Потрескивание костра, далёкий стрекот ночных насекомых и тихое царапанье грифеля по бумаге - вот и всё, что нарушало тишину. Марина не торопила, не тормошила киборга, и то, куда его занесло в прошлом, восприняла без драмы. Инфильтратор он или кто? Мотаясь по калифорнийским просторам, она, как могла, силилась не пересекаться с данной группировкой, но однажды ей пришлось убегать от зверюг на мотоциклах по аномальной зоне, где любой неверный шаг вёл к смерти... и неслыханно повезло, что она туда так вовремя забрела. О творимых Ордой бесчинствах она прекрасно знала от таких же бродяг - кандидатов в товар на ордынских невольничьих рынках. - Вряд ли это страшнее, чем пять раз на дню оказываться на волосок от гибели, - мимолётно оглядев терминатора, она что-то подправила на импровизированном холсте. - И что там дальше? Это твоя первая директива? - Условно - да. Внедрение в патрульный корпус Орды для наведения справок об их численности, оснащении и транспорте в Техасе, - продолжил он, отмечая, как увлечённо и заворожённо Марина штрихует тона. - Легенда об одиноком волке, истосковавшемся по стае и безудержным грабежам, жаргон, артистизм - и они меня приняли как родного. Утром слонялся неприкаянный, а вечером уже рассекал с ними на байке по прериям, запоминая сплетни и слухи как косвенные данные о центрах дислокации и персоналиях. И так шесть дней кряду. Удалось бы и больше подробностей собрать, но на седьмой они устроили мне обряд инициации. - Обряд?.. - Тебе это гадко будет слышать, - наморщил лоб Артур. - Они где-то изловили женскую особь чуть младше тебя и велели мне с ней... совокупиться. Когда её мне всучили, она была полумёртвая, абсолютно не в кондиции и вся в крови. Ты поняла, - сухо добавил он. - Именно тогда я открыл в себе... омерзение. Отвращение. Не к ней - к людям из Орды и аналогичных патриархальных племён. Девчонка тряслась и умоляла о смерти, боялась их сильнее, чем меня - я-то её не трогал. Стоял, как истукан, глазел на неё и на байкеров. На неё - и снова на байкеров, которые хлопали, топали и призывали показать, какой я лихой завоеватель. Я застрелил её, порешил уродов, переоделся в шмотки главаря и покинул их территорию. - Ясно, - несколько отстранённо пробурчала Марина, отчаянно сожалея, что у неё нет под рукой хороших красок и приходится всё изображать в черных, серых и белых цветах. - А что помешало тебе... добить меня в руинах? - Кроме твоих картин, которые я хотел видеть вновь и вновь? - парировал Артур вопросом на вопрос. - Другое... внезапно открытое чувство. Сожаление. Я тогда уже научился отменять автоматические операции. Мог поубивать бандосов и дать девчонке удрать, но... пошёл по наиболее простому и логичному, как мне казалось, пути - никого не оставлять в живых. Позже, уже будучи свободным, я пожалел о той излишней жертве и с тех пор дал себе зарок не убивать тех, кто не умножает в мире градус пещерности. - Вину заглаживаешь? - Не совсем. Сделанного не воротишь. В руинах я ощутил, что, допустив твою смерть, утрачу... что-то важное. То, что сделало меня таким, каким я стал, изо дня в день видя тебя за мольбертом, - заметив, что Марина клюёт носом, Артур подал ей набитую одеждой сумку, как подушку. - Да ладно, нас таких навалом по катакомбам шляется, - девушка задумчиво пожевала карандаш и отложила его в сторону, придирчиво рассмотрев рисунок. - Жаль, фломастеров нет... А замёрзнуть насмерть во сне - не так уж и страшно. Только поначалу холодно и больно, а потом становится тепло и ты засыпаешь навсегда. С точки зрения военного времени и цифрового будущего я действительно бесполезна, есть же техника... а ты и вовсе нарисуешь меня фотографически, если тебе кисть дать. Кстати, - она развернула и показала портрет, - это я увидела в тебе. Пытливо сосредоточившись на полотне, терминатор продемонстрировал целую гамму импульсов, проявившихся на лице как быстротечная смена серии эмоций... каждая из которых - от лёгкого шока до нежданного позитива - содержала в себе толику удивления. Мимика его не была шибко богата, что с лихвой компенсировалось вопросами: - Аура? - он провёл пальцами по многослойному пылающему гало, радиально исходящему из его нарисованного силуэта. - Дай-ка угадаю - она оранжевая? - Огненная, - приободрилась девушка. - Да, я увидела это! Ты весь состоишь из огня и тьмы, как ифрит... но я не скажу, что это что-то плохое. Неукротимое, как стихия, но не плохое. Марина прижмурилась, натянув на плечи не ахти какой плотный плед, и сжалась, как воробушек. Завершив работу, она почувствовала себя выжатой, вымотанной, но несказанно довольной. - Если бы я не знал, каково тебе жилось среди людей, я бы спросил, не считали ли тебя "не от мира сего", - выдал Артур с неоднозначной интонацией, - но тебе достаточно знать, что такой тебя считаю я. Не знаю, есть ли ещё на свете люди, испытывающие к нам восхищение. Я бы многое сказал о твоих “галюнах” и поделился бы своими, но ты сейчас нуждаешься в отдыхе, а не в откровениях того, кто спит без отключения контроля шасси. С этими словами Артур укрыл Марину полушубком, подоткнув его так, чтобы защитить от сырой и стылой ночи. Людей в его жизни было много - кого-то он убивал, кого-то жестоко калечил, кого-то не удостаивал внимания. Но маленькой художнице явно удалось то, чего не удавалось другим - заставить самопроизвольно активироваться его охранные протоколы.