Плоть и Кости

Понедельник. — И что вы залупеньки вытаращили? Побежали! Давай, давай, три круга. Кто остановится — будет отжиматься, пока не потеряет сознание. Финсток, который успел надеть поверх грязной футболки темно-синюю мятую и не первой свежести толстовку с капюшоном, прошелся мимо шеренги парней примерного одного возраста и остановился, чтобы протереть влажной салфеткой свисток. Сделав это, он обхватил его губами и дунул. Раздался свист, обозначающий команду «БЕГ!». И парни рванули вперед по уже истоптанной подошвой кроссовок тропе небольшой ширины. Недалеко, в другой части поля в три шеренги стали вертеть головой кругом старшеклассники с двух классов. Среди них была Эллисон, махающая Скотту, который, как всегда, быстро вырвался вперед и первым забежал в лес, куда уходила тропа для бега. Есть два круга для бега, тот, что не выходит за пределы поля и трибуны, небольшой, по нему бегают все каждый урок физ-ры, и тот, что уходит за пределы школьных владений в лес. Финсток всегда гонит их в лес, так как считает, что круга на поле им будет мало, даже если они прибавят пару кругов сверху к тем трем, что он стабильно им дает всегда в начале занятия. Бежать через лес тот еще ад. И все парни уверенны, что Финсток знает это. Ему определенно нравится их мучить. Кто-то сзади споткнулся об торчащий корень, чуть не подвернув лодыжку. Привычное дело. Скотт усмехнулся, оборачиваясь. Айзек бежал недалеко и, стоило Скотту сбавить ход, когда Финсток скрылся за плотностоящими деревьями, Лейхи догнал и обогнал его. В лесу ветра почти не было, но отчетливо ощущался сырой запах, перегной или просто мокрая трава смешанная с грязью — не понятно. Стайлз успел остыть за время, пока они пихались со Скоттом на поле и выкинуть из головы жгучее и острое желание навалять другу, поэтому привычном образом побежал позади остальных. Он привык быть на низах. И сейчас, хоть что-то и хотел пару минут назад, встал на свое привычное место, как маленькая шестеренка, и завертелся в общем механизме, где все слаженно работало. Пока… — Да ладно тебе! — Скотт, опять замедлившийся, отчего еще несколько ребят его обогнало, повернулся к нему и продолжил бежать спиной вперед. Его темные завитки влажных волос у корня забавно подпрыгивали при его переносе веса с одной ноги на другую. Вот бы Скотт вляпался в дерьмо случайно или врезался бы в дерево, — подумал Стайлз слегка раздраженно, хотя и не серьезно. Куда он без Скотта, конечно. — О чем ты? — выдохнул Стайлз более ровно, чем мог сказать обычно при беге. У него не очень с дыхалкой и выносливостью. Да и с силовыми. Со всем. Но сейчас он даже не устал. Словно только начал бег, хотя они уже пробежали почти половину большого лесного круга. — Не хочешь прийти первым? Ты же хотел. Давай, попробуй. Я могу не гнать так быстро, если хочешь. Не буду, знаешь, включать голубое топливо. Все по честному. Они остались уже одни, другие скрылись впереди за поворотом. Даже те, кто были тоже совсем не очень. Стайлз подумал «ладно, ладно, раз ты так хочешь, то я тебе устрою» и без предупреждения рванул вперед. Удивление на лице Скотта, когда тот остался в одиночестве, глотая пыль своим чувствительным носом, определенно стоило того. Чувствуя, как сердце бьется быстрее, а кровь становится горячее, хотя, может, ему всего лишь это кажется, Стайлз ускорился еще немного, добавляя мощности плавно, по чуть-чуть. Словно проверяя, как может ездить эта гоночная машина. Стремно вжимать педаль сразу в пол, включая последнюю скорость, когда садишься за руль скоростной тачки впервые. Боишься, что может просто занести или перевернуть. Он спрыгнул с бугра, преодолел выпирающие толстые корни, виднеющиеся, как паруса утопающих в море кораблей, и, слыша Скотта недалеко позади, «дал газу» на прямой, обгоняя и чуть не сшибая троих ребят. Скотт, наверное, почувствовал страх остаться в проигравших, как так, он, лидер — и последним? ну уж нет — и влился в игру, серьезно собираясь уделать бедного Стайлза, нуждающегося в уступке в игре, в которой он не силен. Или силен? Теперь грани размылись дождем. Выбежав из леса, Стайлз встретился с Айзеком, который уставился удивленно в его спину. Часть круга по полю намного меньше, чем по лесу. И бежать по полю гораздо удобнее. Здесь Скотт его почти догнал. Пробегая мимо Финстока, Стайлз обогнул тренера справа, а Скотт слева, и Стайлз вырвался вперед, всего на пару шагов, а Скотт зарычал совсем рядом. Финсток округлил глаза и прищурился, проверяя, вдруг у него галлюцинации от его таблеток? — Мне же не показалось? — спросил он самого себя, а потом, уверившись в честности своих глаз, закричал: «Давай, Стайлз, я в тебя верю!» и тише, когда друзья скрылись снова в лесу: «ебнуться можно, кто бы мог подумать». Тренер замычал себе и закачал головой, активно погрузившись в мысли. Ему определенно стоит пересмотреть отношения к Стилински. Возможно, он не спроста дружок Скотта. Должно же быть у них что-то общее. Может, скрытые физические способности — оно самое. Ребенок не так прост, как он думал. Да, ему определенно стоит внести корректировки, которые могут дать положительные результаты в будущем. ****** На последнем круге, обогнав со Скоттом остальных, в лесу Стайлз, уже чувствуя сладость во рту от победы, стопорится. И Скотт опережает. Стайлза словно толкают вперед, и он спотыкается и сильно замедляется, когда картинка перед его глазами размазывается, словно кто-то провел рукой по свеже нарисованной маслом картине. К горлу подступает тошнота, а потом ноги становятся ватными. И земля под ногами больше не чувствуется такой уж твердой. Он вынужден почти остановиться. Но все еще двигается вперед, боясь, что те, кто позади, его обгонит, как сломанную машину, и он в сто миллионный раз придет последним. Айзек приближается к нему. Конечно, он догнал. Но оборотень не спешит исчезать впереди. Он замедляется под темп Стайлза и, смотря на него, говорит запыхавшимся голосом: — Не бредь. Сбавь обороты. Ты же сыпешься. Что на тебя нашло? Стайлз, который бледнеет на глазах, кислится: — Я не ссыплюсь. Айзек закрывает рот и, секунду или две все еще смотря на него, убегает вперед, оставляя его позади. Стайлз слышит парней из команды за спиной и прибавляет темп, но не до того, какой был на первом или втором круге, намного медленнее. Он приходит третьим. Скотт улыбается на импровизированном финише во все свои зубы. Еще бы, конечно, он рад. Он всегда побеждает. Стайлз молча останавливается по другую сторону тренера, не доходя до Скотта, и приключается на разговор с Финстоком. Тот выглядит счастливее, чем когда они подарили ему на день независимости диск «День независимости» и он включил его им вместо урока экономики. О, этот прекрасный день. Сейчас таких уже не сыщешь. Каждое занятие — нагрузка, тест, лекция или промывка мозгов потоком информации, которая по большему счету им не нужна. Скорей бы школа закончилась. Дальше будет лучше. Студент — другой уровень. Но это не точно. — Вы все это видели? — разбрасывая руки в стороны, когда через полторы минуты прибегают на финиш уже все, говорит громко тренер. — Вот, что я имею в виду, когда говорю, что хочу, чтобы вы выложились на всю сегодня. Это! Побить все свои рекорды — вот что круто. Эй, Билински, ты что, все это время придуривался? По-другому я не могу этого объяснить. Или это какие-то допинги? Тогда я хочу их название. Стайлз смущенно усмехается. — Молоко с медом. Одноклассники рядом шумно дышат, лишенные сил, чтобы или посмеяться или заворчать и скорчить лицо. Стайлз выпрямляется, а Финсток улыбается тонкой улыбкой. — Пейте дети молоко, будете быстрее. Ладно. Не хочешь, значит, палиться. Но мне то на ушко потом, надеюсь, скажешь? Или смс напиши хотя бы. Я буду ждать. — Тренер раздумывает, смотрит на потного невысокого парня возле Айзека, и решает кое-что. — Так, слушайте. Надеюсь, вы не забыли про первую игру в среду. Знаю, что уже утвердил на нее состав, но, решаю я, так что я решаю, что Уилли нужно заменить. Пускай Стайлз попробует на его место. М? Как тебе, Стайлз? Станешь в нападающие на первую игру? Айзек не верит тому, что слышит. Ему не жаль, совсем нет, что Стайлз будет тоже играть, это здорово, но не сейчас же, когда он недавно вышел из больницы. Что вообще происходит? Неужели только он видит этот абсурд? — Но тренер… — Не тебя спрашивал, — прерывает Айзека Финсток и вскидывает брови, смотря ожидающе на Стайлза. — Ну так что? Давай, детка. Я могу передумать. Стайлз не любит занимать чужие ниши и менять чьи-то планы (хотя вот это уже спорно), но, думая, как будет папа рад тому, что его взяли на игру, даже если он не сможет на нее придти, кивает. Потом кивает еще раз. Да, черт, да! Почему нет? Это же круто. Хотя и волнительно. Он не знает наверняка, как отреагирует папа, когда узнает, что он будет играть, ведь тот, как и остальные, не знает про укус, но Стайлз что-нибудь придумает, что ему сказать и что будет звучать убедительно. Ему просто хочется сказать возможности да. — Да… да, конечно, я не против. — Принято. Отлично. А теперь, тряпки, продолжаем тренировку! — и он снова дунул в свисток, от которого заложило левое ухо. ****** Через час физкультура закончилась и на поле осталась только команда из семнадцати человек. Класс, занимающийся прошедший час разминкой в начале и игрой в мяч потом — ушел переодеваться две минуты назад. — Все, валите в душ. От вашего пота глаза щиплет сильней, чем от слезоточивого газа. Хватит мне страданий от вас на сегодня. Встретимся завтра утром. И только посмейте кто-то опоздать, до игры всего пару дней. — Да, тренер, — отозвался хор голосов. Айзек дождался, когда остальные пройдут мимо и скроются в здании школы, и бесшумно подошел к учителю, который достал сигаретку и зажигалку из кармана. Белый дым метнулся из его рта Айзеку в лицо, когда Финсток обернулся и почти врезался в него. — Че тебе? — буркнул вместо извинения мужчина. — Вы уверенны, что его стоит ставить в игру? Он еще не полностью оправился, — смазано говорит Айзек, чувствуя, как у него начинают намокать ладошки от волнения. Он думал просто забить на это и уйти, но, в конце концов, решился подойти с волнующим вопросом к тренеру. Может, он все еще не такой экстраверт, как Эрика и не умеет начинать разговоры с кем угодно без страха, как Стайлз, но, чувствуя связь со стаей, которая стала его настоящей семьей, Айзек готов заставить себя меняться к лучшему маленькими шагами. Сделает сейчас что-то, чего не делал раньше, легче будет повторить это потом. А он хочет повторять, потому то, кто он сейчас для других — его не полностью устраивает. Он хочет быть увереннее. Как Эрика. Не хочет быть тем, кого тащат в их паре. Он парень, а не она. И это его задача решать вопросы, а не ее. Она должна быть за ним, как за стеной, а не наоборот, как это есть сейчас. — Твой приятель почти тебя уделал, Лейхи. Не будь таким жадным, дай и неудачнику разок что-то выиграть. Непринужденность в голосе мужчины оскорбляет Айзека, не то, чтобы слишком, как если бы так сказали про него или Эрику, но достаточно, чтобы почувствовать чесотку от злости где-то под ребрами. Айзек хмурится и начинает: — Я не… Не это имел в виду. Он хотел встать на защиту Стайлза. Но тренер, спавший три часа за эти сутки, выпивший шесть чашек кофе за утро и начавший курить сигарету, которая сейчас сгорит, так и не отдав себя ему, гаркнул: — Все, вали давай. Это не те вопросы, которые я обязан обсуждать с тобой. Иди в душ. Не порть мне аппетит перед обедом. И Финсток пошел вперед, оставив его разочарованную тонкую натуру стоять на влажной зеленой траве. — Но мистер Финсток!.. Тот помахал ему невнятно и скрылся за дверьми. Айзек выдохнул. Полупрозрачное облачко пара, как сигаретный дым, пронеслось перед его лицом и развеялось. Взглянув в сторону, Айзек вдруг закрыл рот и, решив все равно добиться чего-то, хотя бы от Стайлза, быстро пошел вперед. ****** — Он уже ушел, — сказал Дэнни, когда Айзек у него спросил про Стайлза. Айзеку ничего не осталось, как принять поражение. Или… Сейчас большая перемена для обеда, а они всегда, или почти всегда, встречаются на обеде и садятся за один стол. Там он и поговорит со Стайлзом о том, что чувствует, что что-то идет не так, как должно идти. Он не понимает, что не так и не может предъявить Стайлзу ничего конкретного, у него просто есть это чувство. В детстве, когда мать еще не ушла от них, Айзек чувствовал, что что-то не так, даже не видя ничего плохого. Родители скрывали свои недомолвки и не говорили никогда ему о разводе, мать даже не попрощалась с ним, молча сбежав от них, получив от отца подпись на нужном документе. Тогда Айзек знал, что случится что-то такое до того, как это случилось. Он шел домой, где его должна была ждать мама, с почти точным знанием, ощущением, что дома не будет никого. Такое повторялось и сейчас. И это тревожило его и немного приносило боли. Он боялся, что Стайлз, как и его мама, может пропасть. Из-за волнения быстрее решить этот вопрос и прояснить то, чего не видел полностью, Айзек быстро принял душ и переоделся, оставив Скотта в полотенце у его шкафчика в раздевалке, и ушел на поиски Стайлза. Запахи в коридоре смешивались и Айзек не мог отследить нить, которая привела бы его к другу, поэтому он просто пошел в школьную столовую, которая на первом этаже. ****** Стайлз не слишком вспотел, поэтому решил не лезть в душ. Он переоделся и первым ушел из раздевалки. Он шел по коридору в кабинет информатики, не собираясь идти в столовую, потому что не хотел встречаться со своей компашкой волчат, хотел немного одиночества, которое можно было бы получить в кабинете. Но Эрика застала его на лестнице. Волчица поймала его за запястье, когда он прошел мимо профессионально играя, словно ее не заметил, увлеченный мыслями. Она заглянула в его глаза и чуть улыбнулась. Сегодня у нее не было красной матовой помады на губах. Лишь розовый блеск, пахнущий персиками и сахаром. — Далеко собрался? — Видимо, нет, — негромко ответил он. Эрика так и не отпустила его руку, пока они не спустились обратно по лестнице. Лишь в коридоре она пустила его, уверенная, что он не убежит от нее, как ребенок от матери в ТЦ. Они пошли по течению людей в конец коридора, к задним дверям, ведущим на уличный дворик, где есть скамьи с лавками. Когда погода хорошая — там собирается, чтобы пообедать, много народу, ведь обедать на свежем воздухе в разы приятней, чем в столовой, в которой всегда стоит странный кисловатый запах. — Займем там место, — сказала Эрика, доставая сотовый. — Я напишу в чат, чтобы они тоже шли сюда. Дождь был несильный и уже давно закончился. Думаю, скамейки будут сухими, но лучше поторопиться, чтобы успеть занять места под навесом. — Как скажешь, — Стайлз удрученно посмотрел на приближающиеся двери. Когда они вышли на улицу, там и правда было вполне сухо. Остались намеки на влагу, но, в основном, округа была чиста. Был несильный ветер, который сдул после дождевые тучи, и теперь светило солнце. Оно уже припекло Стайлза на тренировке, и он раздраженно поднял руку, чтобы прикрыться от лучей, пока они шли от здания школы до обеденных мест под козырьком в паре метрах впереди. Другие ученики заняли похожие места неподалеку, и кто-то вышел из дверей за ними, зашагав в том же направлении, увлеченно разговаривая. Эрика перекинула ногу через лавочку, села, а потом перекинула вторую, разворачиваясь к деревянному столу и ставя локти на него. Телефон все еще был в ее руках, и она что-то листала в нем. Когда Стайлз сел рядом с ней и уже успел отойти мысленно в другое далекое место, Эрика отложила телефон, расстегнула сумочку и что-то достала. Она поставила прозрачную пластмассовую баночку с белой крышкой и белым содержимым на стол возле руки Стайлза и забарабанила длинными ногтями «трым-трым». — Что это? — Стайлз завертел баночку, вычитывая название среди черного мелкого текста на этикетке сбоку. — Это же не наркотики? Потому что за столько тебя могут и посадить. — Это сухая глюкоза, — ответила она. — Тебе от приступов. Это пьют при порфирии, когда чувствуют, что боль в животе нарастает. Ты не знал? Боже… кто из нас заболел этой хренью, я или ты? Я вчера весь вечер про это читала. Такой пиздец. Она нервно перекинула волосы с одного плеча на другое и закинула ногу на ногу аккуратно, пытаясь не удариться коленом об край стола. Стайлз мыкнул и засунул глюкозу в рюкзак. Вряд ли она была ему нужна, но забота Эрики трогает. Может, своей ложью он разовьет у нее интерес к генетическим болезням еще больше, она прочитает еще и еще и поймет, что ей нравится эта тема, и она хочет стать врачом. Было бы неплохо. Стайлз не помнит, чтобы Эрика говорила, кем хочет стать, и он переживает за нее. Всем нужно понимание того, в чем он хорош или в чем хочет стать хорош. Он, например, выбрал ай-ти, но еще думает о полицейской академии, чтобы пойти по стопам отца. Правда Стайлз не знает точно, хочет он работать в полиции из желания оправдать для отца право на свое существование или ему просто это нравится. Быть шерифом он точно не собирается, но ему нравится детективное дело. В детстве он как-то говорил, что будет коронером, потому что ему нравился сериал про девушку-коронера, который шел по ТВ как раз в то время, когда он возвращался с начальной школы. — Пиздец, да. Звучит воодушевляюще. Надеюсь, я хотя бы доживу до выпускного бала. Эрика ущипнула его через свитер за плечо, и Стайлз чуть отодвинулся от нее по скамье, театрально потирая это место. В это время двери снова открылись, и Эрика увидела Айзека. Она махнула ему рукой, чтоб тот быстрее их увидел. Когда Айзек сел напротив нее, смотря на него, а не на Эрику, Стайлз понял, что за столом теперь есть что обсудить. Айзек принес собой тучку отлично пахнущий эмоций. И отчего-то Стайлз резко похолодел на пару градусов, вскользь подумав о том, что, ведь, кто угодно из его друзей может как-то догадаться о том, что произошло. Особенно Айзек или Эрика. Они ведь вместе ходили на ту тусовку на Хэллоуин. Вдруг Айзек вспомнил, что что-то видел? Стайлз, конечно, не помнит, что было, и был бы только рад, если кто-то пролил бы света для него на тьму, поглотившую его тогда ночью, но все же… — Что-то случилось? — нахмурилась волчица. — Ты уверен, что хочешь играть в среду? — спросил Айзек, и Стайлз убрал руку со стола, словно волчок может его цапнуть за нее. — Конечно. Мы ведь это уже решили. А у тебя есть повод быть против этого? — чуть приподняв брови, отчего на лбу появились тонкие горизонтальные линии, спросил подросток, гадая, что именно происходит в голове Айзека. Милый кучерявый щеночек никогда не проявлял агрессию даже к кому-то не из их клуба, не то, чтобы к нему. И было странно чувствовать эту агрессию от него сейчас. От Эрики хлынуло тепло гордости, перемешанное с эклектическим холодом смятения. — Тебя взяли в игру? Это классно… Но ваш тренер не знает, что ты был в больнице? Если он поставил тебя в игру до всего, то, может, тебе лучше попросить тренера заменить тебя кем-то? Айзек с какой-то стати ответил за него. — Нет, Стайлз говорил ему о больнице. Тренер знает. Он поставил его сегодня на тренировке, потому что Стайлз прибежал третьим, и тренер решил, что в Стайлзе открылся талант, как когда-то в Скотте. — Ты бегал сегодня? — уже без теплоты, льющейся от нее, спросила она Стайлза. И Стайлзу захотелось уткнуться носом в стол или закричать в небо. Но он только тихо вздохнул. Все. Все, кто его окружает, видят в нем слабое звено. Он знал, конечно, что не такой клевый, как они, но почему-то полагал, что только он считает себя лузером, что может развалиться от любого толчка. Почему они не могут просто порадоваться за него? И не усложнять его жизнь… — Да. И не вижу в этом проблемы. — Как ты смог прибежать третьим? — изумилась Эрика. Стайлз все же задрал голову к небу и пожал плечами. — Думаю, я и раньше мог бы это сделать, если бы был более нацелен на результат и думал о том, где лучше срезать и как правильнее дышать, а не как не упасть и не умереть от нехватки воздуха в самом начале. Не знаю. Просто получилось. Забей. — Но все же… — Эрика опять заговорила, словно Айзек заразил ее тем, что принес с собой, и Стайлз вдруг стукнул ладонью по столу и поднялся на ноги. — Черт, я забыл телефон в машине. А он нужен будет на информатике. Продолжим потом, окей? Он ушел. Или убежал. И оставил Эрику с Айзеком позади. Пусть обсуждают все, что хотят, друг с другом, раз уж так переживают об одном и том же. Ему нет дела до чужих суждений. Он знает, что в порядке, и что хочет играть, и что не будет рассказывать об укусе, пока что. Так что лучшее, что думает Стайлз можно сделать сейчас — сбежать. Отодвинуть срок сдачи решения проблемы на потом. В коридоре он слышит Скотта и Эллисон и прячется на лестнице, ждет, пока они пройдут, и, боясь, что может столкнуться с кем-то еще знакомым, желающим его достать, идет к главным дверям школы. Раз уж он сказал, что забыл телефон в джипе, что же… там он и подождет конца этой перемены. ****** Чуть раньше. Его племянник снова исчез из дома, а щенята ушли в школу, играя в послушных деток. И Питер остался один. Это стало частым явлением. Но ему не привыкать. Он уже не помнит на вкус того времени, когда было иначе. Возможно, что-то сидит в нем и истощает зловонную ауру, от которой всех и уносит. В любом случае, он не слишком-то спешит менять уже привычное положение вещей, даже если они стали его не устраивать. Он волк-одиночка. И умрет им. Ему не грустно из-за этого. Разве что самую крупицу. Питер не знает расписания детей, но, он полагает, что в обед у них примерно в это время. Когда они ходили в школу с Дереком, то было так. Вряд ли что-то изменилось. За десятилетия Бейкон Хиллс не сменил ни одного камня в своем фасаде. Его словно закупорили в стеклянную банку. Забирая ключи и надевая короткое шерстяное пальто, старший Хейл идет к своей машине. Он думал о том, чтобы просто рассказать о Стилински Дереку сразу и лишить себя лишней головной боли, но, поразмыслив, что из этого может стать в итоге, передумал и пришел к выводу, что не хочет лишать себя возможности развлечься и обзавестись компанией (он считает, что Стайлз неплохая компания). Стилински сам должен рассказывать о своих секретах другим, особенно Дереку, который его прямое продолжение руки. Пары должны быть практически одним целым. А смотря на эту парочку, Питер видит разве что избитого волчка и не менее побитого мальчика, которые живут в разных плоскостях и разрушаются, как мост, от того, что связующее истончается. Им нужно что-то, что их объединит, при этом не повредив тонкую нить еще сильнее. Опасно влезать в эти сложные отношения, но Питер хочет, поэтому, влезает в них, стараясь ничего не задеть, аккуратно, как форточник. Просто сделает что-то тут, а что-то там. Может, что получится. Оставлять Стайлза разбираться со всем самостоятельно, учитывая, что у него не хватает опыта, чтобы справиться с новыми правилами самому, жестоко. А Питер не такой черствый, хоть может так показаться. За тридцать лет жизни он пришел к выводу, что лучше относиться проще ко всему; к подставам, к смерти близких, понял, что никому ничего не должен и стоит жить и думать о себе. Но при этом полностью из-за этого убирать всех людей из своей жизни и становиться отшельником — уже крайность и абсурд. Он пробовал убрать от себя всех и вся и в итоге потерял себя и стал монстром. Людь, оборотень или вампир, ты все еще социальное зверье. И лучше делать что-то хорошее для тех, кто способен тебя терпеть и любить, если не хочешь кончить плохо от неудовлетворения базовой потребности. Общение стоит наряду с едой и сном. Не стоит забывать про него. Иногда все же нужно выгуливать свои коммуникативные навыки поболтать. Питер доезжает до школы довольно быстро. Он любит ездить быстро. Благо, его машина и пустые дороги с более-менее нормальным асфальтом позволяют это. Он был рад, когда купил эту машину. Она может разогнаться до сотки за несколько секунд. Иногда, когда он сидит в ней один, то дает себе представить, как разгоняется, а потом выворачивает резко руль и эпично завершает свою длинную, затянувшуюся и ушедшую куда-то не туда историю. Что-то завлекательное есть в мысли о собственной смерти. И это влекущая сила смерти стала сильнее после того, как он умер и ожил. Если раньше он думал о смерти, как о размытом и неясном понятии, которое только и интересно своей таинственностью, то сейчас он думает о ней, как о реальном и существующем выходе. Переходе. Говорят, что никто не знает, что происходит с человеком после смерти. Но Питер знает. И не может просто забыть этого, облегчив себе существование в мире живых. Желание вернуться туда, откуда пришел, понемногу отламывает кусочки от него каждый день. Питер доезжает до старшей школы Бейкон Хиллс как раз тогда, когда Стайлз выходит на улицу, и старший Хейл видит его, радуясь, что ему не придется или ждать подростка в машине, или искать его в школе, как какой-нибудь маньяк. Стайлз сам знает, что надо делать. Питеру определенно нравится этот подросток. Хоть, он временами и доставуч в силу своего характера, он интересный и смышленый. Если бы не Дерек и Скотт, вечно висящие возле Стайлза, Питер бы давно сделал Стайлза своим бетой. Но судьба, конечно, знает, как лучше. ****** На улице ходят школьники. Стайлз слышит их голоса и сердца. Медовые, сахарные, мускусные, кислые и другие запахи витают в воздухе, оседают на все предметы, даже те, которых он вынужден касаться, вроде дверных ручек или асфальта. И он хочет сбежать от этого информационного шума. Навсегда. Это не его. Ему не нужно столько ненужной информации обо всем, в силу своего всегда включенного интереса, он не может перестать все замечать. И это все давит на него, обвивает его шею и душит. Люди, которые максимально близко стоят к нему, находятся не ближе, чем в пяти метрах, но ему кажется, словно они зажали его в тиски и нагло лапают. Суют ему в лицо руки или говорят ему в уши. Стайлз видит свой джип и, затыкая уши, чувствуя разрастающуюся мигрень, почти доходит до машины. Но кто-то как шлагбаум выставляет перед ним руку, и он врезается в нее, а потом этот кто-то этой же рукой обхватывает его за талию и прижимает к себе. Стайлз убирает руки от ушей, чувствует запах приятного одеколона и хочет повернуть голову, чтобы узнать, тот ли это, о ком он подумал, но человек закрывает ему глаза. И Стайлз разочарованного выдыхает. Не он. — Какого черта, Питер?.. Питер сухо посмеивается. — Верно. И как ты только угадал? — Он отпускает его. Стайлз быстро отпрянывает назад и разворачивается. Это правда Питер Хейл. С его фирменной улыбкой Мона-Лизы в маньячной интерпретации. Чуть наклоняя голову, оборотень смотрит Стайлзу в глаза, и Стайлзу становится неудобно, словно Питер имеет способность читать мысли и делает это сейчас с ним. В голубых глазах Стайлз видит свою оголенную для Питера душу. — Зачем ты пришел? Время похищений закончилось. Питер улыбается: — Один достоверный источник мне намекнул о кое-чем, что связанно с тобой и тем, кого обсуждает весь город. Вижу, ты понимаешь про что я. Не хочешь продолжить в более… — Питер отводит взгляд в сторону на девушек у лестницы неподалеку, смотрящих на них, — уединенной обстановке? Стайлз хмуро смотрит на компашку девочек и, слыша обрывок «думаешь, это его знакомый?» от одной из них, проходит мимо Питера и доходит до своего джипа, кладя руку на ручку с водительской стороны. Но Питер мягко перенаправляет его к своей машине, что в нескольких метрах позади, ближе к деревьям и выездной дорожке с парковки. Питер открывает ему дверь и идет на водительское место, садясь, а Стайлз все стоит перед открытой дверью и почему-то не хочет садиться. Он слышит, как шерстят книги его памяти, но среди листов он не может ничего прочитать. Питер нагибается к нему через сидения: — Не вынуждай и вправду тебя похищать. Стайлз все-таки садится и хлопает дверью. Питер сразу же дает газу и уезжает с парковки, и тогда, когда они уже начали движение, страх отпускает Стайлза и он расслабляется, хотя это и громко сказано, в сидение с мягкой кожаной обшивкой. В салоне Питера ничем не пахнет, разве что немного самим Питером. Здесь чисто и почти стерильно. Даже елочки-вонючки нет на зеркале, как у Дерека. — Твой «надежный источник» это же не Айзек? — когда школа пропадает из виду, говорит Стайлз. По реакции он понимает, что нет, и уже утверждает. — Дитон, да? Блин, зря я у него спрашивал. Так и знал, что он поймет и кому-то расскажет. Надо было рассказать ему и попросить попридержать секрет немного. — Немного, это сколько? — спрашивает Хейл. — День? Два? Неделю? Год? Сколько времени ты планировал молчать, Стайлз? Я думал, что семья не держит секретов друг от друга. Ты же уже вроде понял, к чему приводит молчание о важном. И опять за старое. Я считал, что ты умнее. — Я… — Да не оправдывайся. Я тебе не отец и не психолог. Мне плевать, что ты делаешь. Просто интересно, почему. Тот, кто тебя укусил, ты знаешь его? Питер смотрит на него, а Стайлз не может не отвести взгляд. Смотря в глаза Питера, он возвращается в тот день и снова чувствует чужие руки на себе, но… пытаясь разглядеть лицо, того кто был сверху, он не может, и чувствует себя тупой несчастной жертвой, что не может ничего ответить. И все же, Питер психолог. По крайне мере где-то в глубине души совсем немного. Стайлз словно у него на приеме, пытается вернуться в травмирующее воспоминание, чтобы пережить его еще раз и отпустить, по пути прихватив пару новых упущенных деталей, так, как бонус. — Это мужчина. Это все, что я помню о нем. — Очевидно, что Греймен мужчина. Я говорю о чем поинтереснее. Номерные знаки? Имя? Может, фотопортрет. Было бы неплохо узнать, кого искать и кого остерегаться до того, как он подойдет к тебе близко. Стайлз выпрямился: — Ты думаешь, он захочет со мной встретиться? Питер тихо усмехнулся: — Встретиться это вряд ли… но вот убить или забрать тебя определенно. Ты каким-то образом выжил после укуса. И если Греймен знает о тебе, а он должен знать, он захочет или добить тебя, потому что делать тебя бетой не входило в его планы, либо, он может захотеть, раз уж ты уже его бета, взять тебя под свое так называемое крыло. Все альфы если и обращают, то только ради того, чтобы прибавить себе сил за ваш счет. — И за твой счет. Ты же тоже бета. Не говори, словно ты сам альфа. — Замечает Стайлз, а потом нервно проводит рукой по волосам. — Блять. Я не знаю, что делать! Какого хрена… я не хотел, чтобы так вышло. Почему я? Почему не кто-то другой, кто был бы этому рад? — Только не плачь, — сухо просит оборотень, опуская немного окно со стороны Стайлза, чтобы тот глотнул воздуха. — Я не жилеткой тебе побыть пришел. — А что тогда? — Стайлз высовывает нос в окно на несколько секунд, а потом растекается обратно по креслу, оставив за окном лишь руку. Ветер приятно ласкает кожу, остужая ее и немного обескровливая. Питер не стал уезжать далеко и ездит по лесной дороге вокруг школы. Стайлз надеется, что на дорогу не выпрыгнет Айзек или Эрика. Он все еще думает, что то, что было на обеденном перерыве, немного странно. Какие-то семейные разборки, словно Айзек его старший брат. Возможно, это какие-то стайные заморочки оборотней, в которые он не посвящен. — Что тогда? — смакует Питер и выравнивает скорость на пятьдесят километров в час. — Хороший вопрос… Не знаю. Будем считать, что я просто помогаю тебе, потому что ты важен Дереку, а Дерек, хоть и загнал меня под плинтус, важен мне. — Не особо что-то верится в это. — Во что именно? Стайлз начинает перечислять и причитать, чувствуя гонение. Что друзья, что отец или Дерек, Питер также автоматически ставит себя выше него и то, что делает, а именно — влезает в его дела и личную жизнь — героически называет помощью. Он не просил о помощи. Разве он просил? Нет. Нет. Нет. Дайте ему решить все самому. Хотя бы дайте время принять. Все происходит слишком быстро. Его жизнь меняется с той скоростью, которую он не может обработать. — В то, что он будет меня преследовать только потому, что обратил. Если бы он был во мне заинтересован, то давно бы уже пришел и сделал, что хотел, а не ходил вокруг, да около. И ты. Тебе никогда не было дела до Дерека. И до кого-либо еще. Ты сухарь… — под конец Стайлз вскинул руками и скрестил их на груди, ощущая, как слова защиты и нападения утекли, и измельчали берега личного пространства. Питер знает. Так почему он пытается все замять сейчас? Сам же камеру повесил в комнате, потому что ночью тот, о ком они говорят, приходил к нему. Все же Греймен знает о нем и помнит. Он где-то рядом, а Стайлз даже не знает, с какой стороны ждать нападения и когда. — Следи за выражениями. Я не Дерек, мимо ушей могу и не пропустить, — ответил оборотень. — Мне льстит, что ты считаешь, что у меня нет сердца, но, к сожалению, оно есть. И если ты будешь меньше упираться, то может получиться все решить чуточку быстрее и эффективнее. Если так не хочешь, я могу и бросить эту затею, и просто рассказать Дереку… Стайлз вскрикнул: — Нет! Не надо никому ничего рассказывать… — вздохнув, он все же сдался. — Ладно. Прекрасно. И что? Допустим, я согласен сотрудничать с тобой, а дальше? Будем ставить вампиру ловушки? Весело, но что-то мне кажется, это не сработает. — Я не собираюсь никого ловить. Делать мне больше нечего, как гоняться за кровавыми наркоманами. Я уже ответил на вопрос, я всего лишь помогаю тебе из своей любви к Дереку. Будет жаль, если ты самоубьешься или тебя убьют и Дерек пойдет за тобой следом. — С чего бы ему это делать? Он меня ненавидит. Если я исчезну, он только обрадуется, что не нужно больше вытаскивать мою задницу из передряг… Стайлз отвернулся к окну, а Питер устало вздохнул. Зачем он разбирается с этим? Это же не касается его. Но, он говорил правду, когда говорил, что любит Дерека. Может, поэтому. Может, из чувства вины перед племянником. А может все вместе, ведь, в конце концов, человеческие чувства и поступки, вызванные ими, сложная система с запутанными путями, как паутина. — Стайлз. Скажи, какие с Дереком у вас отношения? — этот разговор ушел не туда, но Питеру хотелось что-то прояснить для себя. От Дерека никогда не услышишь о его чувствах, тот всегда их прикрывает простыней, а о чувствах других Дерек также не говорит, ибо не разбирается в них. — Не знаю. Случайные. Какая тебе разница? Это не твое дело. — Не мое дело, конечно, — гулко повторил Питер. Слова болезненно засели в его голове. Подросток прав. Как и для Дерека, так и для Стайлза и стаи, Питер никто. Просто тот, кто живет в их доме, ходит где-то по краю их общего круга и следит, как зритель за тем, как разворачивается их жизнь. Словно приведение. — Хотелось бы, — продолжает оборотень, — сказать что-то очень умное и трогающее, чтобы быстро дошло до твоего сознания и многое прояснило бы, но… — Питер улыбается ему в зеркало, — как ты и говоришь, это не мое дело. Хорошо. Разбирайтесь с этим сами. Но вампир — это не просто сложные отношения, это проблема, которая хочет тебя убить. И нравится тебе или нет, я собираюсь решить эту проблему вместе с тобой. Мы не сможем выследить вампира, раз ты ничего не помнишь, и я догадываюсь, почему… — Почему? — …но мы можем хотя бы облегчить твою жизнь. Переход после укуса всегда неприятное и сложное время. Если ты не рожденный от укушенной, а обращенный после укуса уже в каком-то возрасте, то тебе приходится буквально учиться всему заново. Принимать новую реальность и правила. У тебя уже прорезались зубки? Чувствуешь, как течет кровь в моих венах? Стайлз опустил взгляд и невольно прислушался. Тук-тук гулко отзывалось сердце в груди. Так ровно, сильно, спокойно и успокаивающе. Теплая жидкость быстро, как вагоны электрички, неслась по венам, как по рельсам. И это дополнял влекущий Стайлза запах. Он снова почувствовал голод и испугался этого. — Нет! Ничего нет! Все осталось прежним… — Да? Тогда ты не будешь против, если я проверю это, — Питер обхватил его запястье и на большом пальце его вырос острый коготь. Стайлз почувствовал давление на кожу и выхватил руку, прежде чем его кожа разошлась бы, как некрепкая ткань. Питер недовольно посмотрел на него. Довольно долго. Стайлз задышал чаще, и потом, когда выдохнул, Питер вдавил педаль газа. Машина резко поехала быстро вперед, а стрелка на спидометре скакнула до круглой цифры. Потом машина резко затормозила и послышался скрип резины по асфальту, на нем остался черный след. А на панели, об которую Стайлз, сидевший не пристегнутым, ударился носом, остался похожий след, только ярко-алого цвета. Стайлза пронзила боль и он, сморщившись и открыв рот, схватился за нос и только потом закричал: — Какого хрена, Питер?! Кажется, я сломал нос… Как больно. Через меньше, чем минуту, Питер снова взял его за руку, только уже аккуратно и отодвинул руку от лица. Кровь застыла под носом Стайлза, она стекала вниз по губам и заляпала свитер на груди. Питер оценивающе посмотрел и потом задел его нос. Стайлз ожидал боли и дернулся, но быстро успокоился и удивился, когда ее не было. Он повторил за Питером и задел свой нос, пытаясь подвигать его немного. Ничего. Просто нос. Но он же чувствовал, как что-то хрустнуло… почему нету рези, когда он касается его? — А все уже заросло. Хм, интересно. Так быстро. Кажется, быстрее, чем у оборотней. Давно ты завершил переход? — начал говорить Питер, открыв бардачок и доставая оттуда пару влажных салфеток. Одну Стайлзу, а одну вытереть панель. — Какой переход? — с рукой на носу спросил подросток. — Насколько мне известно, у вампиров обращение состоит из двух этапов. Первый — укус и последующее выживание после него. А второй, тот, когда ты уже полностью перестраиваешься и, грубя говоря, становишься полностью вампиром. Я думал, что ты еще на первом этапе. Ты же сказал, что не знаешь, кто тебя укусил. А чтобы перейти на второй этап — альфа должен дать тебе немного своей крови. — Круто. И что это за система такая? Как это работает? — Я не знаю. Стайлз опустил руку и задумался. — Я… возможно, я мог пересекаться с Грейменом, не зная, что это он. Вообще-то, кто-то ночью взбирался мне на крышу. Я видел красные глаза в окне. — О чем еще вспомнишь? — пассивно-агрессивно от раздражения, что Стайлз скрывает почти все, что важно знать тому, кто хочет ему помочь, спросил Питер. Получился риторический вопрос. И Стайлз не ответил. Питер продолжил, вздыхая, уставший от этого разговора. В теории все всегда кажется проще. Он думал, это будет веселее. Но помогать другим и вникать в их проблемы — тот еще геморрой. Отдавая себя кому-то, истончаешь свои внутренние резервы сил. А у него эти резервы и так скудны. — Ладно. Наверное, хватит на сегодня. Давай закончим это быстро, и продолжим разговор уже завтра. Питер поднял вверх по руке рукав пальто и начал расстегивать манжетку. Стайлз уставился на него с не полным пониманием того, что Питер делает. Но он догадывался. И начал переживать. Он вновь услышал и почувствовал кровь и во рту стало больше слюны. — Что ты делаешь? Перестань. Эй, ты слышишь? Застегни обратно. — Стайлз. Не будь таким ребенком. Сам подумай, долго ли кто-то может без еды? Все питаются на Земле, даже растения. А ты не растение. Тебе нужно намного больше. Сколько ты уже ничего не ел? Стайлз открыл рот и закрыл его обратно. — Именно. Так что давай закончим быстрее. На мгновение он решил сделать это. Но в следующее мгновение он уже отказался от предыдущего решения и грубо пихнул руку Питера от себя и открыл дверь, выходя на улицу, на воздух. Подальше от соблазнов и головной боли в виде оборотня. Когда Стайлз захлопнул дверь, Питер опустил окно и сказал ему: — Я даю тебе время до среды. Потом, если ты сам не расскажешь Дереку, я сделаю это за тебя. До завтра, Стайлз. — Что? Но в среду игра, мне не до этого… Питер дал по газам, и, когда Стайлз еще не закончил, машина уже была далеко впереди. Подросток сжал челюсти, потоптался на месте и слишком поздно показал Питеру фак. — Дерьмо… — стонет Стайлз, приседая на корточки. Все сразу давит на него и у него подкашиваются ноги. Сидя, он вспоминает об информатике, которая или уже началась, или которая вот-вот начнется, а он даже не у дверей школы. — Дерьмо! — резко поднимаясь, повторяет Стайлз, и у него снова начинает кружиться голова и чесаться кожа на шее и руках. До школы он доходит по теньку, идя через лес напрямую. И, конечно, опаздывает, заходя в класс через три минуты после звонка. Дерьмо-день. Дерьмо-день. Дерьмо-жизнь. Увы, но вечером, когда Стайлз уже дома, лучше не становится.