***
Ну нахуя я сюда пришла. Нахуя было рассчитывать на адекватность этой рогатой курицы. И плевать на брата, того мы видали и в худших раскладах, но именно её там не было. Назначив время на «кофе» вместе с официально несуществующими свитками, она мало того, что блистает отсутствием, так и оставляет в награду живого оленя. Семейные старты начинаются через три дня ровно, а меня беспардонно опрокидывают. Причём сука действительно знает слишком много важного про это всё, но оттягивает удовольствие. И на десерт новый сорт экстаза: инопланетный интерьер, удачно дополненный перекошенной мордой братца. Он был похож на одну из нелепых статуэток — образчиков народного искусства особо отсталых племён тауренов или иных бесполезных созданий, само существование которых определяет религия. И одна из причин ненависти к вере — выворачивающее желание в подобный день обратиться, например, к Свету, чтобы отправиться в крестовый поход во славу Его или спрыгнуть в Водоворот на милость Его. А ненависть потом подпитывает эго, потому что все эти разной степени извращенности сказки были и остаются уделом любителей самому себе от души напиздеть, чем мы не страдаем. О да, самообман — великий грех. Как удачно, что прямо напротив стоит один из грешников, можно огнём и мечом исправить неверного. Тело уже начинает звенеть от мучительного ожидания прыжка на жертву, желания упасть в аффект и увидеть кристально чистый сон от древнего безумия. Сдерживает только обида на жизнь: братишка внутренне способен у меня выиграть, но продолжает паниковать, зажиматься от страха, а не от воображения моего разбитого в мясо лица. И каждая подобная стычка заканчивается по нескольким сценариям. Но не будем о мясе. — Чего ты такой грустный, малыш? — да, давай, братец-мудачонок, группируйся и распредели нормально вес, — Твоя подружка оставила без завтрака и убежала? Предсказуемо не отвечает. Отвлекает на зигзагообразное подползание ко мне, чтобы потянуть время и мои жилы. Вечность спустя мы почти дышим друг другу в лицо. У обоих симметрично бьётся височная жилка, приоткрыт рот в настороженном оскале. Только он задумал обойти меня, уйти от вызова. Давай, Тираиль, отвечай! Плюю ему под ноги, следом бросаясь из полуприседа, чтобы пресечь бегство в сторону лестницы. В ответ он пытается подхватить меня внизу и дезориентировать захватом в прыжке. Хорошо, но я сама быстро поддержу инициативу и ласково придушу для острастки, если бы не предусмотрительный оборот спиной и вытянутая нога, сбивающая мою опорную. Ладно, раз уж ты привык всех женщин переводить в горизонтальное положение, то будь готов к последствиям. Лечу вниз с распахнутыми объятиями и впиваюсь в услужливо прижатые к полу запястья. К тому времени падение заканчивается, и мой вес толкает жертву вниз. Вырываю его руки назад и ложусь сверху, обвивая ногами. Пока не успел перевернуться, зажимаю пальцами болевые в районе досягаемости и жду. В очередной раз брат разочаровывает. Он со вздохом расслабляется и устраивается с комфортом. Что ж, тогда придётся разговаривать разговоры.***
Такие у нас взаимные приветствия. В силу того, что гордых тут нет, собираюсь с мыслями и пытаюсь усмирить зверя. — Если ты пришла ко мне, то я с удовольствием поболтаю с тобой за чашечкой кофе и вафлями Сверху раздаётся раздражённое хмыканье, и в следующее мгновение волна поднявшегося воздуха оповещает о свободе. Отлично, сегодня у неё весьма благодушное настроение после сеанса самолюбования. А это — хороший шанс избавиться от общества Тау на оставшиеся дни в Даларане, так что стоит закрепить успех горой вафель и эклеров. Упруго поднимаюсь, быстро разминаю шею и плечи после обнимашек и веду дорогую гостью в сторону столовой. По пути сестра ненавязчиво осматривается и принюхивается. Учуяв аромат свежей сдобы, успокаивается и благосклонно фырчит. После кивка в сторону стола оставляю её возиться с портсигаром и ухожу собирать пир на кухню. Что сказать, Кенниба очаровала меня в самый первый раз, но каждый день мои чувства к ней лишь крепнут: высокие стопки промасленных вафель окружены тарелками с круассанами, черничными кексами и карамельными эклерами. На небольшом закутке у самоподогревающегося кофейника предусмотрительно выставлены банки домашних джемов, кленового сиропа и вазочка шоколадной пасты. Отдельно от этого всего, у раковины в ведерке со льдом стояла бутылка холодного чая. Именно такая внимательность к деталям вызывает слёзы умиления, скажу я вам! Ломаюсь в попытках понять, в какие ещё бурые тона будет окрашен остаток дня, балансируя подносами в каком-то «королевском» вальсе. Пока не получается, потому что: «Твоё сознание можно считать системой с точнейшими зависимостями в процессах передачи внутренней энергии, внучек, не отвлекайся на всякие глупости». Это произошло после серии принудительных чиноповышений в ходе первой войны с зелёными на, тогда ещё, их земле и где-то в течение декады праздного шатания по Академии вольным слушателем. Когда я искал себя в условиях оригинальной версии домашнего ареста, занимательно было ходить на лекции по законам тонких материй и впитывать непонятные термины, звучащие как имена слуг Легиона. Наверное, магический потенциал кого-то вроде Мегаампера или Гигаватта плешивые академики и изучали столько лет, чтобы только про них и нудеть. Дед, надо сказать, тоже одно время этим увлекался. Возвращаясь к вопросам сознания: я помню рецепт соуса для жареных тритонов на обратной стороне бумажного кулька с ящерицами в кляре, которым со мной поделился лавочник после первого в жизни патруля по родной столице, но в голове пусто при попытке вспомнить хоть малейшие детали. В какой части Базара это произошло, какое было время суток или как я сам тогда выглядел. Нет, я знаю, во что я был одет, но цельный образ так и не выходит. Жертва неудачного аборта по жизни. Из высоких вопросов вывело оглушительное мурчание. Моя любимая мухоловка изволила оценить представленное перед ней кулинарное чудо. — Ешь, — утробный рык так удачно подошёл к ошмёткам клубничного джема на щеках сестры, что не грешно и очароваться этим древним хищником… — С удовольствием, только перестань пить НАШ КОФЕ из горла, — здоровая доза подначек подогревала спортивный дух во время подобного свинства и иногда заставляла Таур чуть скалиться и шипеть. А ради улыбок любимых женщин я готов стерпеть многое. К носу тихо пододвинулся кофейник, и я запустил процесс утреннего возрождения в привычной последовательности: развёл в необъятной кружке кофе молоком, заткнув рот воздушным круассаном и вооружился шоколадной пастой. Сеанс «погрызём-порадуемся» неспешно переходил в «посидим-покурим-поговорим». — Рогатая настолько хороша? — интонация у Таурэтари вроде расслабленная, да и самокрутка успела дотлеть наполовину. — Она все равно не в твоём вкусе — Ты так и не ответил на вопрос, — последнее слово с трудом угадал сквозь кашель и дым. И что ей ответить? Утвердительно — получу дозу ксенофобного юмора и однотипных насмешек, отрицательно — просто унижения по факту существования. Из возможных подковырок представляется только аккуратная проверка моей готовности сказать то же, что и самому себе. Приходится крошить последний маффин в попытке наскрести смелость признать очевидное. — Раз уж ты так заинтересована, то говорю прямо, — левый глаз чуть прищуривается. Изучающе, а не в настороженности, — Она безумно хороша! Ожидаемого взрыва замогильного гогота почему-то не следует. Взгляд примораживает, но это — скорее пассивная способность. Выглядит всё так, будто она продуманно выясняет глубины моего светлого чувства к Тани. Если вдруг на неё пришла наводка от одного из агентов Таурэтари, то я никак не смогу помешать исполнению заказа, каким бы он ни был: взывать к морали бесполезно по объективным причинам, золота от меня сестра не возьмёт. Видите ли, с семьей она в бизнес не лезет. — Не хочешь оказать встречную любезность, — оба понимаем, что отмолчаться не получится, — Расскажи, с каких пор ты стала интересоваться моими пассиями? Мои амурные победы перевешивают твои? — Раз уж ты так заинтересован, — слог за слогом всё язвительнее и всё быстрее забивается очередной косой, — То уважу, так и быть. Твоя подружка — ценный источник знаний о нашей с Ронином маленькой проблеме. Хватит истерить, — посуда гремит от удара жилистой лапы по столу, — Я не собираюсь никого пытать Да, это пока что. Таурэтари в тишине глубокомысленно затягивается и, манерно оттопырив мизинец, стряхивает папиросу прямо в мою чашку. Не к месту вспомнилось, как Ба упорно пыталась учить меня гадать на кофейной гуще. Интересно, анализ узоров пепла будет давать более точные картины будущего? — Овечке передавай мой горячий привет, — окурок с шипением опускается в остывший кофе, — Лизать ей задницу мне не досуг И вместо прощания, осклабившись, сестрица даёт щелбан и нараспев тянет: «Рыхловата». Настроение настолько поганое, что хочется хлебнуть из этой проклятой чашки.***
Мигрень отпускает только на лестнице в номер. Эта его впечатлительность с годами лишь обостряется юношеским кризисом, перетекающим уже в пенсионный. Столько лет проплавать говном в проруби в попытках найти свою судьбу, а не последовать добрым семейным советам, и остаться жертвой обстоятельств до победного. Хоть раз ещё кто-то пошутит про моё сходство с отцом — придётся убить и его, и брата. Понимаю, что все это время глажу ручку шокера в кобуре. С трудом вхожу в фокус на реальности и слушаю: в номере слишком тихо, но дыхание отлично доносится. Двое, ритм ровный. Сидят у окна на разной высоте. Пахнет Валирой, злостью и ожиданием, откровенно несёт тем же парфюмом, что остался на брате вместе с женским потом. Сука, сейчас рогатая тварь отправится вслед за своими духовными лидерами! Спокойно тяну вниз ручку и опускаю вниз, приоткрываю дверь, проскальзываю внутрь и закрываю путь на свободу. Замок тут бесшумный, а система безопасности запускается у меня под циферблатом наручных часов. Овечка до последнего будет думать, что сможет уйти отсюда самостоятельно. Будет отлично смотреться в отчаянии и своей крови. — Таурэтари, не надо! — приказ Валиры слабо доходит через осознание зрительной информации, которую обрабатывает мой мозг. Она сидит на коленях, обвитая по шею корнями комнатной орхидеи. В метре мерцает зелёный тотем. Новая цель сидит на высокой табуретки и подпирает подбородком посох. Смотрит на меня и улыбается. — Прежде чем ты набросишься, позволь освободить твою подругу, — свет гаснет, а зелень резво распускает силки. Горшок с цветком продолжает подрагивать, пока Сангвинар со стонами прокручивает суставы рук и ног. — Ох, — вздох сопровождается с хрустом вытянутой спины, — Хорошая альтернатива верёвкам и наручникам, — зелёные глаза странно блестят, — Я сама попросила меня связать Не стоило поддаваться, — лицо дренейки при этом мучительно синеет, — Точно не стоило… Бросаю пояс с кобурой на диван и иду к алтарю с трубкой и мешочком, жестом подзывая этих двоих. Биба и боба, два гнома-долбоеба. — Сейчас ты спустишься вниз и передашь папку с письменного стола бармену, — очень хочется на мотать на кулак эти чудесные золотые волосы и познакомить красивое лицо со стеной, — И исчезнешь с глаз моих на сутки, — чтобы слезы смывали кровь с разбитой губы, — Это понятно? Удивлена, Валира? И не надо изображать обиду, стоит иногда включать голову и в мирной обстановке. Скажи спасибо, что даю время подготовить правильные извинения за произошедший сюр. Нарочито выпрямляешь спину, опустив глаза в пол, и говоришь: «Понятно. Будет исполнено». Теперь можно приступить к делу. — Атаниир, я хочу убедиться в подлинности твоих источников — Печати Провидцев устроят? — на стародарнасский перешла с завидной скоростью. Молодец. — Вполне, — взгляд цепляется за расшитый бисером мешок, — В сумке? — Не совсем… Как бы сказать, — как бы сказать, что я тебя наебала, — Ты не сможешь их прочитать физически — Поэтому мне придётся доверять только твоим словам, — выпускаю пару колечек дыма в сторону рожек. Попадаю. — Нет, но ты сможешь ознакомиться с ними в моих воспоминаниях