No More Lonely Nights

Все началось со шкафа. Ему было четыре года, и он дрожал от страха, пока щека все еще пульсировала от удара. Несмотря на то, что темнота до сих пор пугала его, он чувствовал себя в большей безопасности, окруженный ею, чем на свету: свет означал, что ОН увидит его, а если увидит, то ударит. А ему не хотелось, чтобы его снова ударили. Он едва мог дышать — воздух был спертый. Он слышал, как тот кричит, и его голос грохотал по всему дому, сотрясая стены, побуждая его самого построить свой собственный. Он всегда ненавидел его больше всех, может потому, что знал это раньше Микки. Увидел это в нем прежде, чем кто-либо из них двоих захотел это признать. Шаги приблизились, и дверь распахнулась. — Ты не сможешь спрятаться от меня, педик! Переломы рук, трещины в ключицах, ушибленные ребра. Грустные, понимающие глаза в клинике. На хуй их жалость. Он не нуждался в подобном дерьме, вместо этого его нужно было спасти. Свернувшись калачиком на траве, его тело свернулось само по себе, пока они выбивали из него весь дух. Поколачивания в целях обучения, сильнее и выше. Несмотря на свой длинный язык, сам он был мелким. — Мы должны достать тебе нож, — сказал Колин, как только оставил их окровавленными и избитыми. Ножи, врезающиеся в плоть, со временем становились все легче. Он был шире в плечах, татуированные пальцы сжимались в кулаки, дробя кости, и пошло все к черту. Но он никогда не был достаточно силен с ним. Удовольствие от того, как Йен толкается в него, боль от пистолета у виска, вынуждающего проникать в ее киску. Лужица слез в глазах оливкового цвета. Он любил его, поэтому перевернул ее, желая, чтобы это закончилось. Зачатие. Он отталкивал его, пока пытался уйти. Но тот не хотел останавливаться, поэтому ему пришлось ударить по его красивому лицу. Тяжело дыша и страдая, он сказал: «Ты любишь меня, и ты гей». Он любил, и он был. Прогулка к алтарю, жизнь во лжи. Он сказал ему, что уезжает. -Не надо. Но он сделал это. Поцелуи и объятия, как только он вернулся, нуждаясь в том, чтобы он остался. — Я, блядь, гей. Он бросился вперед как бык: сломанные стулья и окровавленные лица. Он лежал в постели рядом с ним, и его мысли уносили его за много миль отсюда. Он забрал Евгения, а потом они забрали его. Он не мог остановить их, вырвать из его рук. Его охватила паника, и он ничего не мог поделать. Бессильный и испуганный, он стоял посреди темной улицы и смотрел, как его свет исчезает. — Это все, да? Желание умолять, необходимость, чтобы ответ был другим. Он сделал его свободным, а потом — нет. Брошенный в камеру, холодную и одинокую, трясущимися руками вырезал его имя на коже: обещание вечности перед лицом, казалось бы, бесконечных дней, месяцев и лет без него. Осколки стекла режут его ладони. Любовь всей его жизни отдает себя другому мужчине, и он наблюдает, как улыбка озаряет его лицо, пока с его рук капает кровь. Пальцы переплелись в момент решения, которое свяжет их вместе на всю жизнь. Они стояли в парке, произнося свои клятвы, не понимая, что трава, на которой они стоят, принадлежала ему. Из земли взметнулись руки, схватили его за лодыжки и потащили вниз. Лицом к лицу с запавшими глазами, оскаленными зубами, обожженной кожей. Огонь окружил их, поглощая и сжигая, а его голос снова загрохотал: — Ты не сможешь спрятаться от меня, педик. Йен проснулся оттого, что Микки метался по кровати, отчаянно пытаясь сбросить одеяло и простыни. Он скулил и тяжело дышал, но глаза его были плотно закрыты.  — Эй, — испугано выдавил он, вскакивая в сидячее положение, чтобы подтянуть Микки за подмышки и обхватить руками его грудь, ободряюще шепча ему на ухо. — Эй, эй. Я держу тебя. Микки широко раскрыл глаза и в замешательстве оглядел залитую лунным светом комнату. — Его здесь нет, малыш. Только я, хорошо? — он откинул прядки, прилипшие к потному лбу, и вздохнул, когда почувствовал, что сердцебиение мужа замедлилось. — Я с тобой. — Блядь, — простонал брюнет, прижимая пальцы к переносице. — Это было охуеть насколько реалистично. — Мне очень жаль, — сочувственно произнес Йен, ослабляя свою хватку, чтобы он мог успокаивающе потереть и поцеловать плечо Микки. — Снова тот же сон? Брюнет кивнул. — Придурок мертв, но все еще издевается надо мной. — Тебе действительно стоит поговорить… — Не заебывай сейчас, Йен. Ну, же, — упрекнул Микки, все еще пытаясь выровнять дыхание.  — Я просто думаю, что это поможет, — мягко продолжал рыжий. Микки закрыл глаза, решив больше не вступать с ним в споры. Они ссорились из-за терапии гораздо чаще, чем он хотел бы признать себе. Парни кидали в адрес друг друга оскорбления — Микки называл Йена «назойливой сукой», а Йен говорил Микки, что он «ебаный лицемер», заставляя обоих злиться до конца вечера. — Я перестану, — смилостивился он, целуя макушку Микки. — Просто ненавижу, что тебе приходится иметь с этим дело. — Знаю, — прошептал в ответ Микки. — Наверное, из-за этой ерунды с Евом я совсем проебался. — Ты звучал очень напряженно. — Так оно и было. К тому времени, когда Микки пришел домой с работы, он уже не хотел возвращаться к разговору со своим обеспокоенным мужем. Вместо этого он просто желал, чтобы Йен вытрахал из него все это. Так рыжий и сделал. Дважды. Хотя, может быть, трижды подействовало бы лучше. — Хочешь поговорить об этом? — спросил Йен, продолжая усеивать поцелуями любой участок кожи, до которого могли дотянуться его губы. — Только не сейчас. Некоторое время они лежали в спокойном молчании, пока Микки пытался собраться с духом, а Йен поддерживал его. Хотя кошмары брюнета не были чем-то из ряда вон выходящим, они случались достаточно часто, чтобы стать рутиной. Не в силах остановить свои мысли, Йен задумался, как Джейк справлялся с ночными кошмарами Микки. Неужели он тер ему спину и говорил, что все будет хорошо? Как он мог утешить его, не зная ни хрена о жизни Микки? Джейк не мог понимать Микки так, как это делал он. Хотя и у него, и у Микки было бесчисленное количество ужасных дней в их жизни, день, когда Терри ворвался к ним, был, без сомнения, самым страшным. Они провели ночь перед этим, соединяясь на уровнях, которых раньше не достигали. Они целовались до тех пор, пока их губы не стали распухшими, и спали, свернувшись клубком в объятиях друг друга. Это было так, словно они наверстывали те годы, которые провели, сдерживаясь, чтобы не дать своим чувствам волю. Контраст между эйфорией, охватившей их в ту ночь, и тем, что произошло позже, был просто ужасен. Это во многом сдвинуло их назад, но связало на всю жизнь так, как это могут сделать только трагедии. К лучшему это или к худшему, но они прошли через самое плохое. Когда дело дошло до самого важного, они все равно нашли друг друга. Напоминание о том, как многослойны были их отношения, успокаивало разум Йена и, наконец, заставило его понять, что он всегда будет главным мужчиной в жизни Микки. Джейк или любой другой ублюдок никогда не сможет прикоснуться к тому, что они построили. — Я принесу тебе воды, — сказал Йен, отрывая свое тело от мужа и выбираясь из кровати. Брюнет лег на спину и натянул одеяло на себя. — И сигареты тоже, — добавил Микки приглушенным подушкой голосом. Прежде чем выйти из комнаты, Йен включил лампу на ночном столике и похлопал комок, спрятанный под одеялами. Он взглянул на часы на микроволновке — 04:00 утра. Парень был рад, что у них обоих был выходной день и вечер, потому что знал, что заставить Микки снова заснуть будет трудно, и не винил его за это. Если бы он закрыл глаза и увидел чудовище, то, вероятно, тоже захотел бы держать их открытыми. Самые распространенные ночные кошмары — это смущение на публике или какая-то сверхъестественная сила, поэтому его сердце разрывалось от того, что кошмары мужа были сосредоточены вокруг его поганой жизни. Больше всего на свете он чувствовал себя виноватым из-за того, что время от времени сам делал все еще хуже. Он наполнил стакан ледяной водой и схватил со стойки потрепанную пачку сигарет. — Жаль, что я не могу покурить травку, — вздохнул Микки, усаживаясь на кровати, когда Йен вошел в комнату. Он пробормотал слова благодарности, сделал глоток воды и подождал, пока рыжий прикурит ему сигарету. — А ты сможешь, если получишь досрочное прекращение УДО? — поинтересовался Йен, вставляя фильтр сигареты в рот брюнета. Тот лишь глубоко вздохнул и откинулся на спинку кровати. — Вероятно, это не самая умная идея, — он облизнул губы и ухмыльнулся Йену. — Но мы могли бы поехать в Колорадо или еще куда-нибудь и покурить ее легально. — На все наши отложенные сбережения? Микки пожал плечами. — Лука упомянул, что они присматривают меня на место руководителя. Если я получу эту должность, причем в ближайшее время, мы, блядь, куда-нибудь поедем… даже если нам придется есть консервированные бобы в течение нескольких недель после этого. — Нам даже не придется оплачивать счет за газ: его обеспечит твоя газовая задница, — с ухмылкой рассуждал Йен. — Ой, иди на хуй. Ты не имеешь никакого права жаловаться на то, что доставляет тебе столько удовольствия, придурок, — пошутил брюнет со смехом. — Ты все время жалуешься на мой рот, но он тоже доставляет тебе удовольствие, — парировал рыжий. Улыбка на его лице показывала, как он гордится своим ответом. — Чертов тупица, — упрекнул Микки, но все равно наклонился, чтобы поцеловать его. — Обожаю твой рот. Такой безумно хороший ротик. — Это способ сказать мне, что я должен отсосать тебе? — спросил Йен, подняв брови. — Нет, ты уже несколько часов как опустошил мой шланг, так что ничего не выйдет. У тебя просто красивый ротик. Йен улыбнулся и потянулся за очередным поцелуем. — У меня есть идея. — Да, неужели? — Мы должны пойти в «Пэтси» наесться как гребаные свиньи, а потом вернуться домой и вздремнуть. Проснуться, потрахаться и вздремнуть еще немного, прежде чем мы встретимся с Сэмом и Тимом в клубе, — предложил Йен. — Сейчас середина ночи, — проворчал Микки. — Ты собираешься спать? — вопросительно произнес рыжий, уже зная ответ. — Блядь, ты пиздец как раздражаешь меня, Галлагер, — сказал Микки, затушив сигарету в пепельнице и вздохнув. — Ты это знаешь? — Ну, ты так часто об этом мне говоришь… — Йен пожал плечами. — Хотя, подумай о том, как скучна была бы твоя жизнь без меня. — Прекрати, — предупредил Микки, забираясь на колени Йена. — Не хочу даже думать о таком дерьме, — он нежно поцеловал мужа, который тут же обнял его за талию. — Ненавижу твои кошмары, но я чертовски люблю временами видеть своего милого Микки, — сказал Йен, когда брюнет поцеловал его в шею. — Всегда чертовски мил, сука. — И к тому же такой сладкий болтун, — поддразнил его Йен. — Сладкий как шоколадные блинчики, — согласился Микки. — Мы идем или как? Йен улыбнулся широкой, яркой улыбкой, которую только Микки и шоколадные блинчики могли вызвать на его лице. — Пошли.