Вместе встретим будущее

      Фриск оживлённо посмотрела на дверь. Внутрь вошла невысокая бабушка весьма приятной наружности. Насколько ей позволяла судить память, её звали Лили Реддингтон. Имя весьма необычное для этих краёв: Чарльз говорил, что родом она из столицы, но в сущности никто о ней ничего толком не знал.       Она же как раз всё и обо всех знала. Вездесущей старушкой была миссис Реддингтон, но доброй и разговорчивой, пока речь не заходила о ней самой.       Силуэт её был похож на надувные фигуры танцующих людей, что нередко можно заметить на заправках, лицо было покрыто морщинами, на носу сидели квадратные очки с толстыми стёклами, а под мышкой она всегда держала свежую газету, на которой значилось: права принадлежат MTT Entertainment.       Миссис Реддингтон улыбнулась Фриск, как делала каждый раз, когда проходила мимо.       — Доброе утро!       — Доброе, — голос миссис Реддингтон был низким и скрипучим. Казалось, она всю жизнь провела с сигарой в кресле-качалке, однако предположение настолько расходилось с её внешностью, что в голове невольно возникал диссонанс.       Фриск неосознанно, но настолько реалистично, что можно было засомневаться в том, что это всё-таки случайность, приняла вид чванливого дворецкого и спросила, нужна ли помощь. Миссис Реддингтон, будучи очень добросердечной женщиной пожилого возраста — как известно, им это особенно часто свойственно, — умилённо улыбнулась и покачала головой.       — Нет, пожалуй, скажи мне вот что: не отдал ли кто новый том «Традиций приготовления пончиков»?       Фриск открыла журнал. Скользя взглядом по колонке книг, которые уже вернули на место, она сперва ничего не нашла. Дойдя до конца списка, занервничала, как это обычно и бывает, внимательно посмотрела на список ещё раз и всё-таки зацепилась за нужное название.       — Отдал, — сообщила она.       А принеся миссис Реддингтон книгу, получила в ответ благодарность, и эта маленькая похвала показалась ей лучше всего на свете.       Миссис Реддингтон отправилась за стол читать книгу. Фриск раз за разом смотрела на неё и думала, как же странно всё-таки быть пенсионером.       Дети играют и учатся, думают о взрослой жизни и стремятся вперёд. Им всегда есть, чем заняться, будь то чтение, игра с друзьями или подготовка к экзаменам, они не думают о высоком, о абстрактных концепциях, в их мире много тепла, заботы и добра.       Взрослых — недавно бывших детьми — волнуют иные вещи. Они обеспокоены настоящим, но их кругозор шире, и смотрят они на проблемы с разных точек зрения. И разумеется, взрослым всегда есть, чем заняться.       Другое дело пенсионеры. Их взор обращён в прошлое, в светлые юные годы. Заняться нечем: привыкший за много лет к труду ум не справляется с нагрянувшим спокойствием и отдыхом. И бьющую ключом энергию они стараются на что-то потратить.       Может, это и есть причина, по которой некоторые бабушки так любят сидеть с внуками, вязать и устраивать гаражные распродажи; иные же уходят путешествовать, собирают коллекции, пишут книги или сочиняют музыку, но ясно всегда лишь одно: редкие старики не делают абсолютно ничего.       Но это и изумляло Фриск до глубины её души. Будучи знакомой со смертью, она не могла осознать всю её глубину и, подчиняясь максимализму, привычному молодой душе, неосознанно считала, что никогда не умрёт. Особенно теперь, находясь в безопасности.       Через какое-то время начали подтягиваться посетители. Конечно же, их было немного, но лишь по меркам кишевшей народом Столицы, где каждый уголок был забит так, что там даже не яблоку, а самой маленькой его косточке упасть было совершенно негде, потому для провинции, а тем более для библиотеки, посетителей собралось действительно немало.       Фриск прекрасно понимала, что послужило этому причиной.       Вскоре же до неё дошёл вот какой факт: Чарльз специально нагнетал атмосферу, специально уверял её, что по утрам посетителей особенно много, специально торопил. Он с лёгким смешком воспринимал ту ситуацию, что народ собирается только из-за того, что там теперь работала Фриск. Она являлась совершенно необычным экземпляром в Подземелье, особенно учитывая, что прежде единственный робот Меттатон появлялся в Сноудине крайне редко.       Фриск улыбалась, по десять раз рассказывая монстрам одну и ту же историю, смеялась про себя, когда они растерянно брали книги исключительно для того, чтобы показать, что не просто так сюда пришли. Она уже свыклась с этим за дни работы, но Сноудин оказался больше, чем она думала.       Далеко не каждый радовался появлению эдакой знаменитости, но в целом настрой общественности — во всяком случае, той её части, которая не считала Фриск пиар ходом другого робота, — был весьма доброжелательным.       Два дня назад вечером Чарльз сообщил ей одну важно важную новость. Для того, чтобы жить в Подземелье по его собственным законам, нужно кое-что сделать. Дело в первую очередь касалось документов.       Он объяснил, что среди монстров человеческого понятия о гражданстве не было. Монстры рождались, жили и умирали на одной и той же территории, каждый упавший человек должен был быть в итоге схвачен и убит, а соседних государств не было и в помине, поэтому особенного смысла делать каждого гражданином не было. Все и так прекрасно осведомлены о том, где родились.       Все (или почти все) такие вопросы решались через Асгора и его приближённых, а уж настолько экстраординарный случай однозначно требовал королевского вмешательства.       В ответ на такое заявление Фриск испугалась. Вот тут ужасно важно было не налажать! Чарльз принял этот страх за неловкость перед королём. Роботу, цель которого — развлекать, думал он, гораздо спокойнее общаться с обычными людьми.       — Но что уж тут поделать, — говорил Чарльз успокаивающим голосом, — от этого никуда не денешься. К тому же, — добавлял он, уверенный в своей правоте, — могу спорить, тебе и так не раз приходилось видеться с сильными мира сего.       Конечно же, это было правдой. Но только в рамках рассказанной Фриск истории, поэтому она тогда постаралась выкрутиться, и заявила, что робот на Поверхности и робот в Подземелье — это два разных робота как минимум потому, что у первого не было души.       Чарльз, конечно, понимал, но поделать ничего не мог: без документов у Фриск не было фактического права работать, получать услуги, даже ходить в школу.       — Но ты не переживай, я не яростный блюститель закона, рвение которого к правосудию граничит с безумством. Поэтому пока я подумаю, когда лучше поговорить с королём, если ты не против.       — Конечно же нет.       — Тогда отлично! Мне нужно буквально несколько дней, чтобы обдумать ситуацию, а потом и решить, что, собственно, нужно сказать королю.       Фриск умела — старалась уметь, по крайней мере, — быть благодарной, а уж осознавать доброту других было частью её природных способностей, поэтому и в этот раз она почтительно отнеслась к стремлению Чарльза помочь ей. Признаться честно, она до сих пор не могла понять, чем вызвала его благосклонность, но тонкий внутренний голосок, любивший комфортную жизнь, навязчиво шептал, что отказываться от такого подарка судьбы — глупое решение.       Она решила довериться Чарльзу, но всё равно частенько спрашивала, что он там надумал. Тот лишь многозначительно улыбался, приговаривая, что всему своё время.       И вот вскоре Фриск уже и думать об этом забыла.       Зато помнила она одну вещь, о чём постоянно и задумывалась: для того, чтобы стать полноценной частью общества, особенно много не надо. Идентификационная карта, справка об образовании (аттестат, другими словами), справка о здоровье, прописка, несколько страховок, индивидуальный идентификационный номер налогоплательщика и ещё несколько позиций, которые вылетели у Фриск из головы, лишь только она подняла глаза от списка.       Если с картой, пропиской, номером и большинством страховок всё было в полном порядке, то вот аттестат и справка о здоровье её пугали. По-разному, конечно, но пугали.       Аттестат казался неподъёмным чудовищем, даже подступиться к которому — миссия не из лёгких. Фриск знала, что аттестаты из воздуха не берут, а назвать оценки, которые были у неё в школе она не могла по двум причинам: во-первых, никто не примет на веру её заверения, что по музыке и английскому у неё действительно был высший балл, а во-вторых, робот, которым она представлялась всем вокруг, никогда не ходил в школу.       От медицинской справки же отсутствующее сердце Фриск пропускало удар каждый раз. Это означало пугающую необходимость показаться Альфис, которая, в свою очередь, очень быстро смекнёт в чём дело. Пожаловаться королю почти наверняка не сможет, но доводящая до животного ужаса паника, что кто-то узнает человека с Поверхности, доводила её до дрожи.       Фриск хотела, чтобы ни одна живая душа никогда не узнала об этом. Страх ответственности перед монстрами заставлял её скрываться. Она искренне хотела бы освободить каждого из них, особенно зная о том, сколько всё-таки жизней пошло на разрушение барьера, который и по сей день стоит близ выхода из подземелья целёхонький. Но не могла.       Её успокоила утренняя газета за семнадцатое сентября. На первой странице под важным известием об открытии нового филиала ресторана МТТ в Водопаде говорилось о смерти человека. Тело было обнаружено около Столицы. По заверениям некоторых знатоков человеческой анатомии, он умер из-за проблем с сердцем, а душа не сохранилась.       Прочитав это, Фриск даже расплакалась от счастья. Впервые за долгое время её план сработал именно так, как она и хотела.       Но несмотря на радостную весть о собственной смерти — сколь бы парадоксально это ни звучало, — Фриск твёрдо решила, что механиком себе должна стать сама. И этому были причины. Тело Меттатона, к которому Альфис имеет самое прямое отношение, было практически точной копией её собственного. А в той версии, которую Фриск рассказывала всем вокруг, не было места для таких серьёзных дыр.       Если понадобится оправдываться, решила она, то скажет, что последствия падения оказались слишком тяжёлыми для неё, а уж с появлением собственной души у неё сформировался страх чужих рук, лезущих в её тело. Да такой сильный, что тело может и не выдержать подобной нагрузки. Она надеялась, что её слова тронут хотя бы кого-нибудь, что спасёт её от обследования, а проверить себя она должна быть способна самостоятельно.       Дело близилось к вечеру, работа ладилась, и Фриск это радовало. Она уже окончательно свыклась с ролью редкого музейного экспоната, привыкла, что на неё смотрят так, будто у неё десять рук, да все в малиновую крапинку, а заученную историю даже приукрашивала, показывая монстрам картину бытия на Поверхности.       Сбрасывать хотя бы часть того чудовищного веса на плечах, что тревожил её, оказалось на редкость приятно. Так приятно, что Фриск принялась на ходу сочинять неведомые весёлые истории, якобы происходившие с людьми, описывать быт и рассказывать интересные факты.       Порой это доходило до абсурда, когда Фриск сочиняла совсем нелепые небылицы. К примеру, не зная, как ответить на вопрос о том, как люди начали понимать друг друга, если все разговаривают на разных языках, начала рассказывать, что слушали тех, кто на этих языках и разговаривает, а потом смотрели на буквы, сопоставляя буквы и слова, но вовремя остановилась, понимая, что что-то в этой истории не так.       К вечеру поток посетителей схлынул, но не утих.       В какой-то момент Фриск огляделась. В зале остались только три завсегдатая библиотеки, которые уже с большей охотой склонили головы над книгами и своей работой, нежели смотрели на неё.       Она почувствовала от этого вдруг такое облегчение и решила заняться важным умственным трудом.       На повестке дня всё ещё стояли документы. Базовые она, если всё пойдёт хорошо, должна получить без проблем, а вот с аттестатом было сложнее. Прежде Фриск никак не могла решить, кем хочет быть в этой жизни, но и теперь ничего не изменилось. В Подземелье она попала аккурат в начале своего одиннадцатого класса, то есть решать надо было именно сейчас.       От него зависело, какие экзамены Фриск придётся сдать через два учебных года. Чарльз говорил, что обязательных здесь пять: английский, язык тех, кто не может говорить на английском (тут по выбору, но наиболее популярным является язык жестов), алгебра, история, литература (Чарльз пояснил, что от этого предмета её почти наверняка освободят, так как она ни разу не читала книг, написанных монстрами, но наверняка судить было сложно). Список внушительный, а особенно пугает то, что с ним мало куда можно пойти.       Как оказалось, в Подземелье есть целый один университет (технический) и даже два колледжа (аграрный и медицинский), а помимо них можно учиться на различных курсах, были и репетиторы, причём весьма немало.       Фриск открыла тетрадочку — не ту, в которой записана важная информация, а ту, где заметки о подземном быте, — и внимательно посмотрела на ещё один список. Это были те предметы, которые открывали доступ к профессиональному образованию. Среди них физика, химия, компьютерное проектирование, сущность магии, культура, музыка, изобразительное искусство, речевая грамотность, биология отдельных видов монстров, медицина.       Фриск неосознанно тяжело вздохнула. Она понимала, что плоха буквально во всём, что не касалось музыки и английского, а только этим ей не хотелось бы себя ограничивать. Однако куда более печальным было то, что она, будучи роботом, ненавидит физику и математику.       Зато она определилась с одним: однозначно надо сдать компьютерное проектирование и музыку. В дальнейшем можно пойти в технический университет или на курсы, чтобы окончательно поладить с техникой, то есть с самой собой. Однако чем больше предметов, тем шире круг специальностей. Кто бы что ни говорил, а тратить всю свою жизнь на работу в библиотеке ей не хотелось. Сколь бы привлекательной и приятной она не была, в Подземелье было ещё столько всего.       На этом размышления Фриск и кончались. У неё уже было несколько книг по алгебре и самому начальному курсу физики, но они лежали на столе практически нетронутые. Азарта и желания изучать это всё хватило только на несколько примеров на дроби, да пару задач на законы кинематики. При любых попытках пойти дальше у Фриск глаза собирались в кучку и наотрез отказывались воспринимать следующую информацию.       Близился вечер, до семи — в это время закрывалась библиотека — оставалось примерно полтора часа. Посетителей осталось всего двое. Фриск с упоением в глазах смотрела на них, понимая где-то на задворках сознания, что устала и хочет домой.       Несмотря на то, что она уже давным-давно взяла с полки книгу «Жизнь без света» — немного банальную повесть-сказку про призрака, что пытался скрасить своё одиночество, летая около камней на потолке и всей душой веря, что, если приблизится к «звёздам» достаточно, они уж точно его услышат и подарят ему подругу; нетрудно догадаться, что в конце концов так и вышло, — сама собой всплывала усталость. Зарядка или плотный ужин были бы сейчас очень кстати.       Вскоре дверь опять отворилась. В проёме показался Чарльз.       Он поздоровался со всеми. Двое любителей книг были ему хорошими друзьями. Женщина слева, что сидела над внушительным томом (ещё два лежали рядом с ней), охотно заявила, что Фриск сегодня была просто умницей, работала быстро и чётко, даже несмотря на внимание, которое лилось на неё с утра до вечера, а в целом была очень воспитанной и доброй девушкой, прямо сокровищем. Они поговорили ещё немного, и их слова очень смущали Фриск. Одно дело расспросы про Поверхность, а совсем другое похвала и комплименты.       — Кажется, — сказал Чарльз, обращаясь к ней, — ты действительно неплохо справляешься, молодчина!       Фриск посмотрела в стол, понимая, что не может сдержать улыбку. Человеком она давным давно бы уже покраснела, а вот роботом только почувствовала жар в районе щёк.       Чарльз достал из кармана очки.       — А я к тебе прямиком от короля, — он подошёл к столу и по-свойски опёрся об него боком, чтобы Фриск было удобнее слушать. — Только не волнуйся, умоляю! Он уже был наслышан о том, что ты здесь, но не стал пока тебя разыскивать.       — И что же из этого следует? — несмело спросила Фриск, полная дурных предчувствий.       — А то, что он попросил прийти к нему как можно скорее!       На этих словах она хотела бы упасть в обморок.       Что-то порывало её отказаться и забиться в угол, как всегда было раньше, но, собрав всю решимость в кулак, она мысленно с неведомой доселе экспрессией каблуком пригвоздила змея неуверенности к земле и скрепя сердце сказала:       — Что же, хорошо!       Чарльз широко улыбнулся и, вновь примеривший маску библиотекаря, сказал посетителям, что сегодня библиотека закроется немного раньше.       Старик справа хрипло посмеялся, пожелал удачи. Женщина же завела с Чарльзом целую дискуссию о том, как тяжело бывает выбрать объект для исследований и полностью погрузиться в него. Однако она быстро сложила все свои вещи и, напоследок одарив всех в помещении парой приятных слов, вышла.       Вскоре все прочие дела были сделаны, Фриск осмотрела комнату, оставшись довольной, успокоенно выключила свет, и закрыла дверь. Они не спеша направились к реке, обсуждая прошедший день.       Уже в лодке Фриск вдруг решила задать интересовавший её вопрос:       — А что делать? — увидев недоуменный взгляд Чарльза, она поправилась: — Я имею ввиду, как вести себя с королём? Ведь одно дело встречаться с мэром города, другое же — с королём, да ещё и монстров. Если судить по всем правилам, это самая настоящая аудиенция, я о таких только в книгах и читала…       — Это не то, из-за чего стоит беспокоиться! Я не скажу ничего сверх того, что ты уже слышала. Король — это просто доброта во плоти. Мистер Дримурр — отличный парень, которого совершенно не стоит бояться. Просто будь собой и говори с ним так, будто он твой старый лучший друг, с которым ты давно не виделась. Вот и весь секрет.       Фриск с грустью усмехнулась про себя, отмечая, что собой она быть не имеет права.       — Что же, — она постаралась удержать голос в равновесии, — звучит несложно, да… Кстати говоря, я совсем забыла, что нужно будет обсудить. Документы помню, а что ещё?       — Ну, — он на миг задумался, — во-первых, сам факт того, что ты здесь есть. Могу спорить, мистер Дримурр сам затронет необходимые темы. Во-вторых, можно ли тебе вообще остаться…       — А можно нельзя?!       — Нельзя можно, — согласился он, — но это только теоретически, в конце концов тебе даже некуда идти, а на самом деле, как мне говорили, он уже даже размышлял с кем-то из придворных, где ты будешь жить…       — И где же? — Фриск чувствовала, что с каждой секундой по капле теряет свою вежливость, но язык мчался вперёд мыслей.       — У меня, ясное дело, где же ещё? Первое время уж точно. Итак, в-третьих, всякие тонкости, которые касаются официальной бюрократии. Тебя поспрашивают, как ты оцениваешь себя, что вообще происходило… И верно, совсем забыл об этом. Мистер Дримурр очень заинтересовался твоей историей, поэтому того, что вернёшься домой хотя бы к одиннадцати, и не жди. Надеюсь, что в тебя влезет такое количество чая, — эта шутка показалась ему трогательной: он не смог сдержать знакомую Фриск улыбку, означавшую особенное состояние умиления.       Она тоже прониклась этим.       — Влезет! А что не влезет, пойдёт на энергию, а что не пойдёт на энергию… — Фриск поняла, что не знает, что будет, — пойдёт… Я не знаю, куда оно пойдёт.       — Логично. В-четвёртых, конечно же, важным пунктиком является образование. Ты уже подумала, чего хочешь от жизни? Да? Славно, тогда одной проблемой меньше. Король позаботится о том, чтобы в конце следующего года ты на отлично сдала экзамены. Или через три года, тут уж на твоё усмотрение.       Фриск молча ожидала продолжения.       — Пятого пункта, кажется, нет, или же я просто его не помню. По ходу дела разберёмся.       Лодка причалила к берегу. Выслушав уже привычные слова лодочника (или лодочницы?) они двинулись по жаркой земле Хотленда в сторону королевского замка. Раз за разом миновали они лифты, проходили по однотипным коридорам, не переставая в это время без устали разговаривать. Всё это было для Фриск как будто впервые. Одинаковые ландшафты, проплывающие перед глазами, рябили, не отзываясь в голове воспоминаниями.       Добравшись до короля, они не нашли его у себя дома: записка, сообщающая, что мистер Дримурр сейчас в саду, висела около лестницы, к которой Чарльз и повёл Фриск. Знакомый длинный коридор заставил её сжаться в маленький дрожащий комок. Она не понимала, отчего же сердцу вдруг стало так горько. Было ли дело в мимолётном воспоминании о Ториэль, повлёкшем за собой ещё одно, тяжелее и страшнее этого, — о её настоящих родителях, о папе? Или так сказывался страх?       Сколько бы Чарльз не говорил, что мистер Дримурр — сама доброта, станет ли столь могущественный монстр, под чьим руководством находится всё Подземелье, при том чудовищном развитии событий, если вдруг правда вскроется, держать себя в руках и спокойно сидеть, когда враг его народа свободно разгуливает по улицам? Вряд ли.       Она чувствовала онемение по всему телу, что-то метафорическое тянуло её вниз, вдаль, повернуть назад и бегом кинуться прочь сломя голову.       Последний коридор навевал на Фриск неосознанную грусть и боль в сердце, сильную, сжигающую былую решимость дотла. Она никак не могла понять, в чём дело, но неосознанно чувствовала что-то тяжёлое, грузом не случившейся вины осевшее на полу, на стенах и даже на потолке.       Король стоял в самом центре комнаты. Фиолетовая мантия, укрывающая массивную фигуру, легко колыхалась от незримых потоков ветра, в его руках — это было столь же очевидно, как и то, что солнце встаёт на востоке, а садится на западе, — была лейка. Вода тихо лилась вниз, прямо на золотые цветы под его ногами.       Фриск всё не могла успокоиться. Факт того, что она видит воочию одного из сильнейших монстров подземелья, заставлял её тело перестать повиноваться разуму: она начала дрожать от невообразимого страха. Страха человека, в миллиметре от лица которого только что пролетела выпущенная пуля.       Асгор выглядел невероятно пугающим, он уничтожил бы её, лишь только она вошла бы в комнату. Фриск была не в силах в те секунды внушить себе, что ему не доставляет вовсе никакого удовольствия убивать беззащитных детей.       Видимо, на её лице были написаны все до единой эмоции, а тело и его собственный язык красноречиво кричали о том, что хотят сбежать и что ему страшно, потому что Чарльз обеспокоенно посмотрел в её сторону и начал беседу.