***
Вперёд. Нет, домой. Да что значит домой? Я что — зря добирался? Бля, ну да, десять минут на такси это ж ебать долго добираться. Он топчется около дома матери уже дольше, чем ехал к ней, и всё никак не решится подойти и нажать на звонок её квартиры. Хотелось долбануться о поручень и свинтить домой, пока его всего такого подозрительного не запалил кто и не поведал об этом его матери. Наверняка же его здесь знали, да? — Ох! Молодой человек, вы сюда? — спросила одна недурная девушка, немногим младше Каспбрака, вернее, тела Каспбрака. Она придержала дверь, смотря на него с вопросом. — О… — «И что теперь? Теперь меня увидели. Придётся идти… Дьявол! Да что ж я несу-то? Это же мама!» — Да-да, спасибо! Он быстро взбежал по ступенькам и ещё раз поблагодарил чудную девушку, даже не услышавшую, кажется. Она быстро ушла. Номер четыре, номер четыре, номер четыре, номер… четыре! Ну что, начнём заново? Если, конечно, хоть немного интересно узнать, ради чего Эдди простоял чёрт знает сколько минут теперь уже под дверью с номером четыре. Пока не произошло следующее. — Эдди?.. — услышал он из-за спины. Так быстро плечи Каспбрака ещё никогда не подпрыгивали. Да и он сам… — Ма-ма-м-мама? — заикаясь, он уставился на женщину, с годами не растратившую и малой части своей необъятной… необъятного… к слову, она прибавила. Морщинки на её лице практически не углубились даже. Наверное, в силу её веса. Но Соня Каспбрак оставалась Соней Каспбрак, как бы там ни было, а сердце в груди Эдди билось как ненормальное. Как он тосковал по ней последнее время! Как сильно… И всё же не представлял, что настолько. Миссис Кей даже рта не открыла, а Каспбрак младший уже кинулся в её объятия. Или вернее было бы сказать, заключил в объятия её саму. Потому что сама Соня только стояла, сжимая в одной руке сумку, а в другой пакет. Сомкнуть руки на спине матери парнишке не удалось. Он и не пытался, как бы. Но если бы вдруг захотел, то это была бы самая ужасная идея, не имеющая счастливого конца. — Эдди… прекрати, пожалуйста, — её тон не был холодным, но было то, скорее всего, в силу растерянности женщины, а не её истинных чувств к сыну, что определённо охладели. Её руки, конечно, заняты, но она могла хотя бы попытаться обнять его в ответ. Да кинуть все свои мешочки на крайняк! — Отойди, мне нужно открыть дверь, хорошо? Эдди стало ужасно неудобно. При собственной матери! Он хоть и испытывал дискомфорт с мамой, но, как правило, если она заставляла его делать какие-то жутко смущающие вещи при его друзьях, и всё на этом! А тут… невыносимо. И как это объясняется? Он неуверенно отошёл в сторону, да и побоялся пройти в квартиру, когда миссис Каспбрак была уже внутри, разуваясь в пороге. Дверь пригласительно оставалась открыта, но Эдди будто не понимал намёков. — Ты пройдёшь или хочешь завершить встречу на этой ноте? Эдди даже плакать захотелось. После таких слов он должен был развернуться бы, да умчаться как можно дальше, потому что не это вот всё говорят любящие матери своим детям после долгой разлуки, но блять, он не мог слинять, не разобравшись в этом дерьме. Это же мама. У него и так не самые лучшие воспоминания о ней с последней их встречи. Он не перенесёт, если до конца своих дней будет жить, не понимая ничего и ощущая себя разбитым и несчастным. И ужасно, ужасно одиноким. Когда дверь за ним закрылась, а Соня прошла дальше по коридору, видимо, относя пакет на кухню, Эдди лишь остался стоять в пороге и смотреть сквозь собственную обувь, словно провинившийся маленький мальчик. И чего я припёрся? Не пришёл бы — было б легче, а теперь и уйти не могу… — У меня оставались пирожки с вишней! Будешь? — донеслось из кухни. Эдди завис. И даже не понял этого. И не понимал, пока мать не выглянула в прихожую. Она с такой силой вздохнула, кто б слышал! — Может, ты уже пройдёшь? Эдди очень резво поднял голову, услышав её многим ближе. — Э. хорошо. Мать вновь скрылась от него. Пошла делать чай и разогревать те самые пирожки. Это Эдди мог понять по знакомому шуму, пока разувался и раздевался. Если закрыть глаза и откинуть всё то неизвестное и мешающее ему почувствовать, что он по-настоящему дома, то, наверное, под веками бы всплыла типичная картинка, как Эдди возвращается домой после школы, с предвкушением отмечая дивный запах какой-нибудь вкусняшки, что состряпала за день его мама.***
Оказавшись за столом, попивая согревающий чай, температура которого больше не имела никакого значения, ведь Эдди давно согрелся на своих нервах, он вдруг обнаружил, что совсем не хочет эти самые пирожки. Не подумайте, вид их был одно лишь загляденье! А как пахли! Голова кругом… но что-то есть сейчас совсем не хотелось. А тишина, повисшая уже давно своею тяжестью над их головами, и в частности над головою подростка, всё мрачнела. Тут Соня не усидела. Вернее сказать, физически она даже не собиралась куда-либо дёргаться, но молчать ей осточертело. Прежде чем сказать, вздохнула. Её грудь сильно поднялась. — Зачем ты пришёл, Эдди? Однако, прямо. Больно. Он с трудом посмотрел ей в глаза. — …хотел тебя увидеть. — Увидеть? — переспросила она с таким изумлением, словно её пытаются оскорбить. Кивок. — А разве теперь тебе нужна мать? На что тебе меня видеть? — Что? За. зачем ты так говоришь? — каждое её слово сопровождалось горечью, врывающейся в шаткие чувства подростка. Эдди совершенно не понимал ничего. — Наверное, затем же, зачем и ты наговорил мне все те ужасные вещи в прошлый раз! — её голос дрогнул. Она поджала трясущиеся губы, опуская голову и мучая в пальцах рюши скатерти. Эдди не на шутку перепугался, что она сейчас заплачет. Впрочем, к этому и шло. Хотя одновременно ему была приятна сложившаяся ситуация. Он не любит маминых слёз, видит бог, он ненавидит их всем сердцем! Но чёрт, то, что она сейчас проявляла хоть какие-то эмоции к нему, говорило не иначе как о том, что ей как минимум не всё равно на своего сына! А это уже полностью опровергает то, что было в первые секунды их встречи. От этого немного тепло. Так вот, всё же Эдди перепугался, и потому соскочил со своего места, довольно быстро оббегая стол и падая на коленки рядом с креслом, подставленным к столу. Миссис Каспбрак сидела именно в кресле. Если бы она хотела сесть за стол, как и все нормальные люди, ей наверняка потребовался бы второй, а то и третий стул! Эдди побаивался того, что мать растёт в ширину. Ведь это опасно, боже! Но он не мог заговорить об этой проблеме именно сейчас, когда они, вроде как, только коснулись другой, не менее важной проблемы. — Маам, ну ты чего? Он хотел начать извиняться, но даже не знал за что именно. Что он ей наговорил? И вообще, что со здешним Каспбраком не так вообще? Почему блять он говорит или делает что-то не так? Постоянно! Бля… ну, не новость вообще, но чёрт! Почему по его вине страдают близкие люди? Тут он вспомнил самое, пожалуй, худшее, что сказал ей лично сам в прошлый раз: «Теперь ты отлупишь меня? Охх, как жаль… как жаль, что это не изменит того, что моя мать — лживая шлюха.»* Так тошно стало от самого себя. Так захотелось въебать себе, да посильнее! Что ж, если уж он не знает за что ему извиняться в настоящем, то он, пожалуй, сделает это за дело, к которому точно приложил свой язык. Не обязательно же вдаваться в подробности, ведь так? — Эээй, ну мам… — он потрепал её за локоть, прижимаясь всё сильнее и побаиваясь, что не сможет её утешить. Тем временем Соня уж совсем вдалась в слёзы. — Мамуль, ты. ты извини. Ты ж знаешь, что я вечно язык за зубами не удержу, но я. я не хотел тебя обижать, честное слово! В ответ рыдания лишь усилились. Грудь Эдди сдавило ещё ощутимее. Страшно хотелось плакать самому. Но если ещё и он сейчас в сопли ударится, то это к чему ж они придут-то тогда? И придут ли вообще. — Маааааам, — протянул в отчаянии Эдди, не зная, что ещё может сделать. Паника усиливалась, а ингалятор, спрятанный в кармане брюк над его правым коленом, как будто нагревался, напоминая о себе и предлагая свою помощь. — Ну. ну мам, я правда не имел в виду всего того, что наговорил… я лишь. — Постой, — как-то довольно быстро успокоилась миссис Кей, взглянув на сына, и заинтересовалась, — а с какого момента, позволь уточнить, ты имеешь в виду, что ты не имеешь в виду? — Эм. чего? — Ты сказал, что, — всхлип, — что ты не имеешь в виду. — Да вообще всё! — прервал он её. Он, конечно, не знал, чем конкретно так сильно обидел мать, но имел догадки, что это скорее всего что-то вроде того же, с чем он покинул прошлое, оказавшись здесь. Наверняка, он оскорбил её или взбунтовался по поводу чего-либо. Чёрт, а ведь если это — второе, то, вероятнее всего, это было не без причины. Тогда ещё следует подумать о серьёзности его вины и должен ли он реально просить прощения. Но бля, он так скучал по маме, да и скорее всего это первое, ну. Ну, наверняка же, да? Да крч. В подтверждение он добавил со стопроцентной уверенностью: — Правда. Я не хотел тебя расстраивать, ма, я просто. просто иногда реально идиот. Я очень сильно люблю тебя, мамуль. — Ох, Эддичка! — тогда Соня развернулась к нему в кресле так максимально, как только позволяло ей то небольшое пространство между ней и подлокотниками, и стиснула Эдди в своих руках. Тот аж покраснел. Не смущением. Он реально не мог вдохнуть, а сказать что-то против долгожданной ласки тоже не мог. Да и вообще ничего сказать не мог. Трудно было. Он ж даже не дышал, понимаете? — Так люблю тебя, сыночек! Так скучаю! Мой милый! — тут она сама разжала объятия, и кровь в теле Эдди продолжила гонять по организму. Он аж прежний цвет приобрел и давление восстановилось. Но тут мама принялась щупать его щёки, подбородок, уши и волосы. Она всё плакала, но уже от радости. Что же, в этом случае он был не против. — Так скучаю! Я ведь знала, что у тебя это всё несерьёзно! Я знала! Я только боялась, что ты совсем меня позабудешь со своими. новшествами! Ох, Эдди. Новшествами? — Эээ. да, хаха, эээмм, маааа? А я. что-то. подзабыл немного. Ты это сейчас о чём, ну, на моменте с новшествами? Я тут просто, эээ, по голове получил недавно? — Не может быть! — Да неее, ничего серьёзного! — отмахнулся скорее он. — Правда немного память подводит, но в целом порядок, даа, вот. Правда, ты не переживай! Я ж в больнице работаю, за мной там отличные ребята приглядывают, честно! — Как по мне — лишь шарлатаны! — бурчала мать. — Мааа. — Это правда! И не спорь со мной, Эддичка! Ты знаешь, что я права! — Мамуль, я работаю с этими же шарлатанами. По-твоему, я тоже шарлатан получается? — Ты — другое дело, конечно! — Ой, всё, мамуль, давай не об этом? Что там с этими, как их, новшествами, да! Что это значит? — Бедненький, ты и впрямь не припоминаешь? — всё более ужасалась миссис Каспбрак, а глаза увлажнились по новой. Она сжала лицо сына в руках, долго вглядываясь, а затем приближая его к себе и смачно расцеловывая. — Аргх! Мам! Боже! Ну. ну мам! — Прекрати брыкаться, Эдвард, я скучала! — Я тоже, боже мой, я тоже! …Ооххх! Но ответь же мне уже, ну! — истерично пропищал Эдди, начиная не на шутку раздражаться. — Охх… — неохотно выпустила его Соня и отпила из своей кружки столь много за раз, что совершенно не сочеталось с тем, как аристократично она поставила свой чай обратно на стол и затем посмотрела на Эдди. — Надеюсь, тебя это сильно не испугает, тем более раз уж ты сказал, что ты всё это несерьёзно, хотя кто ж таким бросается-то, Эддичка, я же чуть не поседела! Седых волос на самом деле ей уже хватало. Были видны её прошлые попытки скрыть это, но свежие корни уже проглядывали на её тёмной голове. — Маааам. — Хорошо, ладно, слушай. ох и заставил ты меня понервничать! — Мамуль, прости и все дела, но, пожалуйста, ближе к делу, — отодвинулся дальше от неё Эдди, так и оставаясь на полу на своих коленях и просто не думая больше совершенно ни о чём, кроме как о том, что мать его, возможно, когда-нибудь всё же поведает эту страшную тайну, защищенную каждой оглашённой мелочью миссис Кей и ещё теми, что ему предстоит услышать, прежде чем он докопается до истины. — Да, хорошо. И пообещай мне, пожалуйста, что больше я такого от тебя не услышу. — ДА ЧТО ТАКОГО-ТО, ГОСПОДИ! — Не ори на мамочку! — строго и без повышения голоса. — Прости, мамуль. Я слушаю. Удовлетворившись полученной от сына должной реакцией на её замечание, она только кивнула, вновь отпила чаю, перед этим откусив половину пирожка, и начала очень тщательно его жевать. Давно же она не видала от него такой покорности. Эдди почувствовал внутреннюю тряску. Но было это не физически — так билась в истерике его душа. Внешне он лишь приковал внимание к кончику носа своей матери и ждал старости. — Ты должен понимать, сыночек… Спокооойствие — …я ведь люблю тебя любого. Мне было ужасно обидно, когда ты встал против всех моих романов, я понимаю, что ты сильно ревнуешь. ЧЕГО — …ведь мы столько лет были вместе с тобой и только вдвоём, а затем вдруг у меня появились поклонники и. «Твоя маменька, какииим бы гигантским фанатом я её ни был, потому что она убойная женщина. И я имею это в виду…»** Эдди вдруг рассмеялся, а мать запнулась на полуслове. — В чём дело, дорогой? Тут Эдди прижал ладони к своему лицу, стараясь унять короткую вспышку смеха. И хотя вслух он больше не смеялся, по трясущимся плечам можно было с лёгкостью определить, что веселье его всё ещё не отпускало. — Эдди? — Боже, прости, — опустив руки, но зажав одной свой рот, Эдди посмотрел на мать максимально сожалеющим взглядом, на который был тогда способен. Выходило херово, по правде сказать. — Прости, я просто. не важно, это не из-за тебя, извини. Продолжай. — Эдди. — Всё хорошо. — Что ж. ладно… это ещё всё ничего, милый, но. если ты и впрямь хотел сделать больнее, то ты определённо перестарался! Сначала ты бунтуешь и ни в какую не соглашаешься с прежними убеждениями. Ни с чем абсолютно! Имеется в виду, убеждениями миссис Кей, ага. Таак — Затем ты приходишь и говоришь мне о том, что Келли, моя замечательная Келли. Вот это поворот! Мама полюбила хоть одну девчонку? Во дела… досадно же ей, наверное, будет узнать, что она… — …бросает тебя! В положении! Оу. Так ты уже знаешь… что ж, тогда, что она… — Да ещё и ради кого? Ради какой-то мерзавки! Келли же совсем не такая! Оу. Ты и здесь в курсе… — А кто виноват? А? Это всё ваше дикарское общество! — выплюнула она с таким отвращением. — Я ведь говорила, не стоит нам оставаться в этом проклятом городишке! Говорила? Говорииила. И ты знаешь, что говорила. Ты больше всех упирался и бил ногами! Вот теперь кусай себе локти, сладенький. Такую девочку упустил! Ну спасибо… а я вроде только начал ощущать себя нормально. — Мам. — Что мам? М? Что? Опять начнёшь кидаться в меня всеми теми гадостями? Да что ж я тебе сделала-то такого? За что ты так со мной?! — опять завыла она. Блин, а Эдди и забыл, как легко её можно задеть. Она и сама в долгу никогда не останется, но обидчивая, это ж срань господня! — Мам, перестань, боже! — уже не ради успокоения, а в большей степени от раздражительности потребовал Эдди, поднимаясь с пола и отряхивая колени. Что удивительно, дамский вой секундно завершился, словно и не звучал совсем, а сама миссис Кей, будто готовая атаковать заново, посмотрела на сына. — Ты снова начинаешь! Неужели. неужели ты хочешь повторить весь тот кошмар, что наговорил мне в прошлый раз? Имей же хоть какое-то уважение к матери, Эдвард! — Я? А ты? У тебя есть хоть капля для Келли? А для меня? Я твой сын и перестань указывать мне, что делать! — Замолчи. Я уже знаю, чем сейчас всё это закончится. Лучше замолчи, Эдди. — И чем же всё закончится, мама? Поделись со мной, ну же, мне интересно! — Я не скажу эти омерзительные слова! — Отчего же? Ты говоришь омерзительные слова каждый день! Будь это пасмурная погода или же девушка, любящая другую девушку — ты обосрёшь всё! Да ты. ты себя послушай хоть минуту! Ты говоришь, что любишь Келли, но обзываешь девушку, что она полюбила, мерзавкой! Так какое уважение ты требуешь к себе после этого?! Эдди чуть ли не задыхался от наполняющего и не прекращающего распространяться в его венах гнева. Обидно было за всё. Хоть за эту сраную погоду, хоть за себя, хоть за Келли. За Келли очень на самом деле. Было ещё немного тоскливо вспоминать, чем обернулась их странная история любви, но в последнее время всё более или менее как-то сгладилось необъяснимым образом. Наверное, большую роль сыграла поддержка друзей. Сейчас же, после того как мать бомбанула, ему с ужасом от себя самого хотелось порвать её, маму, на месте. Не имеет она право выражать любовь к девушке и затем так сильно оскорблять. Даже за её глазами! Тем более за её глазами. — Обычное! Чисто сына к матери, Эдди! Не больше и не меньше! И убавьте громкость, молодой человек! — хлопнула она по столу. Обе кружки плеснули чай через край. Даже кружка Сони, наполовину опустевшая. Эдди бы впечатлился, но ему не до этого. — А то, что я говорю о мерзавке, так это так и есть! Поганая девица, совратившая хорошенькую девчушку! И ты ещё тут! Надо ж было так просто отпустить такую чудную девочку! С твоим же ребёнком, оболтус! А всё из-за чего?! Как там его? Ааахх, да-да, припоминаю! Хейден, кажется? И что тебе даст этот гадкий. Погодите постойте стоп что что ты сейчас что что ЧТО? — Отброс, а? У тебя могла быть нормальная семья! А тут какой-то паршивец и неизвестная шлюханка! Небось ещё работают в паре! Охмуряют таких не познавших жизнь ребят, добиваются всего чего хотят, вытирают ноги и кидают на произвол судьбы! — Что же ты несёшь-то, боже ж ты мой! — схватился за голову Эдди, отходя в самый конец кухни, чтобы быть как можно дальше от матери, и старался на неё даже не глядеть. Просто не слушать. Не надо. Она бредит. Возможно, она чем-то больна. Она просто бредит. — Бог отвернётся от тебя, Эдди! Запомни! Он не терпит такого безобразия и.и… кощунства! — Бля, да заткнись ты, мам, прошу, у меня уже голова пухнет! — взревел Эдди, несмотря на нежелание, всё же поворачиваясь в её сторону. — Повыражайся мне ещё тут! — Нахер я пришёл… нааахер, нахер, нахер я пришёл… — бормотал Эдди самому себе, больно оттягивая волосы на своей голове и начиная метаться из одного места в другое. Тут Соня впервые поднялась со своего массивного кресла и указала сыну на выход. — Если не заберёшь сию же минуту все эти ужасные слова назад, то можешь убираться! Эдди тяжело дышал. Нет, у него не приступ. Хотя чёрт знает, может, лучше бы и он. Как он ненавидел мать прямо сейчас! Медленно убрав руки из своих волос, он кивнул на её слова и развернулся, спеша в прихожую. Соня даже растерялась. Конечно, она ведь только обрела заново сына, а он тут же собирается вновь уйти от неё. — Э. Эдди? Эдди, постой! Кажется, что-то это ему напоминает… — Эддичка, погоди! Эдди, родной, ну подожди же! — она еле поспевала за ним: пока отодвинула кресло, пока выбралась и домчалась. Да, определённо напоминает. Но в этот раз он не чувствует вины. Ничуть. К сожалению, мать скорее всего тоже. — Эдди! Парень лишь молча обувался в пороге. Ответил только когда выпрямился и схватил свою куртку. — Что ты пытаешься сделать? Чего добиваешься? К чему отправлять меня прочь и тут же бежать следом, пытаясь остановить? — Эдди, родной, ты не в себе. — Нет, мама. Это ты не в себе. Причём всю свою жизнь. Тебе не нравится то, что девочке может нравиться девочка, а мальчику — мальчик? Бля, ты способна вообще хоть на что-то мало-мальски искреннее?! Ты можешь хоть раз заткнуться и поискать в себе хоть что-то человечное??? — Но ведь это даже звучит неправильно, Эдди! Ты же ведь сам сказал, что всё, что наговорил тогда — неправда! — она хваталась за края куртки, что успел надеть на себя сын, и всё тянула его к себе, пытаясь удержать. Эдди не обращал на это внимания. Оставаться он здесь не собирался. — Неправда? Чёрт, он сделает это. Как там его? Хейден? Не зря же я упомянул тебя в прошлый раз, Хейден, а? Тут Эдди вновь рассмеялся. И в этот раз извиняться совсем не хотелось. Удивительно, но ему от всей души хотелось смеяться, и как можно громче! Даже не назло матери, хоть это и являлось приятным бонусом. — Эдди, в чём дело? Эдди, сыночек, перестань пугать меня! Разуйся, присядь, мы всё обговорим. — Мне нечего обговаривать с тобой, мам, — всплеснул он руками. Пальцы Сони Каспбрак, до сей минуты удерживающие его за куртку, соскользнули, а руки замерли в воздухе. По какой-то причине тянуться к Эдди она не могла, будто что-то невидимое защищало его от неё. Она лишь смотрела. — Ты всё прекрасно слышала в прошлый раз. Чёрта лысого он знал о том, что говорил ей в прошлый раз. Он лишь знал, что это доставило ей сильную боль. Он любил мать, несмотря на то, каким человеком она была. Но именно по этой причине было тяжелее всего находиться здесь и выслушивать всё это дерьмо. Было лично скверно за всё, что она наговорила. И непередаваемо обидно. — Но ты сказал… — Ты тоже много чего поведала, мам. Эдди опустил защитную цепочку, хватаясь после за дверную ручку, а в другой руке сжимая шапку. Он даже не застегнул куртку, уже открыл дверь и переступил через порог, потом всё же надумывая и оборачиваясь. Мать стояла в пороге как призрак. По коже разошлись мурашки, он на секунду усомнился, но настрой никуда не девался, и потому он выдал: — И да, мне нравится ебаться в зад. Захлопнул дверь.