Что снитч поймать, что тебя поцеловать

Сириус был готов поставить на спор что угодно, даже свою метлу, что никто не возвращался в Хогвартс после больших летних каникул с такой радостью, как он. Блэк не испытывал ни малейшего сожаления, покидая дом на площади Гриммо. Не бросил ни одного прощального взгляда на дверь, садясь в министерский автомобиль, который отвозил их с братом на вокзал Кингс-Кросс каждое первое сентября. На брата, впрочем, он тоже не бросил ни единого взгляда, разве что, может быть, мазнул случайно глазами. Смотреть на Регулуса ему доставляло примерно столько же удовольствия, сколько он получал, препарируя жабу на зельеварении. Впрочем, братишка и сам не сильно-то стремился общаться с ним. Это устраивало обоих. Сириуса очень забавляли те моменты, когда им с Регулусом приходилось взаимодействовать вынужденно – передать друг другу что-то, сказать несколько слов, столкнуться в коридоре, в конце концов. У братца делался такой вид, как будто ему хочется провалиться сквозь землю. Образцовый сынок. Наслушался их безумную мать и сам стал таким же. На мысли о брате Сириус порой спотыкался и застревал, и какая-то тупая игла всё никак не вытаскивалась из груди с левой стороны. Как могли они, выросшие в одной семье бок о бок, стать настолько разными? Впрочем, это вопрос больше к самому Сириусу. Это он – белая ворона и позор семьи, а вовсе не брат. Умудриться первым за многие и многие поколения Блэков поступить на Гриффиндор… Это была настолько сильная пощёчина древнейшему и благороднейшему, что он вот уже пять лет пребывал в полном восторге от испытанного тогда в Большом зале чувства. И от того, что обрёл в Хогвартсе нечто куда более значительное, чем просто уголок, куда можно сбежать от ненавистного семейства. Сколько раз он шлялся по улицам Лондона, вот по этим самым, что они сейчас проезжают? И сколько раз получал за то, что возвращался позже, чем ему велели? Сколько раз он мечтал родиться в семье маглов, что угодно, только не "древнейшее и благороднейшее"? Почему, ну почему у него нет таких родителей, как у Джеймса, к примеру, а ещё лучше – как у рыжей Лили Эванс. Маглы, которые ни сном, ни духом о том, что любимое (в самом деле любимое) чадо может колдовать. А узнав, они радовались и вообще были в восторге – это тоже рассказывала сама Эванс и после этого он долго, долго ещё ходил в сумрачном настроении. Каково это вообще, когда тебе радуются, он узнал не с родителями, которым всегда был настоящей оскоминой. Сириус с теплом подумал о толстой пачке писем, которая лежала сейчас в чемодане и от которой он вовсе не собирался избавляться, хоть и не сильно тяготел к собиранию памятных мелочей. В этих письмах были его причины терпеть сейчас подпрыгивающее до самого горла сердце. В этих письмах были рисунки, каракули, даже обзывательства. В них была, ни больше, ни меньше – душа Сириуса Блэка. - Бродяга! Спасибо за книги, о которых я спрашивал. Напоминать тебе было как-то неудобно, и я не ожидал, что ты вспомнишь сам. Не то чтобы я считал, что ты в какой-то степени безответственный… - Блохастая ты псина, если будешь пропускать тренировки ради своих цац, я выкину тебя из команды, хотя, клянусь Мерлиновыми трусами, тут же уйду сам, потому что твой разворот плеч идеально вписывается в мой новый план тренировок. И потому, что новых отборочных я не переживу. - Сириус. Я не уверен, что глупая сова доставила тебе моё предыдущее письмо. Ведь ты бы, конечно, сразу ответил. Ремус говорит, что ты отвечаешь сразу же, не отпуская птицу. Скоро увидимся, и я очень скучаю по вам всем и по тебе. У меня было очень скучное лето. - Я слышала, Блэк, что в этом году на Хэллоуин будет настоящий бал, а не только банкет. Помнишь, как ты сказал, что пригласишь меня на ближайший бал, если только кому-то придёт в голову устроить бал в Хогвартсе? - Поттер написал мне, что в этом году тренировки будут длиться по четыре часа минимум! О боги, напиши, пожалуйста, что это неправда. Что он, как обычно, считает, что у него потрясное чувство юмора. Если это не так, мне придётся бросить дополнительную астрономию ради квиддича. В школе начнётся настоящая жизнь. В кругу друзей, на уроках, на поле для квиддича, в гриффиндорской спальне он чувствовал себя целым. Счастливым. С ним будут его друзья, и он, честно говоря, даже не против потерпеть блох, бегая по лесу. Главное – будет счастливый свист в ушах и бесконечные приливы адреналина, а не тупая безысходная тоска, которая так часто одолевала его дома. На платформе 9.3/4 как всегда толпилась целая куча разномастного народа - школьники и провожающие, их питомцы и ещё Мерлин знает кто. Но он сразу же нашёл тех, кого искал - они уже стояли и ждали его, все трое рядом, а Джеймс яростно махал ему содранным с шеи галстуком, игнорируя Люпина, который всё не оставлял попыток вернуть галстук на исконное место пребывания. Сириус перехватил чемодан покрепче и стал продираться к друзьям через толпу, попутно многократно здороваясь и извиняясь перед теми, кого зашиб ненароком. Чемодан был здоровенный, очень громоздкий, и тем, кого он всё же задевал, приходилось весьма и весьма несладко. Сириус, впрочем, очень старался минимизировать ущерб. Какая-то неприметная, весьма, если честно, мышастого вида блондинка тоненько пискнула, хотя ему казалось, что твёрдые края чемодана даже не касались девушки. Блэк остановился и посмотрел на неё. Когтевран, на курс младше них – кто-то познакомил его с ней в конце прошлого года. Кажется, он даже помнит, как зовут эту мышку. - Прости, эээ, Лиза, я не хотел тебя задеть. Простишь меня или мне придётся постараться? Это была всего-навсего шуточка, из тех, что он бросал вечно, даже не думая и уж тем более не углубляясь в то, кто и как мог бы отреагировать. И потому, договорив, Сириус тут же пошёл дальше, потому что друзья стояли буквально уже в нескольких метрах. А девушка всё растерянно хлопала глазами, машинально потирая ушибленный локоть. Никто не слышал, как она прошептала одними губами: - Лесси. Меня зовут Лесси. Первым на него налетел, конечно же, Поттер. И откуда только такая цепкая сила в этом не то чтобы уж очень атлетичном теле? Обнимались они основательно, до хруста костей, до треска и почти до боли. Хвост то краснел, то бледнел, стоя рядом, а Ремус понимающе улыбался, потому что он-то всегда, всегда всё правильно понимал. И, что немаловажно, обычно молчал о своих внезапных открытиях, а не орал на весь белый свет. Наступил момент, который Сириус любил больше всего в объятиях с этим человеком. Всё ещё держа друг друга в руках, но уже чуть отстранившись, они заглянули друг другу в глаза. Очки у Джеймса немного покосились от таких бурных приветствий, в уголках глаз застыли счастливые морщинки и слёзы – они, конечно, от ветра и от того, насколько много парень смеётся. Тёмные глаза таили смешинку, хотя выражение лица было серьёзным до крайности. - Олень. - Псина. На этом традиционный обмен любезностями был, наконец, закончен, и Джеймс выпустил его из удушающе-обнимательного захвата. Рядом моментально оказался Люпин, дёрнулся было обнять, потом поправил Джеймсу очки, о которых тот, казалось, вообще позабыл. Как только он выпрямился и только собрался поднять руки, Сириус крепко-крепко обнял его сам. Он знал, что означают эти круги под глазами, эта бледность и нездоровый вид. И, к сожалению, это не были следы радостного ожидания дальней поездки, когда не можешь уснуть и всё смотришь, смотришь на чемодан в углу комнаты. Все они научились прекрасно разбираться с тем, что такое лунный цикл. Хвост, как всегда, жался немного в стороне. И только жалобно поглядывал на него. Жалобно и с глубокой уверенностью, что до него дело так и не дойдёт. Сириус, может, из вредности и сделал бы вид, что не заметил его или просто забыл обнять и его тоже, но сейчас он был слишком вдохновлён и счастлив, слишком на подъёме, так что хотелось делиться этим со всеми подряд. Даже с Хвостом, который слабо пискнул, сдавленный крепкими руками. Тот только и смог выдавить, что слабое, полузадушенное «Сириус…». Он обычно называл его только по имени. Никаких «Бродяга» или там «Блэк». И так смотрел своими блеклыми голубыми глазами, совсем непохожими на серые, грозовые глаза Сириуса, что становилось то ли совестно, то ли смешно, то ли всё вместе разом. Сириусу вспомнился один эпизод, который приключился в прошлом году. Гриффиндор тогда закатил шумную пирушку по случаю победы команды по квиддичу в решающем матче с Когтевраном. Сливочное пиво лилось рекой, и, что уж там греха таить, не только оно. Сириус играл на гитаре весь вечер. И его доводило до экстаза, что стоило только сделать паузу и, не вставая, протянуть руку, как в этой самой руке уже оказывался полнехонький стакан живительной влаги. Ближе к тому времени, в которое вечер уже мог бы считаться поздним, голос Блэка охрип и он всё чаще отвлекался на разговоры и на выпивку. В какой-то момент он поднял взгляд и увидел, что Джеймс стоит у лестницы и смотрит прямо на него. Такие взгляды, их всегда чувствуешь всей шкурой. Когда по тебе не просто случайно мазнули глазами, а когда смотрят целенаправленно, долго, и хотят, чтобы взгляд этот был замечен. Блэк пробормотал что-то невразумительное, вроде того, что ему нужно зайти в спальню за чем-то жизненно необходимым, и что за гитарой пока надо присмотреть. А после он поднялся и быстро скользнул к лестнице вслед за Поттером. Ребята из команды всё ещё оставались в гостиной, да и вообще здесь царили невообразимый гвалт, шум и суета, не протолкнуться, поэтому их исчезновение вряд ли заметят быстро. Уже подходя к дверям спальни, Сириус сообразил, что, наверное, Поттер хочет сообщить ему что-то очень важное. Или… Пошатываясь от вина и от того, что в комнате не горела ни одна лампа, Блэк сделал несколько шагов мимо кроватей к окну, возле которого остановился Джеймс. Всё было так медленно, иллюзорно, как бывает во сне, всё тонуло в вязком тумане, и вдруг реальность со свистом набрала обороты, выскочив прямо перед ними. Поттер стремительно повернулся, приблизился вплотную, затратив на это не больше крошечной доли секунды, быстро снял очки… как же от него пахнет вином, а ещё почему-то ветром. Как пахнет ветер? Холодом и немного травами, и… Сириус не успел ничего понять, а его уже целовали, бескомпромиссно положив ладонь на затылок, чтобы не отстранялся. Джеймс целовал его решительно, как будто долго ждал этого момента. Решительно и вместе с тем удивительно мягко. Чувственно. Горячо. И Сириус напрочь позабыл, что с лучшими друзьями вообще-то не целуются, пусть даже по пьяни, забыл, что ему надо если и не отстраниться, то хотя бы удивиться этому поцелую. Забыл вообще обо всём, что помнил до этого. Он нашёл себя крепко сжимающим плечи Джеймса. Целовать его в ответ было сладко до мучительной горчинки где-то в самом сердце. Целовать, целовать ещё и ещё. Джеймс, упрямая голодная сволочь, не отпускал его даже тогда, когда явственно начал задыхаться. Одна рука – на затылке Сириуса, другая легла на талию. У обоих так болят губы, но ещё, ещё, ещё немного, ещё хоть секунду. Банально, но тогда это показалось Сириусу похожим на оазис посреди пустыни. Ты жадно глотаешь воду и всё никак не можешь напиться, у тебя ноют зубы от прохладной свежести, но ты пьёшь, и пьёшь, и пьёшь, и остановиться ты не можешь, никак не получается. Таким был их поцелуй. Сириус и раньше целовался, и даже весьма часто, но это было другое. Они не шарили руками по телам, просто вцепились друг в друга, почти замерев, и жадно целовались, как будто делали это много раз до того. Блэк и по сей день не знал, чем бы это всё закончилось, если бы их не прервали. Дверь скрипнула подчёркнуто громко, в комнату кто-то вошёл. Упрямый и пьяный Джеймс даже махнул рукой – уходи, мол, не видишь, заняты мы тут. Но, судя по всему, этот кто-то так и не ушёл. Сириус нехотя отстранился, дикоглазый и хмельной после такого поцелуя, обернулся к двери и увидел застывшего Петтигрю, который таращился на них с таким видом, как будто они на пару на его глазах убили любимого попугайчика его бабушки. - Уходи, Хвост. Ты ничего не видел, - негромко сказал Сириус, скрестив руки на груди. Питер будто отмер и почему-то даже вздрогнул, как будто его сильно ударили. Может, что-то случилось? Почему он выглядит так, будто ему только что сообщили о чьей-то смерти? Пока Сириус соображал, Джеймс схватил его за локоть и потащил за собой. Когда они остановились рядом с Питером, Поттер подтолкнул Сириуса к двери. - Ты иди. Я сейчас буду. Только потолкуем с Хвостом немного о своём, расскажу ему, как полезно хранить тайны своих друзей. А на следующий день Сириус заметил плохо скрытый синяк на лице Петтигрю. Заметил и не сказал ничего. Ни ему, ни Джеймсу. С тех было очень много эпизодов, подобных странному помутнению рассудка в спальне. В коридоре. Под лестницей. В раздевалке после тренировки. Каждый раз после Блэк был счастливым и пьяным. Каждый раз ловил обречённый, тоскливый взгляд Хвоста. Думать о причинах не хотелось, и он не думал. Сириус Блэк хорошо умел избавлять себя от нравственных терзаний. - Эй, Бродяга! Очнись, придурок, мы из-за тебя опоздаем! – оказалось, он и сам не заметил, как намертво увяз в воспоминаниях. Но с такими друзьями опоздать на поезд проблематично. Питер уже махал им из окна занятого на четверых купе. Ремус тянул свой чемодан и почему-то ещё и чемодан Сириуса ко входу в вагон. А Джеймс тянул самого Сириуса. Блэк рассмеялся собственной рассеянности, и первым вскочил на подножку вагона, запихивая внутрь громадный чемодан. - Ничего! Без нас точно не уедут. Наконец-то всё было так, как и должно быть.