Конечности.

В его соку Брюс вырос, его цветов ароматы вдыхал по ночам, теряя воздух в легких. Что они сделали с Готэмом: своим единственным телом? Что они сделали с собой: своим единственным делом? Джокер вскрывает душу Брюса, как настоящий патологоанатом. Выбор профессии — определение судьбы. Кто-то выбирает медицинский, а Джокер — выбрал тюрьму. С единственным надзирателем в маске, таким же паяцем, в черном и с крыльями. О, Брюс — не герой, не защитник, он любитель летать со зданий, любитель наблюдать за мраком и выкалывать бездны очи. У него под маской очень темные разводы туши, а от души осталось — слово. Брюс не смотрит по ночам в окна, ведь, боже милостивый, Джокер стоит напротив. Джокер балуется у него во рту скальпелем (так давно не стриг ногти). Джокер оставляет на языке привкус выбитых мозгов со стены маркета, словно Уэйн — его собственность. Он приплясывает на лужах крови в комнате мальчика, а шутка у него странная, одна, какая-то несмешная: — Твоя мама сказала тебя пристрелить, маленький. Ты ведь не улыбаешься. Брюс висит верх ногами и не издает звуков, но в плоскости Джокера видно: губы ребенка сложились гневной безцветной радугой. Испуганной перевернутой параболой. Все детское Уэйна смешалось с реальностью. По утру он просыпается, понимая, что собственная крыша отчаливает. Вместо Альберта кофе готовит пациент Аркхэма. — Брюс, ты себе много позволяешь, кажется. Такие сложности… Сказал бы сразу, что ты фанат и автограф желаешь. Без проблем! Но костюм крысы… — косяк на иссушенных от травм губах догорает. — Я не могу позволить сдохнуть тебе в одиночестве. В этом будет столько же помилования, сколько в тебе — человеческого. — рука на пистолете зафиксирована, но не слишком целится. — Летучая мышь. — Что? — Мышь. Летучая. Джокер разглядывает пространство перед собой, ищет сигнал с нужной частотой, но в его распоряжении только стук в груди Брюса. Он от расстерянности бросает хохот, от которого щемит дух. От которого режет уши. — Ты больше похож на панду, знаешь. Брюс устал оплачивать похороны охранников, но он не в силах сопротивляться желанию. Все детское смешалось с реальностью, но Уэйн гостем ещё не наигрался, как когда-то его папаша. — Или на полного идиота. Стреляй, блять, у тебя, что, курок заело, а?! - бьется лбом в дуло, в последний раз как будто. — Что ты всё-таки будешь делать, если я сильнее? Если я выстрелю в тебя? — неплохой, однако же, кофе у клоуна. — Блеф! Никто из нас в этом не заинтересован! — поверхность крошится под экспрессией Джокера. — Скажи, что я должен сжечь сегодня, чтобы срезать твои конечности? Чтобы заставить тебя перестать двигаться? Чтобы покалечить все твои внутренности? Чтобы агрессор перестал быть зависимым?! Бэтмен глотает, ему этот шут больше не интересен. Ему ещё нанимать охрану заново. Ему ещё чистить город от мнимой гадости. — Сожги себя ещё раз, пожалуйста.