***
Некоторое время девочки шли по коридору молча, каждая, вероятно, думала о чём-то своём. Наконец, Джинни всё же решила заговорить первой: — Та болезнь, о которой ты говорила… Начала девушка нерешительно. Полумна посмотрела на свою подругу и слегка улыбнулась: — Ты имеешь ввиду ханахаки? Да, всё, что я сказала — правда, хотя я понимаю, что сразу в подобное поверить сложно. Ничего страшного, я не виню тебя. Джинни виновато опустила голову, потому что ей было стыдно за своё недоверие своей подруге, но был всё же момент, который сейчас её чрезвычайно сильно волновал: — Ты сказала, что эта болезнь возникает от безответной любви, так? Полумна слегка улыбнулась и кивнула: — Верно. Джинни, слегка теребя кончики волос от волнения, попросила: — Можешь объяснить, как именно это происходит? Лавгуд чуть призадумалась, но вскоре попыталась кратко и понятно всё объяснить: — Человек влюбляется в другого, иногда любовь может быть оказаться невзаимной. Тогда он страдает… Но если, допустим, человек любит слишком сильно, так, что готов ради любимого и жизнь отдать, то такая любовь не исчезнет со временем. Она останется в душе навсегда, будет жить там и медленно-медленно тлеть, не исчезая. Такую любовь ещё называют «настоящей». Девушка слегка опустила голову, грустно вздохнув, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: — Если человек любит настолько, что готов всю свою жизнь посвятить одному человеку, готов ставить счастье другого превыше своего, то он попадает в группу риска. И как только такой человек начинает верить, что его чувства безответны и никому не нужны, он заболевает. В его сердце начинает медленно расти цветок, — по легенде это символ истинной любви — который причиняет физическую боль. Корни впиваются в… В общем, со временем, цветок может разрастись так, что просто не даст сердцу биться. А ещё человек может задохнуться лепестками. Ладно, не думай об этом, со мной всё будет хорошо, я обещаю. Полумна поняла, что наговорила много лишних и страшных вещей такой невинной девочке, как Джинни, и поспешно попыталась её утешить. Но, хоть лицо Уизли было серым, девушка сдерживала слёзы и упрямо просила глазами продолжить. Затем, не получив ответа на свою просьбу, сама решила спросить интересующие её вещи: — Помимо смерти, есть ещё варианты: получить взаимность или провести операцию, да? Улыбнувшись (исключительно для того, чтобы создать Джинни впечатление, что всё будет хорошо), Лавгуд кивнула. Вот только Джинни, погрязнув в своих мыслях, совершенно не собиралась успокаиваться: — А что, если… ни один из этих вариантов невозможен? Полумна чувствовала какой-то скрытый смысл в словах своей подруги, но не могла понять, что именно в них крылось, поэтому ей пришлось спросить напрямую: — Что ты имеешь в виду? Джинни, помолчав, печально вздохнула и решила поделиться тем, что у неё в душе: — Понимаешь… Я думаю, что одна моя подруга, призрак, возможно, заболела ханиха… ханахи… наха… в общем, этой болезнью. Полумна удивилась, но дала понять, что готова внимательно выслушать. — Понимаешь… Елена хорошая… Она бывает грубой и несколько чёрствой, но в глубине сердца она очень добрая и милая… Мы в последнее время много общаемся. Она любит слушать, как я читаю книги. В общем, мы неплохо ладим… Но я случайно увидела, как она кашляет, а затем на её руке появляется призрачный лепесток. Как думаешь, призраки могут любить? Лавгуд серьёзно задумалась над этим вопросом, а затем неуверенно ответила: — Призраки — сознательные существа со своими собственными личностями, к тому же, они когда-то были людьми. Я думаю, что вполне возможно для призрака кого-то любить. Причём их любовь, если она сильна настолько, что влюбленный заболевает ханахаки, будет в буквальном смысле вечной. Джинни почему-то не понравилась, очень не понравилась эта фраза про «вечную любовь». — Тогда что ждёт призраков, если?.. Девушка не решилась продолжить. Она не знала, кого полюбила её призрачная подруга, но догадывалась, что, раз Елена заболела ханахаки, значит есть шанс, что любовь безответна. — А что их может ждать? Если их любовь безответна… то она всё равно останется вечной. Никто не проведёт им операцию, а умереть они не могут, ведь и так уже мертвы. Вот теперь уже Джинни не смогла контролировать свои эмоции и задрожала, прикрыв рот бледными руками: — Это значит… Не может быть! Лавгуд снова вздохнула и попыталась успокоить подругу: — Не переживай, это только в том случае, если их любовь безответна. Уизли попыталась вытереть подступившие слёзы, чуть дрожа в объятиях Лавгуд. Та гладила её по голове и пыталась успокоить. Спустя какое-то время Джинни восстановила контроль над своими эмоциями. Вскоре они продолжили идти к общежитию Полумны. Джинни не могла выкинуть из головы фразу про вечную любовь, ей вспоминались её отношения с Гарри, и она понимала, что любила его не так уж сильно, чтобы заболеть ханахаки. К счастью. Но теперь Уизли интересно, кого же так сильно любит Лавгуд. Что же это за парень, который отказывается встречаться с такой доброй, хорошей и красивой девушкой? — Полумна, а можно поинтересоваться? Лавгуд легко кивнула. Ей хотелось побеседовать о чём-нибудь с подругой, чтобы отвлечься от своих унылых мыслей: — Конечно, о чём? Джинни замялась; не слишком красиво интересоваться столь личными вещами, но любопытство всё же пересилило, и она тихо спросила: — Скажи, а кто тот парень, что тебе нравится? Лавгуд долго молчала, и Джинни уже забыла о своём вопросе, когда подруга неожиданно спросила саму Джинни: — Как ты думаешь, возможна ли любовь между представителями одного пола? Джинни скривилась и недовольно переспросила: — Это извращение — любовь? Полумна расстроилась, но решила попробовать спокойно поговорить на эту тему: — Почему ты считаешь это извращением, Джинни? Девушка в ответ пожала плечами: — Моя мама говорила, что заниматься…любовью…нужно только для того, чтобы завести детей. Голос её слегка дрогнул, потому что она была скромной девушкой, которая не привыкла произносить таких слов. Лавгуд задумалась, а затем кивнула: — В чём-то твоя мама, возможно, права, но… Всё не совсем так. Джинни в недоумении посмотрела на Полумну: — Что ты имеешь в виду? Полумна задумалась, как лучше подобрать слова, а затем ответила, останавливаясь и обдумывая каждое слово: — Понимаешь, прикосновения — это один из способов выразить любовь. Но далеко не единственный. Есть и много других. Например, слова, всем известная фраза «я люблю тебя» или взгляд. Знаешь, когда кто-то смотрит на тебя с нежностью и заботой, ты понимаешь, что этот человек любит тебя, а ещё это может быть какое-то действия, вроде подарка, маленьких услуг. Например, когда мама заботится о тебе, она просит тебя надевать шапку, а когда ты оказываешься — натягивает её на твою голову сама. Это же тоже любовь, только родительская. Прервавшись и снова обдумав свои слова, Полумна кивнула себе в мыслях и продолжила. — Есть разные виды любви, так же как и разные способы её проявления. Понимаешь? Очень медленно, снова всё взвешивая в своей невинной головушке, Джинни кивнула. — Но как это связано с однополыми отношениями? Лавгуд, не совсем уверенная, что подобранные ей слова правильные, всё же попыталась ответить: — Понимаешь… Вот, допустим, когда тебе грустно, я хочу тебя обнять. Это нормально, верно? Это проявление дружеской любви между нами. В отношениях людей одного пола происходит что-то похожее. Ты просто понимаешь, что это любовь не платоническая, а романтическая. Джинни нахмурилась, пытаясь понять логику в словах Лавгуд, но всё же переварить всю поступившую за сегодня информацию не смогла, поэтому сдалась и призналась: — Не понимаю. Полумна вздохнула и попробовала ещё раз: — Это как с противоположным полом, только с таким же, как у тебя… Ну, вот ты, допустим, любишь Поттера, верно? Джинни не хотелось сейчас объяснить все тонкости их с Гарри отношений, поэтому она просто кивнула. — Вот тоже самое можно испытывать и к человеку одного с тобой пола. Уизли снова кивнула, но в этот раз очень неуверенно: — А зачем? Полумна непонимающе взглянула на Джинни: — Что «зачем»? Джинни нахмурилась и, задумавшись на мгновение, сформулировала понятно свой вопрос: — А зачем любить человека своего пола? Ведь вы не сможете завести семью и детей… Полумна сначала опешила, а затем вздохнула: — Любят же не для каких-то целей, а просто так… — «Просто так»? — Конечно. Нельзя же выбрать, кого любить. Сердцу не прикажешь. Оно само решает, кто нам нравится, кто не нравится… Так что возможно и такое, что кто-то полюбит человека того же пола. Джинни росла в большой и шумной семье, которую очень любила. Она считала, что главное в жизни — семья, что она должна, как девушка, тоже когда-нибудь стать матерью и родить своих детей, много-много, как её мама когда-то, поэтому ей было абсолютно непонятно, как можно жить без семьи. Увидев, что Джинни всё равно не может понять, Лавгуд решила дать ей время осмыслить всё, а сама сменила тему разговора на что-то более спокойное, повседневное и приятное, но сама уже через минуту забыла, на что именно. Приятно беседуя и порой смеясь, девушки, наконец, дошли до общежития и попрощались.***
Темнота. Двое медленно идут по коридору, и каждый их шаг эхом отдаётся в этой тишине. Их чёрные мантии колышутся от движений, но в кромешном сумраке ночи этого не видно. Они настороженно оглядываются по сторонам, но никого, кроме самих себя и друг друга, не замечают. Первый парень тихо спрашивает: — Это ведь должно быть здесь, да? Второй так же тихо ему отвечает: — Да… Они снова внимательно оглядываются, словно бы что-то или кого-то выискивая в темноте. — Но здесь… —…Никого нет Вторят они друг другу, переглядываются, и, несколько судорожно поведя плечами, сжимаются в комок от смутного предчувствия. — Я сразу говорил, что это плохая идея! Заявил второй, слегка приобнимая себя руками. Никому не будет приятно находиться в подозрительно тихом тёмном коридоре. Пусть детские страхи темноты вроде бы с возрастом и уступают место рациональности, но где-то в глубине подсознания они оставляют свои корни и начинают цвести каждый раз, когда появляется повод. — У нас не было выбора, ты же знаешь… Шикнул на него первый, чуть прижимаясь спиной к спине друга. Ему было не по себе. Ему было ой как не по себе от царившей здесь тишины… И внезапно он понял, почему. Не было слышно ни звука, ни даже ветра. Казалось, они находились здесь в кромешной тьме, но, тем не менее, он ощущал чьё-то присутствие спиной, затылком… И даже то, что, казалось, его спину прикрывает друг, которому он может доверять, ничуть не спасало ситуацию и не уменьшало страха. Да, верно. Им было страшно. Но любому, пожалуй, будет страшно в полной темноте и без единого звука. Почему бы просто не использовать палочку, чтобы сделать себе свет? Они не могли. Конечно, блуждая по коридорам Хогвартса, они использовали свет от палочки, но именно в этом месте, стоит им её зажечь, как спящий неподалёку рыцарь в доспехах (по сути, просто живой доспех) тут же проснётся и поднимет шум… Им это вовсе не к чему. Не хватало, чтобы их ещё здесь поймали. Потом проблем не оберёшься с директрисой, которая, возможно, наказывать не станет, но прочитает такую лекцию, что лучше бы наказала. Мысли о наказании постепенно успокаивали натянутые нервы парней. Первый, наконец, шумно выдохнув, раздражённо повернулся к второму и яро заявил: — Нас обманули! Уходим отсюда! Второй повернулся, чтобы посмотреть на первого и попросить его подождать ещё немного, как… Позади друга увидел чьи-то горящие глаза… Парни, хоть и находились в темноте, стояли так близко, что могли видеть эмоции друг друга… И по лицу второго, застывшего в гримасе ужаса, первый парень понял, что прямо позади него находится что-то страшное. Непонятно откуда взялся тихий металлический скрежет. Причём казалось, что он доносился со всех сторон. Первый парень медленно стал оборачиваться… И увидел сначала крошечную фигурку на полу, которая медленно приближалась, шевелясь, как робот, а затем и её глаза… светящиеся чем-то ослепительно белым, но без зрачков… Оттого взгляд был слишком жутким. «Садовый гном?..» — с недоумением подумал было первый парень, но тут… Заметил краем глаза какое-то движение слева… Он медленно повернул голову налево и увидел ещё трёх-четырёх гномов, которые медленно приближались, чуть скрипя своими ногами по полу. А затем повернул взгляд направо, и его встретила точно такая же картина. Их окружили садовые гномы, которые медленно приближались, выползая из темноты… И становилось их всё больше, больше и больше… Парень нащупал в темноте руку своего друга и, судорожно схватившись за неё, как за спасительную соломинку, сглотнув слюну, тихо спросил: — Скажи, Грег… Я один это вижу? Винсенту было жутко, очень жутко, но у него не было какого-то подсознательного страха перед гномами, поэтому он попытался взять себя в руки, объединившись со своим другом… Вот только он не ожидал, что у Грегори будет страх перед гномами. Перед фигурками садовых гномов, если быть точнее… — В-в-в-вин-н-н-н-сент… п-п-п-пойдём-ка… отсюда… С трудом вымолвил весь дрожащий Грегори, звонко стуча своими зубами. Он повернулся на сто восемьдесят градусов и собирался было сделать шаг, как… Гном оказался практически рядом с его замершей в воздухе ногой. Грегори, дрожа, посмотрел на гнома. А тот поднял голову и посмотрел прямо его в глаза. Из приоткрытого рта донёсся скрипучий голос: — Греееееееегори! Гном безумно улыбнулся, а затем начала безудержно смеяться. А за ним — и все гномы вокруг. Ужасающий смех разносился по коридору, отражался от стен и становился всё больше, и больше, и больше… А в темноте зажигались всё новые и новые глаза. Казалось, ещё немного, и эти самые глаза окружат парней, словно звёзды луну… Безумный хохот прекратился так же резко, как начался. Но после оглушительных звуков тишина пугала ещё громче. Вдруг тот самый гном, который был рядом с ногой Гойла, загорелся. В буквальном смысле. Огнём. Гном горел, подобно факелу, плавился, распадался на куски, но не переставал жутко улыбаться, смотря прямо в глаза Грегори. Если Гойл боялся садовых гномов, то Крэбб до истерики боялся огня. Он плюхнулся филейной частью на пол, потянув за собой и своего друга. Вместе они сидели на полу, дрожали, обнявшись, и кричали, как свиньи, которых режут. Вслед за первым гномом загорелись и остальные… Кроме одного. Этот гном медленно приблизился к визжащим парням и, пнув чью-то ногу, злобно объявил своим писклявым голосом: — То, что произошло с этими гномами, произойдёт с вами, если вы ещё раз обидите Лавгуд. Вам ясно? Парни заткнулись и дружно кивнули. Все гномы успели догореть к тому моменту, а последний гном, получив их ответ, взорвался. Парни, словно получив сигнал, поднялись и бросились бежать… Несколько человек, которые прятались в темноте, поспешили покинуть это место, пока сюда не прибежали стражи.***
По-хозяйски усевшись на диван в гостиной Гриффиндора, Драко откинул голову назад. На его губах играла довольная улыбка. Гарри, севший рядом с Драко на диван, тоже тихо посмеивался. Рон, который до этого недовольно поглядывал на Малфоя, в этот раз вёл себя раскованнее. Он первым заговорил: — Гарри, это было замечательная идея. Спасибо за помощь, Драко. Поттер безразлично кивнул, но Малфой насупился: — Что значит «помог»? Мы вместе составляли этот план. Это была и моя месть. Гермиона тоже решила вставить своё слово: — Я рада, что у Полумны есть такой хороший друг, Драко. Твоё предложение с гномом, произносящим «Грегори», была просто потрясающей! Ты бы видел его лицо! Не сдержав свой смех, девушка тихо рассмеялась. Все, даже Драко со своим тихим смешком, подхватили её настроение и тоже начали тихо посмеиваться. Малфой, не смотря ни на кого, равнодушно бросил: — Ты знаешь довольно много заклинаний, Грейнджер. Это была похвала. И все это поняли. Гермиона немного залилась краской, Гарри довольно улыбнулся, а Рон, задумавшись, добавил: — Твои знания их страхов пришлись кстати… Малфой выглядел удивлённым. Признание от Уизли означало, что тот больше не настроен враждебно. Драко поднял на Рона свои большие от неверия в услышанное глаза и встретился с уверенным и, кажется, несколько одобряющим взглядом. Взяв себя в руки, Драко отвернулся, чтобы скрыть смущение. — Твоё исполнение, Уизли, тоже было неплохое… Теперь настала очередь Рона удивляться… По крайней мере до тех пор, пока он не услышал смех со стороны Гермионы и Гарри. — Эй! Не смейтесь! Обиженно воскликнул (но тихо, чтобы никто, не дай Мерлин, не услышал его) Рон. Малфой сидел тихо, старательно не смотря на других и прикрывая рот ладонью… Но Поттер, сидящий рядом, отчетливо видел его покрасневшие уши. Гарри сделал вид, что надул губы, и обиженно спросил: — А мне тебе нечего сказать, да? Малфой смутился вконец, поворачиваясь к Поттеру спиной и закрывая другой рукой своё лицо. На секунду ему захотелось сказать: «А ты и так всегда прекрасен», но он вовремя прикусил язык и выдал нечто невразумительное: — Ну, ты… Молодец, да. Поттер, не ожидавший, что Малфой всерьёз ответит на его шутку, несколько вздрогнул и непонимающе уставился на Драко. А затем его сердце почему-то вздрогнуло… Рон начал откровенно ржать, наблюдая за этими двумя, а Гермиона пыталась прикрыть рот ладошкой и замаскировать смех под неловкий кашель, но выходило не очень… Наконец, когда все успокоились, Гарри принял решение, переглянувшись с друзьями, встал с дивана и подошёл к Драко. Тот непонимающе выгнул бровь и посмотрел на Поттера. Вдруг, перед лицом Малфоя появилась протянутая рука. Гарри отвёл взгляд и, смущенно прокашлявшись, объяснил ничего не понимающему парню: — Уже, возможно, несколько поздно, но мы рады приветствовать тебя, Драко, в нашей компании… Если ты хочешь, конечно. Пальцы Драко дрогнули. Он был растерян и несколько напуган. Да, он провёл с этой компанией весь день, да, они, вроде бы, приняли его, но… Но глубокая и долгая взаимная неприязнь всё равно оставила след в душе. Парень не был уверен, что может им доверять, он вообще, до встречи с Полумной, не собирался никому доверять… И тут Малфой вспомнил, зачем, собственно, начал общаться с Полумной. Точно, она обещала ему помочь… Тогда… Тогда, получается, это всё её усилия, а также других, что сейчас Драко оказался перед выбором, о котором раньше даже мечтать не мог? И ведь действительно, кажется, многое произошло… Драко прошёл по этому пути ради того, чтобы сблизиться с Поттером. Так почему же он сомневается сейчас? Это ведь и было его целью, пусть не конечной! Давай же, Малфой, вперёд! Его рука медленно поднялась и, в последний раз нерешительно дрогнув, обхватила руку Поттера. По обоим словно прошёл электрический разряд, но они предпочли сделать вид, что ничего не почувствовали. Драко поспешил убрать руку, чтобы контролировать свои эмоции, а Гарри просто не знал, не понимал, что с ним происходит.