Полет

Кас, казалось, был на удивление в ясном сознании, когда разговаривал с доктором Маком, но как только они попытались перенести его, стало ясно, что он едва держится. Когда его загружали на большие деревянные носилки, сломанное крыло снова потревожили, и он не мог сдержать коротких резких вскриков, от которых у Дина сердце обливалось кровью. Когда они наконец уложили его на носилки и подняли, сломанное крыло сместилось снова, слегка спав с носилок под другим углом, который оказался еще более болезненным, и Кас начал стонать не переставая. Выглядел он ужасно: был весь белый и дрожал, вцепившись руками в края носилок. Дин поймал себя на том, что невольно морщится: видеть, как Кас мучается от боли, было так ужасно, так ужасающе ужасно, что ему становилось нехорошо. Он даже смотреть на сломанное крыло больше не мог и наконец додумался предложить Касу руку, чтобы тот мог держаться. Кас схватился за его руку такой железной хваткой, что Дин сам чуть не вскрикнул. «Ну, по крайней мере у него еще крепкая хватка, — подумал Дин. — Это же хороший признак?» Поэтому Дин совсем не обрадовался, когда они переложили Каса на стол для осмотра и его рука начала слабеть. И стонать Кас перестал. И глаза его закрылись. И он еще сильнее побледнел. — Мак, у него развивается шок, — сказала Сара, внимательно следившая за Касом во время его перемещения. Оказалось, «у него развивается шок» — это волшебная фраза, потому что у доктора Мака вдруг словно щелкнул переключатель. Какие бы остатки недоверия и растерянности его ни мучали, они, похоже, тут же испарились: он переключился в какой-то режим суперветеринара вместе с Сарой, которая переключилась в режим супермедсестры. Они оба несколько минут носились вокруг стола, выхватывая капельницы и шприцы, рявкая Сэму, Дину и Роджеру сбегать туда или сюда, передать то или это, подержать то крыло или эту ногу. Это даже впечатляло (хотя и пугало тоже, так как явно означало, что Касу становилось хуже). Через какие-то секунды Кас уже получал капельницу с глюкозой, на нем была кислородная маска, электроды ЭКГ и еще несколько таинственных проводов и трубок, маленькая штука на пальце, подсоединенная к загадочному цифровому дисплею, который Роджер установил у головы Каса, и доктор Мак сделал Касу несколько уколов лекарств с интересными названиями, которые одобрила Сара. Примерно пятнадцать минут спустя доктор Мак и Сара оба выпрямились и одновременно облегченно выдохнули. — Так, ладно. Он стабилен. Более или менее, — сказал доктор Мак. — И он в отключке. Не под настоящей анестезией пока что, но под успокоительным. И более или менее стабилен. Так, народ: если мы собираемся это делать, я должен объяснить некоторые вещи. Дин. Сэм. Скажу вам прямо, что наш мистер Королевский Орел — Кастиэль, так его зовут? — в плохом состоянии. И очевидно, у меня нет ни малейшего, даже теоретического, опыта лечения ангелов — из всех видов, с которыми я никогда не ожидал столкнуться в своей практике. Но понятно, что тут надо скрепить кость спицами и зафиксировать крыло. И, раз вы запаниковали достаточно, чтобы вынуть пушки, из-за какой-то рации, полагаю, сделать все надо быстро, сегодня и доступными средствами, и закончить надо до шести тридцати утра, пока не пришла утренняя смена, то есть у нас есть шесть часов; и сделать это надо без подготовки и без моей обычной команды. Так что вы все будете мне ассистировать. Сара, вы когда-нибудь ассистировали при операциях? Сара кивнула. — Но только в медучилище, — сказала она. — Это было уже довольно давно. — Но основы вы знаете? Передавать мне, что я попрошу; делать, что я скажу; и ради всего святого не нарушать стерильность? — И терпеть ваши манеры? — добавила Сара с улыбкой. — Именно! — улыбнулся доктор Мак. — Терпеть мои манеры, делать ровно как я велю, притворяться, что я король, и тайно выручать мою задницу, когда я облажаюсь, — и мы с вами сойдемся. Но пожалуйста, если увидите, что я делаю откровенную глупость, не молчите. Я знаю медицину для человекообразных обезьян, но скажу сразу, что каждый день обезьянами я не занимаюсь, и уж точно не занимаюсь людьми, поэтому если видите, что я что-то упускаю, что-то специфическое для людей, Сара, скажите немедленно. Роджер, ты у нас будешь нестерильными руками — будешь отвечать за капельницы, инъекции и за все, что обычно делаешь, и следить за остальным телом — за частями тела вне поля операции. Все остальные — вы должны быть счастливы, что у нас есть настоящий ночной смотритель. — Я думал, он только за охрану отвечает? — сказал Дин недоуменно. — Не обижайтесь. Доктор Мак фыркнул. — Ночные смотрители — лучшие спецы здесь. Они ухаживают за больными животными всю ночь — за всеми видами, по всему зоопарку. По сути… хе, Сара, наверное, Роджер — это ваш эквивалент, только для животных. Если кто-нибудь и может выходить больного ангела, то это Роджер. Роджер от этой похвалы даже зарделся, переминаясь по полу в своих резиновых сапогах и смущенно пощипывая седую бороду. — Дин, Сэм, — бодро продолжил доктор Мак, — вы как относитесь к крови? Сознание тут у меня терять не станете? Только честно! Сэм и Дин переглянулись. — Мы видели достаточно крови, — сказал Сэм. — Медицинская подготовка есть? — спросил доктор Мак. — На уровне военного медика, — ответил Дин, и Сэм кивнул, пояснив: — Оказать первую помощь, заштопать рану — такие вещи. Мак кивнул и сказал: — Это полезно. Значит так: делаете РОВНО то, что я говорю. И еще. Это важно. Если кто-то из вас чувствует хоть малейшую слабость, он говорит мне об этом немедленно, отходит и садится, зажав голову между коленей, потому что последнее, что нужно вашему королевскому орлу, это чтобы кто-то упал прямо на него в операционное поле. Такое случалось, и НИЧЕМ хорошим это не заканчивается. Ну-ка повторите: если чувствуете слабость, что нужно сделать? — Сказать вам, — ответил Сэм. — И сесть с опущенной головой, — добавил Дин. — Верно. Дин, я сказал вам раньше, когда вы еще были Джейком, что будете отвечать за анестезию. Так и сделаем. Что означает, как только я дам вам сигнал, что вы на дежурстве, вы начнете наблюдать вот за этим экраном как одержимый. — Доктор Мак постучал по монитору у головы Каса. — Вот это число — его пульс, второе число — уровень кислорода в крови, который, кстати, низковат, но, к сожалению, переливать людям — вернее, ангелам — кровь мы здесь не можем. Так что вы просто следите за экраном очень внимательно. И говорите мне В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ, как какой-то из показателей меняется. ТАКЖЕ вы будете периодически смотреть на его лицо и сообщать мне, если меняется его цвет или синеют губы. И каждые две минуты вы будете в течение пятнадцати секунд проверять его дыхание. Позже, когда он будет под анестезией, добавятся еще несколько показателей, за которыми вам надо будет следить. Сможете? Сумеете за всем этим следить и проверять дыхание, не отвлекаясь? — Да, — сказал Дин, кивая с энтузиазмом. Смотреть за Касом? Убеждаться, что он дышит, что с ним все хорошо? Да, это Дин определенно мог делать. — Хорошо. Я скажу вам, когда начать, — пока вы не на дежурстве, сейчас все это отслеживает Сара. И, Сэм — думаю, вам придется держать крыло. Подробнее пока сказать не могу. Так, ну все. Чух-чух-чух, едем на рентген! Роджер закатил глаза и прошептал Дину: — Он всегда это говорит. Перед каждым рентгеном. Оказалось, что у операционного стола таки были колесики — просто раньше они были застопорены. Роджер снял с них блокировку, и Каса покатили на рентген. Дин и Сэм встретились взглядом, пока помогали катить стол. Сэм широко улыбнулся, и Дин ответил ему улыбкой. Дин чувствовал прямо-таки эйфорию. Доктор Мак им помогал, и им повезло, что рядом оказался настоящий ночной смотритель, и становилось ясно, что доктор Мак свое дело знал четко. Все получалось. У них все получалось. Они смогут спасти Кастиэля.

***

Им пришлось сделать большое количество снимков — как больного крыла, так и здорового, — осторожно поворачивая Каса (который теперь лежал совсем безвольно) в разные позиции, чтобы доктор Мак понял, как должно выглядеть целое ангельское крыло. И смог увидеть сломанное крыло под разными углами. Посмотрев снимки перелома, Дин поморщился. Основная кость, соединявшая крыло с телом Каса («плечевая» кость, как выяснилось) сильно пострадала от кувалды. Она была расколота на два неровных куска, и вокруг виднелись жалкие мелкие осколки, рассеянные довольно далеко друг от друга. Треснуло даже одно ребро Каса, прямо под крылом. Но доктора Мака, казалось, это ничуть не смущало. Он изучил снимки и только сказал: — Это очень даже сращиваемо. — Хотя потом он долгое время молча вглядывался в снимки, поставив их на стенд с подсветкой. Сара занялась тем, что смочила всю рану теплым физаствором; Роджер пытался отмыть кровь с кожи Каса, Сэм старался помогать им обоим, а Дин просто наблюдал, как Кас дышит. Неожиданно доктор Мак сказал: — Хорошо, — отвернулся от снимков и живо подошел назад к Кастиэлю. — Сэм, — позвал он. — Расправьте здоровое крыло. Медленно и осторожно. Не прикладывайте силу, но давайте просто посмотрим, как оно может двигаться. Сэм повиновался и, взяв крыло за черные перья, медленно расправил его. Все в зале прекратили свои занятия, повернулись и уставились на это зрелище. Потому что крыло Каса — только одно крыло — казалось, заполнило собой как минимум половину громадного операционного зала. И это крыло было… великолепно. «Какая красота», — подумал Дин. Как уже думал раньше, на вершине горы. «Какая красота». В этот момент Дин впервые смог как следует рассмотреть верхнюю часть крыла при хорошем свете. Оказалось, что только внешние маховые перья — пять перьев у внешней части крыла — были черными. Эти пять перьев переливались радужными бликами под ярким светом операционной. Но большая часть крыла — остальные маховые перья, а также вся средняя часть — была сияюще-белого цвета, который блестел почти как серебро. Внутренняя же часть, включая мелкий пух на спине Каса между крыльями, была нежно-серого цвета. Черный, белый и серый вместе образовывали великолепный геометрический рисунок из треугольников разных цветов, стыкующихся друг с другом, — гораздо более впечатляющий, чем Дин ожидал. И теперь, когда он присмотрелся внимательнее, он заметил, что многие перья, особенно серые у основания крыла, были отмечены крапинками золота на концах, сверкавшими в тех местах, где они улавливали свет. «Красота, — снова подумал Дин. — Какая же красота...» — Так, ребята, закройте рты, — сказал наконец доктор Мак. Все только стояли и глазели на крыло. Доктор Мак осторожно взялся за внутреннюю часть крыла, за такую же кость, какая была сломана во втором крыле. — Сэм, сложите и разложите крыло несколько раз, очень медленно, — попросил он. — И потом подвигаем его в стороны. Посмотрим, какой диапазон движения у здорового крыла. Роджер, возьми-ка рулетку. Я хочу снять с этого парня несколько мерок и посмотреть, на какой угол раскрываются суставы. Сэм начал медленно ходить туда-сюда, двигая здоровое крыло. Сначала он, казалось, делал это с благоговением и очень неуверенно, двигаясь осторожно, как будто боялся сломать и это крыло. Но вскоре он набрался уверенности и начал складывать и раскладывать крыло до самого конца, двигать его вверх, и по кругу, и в стороны, следуя указаниям доктора Мака. Дин оставался на своем посту, который выбрал сам, — у головы Каса, и следил за маленьким монитором (хоть и не был пока «на дежурстве»), но даже оттуда ему было видно, что у крыла было два основных сустава, а не один. Был очевидный большой сустав на основном сгибе на переднем краю крыла, но был и еще один скрытый сустав, почти как локоть, спрятанный в перьях ближе к спине Каса. Этот второй сустав раскрывался неожиданно и придавал крылу поистине гигантскую длину. Крыло, которое в сложенном состоянии казалось пятифутовым, разворачивалось на восемь или девять футов, когда Сэм расправлял его до конца. И диапазон движения у него был впечатляющим. Оно могло подниматься достаточно высоко над спиной Каса; могло оборачиваться вокруг его тела, как плащ; могло даже протягиваться вниз ниже его ног. И, конечно, оно могло выгибаться дугой высоко за его голову. Как тогда, когда Кас расправил крылья при первой встрече с Дином. Продемонстрировав их весьма впечатляюще. «Уж надеюсь, он снова сможет это сделать, — подумал Дин. — Уж я НАДЕЮСЬ». Под конец Сэм снова мягко расправил крыло для снятия мерок, теперь уже совсем освоившись со своей работой по маневрированию крылом. Роджер и Сара начали растягивать рулетку и делать замеры. — О, интересно, у него есть крылышко, — сказал вдруг доктор Мак, пока Роджер и Сара занимались с рулеткой. Доктор Мак подошел ближе, протянул руку в перчатке к большому суставу на сгибе крыла и прикоснулся к, казалось бы, цельному гладкому краю крыла. Но доктор Мак сунул палец под перо и, к удивлению Дина, каким-то образом приподнял целый отдельный ряд перьев, сходившихся вместе в единую секцию. Это была та же группа мелких черных перышек, которой Кас держался за руки Сэма и Дина и которой он удерживал ангельский клинок. Теперь Дин увидел, что она была похожа на мелкое независимое крыло. Оно было дюймов шесть в длину и крепилось одним концом к основному сгибу крыла. — Видите, это оперенный палец, — сказал доктор Мак. — Они есть у всех птиц. О, а у него их даже два! — И он поднял вверх второй, еще более мелкий ряд перьев, расположенный поверх первого. Этот был дюйма четыре в длину. — У птиц есть пальцы? — удивился Сэм. — Да. Технически у птиц это большой палец. Оперенный большой палец. Он называется крылышко. Они есть у всех птиц, обычно одно на крыло. Всегда в этом месте, присоединяется к запястью. — Это запястье? — удивился Дин. Именно этим суставом Кас отшвырнул Зифиус на двадцать футов в сторону. Доктор Мак сказал: — Да, это запястье. Крыло — это же рука в перьях, вы не знали? Или рука — это крыло без перьев, как посмотреть. Поэтому я и перепутал, что у него сломано: в крыле есть плечевая кость, как и в руке. — Тут он бросил резкий взгляд на Сару, которая при этом слегка смутилась. Доктор Мак продолжил: — Ну, а у вашего друга аж два крылышка на крыло. Видимо, большой и указательный пальцы. Хм… вообще и у доисторических птиц их было два — по два на крыло. У современных остался только большой палец. — Как получилось, что я никогда не знал о том, что у птиц на крыльях есть большие пальцы? — сказал Сэм. Доктор Мак бросил на него снисходительный взгляд. — Потому что никогда не смотрели? — Он засмеялся над выражением лица Сэма и добавил: — Обычно они сложены, так что их не видно. Видите, — он отпустил «крылышки» Каса, и они легли на место вдоль ведущего края крыла, слившись с черными перьями настолько, что стали совсем незаметны. Доктор Мак добавил: — Они нужны для уменьшения турбулентности. Птицы расправляют их только в полете, так что обычно они не видны. — Кас своими может держать предметы, — поведал Дин. Доктор Мак уставился на него и какое-то время молчал. Потом посмотрел на лицо Каса и сказал с мечтательным вздохом: — Это обалденно круто. — Он снова вздохнул и добавил: — Хотел бы я посмотреть, как он пользуется крыльями. Ну да ладно. Надо сказать спасибо и за то, что я это увидел, верно? — Он покачал головой. — Роджер, ну что там? Роджер сообщил ему информацию о суставах, потом добавил, сворачивая рулетку: — Полуразмах — девять футов один дюйм. Для одного крыла, от кончика до середины спины. Это без попытки выпрямить перья. — Так, — сказал Мак, — значит с двумя расправленными крыльями — при условии, что мы починим второе, — размах будет восемнадцать футов два дюйма. — Он задумчиво добавил: — Это бьет мировой рекорд альбатроса на несколько футов. Просто к слову. Роджер присвистнул, Сара сказала: «Ух ты», и Сэм сказал: «Мировой рекорд, Кас!» А Дин почувствовал совершенно иррациональную гордость. — Вполне себе королевский орел, — сказал доктор Мак. — Ладно, ребята. Думаю, теперь я представляю, как собрать эту кость. — Он улыбнулся Дину. — Я же сказал, что обойдемся молитвой и одним крылом? Я не так уж и ошибся, а? Молитвой, одним крылом и несколькими титановыми спицами. Ха!

***

Операция заняла часы. Сломанный конец кости нужно было продезинфицировать, второй конец — высвободить, маленькие осколочки — извлечь и поместить на место, за чем последовал невероятно трудный, скрупулезный и трудоемкий процесс установления каких-то винтов и стержней («спиц»), чтобы скрепить все части между собой. Сэм спокойно наблюдал за операцией, подпирая крыло, как требовалось, и даже помог в какой-то момент держать осколки кости. Дин, в свою очередь, беззаветно посвятил себя своему заданию: смотрел на мониторы как одержимый, как ему и было наказано, сообщая доктору Маку о каждом малейшем изменении. Кас перенес операцию вполне неплохо. Его жизненные показатели, хоть и не были идеальными, по крайней мере держались стабильными и даже заметно улучшились, когда доктор Мак скрепил две самых крупных части кости. Дин увидел, как немедленно улучшился пульс Каса, и подумал: «Может, состыковка кости как-то придает силу его благодати?» Он поднял голову, чтобы подсмотреть за ходом операции. Но от вида того, как доктор Мак сверлит кость, Дину стало нехорошо практически сразу же. Прямо как в машине. Он честно сообщил об этом доктору Маку (хотя чувствовал он себя при этом ужасно глупо, он просто не мог поставить под угрозу операцию над крылом Каса). Доктор Мак немедленно велел Сэму занять место Дина, а Дину — сесть и опустить голову между коленей. — Обычно такие вещи на меня совсем не действуют, — почувствовал необходимость сказать Дин, хотя и с опущенной головой, разговаривая в пол. — Обычно я абсолютно нормально переношу кровь. — Да, это не редкость, — услышал он ответ доктора Мака. — Нет, правда, я видел МНОГО крови, — возразил Дин. Доктор Мак пояснил, даже не подняв головы: — Я имел в виду, что головокружение часто сильнее, когда это кто-то близкий. Дин поднял глаза, удивленный, и увидел, что Сара кивает. Она вставила: — У нас в госпитале даже есть правило: нельзя оперировать членов своей семьи. Например, родителям нельзя оперировать детей или супругам друг друга. Потому что ты не только перестаешь принимать объективные решения, но и с большей вероятностью можешь потерять сознание. Это автоматическая реакция. Мак, а почему спицы так смещены? — Видите, каждая спица опирается на предыдущую… — И доктор Мак начал объяснять Саре детали установки титановых спиц. Дин все еще думал о том, что они только что сказали, и поднял голову, чтобы увидеть Каса, — только чтобы неожиданно встретиться взглядом с Сэмом. Сэм теперь сидел у головы Каса и должен был наблюдать за монитором, но вместо этого почему-то смотрел на Дина. Дин зашипел: — Не спускай глаз с монитора, Сэм. Тот моргнул и отвернулся к монитору. Вскоре Дин снова почувствовал себя нормально и сменил Сэма. На место операции он больше смотреть не отваживался.

***

Наконец крыло собрали. Разорванную мышцу пришлось зашить. А после нее — кожу. И много перьев пришлось отрезать. Особенно тех, что крепились к сломанной кости, — целый ряд крепких жестких бело-серых перьев длиной в фут. — Это плечевые перья, — сказал доктор Мак, когда начал откусывать первое. — Самые ближайшие к туловищу маховые перья. Ух ты. Их почти не перекусишь. — Он с усилием попытался отрезать первое. — Боже. Эй, Роджер, а не принесешь-ка болторез? С ума сойти. Невероятно крепкие. Роджер вернулся с массивным болторезом, и доктор Мак наконец сумел откусить одно перо, даже крякнув при этом. — Хм, — сказал он, глядя на отрезанное перо. — Даже… странно, что они такие крепкие. Смотри, Роджер, — необычно, да? Роджер сухо сказал: — В нем все необычно, Мак. Доктор Мак вздохнул и кивнул, но добавил: — Мне просто что-то вдруг кажется, что плечевые перья могут быть важны. — В каком смысле? — спросил Дин. — Ну, просто слишком уж они крепкие. И надежно укорененные, — сказал доктор Мак. — Крепче, чем у большинства птиц. Так что они определенно несут какую-то функцию. И, на самом деле, именно поэтому мне и надо их отрезать. Дело в том, что они настолько укоренены в кости, что будут разрывать ее части. Я пытался обойти их, но, если мы хотим, чтобы фрагменты кости зажили, перья нужно отрезать, иначе кость снова рассыплется при первом же шевелении пера. Так что… будем надеяться, он скоро отрастит новые. Дин, Сэм, вы знаете, когда у него бывает линька плечевых перьев? Дин посмотрел на доктора Мака пустым взглядом. — Линька? — переспросил он. Кастиэль никогда не упоминал о «линьке». Роджер пояснил: — Линька — ну, знаете, рост новых перьев. Птицы раз в год линяют, меняя все перья. Сэм и Дин переглянулись. Линька? — Мы… понятия не имеем, — признался Сэм после паузы. Доктор Мак поднял глаза на Дина. — Погодите, как давно вы его знаете? Больше года? — Лет пять? — сказал Дин, считая на пальцах. — Нет, стойте, шесть. Шесть с половиной. — Что удивило его самого, когда он подсчитал. Кас присутствовал в их жизнях уже так давно… — И он никогда не упоминал линьку? — спросил доктор Мак. Это явно его удивило. — Нет… — ответил Дин. — Гм… а должен был? — Господи… да кто ж знает, — вздохнул доктор Мак. — Может, ангелы об этом просто не говорят? — предположил Сэм. Впервые за все время операции доктор Мак заметно засомневался. Он посмотрел на первое отрезанное плечевое перо — красивое белое перо, теперь лежавшее отдельно на операционном столе. — Черт. Я очень надеюсь, что ангел может отрастить новые перья. Об этом я даже не подумал. — Доктор Мак умолк. Сэм молча держал крыло. У Сары и Роджера совета тоже не нашлось. Наконец Дин спросил: — А что будет, если их не отрезать? Доктор Мак вздохнул. — Кость не заживет. — И добавил: — Что означает потерю крыла. — Тогда режьте, — сказал Дин. — Надо резать. — Очевидно, это был неидеальный вариант, но других не было. Оставалось лишь надеяться, что Кас время от времени «линял» и отращивал новые перья и просто почему-то никогда об этом не упоминал. И может быть, эти «плечевые перья» были не так уж и важны? Доктор Мак снова вздохнул, взял болторез и начал откусывать остальные плечевые перья.

***

Пару часов спустя все наконец было закончено. Кас оставался стабилен на протяжении всей процедуры — если не считать того факта, что ему понадобилось раз в десять больше обезболивающего, чем количество, к которому привык доктор Мак («Птичий метаболизм, наверное», — проворчал он Саре в какой-то момент). Потом Каса начали мыть, и тут вдруг выяснилось, что у Роджера, который во время операции молча выполнял указания, есть убежденное мнение по каждому аспекту омовения и перевязки. Он даже не дал доктору Маку наложить марлю до тех пор, пока каждое перо индивидуально не было помыто и высушено. Вскоре уже и Роджер, и Сара, и доктор Мак, и Сэм склонились над крылом Каса с влажными ватными тампонами, тщательно очищая кровь и грязь с каждого пера под пристальным наблюдением Роджера. (Только Дин был освобожден от этой работы, так как все еще следил за дыханием Каса.) На это ушло еще двадцать минут, но Роджер наконец одобрил результат. — Я же вам говорил, что он свое дело знает, — заметил в конце доктор Мак. Роджер снова зарделся. После этого они осторожно сложили крыло, обернув его большим количеством марли. Доктор Мак использовал немыслимое количество рулонов ветобертки — морщинистого перевязочного материала зеленого, синего и красного цветов, — чтобы связать сложенное крыло, а затем примотать его к спине Каса, и после наложил еще километр перевязи на торс Каса, чтобы стабилизировать крыло. Дин к концу был совершенно без сил, но в то же время чувствовал себя безумно счастливым оттого, что Кас перенес операцию хорошо и получил необходимую помощь. Он по-прежнему был без сознания после анестезии и теперь лежал на боку. Но он был чисто перевязан, уже не в крови, и сломанное крыло теперь выглядело чистеньким, аккуратно сложенным и стянутым, и он был обернут таким количеством чистой белой марли и таким количеством слоев красной, синей и зеленой ветобертки, что выглядел как большой спящий рождественский подарок. Сара и Мак уже отсоединяли его от трубок и проводов, Роджер даже тщательно укутывал его ноги одеялом, и Дину хотелось просто обнять Сару, обнять доктора Мака и Роджера, и Сэма тоже, и вообще всех на свете. «Четвертый этап сработал! Он сработал, сработал!» — думал Дин, усталый и воодушевленный. И что еще лучше, Сара сообщила, что вернется с ними в Канзас на время. Чтобы заботиться о Касе. Тогда Дин и правда обнял ее, в ответ на что она внимательно посмотрела на него и сказала: — Так, первое, что мы сделаем, это найдем место, где можно пару часов поспать, потому что ты уже не в себе. Но потом ее обнял и Сэм, и тут уже она просто растерялась. Доктор Мак дал Саре длинный сложный набор инструкций на бумажке. Под конец он повернулся к Сэму и Дину со словами: — Я знаю, что вам надо уезжать срочно, так что Сара все это вам объяснит позднее. Но я должен убедиться, что вы понимаете ключевую вещь, ребята. Крыло сейчас обездвижено настолько, насколько мне это удалось, но на самом деле оно не очень стабильно. Крылья сложно обездвижить полностью. Что означает, опасность возникнет, если он попытается им хлопать — если ангелы вообще это делают, чего я не знаю… — Делают, — уверил его Сэм. — Они хлопают крыльями? — спросил доктор Мак. — Однозначно хлопают, — подтвердил Дин. — Ну что ж. В таком случае, вы должны обеспечить ему полный покой и внушить ему, что он должен быть очень, очень, ОЧЕНЬ осторожен и НЕ шевелить этим крылом ВООБЩЕ. Несколько недель. Не дергать, не хлопать — ничего не делать. Потому что, я уверен, у него хватит сил погнуть эти спицы, а если он погнет спицы, он заново сломает кость, и тогда уже я ничего не гарантирую. Понятно? Вы должны обеспечить ему покой. Как минимум на три недели, а может и дольше. Думаю, восстановление будет долгим. — Понятно, — сказал Дин. — Кстати, к вопросу о восстановлении, я знаю, что это для вас вроде как новая территория, но как вы полагаете, когда он снова сможет летать? Доктор Мак и Роджер переглянулись. Доктор Мак вздохнул. И опустил глаза. — Может быть, надо было сказать об этом с самого начала. После таких переломов птицы обычно уже не летают. Последовала ужасная тишина. Доктор Мак сказал: — Индюшачий гриф, которого я упоминал… мы спасли ему жизнь и спасли крыло, но он пока не полетел. Я, конечно, не теряю надежды, но… Послушайте, ваш друг наверняка в какой-то мере вернет себе функциональность крыла. Но для полета… дело в том, что для полета крылья должны быть абсолютно симметричны. Абсолютно одинаковой силы и раскрываться абсолютно одинаково. А после такого ранения пострадавшее крыло уже просто никогда не будет таким же сильным и гибким, как второе, и… в общем… — Помолчав, он заключил: — Если бы он был птицей, я бы сказал, что он уже не полетит. — Он не птица, — возразил Дин. — Очевидно. И, как я сказал раньше, я вообще ничего не знаю об ангелах. Так что это неисследованная территория. Поэтому не теряйте надежды. Это был не тот ответ, на который надеялся Дин, но, по крайней мере, за него можно было уцепиться. — Он полетит снова, — упрямо сказал Дин доктору Маку. — Полетит. Вот увидите. — Я очень, очень надеюсь, что вы правы, — ответил доктор Мак. На этой тревожной ноте им пришлось расстаться. Было уже почти шесть, небо светлело, и «утренняя смена» вот-вот должна была прибыть. С некоторым усилием они ухитрились загрузить еще бессознательного Кастиэля на заднее сиденье Субару Сары. Оказалось, что в Субару он помещался хорошо, что было очень удачно, так как в Импалу с перевязанным крылом он больше не влез бы. Новый план заключался в том, что Дин поведет Субару, Сара сядет сзади с Касом, а Сэм поедет на Импале. Закончив загружать в Импалу коробки с медикаментами, доктор Мак произнес: — Скажу вам одно: это безусловно была самая странная ночь в моей жизни. Сара, пожалуйста, позвоните мне, когда он очнется, ладно? И Дин, Сэм, звоните в любое время. С любыми вопросами. О чем угодно. — Простите, что пришлось наставить на вас ствол, — сказал Дин, пожимая доктору Маку руку. — О, я все понимаю, — сказал доктор Мак. — Простите за арбалет. — И за винтовку, — вставил Роджер. — Если вас это утешит, в них обоих были только пустые транквилизирующие дротики. — Дин и Сэм уставились на него, и он пояснил: — Они для сбежавших животных. У нас вчера вечером была тренировка по ловле сбежавшего животного. Мне выпало изображать сбежавшее животное. Я бегал, притворяясь львом. А потом бросил все оборудование в пикап. Доктор Мак кивнул и с тоской добавил: — Вот мне никогда не выпадает быть сбежавшим животным. — Зато вы вылечили ангела, — заметила Сара. — Уверена, вы единственный в мире ветеринар, кому выпала такая честь. Доктор Мак посмотрел на нее почти торжественно. Потом наклонился в салон Субару, проверил пульс Каса в последний раз и сказал ему: — Выкарабкивайтесь, мистер Королевский Орел. Потому что я бы уж точно посмотрел, как однажды вы полетите. Последовал еще один бесконечный раунд рукопожатий, объятий, поздравлений, советов и обсуждений. Дину не терпелось тронуться в путь, и они еле-еле сумели оторвать Сару от длинного обсуждения, которое она вдруг начала с Роджером (об отличиях в техниках перевязки шерсти, кожи и перьев). Наконец они освободились и выехали — Сэм впереди на Импале, Дин за ним на Субару, с Касом, уложенным сзади в гнезде из одеял, и Сарой, сидевшей на маленьком откидном сиденье рядом с ним. Дин обогнул угол здания чрезвычайно медленно — он планировал проходить каждый поворот на пути от зоопарка до Канзаса на скорости примерно две мили в час, чтобы не спровоцировать хлопанье. Осторожно поворачивая, он заметил, что и доктор Мак, и Роджер оба шли следом за машиной. Когда Дин выезжал вверх по проезду обратно к главной парковке зоопарка, он снова посмотрел в зеркало и увидел, что доктор Мак и Роджер машут им. Сара махала им в ответ. Оба мужчины выглядели растроганными. У доктора Мака снова был серьезно-торжественный вид, а седовласый Роджер, который так заботливо протирал Касу перья, даже промокал глаза. Оба продолжали махать, глядя, как мистер Королевский Орел, дело их жизни, исчезает за холмом в крепком зеленом Субару.