Whispers In The Dark

Другое детство

      Кларк всегда знала, что она другая. Были очевидные различия, например, как она была самой яркой ученицей в своем классе, как она всегда получала лучшие рационы, как ее одежда никогда не была такой же изношенной, как у ее сверстников, и как все, казалось, проявляли к ней больше уважения, чем к другим детям ее возраста (за исключением Уэллса), но все это было не то, что первым пришло в голову, когда ее учитель английского языка в шестом классе попросил их подумать о том, что отличает их, что делает их особенными. Кларк знала, что делало ее особенной и уникальной; это не ее способность рисовать или ее ярко-голубые глаза, или тот факт, что она могла назвать каждую кость человеческого тела в обратном алфавитном порядке (хотя она была уверена, что ни один из других одиннадцатилеток не сможет это сделать). Кларк отличалась прежде всего своим воображаемым другом.       В детстве у многих детей на станции Альфа были воображаемые друзья. Но со временем плоды воображения исчезали, и ребенок становился слишком взрослым для историй о принцах и принцессах и Старом Свете. Но Кларк была другой. Ее воображаемый друг не был принцем или принцессой, он даже не был инженером, как ее отец, или врачом как ее мама. Он не играл, не притворялся с ней и не общался с воображаемыми друзьями других детей, как это было у ее одноклассников. И когда Кларк подросла, он остался с ней; всегда присутствовал рядом, сколько она себя знала.       Так что Кларк была другой потому что Кинай был другим. Это было его имя, Кинай, у него были и другие имена. Так он сказал ей, но это было то имя, которое он хотел, чтобы она использовала. Кинай не был ни принцем, ни инженером, для этого нужно было тело, и это было единственное, чего не хватало Кинаю.        Он не был ни низким, ни высоким, ни светлым, ни темноволосым, ни молодым, ни старым; это была фигура, которая двигалась как дым — пустой контур, и когда она смотрела прямо на него, Кларк могла действительно представить, что ее учителя подразумевают под черной дырой.       Он шептал тихим низким голосом, который эхом отражался от стен, рассказывая Кларк о Старом Свете и о грядущих днях. Днях, когда ее люди будут вновь ходить по Земле, дни, полные света и тепла, дни, полные крови и страданий, ночи, такие холодные и длинные, что вы можете поверить, что каждый закат будет последним. Ее воображаемый друг рассказал ей о том, как она приведет своих людей к процветанию. То, что она столкнется с трудностями, которые мало кто мог понять. Он сказал ей, что однажды она сама будет командовать им, но сейчас это была его работа — руководить ею.       Таким образом, воображаемый друг Кларк был другим, и каким-то образом она была достаточно умна, чтобы никогда никому не говорить, насколько отличается. Кинай никогда не говорил ей держать его в секрете, никогда не заставлял ее держать язык за зубами, но в глубине души она знала, то что Кинай делал из нее, не было хорошим, это было то, что заставляло взрослых нервничать, что вызывало тихие разговоры между ее родителями в поздние ночные часы. А если она кому-нибудь расскажет, они могут попытаться отослать Киная или запереть ее. Потому что Кинай не просто рассказывал Кларк истории, он также учил ее вещам, которые ни один ребенок не должен знать. В возрасте 7 лет Кларк могла говорить на 7 различных языках, 5 из которых вымерли вместе с населением Земли почти 100 лет назад. В возрасте 11 лет Кларк знала, как убить человека более чем 100 различными способами голыми руками.       Тень, таившаяся в уголке ее глаза, никогда не исчезала. Чем старше она становилась, тем серьезнее становился его шепот, тем настойчивее становились его уроки. Какое-то время она пыталась игнорировать его. Ее одноклассники никогда не говорили о таких вымышленных друзьях, которых больше не было, поэтому она заставила себя сделать то же самое, не обращая внимания на повторяющийся монолог. Но он заполнил ее сны и игнорировал ее попытки не обращать на него внимание. Он сказал ей, что не ребенку решать время и место уроков. Легче было охотно учиться при свете и уюте дня, чем терпеть его уроки во сне, где его рассказы и наставления проявлялись как темные и кровавые кошмары. Кинай был ее лучшим другом, ее союзником, ее учителем, но он не испытывал никаких угрызений совести, будучи ее мучителем. Таким образом, в 14 лет, вместо того чтобы проводить все свое время в общении со сверстниками, Кларк можно было найти сидящей на полу в своей комнате, рисуя картины и слушая, как низкий, спокойный голос объяснял самый быстрый способ задушить кого-то.       Хотя она не сопротивлялась его учению и делала все возможное, чтобы сохранить свое тело здоровым и сильным, будущий врач мало заботилась об его постоянном давлении. Она никогда не увидит Землю. Ей никогда не придется знать такие вещи. Вероятно, она была сумасшедшей и слишком много времени проводила, читая медицинские журналы своей матери и слишком мало играя со своими друзьями в детстве. Кинай был очень ярким плодом ее воображения. Она ходила на занятия и помогала своей матери в лазарете, а в возрасте 15 лет стала самой молодой помощницей врача Ковчега, зашивая порезы, прикладывая бальзамы к ожогам, диагностируя простуду и сортируя пациентов, все время слушая, как Кинай указывает разные способы как помочь, так и помешать выздоровлению людей. Она играла в шахматы с Уэллсом, ходила на школьные танцы и болтала с девочками на уроках изучения Земли. Кларк знала, что она другая, но это не мешало ей делать все возможное, чтобы оставаться нормальной.       Потом, когда Кларк было 16, она подслушала разговор, который ей не следовало слышать. Ковчег умирал, и ее отец хотел предупредить всех. Это имело смысл, чтобы получить как можно больше умов, пытаясь решить эту проблему, если это возможно. Но ее мать настаивала, чтобы это держалось в секрете, а отец настаивал, чтобы Кларк оставила это дело взрослым. Кинай был доволен всей этой ситуацией, что на самом деле не удивляло Кларк, ее учитель всегда был так причинно связан со смертью, но он обычно был готов дать совет и наставление, когда она не была уверена в том, как действовать дальше. Теперь он мог только посоветовать ей следовать интуиции и доверять своим инстинктам. После долгих размышлений она поняла, что ее мать права, что люди, знающие об этом, только вызовут массовую истерию, но она также любила своего отца и хотела быть рядом с ним. Поскольку от Киная помощи не было, Кларк решила довериться Уэллсу Джахе, своему лучшему (настоящему, человеческому) другу. И Уэллс предал ее. Появились охранники, и Кинай только стоял и смотрел, как Джейк Гриффин был арестован, а Кларк отправлена в одиночную камеру. Он был рядом с ней, когда ее отца казнили, но его присутствие было единственным утешением, которое он предлагал, когда ее тащили обратно в камеру, образ ее отца, отправленного в просторы космоса, выжигал ее разум.       Однако, однажды в камере, когда она уже не могла бороться со сном, Кинай избавил ее от кошмаров о смерти Джейка. Его голос был добрее, чем она когда-либо помнила, даже в самых ранних своих воспоминаниях. Темная фигура утешала ее в ее горе, но не задерживалась на нем долго. Его уроки продолжались, и на этот раз она принимала каждое его слово близко к сердцу. Она научилась правильно медитировать. Говорить с ним мысленно, а не голосом. Упорядочила свои мысли и отделила эмоции от логики. Она строит в своем сознании пейзаж, место для хранения воспоминаний и спасения от четырех стен своей камеры. Поляна в лесу у подножия водопада, река, разделяющая это место надвое. На дальнем берегу она оставила свои воспоминания и эмоции бродить среди деревьев; река отделяла ее от них, шум воды заглушал боль. На этой стороне реки она была свободна для исследования, и именно здесь она впервые встретилась лицом к лицу с Кинаем.       Лицо, которое он выбрал, было молодым и узким, каким-то мальчишеским и женственным одновременно. Он был бледен, с серыми глазами и темными волосами, которые свисали ему на лицо и касались широких, но худых плеч. Он был выше ее ростом, но худощав и не слишком внушителен. Он был одет в прекрасный черный костюм, рубашку и галстук, как будто из Старого Света. У него была ухмылка, которая заставила ее вздрогнуть, и то, как он смотрел на нее, казалось, что он разбирает ее душу — что, знай его, вероятно, и было. Он был совсем не таким, каким она его себе представляла, и все же это ее вполне устраивало. Это не его настоящее лицо, сообщил он ей, он позаимствовал его у человека, которого видел однажды, много веков назад.       Больше года Кларк удирала из своей камеры на поляну, иногда чтобы навестить свои воспоминания, иногда чтобы получить дополнительные уроки от Киная. В пределах этой ментальной Земли он настойчиво наставлял ее в бесполезных вещах, таких как разведение костров, постройка плотов и хижин. Он научил ее читать следы, обозревать ландшафт и маневрировать незаметно и неслышно. Она впитывала каждое слово, которое он шептал, и, в конце концов, уроки становились все более скудными.       Она встретит Киная на поляне, и они поговорят на равных. По ночам, когда Кларк не могла уснуть, они обсуждали вещи, не связанные со смертью или выживанием. Они будут обсуждать музыку, литературу и футбольные стратегии. Они играли в воображаемые шахматы и нарды и уходили. Кинай научил ее танцевать вальс и танго, петь и играть на музыкальных инструментах. Он отпускал ужасные шутки, которые напоминали Кларк ее отца, и рассказывал ей фантастические истории о давно забытых землях, которые не имели ничего общего с Землей. Когда Кларк спросила его о перемене в его поведении он улыбнулся ей. — Все очень просто: ты узнала все, что я сейчас должен тебе рассказать о смерти, теперь пришло время узнать и о жизни. А жизнь — это нечто большее, чем просто выживание.