Дочь мастера.

-Лили, чертова девка! Листья мяты надо было наломать, а не нарезать! - орала самозабвенно на меня тетушка Мелинда. Помогать ей я начала с десяти лет, и прекрасно знала, что сушеные листья мяты надо для успокаивающего зелья ломать, но что поделать, если ломаются так, что похожи на резаные. Слишком ровными получились и остальные кусочки трав. Руки у меня работали сами, и на вопли нашей деревенской знахарки я и внимания не обращала, и во время подготовки трав, и во время помешивания отваров. Голова моя была занята подслушанным накануне разговором мамы, графской экономки, и самого господина марк-графа. Вечером, выползая с очередной порцией книг из потайного хода, пробиралась в спаленку свою на втором этаже и свернула не туда, оказавшись на третьем. Подъем был тоже непосещаемым, пологим, и потому незаметно поднялась на лишний этаж. А заплутала потому, что зачиталась на ходу. Так поздно никто по замку не бродил, вся прислуга спала, подъем-то ранний, с первыми петухами. Налобный фонарик себе сделала два года назад, вторая моя поделка из сборника бытовых артефактов. Первая же моя была сборная из четырех треугольных дощечек, каждая размером с ладонь, ловушка для дождя. Или погодник, как назывался он в сборнике. Делала ее, потому что руки чесались попробовать что-нибудь. Вернее, не она была первая. За три года до нее вырезала из деревяшки ножом замораживалку для воды, нанесла те руны, что показала тетушка Мелинда. В тот день я убегала от деревенских мальчишек, пошла за земляникой в лесок за околицей, и нарвалась на них. Землянику отобрали и начали щипать меня, обзывая дурочкой рыжей и заморышем. Я действительно мелкая, тощая и рыжая, причем волос такого оттенка ни у кого не было ни в замке, ни в деревне. В отца, говорила мама. С деревенскими детьми играть не разрешала мама, она вообще была против, чтобы я из замка выходила. Поэтому никого из них толком не знала. А один из потайных ходов вывел в лесок, под корни огромного дуба. Время в замке проводила за книгами, читать мама научила в четыре года, я тогда часто болела. А маме некогда было, она только что получила должность помощницы экономки, и держалась за нее. Вот и показала буквы и принесла сказки. Незаметно научилась читать, а тайные ходы находила просто нюхом. И как-то раз, пробираясь по известным мне ходам, оперлась рукой на едва выступающий кирпич на стене. Поворот дверцы, деревянной, но так искусно подделанной под кирпичную кладку, привел меня в библиотеку марк-графа. Туда и стремилась теперь каждый вечер, набирая стопку разных книг. Библиотека не посещалась вовсе, только раз в неделю открывали, чтобы пыль протереть. А печи выходили в библиотеку боками, топки были в коридоре, так что тепло там было. Выход из тайного прохода был между двумя почти сходящимися углом шкафами, с моими размерами пролезала легко, еще и место оставалось. Тетушка Мелинда собирала травы на опушке, схватила меня, со всех ног удирающую от мальчишек, и обругала их и палкой своей пригрозила. Жила она одиноко, на самом краю деревни, сразу у замка. Знахарка была хорошая и зелья варила отменные. Отвела к себе, умыла и заставила приложить к синякам тряпицу с каким-то отваром. И приказала сидеть так полчаса. На столе лежали две книги с рецептами, и от скуки я начала их читать. Зачиталась и получила предложение озвучивать рецепты, сама тетушка знала только несколько рун, нужных в работе, читала же по слогам. Мама разрешила ей помогать, я каждое утро шла к тетушке Мелинде и читала ей. Потом ходила собирать травы, потом научилась сушить их. И через месяц уже помогала в приготовлении самих отваров и настоев. Глазомер оказался хорошим, рука твердой. Для некоторых зелий нужна была оживленная вода, так тетушка Мелинда называла вначале замороженную, а потом оттаявшую воду. Замораживалка ее уже еле работала, и я решила помочь, вырезала точно такую же ложку из липы и процарапала те руны, которые знахарка звала ледяными. И вручила ей. Замораживалка сработала отменно, и перепугала тетушку Мелинду. Она потребовала, что бы я никому не смела даже упоминать, что сделала артефакт. Вот так и услышала это волшебное слово первый раз. Артефакты и раньше попадались, и для хранения молока и сыра, и для мяса, но их называли хранилки. В библиотеке нашла сборник по изготовлению бытовых артефактов и выучила почти наизусть. Но попробовать решилась только через три года, несмотря на наказание за незаконное изготовление артефактов, что до меня тетушка Мелинда донесла хорошо, розги кому хочешь ума прибавят. Ловушка для дождя сработала, стояла жара и растения стало жалко. Ночью выбралась через ход, что вел к обрывистому берегу реки, установила посреди пшеничного поля и вернулась домой. Дождь шел целый день и только над полем. С тех пор делала их, если наступала засуха, но никому не говорила. Рун для них не требовалось, только вырезать каждый надо было по размерам и соединять между собой в виде воронки кожаными ремешками. Фонарик мой тоже был деревянный, я вдохновилась ловушкой для дождя и выписала руны для освещения и затемнения и нанесла их на плашки, с двух сторон проковыряла дырочки для ремешка и надевала на голову. Включать и выключать его нужно было повернув относительно друг друга плашки с рунами света и рунами темноты. Между собой эти две плашки соединялись деревянной палочкой. Услышав мамин голос, выключила фонарик и подкралась к приоткрытой двери. Она несмело возражала марк-графу, что я еще слишком маленькая, всего пятнадцать и мелкая, куда уж замуж-то. Но нет, граф был непреклонен, свадьба через месяц. У нас в графстве замуж так и выдавали, в пятнадцать-шестнадцать лет. И маму мою тоже выдали в шестнадцать, за вдовца старше ее втрое, с тремя взрослыми сыновьями. До моего рождения оставался месяц, как отец погиб, упав с лошади. И маму эти самые сыновья выгнали, с животом, лезущим на нос и в чем была. Из отчего дома тоже выгнали, почти сразу после родов, и пошла мама проситься на любую работу в замок. Прежняя экономка пожалела нескладеху, и приняла зольной девкой. Так что теперь мама против воли графа и не пикнет. А в мужья мне подобрали старшего охранника марк-графа, его боевого товарища. Страшным же было то, что это был бы то ли пятый, то ли шестой его брак. Жены умирали, не прожив и года. Не могли разродиться, рассказывала тетушка Мелинда, ни одна повитуха помочь не могла. От такой же участи меня никто не спасет. Побрела к замку уже вечером, слезы душили, и меня чуть не сшиб конем какой-то всадник. Спрыгнул, заглянул в лицо и спросил, не я ли Лили Себас, пятнадцати лет, а то волос мой приметный, как у покойного Себаса Вера. Я подтвердила. Оказался душеприказчик покойного отца, после смерти от перепоя старшего сына искал меня для выполнения воли Вера Себаса. И попросил прочитать кое-что из стопки книг, которые вытащил из мешка. Книга оказалась сборником по изготовлению защитных артефактов, такой мне не попадалось. Рецепт для пропитки ремней прочитала легко, после тетушки Мелинды-то. Душеприказчик обрадовался и попросил завтра с утра назначить место для серьезного разговора. Кроме дома знахарки и негде. Показала ее дом и сказала, что с утра приду. В замке передала маме заказанные ею зелья и пошла спать, полная неясной надежды избегнуть участи быть насильно выданной замуж. На следующее утро, не позавтракав даже, продрала свои спиральки на голове, стянула в привычную косу и побежала к тетушке Мелинде. Знахарки не было дома, ушла на рассвете собирать росные и полуденные травы. Душеприказчик отца сказал называть его господином Ронгом, и спросил, не делала ли я какие-нибудь поделки. А я захватила фонарик и предъявила ему. Отец мой был артефактором, закончившим в свое время наш островной университет, а мама даже не упоминала об этом. Господин Ронг чуть не обнюхал фонарик, и вручил наследство - кошель с империалами, заплечный кожаный мешок с очками и перчатками артефактора, и стопкой тех самых книг. Ни один из сыновей никаким даром не обладал, поэтому и не получили это наследство. Дом и деньги да, а вот книги и приспособления Вер Себас отдал на хранение еще до свадьбы с моей мамой, с наказом, что может хоть внуки будут с даром, что и указал в завещании. А господин Ронг узнал о моем рождении на поминках по старшему сыну и с надеждой исполнить волю старого друга, разыскивал меня. Вот и все наследие. Правда, перчатки сели как влитые и не ощущались на руках. Как вторая кожа. Это были знаменитые перчатки артефактора и часто переходили по наследству, как и очки. Прочитала об этом в сборнике и с десяти лет о них мечтала. Неразбиваемость очков предполагала их огромную стоимость, перчатки же и вовсе стоили несусветную кучу денег. Так что зря на папеньку наговариваю, все же главный подарок - дар видения потоков магии, и достался он мне. Очки лишь усиливали имеющийся дар. У бездаря это были просто очки на кожаной ленте и крепкие перчатки, которые невозможно повредить ни огнем, ни металлом, ни кислотами. И посоветовал отцов душеприказчик ехать учиться на пристоличный остров, если попаду туда до осени, можно поступить и в этом году. И расписал, как город, весь в зелени и цветах уступами спускается к морю, столики под зонтами и запах кофе. Дружески распрощался и ускакал. Выбор между скорой смертью и любимым делом не стоял, нужно только обезопасить маму. И план побега удался. Река наша была полноводной и впадала в море как раз у столицы, остров с университетом был виден с берега. Так что лодку с веслами стащила у богатого рыбака из соседней деревни, той же ночью загнала в камышовые заросли на нашем берегу, ниже по течению, где река делала поворот и обрывистый берег сменялся тихой заводью, топкий берег давал надежду, что лодку не найдут быстро. В доме старосты бланки грамоток хранились просто в сундуке, даже не запиравшемся, да и кому они нужны, кроме писаря старосты. Вечером, в приоткрытое окно пролезла в рабочую комнату писаря и стащила два бланка. Продукты брала долгохранящиеся, вроде вяленого мяса и сухарей, о воде не беспокоилась, сделала очищающий пинтовый бочонок, выдолбив из липы и нанеся руны чистоты. Одежду на мальчика заранее взяла из прачечной, выбирала две пары штанов и рубах, одну пару самых маленьких сапожек, самое простое платье младшей горничной, она одна была с меня ростом, ее же домашние туфли и больше ничего. Пропажи этих вещей за неделю так и не хватились. В ночь отплытия прошла неделя после подслушанного разговора, а мама так и не решилась даже намекнуть мне о скорой свадьбе. Обида на нее помогла собраться с духом и оставив на обрывистом берегу свое повседневное платье и обувь, обрезала по плечи косу, парни так у нас носили хвост, подвязывая веревочкой. Надела штаны, рубаху, сапожки и истово помолившись всем семи богам, отплыла, надеюсь, поверят в утопление. Путь предстоял долгий, в дневных конных переходах около месяца до столицы, через перевал. По реке получилось чуть быстрее, двадцать ночей. Днем загоняла лодку в заводи и отсыпалась под нарванными охапками камыша. Почти доплыв до впадения в море, выгрузилась и оттолкнула лодку. Плыть ночами нужно было из-за встречных барж, которые волоком тащили лошади по другому берегу днем. Топляки высматривала, надев очки артефактора, в них было видно почти как днем, грести почти не надо, только рулить, течение стало быстрым. Одну грамотку заполнила на имя Вера Себаса, двенадцати лет, сына подмастерья-артефактора и знахарки, вторую на почти свое, написала Илли Себас, пятнадцати лет, родителей указала тех же. На самом острове можно и в женском обличии жить, у них мастера-артефакторы не особо различались по полу, лишь бы качественно работали, в гильдию принимали всех, и в университет тоже. Но на столичный паром лучше сесть как мальчик, их почти не проверяют. Так и вышло, купила разрешение для проезда за один империал и подала документ, внутри дрожа от страха. Я никак не выглядела на свои пятнадцать, даже груди почти не было и ростом не вышла. А худоба моя была не из-за болезни, как начала у тетушки работать, так и не помню, как чихать. Мама кормила отборной едой, но не помогало. Впалые щеки, бледная кожа и худоба придавали несколько болезненный вид. Стражник только мельком глянул, и на меня и на грамотку, как следует проверил только разрешение. Перевозить на остров можно только на этом пароме, цена многих отпугивала, на один империал можно питаться месяц. А у меня в кошеле их было пятьдесят. Сняла комнату в постоялом дворе на себя и отца, который должен подъехать к вечеру, на третьем, последнем пароме. Заплатила до утра, и завалилась спать. Утром приняла душ, переплела волосы в косу, коротенькую конечно, и надела служанкино платье и туфли. Уложив вещи в тот же заплечный мешок, что отдал господин Ронг, пошла по магазинам и лавкам. Купила повседневное платье, туфельки на небольшом каблучке, поизящнее моих нынешних и приличную сумку, прямо в магазине переоделась и пошла искать жилье. Господин Ронг, который тоже учился в этом университете на правовика, вкратце описал все три круга острова, постоялый двор был на первом, возле паромной переправы. А мне надо теперь на третий круг, там все студенты жилье снимают. Я успела вовремя для прохождения вступительных испытаний, но опоздала, чтобы снять нормальную комнату. Вещи тяжелели с каждым шагом, и к вечеру купленные туфли натерли ноги до кровавых мозолей. И тут, наконец, улыбнулась удача. Одна сухонькая старушка как раз вытряхивала половики, и разглядела мою страдающую физиономию, снятые туфли и то, как я обтираю ноги мокрым полотенцем, сидя на скамеечке в ее садике. Прониклась и предложила чердак, летом и осенью жить можно, вот зимние ветра остужают до пара изо рта. Стояла жаркая погода, до зимы казалось далеко, за чердак госпожа Марта просила один империал в месяц. Душ свой, кровать, полочки для книг, стол и стул, сундук для вещей и окно с видом на море. И выход на плоскую часть крыши, с невысоким бортиком, где стояло плетеное кресло и маленький плетеный же столик. Для утреннего кофе, пояснила госпожа Марта. Размером комнатка была крохотная, да и я не крупная. Это же мечта, и заплатила сразу за год, а про зимние ветра сказала, что я приехала с севера империи, и не боюсь их смешных морозов. Овчинное одеяло куплю и теплую пижаму. Просто я умела делать кроватные обогреватели из камешка, такой был у меня с детства, я после фонарика обнаглела и сделала такой же, руны пришлось выцарапывать месяц. И здесь сделаю, тепло идет от него слабенькое, но здесь и зимы не такие злые, как у нас в графстве. Кухней можно пользоваться общей, печь постоянно горячая, ее жильцы-студенты установили, как прощальный подарок. Только посуда нужна своя. Прошла вступительные испытания, в три захода. Первое выявляло наличие дара, через артефакт в виде рунного круга, второе на грамотность, третье на склонность дара. Дар был, грамотность тоже, вот склонность разочаровала. Не стихийник или целитель, а противопроклятийник, в просторечии именуемый гвардом. Образование бесплатное при наличии дара, при его отсутствии можно обучиться на правовика или учителя детей. А мне хотелось делать артефакты и погодные и для бытовых нужд. Но для этого нужно учиться на стихийника. Первые три курса все артефакторы обучаются вместе, по специальностям учат четвертый и пятый год. Можно за свой счет вечерами обучаться, но если на учителя или правовика, то платить двенадцать империалов в год, а если на вторую артефакторную специальность, то уже двадцать четыре. Денег оставалось тридцать шесть империалов, то есть на жилье еще на три года, а еда и одежда, и мое овчинное одеяло... До начала учебы оставалось десять дней, за это время исходила немаленький город вдоль и поперек, разменяла один империал на сто стошек, и прокатилась на прогулочном катере вокруг острова за две стошки. Туфельки пришлось купить новые, а из старых сделать домашние, так их износила. Работы было много, но дневной и в частных мастерских, а без образования или личного ученичества, платили немного. Оставалось искать ночную работу. И нашла, за два дня до начала учебы, в подразделении стражи, в отделе проверки артефактов. Начальнику, господину Фальку, понравилась моя разборка проклятого погодного артефакта, это мне повезло наткнуться на знакомую модель. Провел меня к начальнику участка стражи второго круга, суровому детине с таким мрачным выражением лица, увидев которое малодушно хотела удрать, но предлагамое жалованье удержало невольную дрожь в голосе и коленях. Твердым голосом, надеюсь, представилась Илли Себас, как и вписала себя во вторую грамотку. Грамотку капитан Краузе изучил вдумчиво и задал пару вопросов по работе отца, подмастерья артефактора-погодника и матери, знахарки. Продумывая легенду себе, решила ссылаться на знакомые понятия и знания. И подала университетское свидетельство, что зачислена на первый курс. Моих знаний и документов оказалось достаточно для подтверждения легенды о происхождении. И начать работу предстояло сегодня же, только что доставили партию конфискованных нелегально изготовленных погодников. Пообещав быть через полчаса как штык, умчалась за своими перчатками артефактора. Из-за такого жалованья, два империала в неделю, можно и пробежаться. Перчатки тоже внесли свою лепту, они не редки, конечно, но одета я была, прямо скажем бедновато, а тут такое богатство. На службе все равно выдавали униформу, состоящую из закрытого камзола и брюк, все свободного кроя. На мне смотрелась униформа как на пугале огородном. Так что перчатки подтвердили мою легенду, взять мне их было неоткуда, такое передавали только наследнику дела, в других руках не работали. Купила на радостях выходное платье местной моды, с жилеткой и шляпкой, пальто на осень и сапожки по ноге, и свою мечту, овчинное одеяло. В нашей группе будущих противопроклятийников, училось двадцать четыре парня и восемь девушек. Почти все после учебы работали, так что веселая студенческая жизнь была только в рассказах господина Ронга. День начинался с занятий в университете, после обеда шла спать, через шесть часов приступала к работе. Утром успевала только забежать домой, принять душ и сменить униформу на цивильное платье, позавтракать можно и на бегу, кофе на вынос и булочки спасли от голодного обморока на занятиях. Стиркой и уборкой занималась в единственный выходной, это в университете на седьмой день недели занятий не было. Быт постепенно устраивался. Готовила на неделю сразу. В выходной с утра шла на рынок, покупала рыбу, мясо и овощи, кастрюлек было две, пришлось докупить еще одну, и чайник, и кружку, и тарелку с вилкой и ложкой. Отваривала овощи, сливала воду и остудив, убирала на полочку с рунами хранения, сама сделала. Мясо тоже отваривала, делила на пять порций. Рыбу тушила и делила на две порции. Убиралась, стирала вещички, вывешивала на крыше, выход был за трубой, веревку натянула низко, под бортиком крыши, чтобы никого не шокировать. Просохшее белье и платья снимала до работы. Я умела сушить так, что глажка и не требовалась. А униформы было уже две, вторую выдали через полгода работы. Считалось, что за шесть месяцев она приходит в негодность. Все приготовленное прекрасно сохранялось, и придя после занятий, оставалось только разогреть и порезать хлеб. И ложиться спать до восьми вечера. В девять вечера начиналась ночная смена, которая продолжалась до восьми утра. Принять душ, надеть униформу, переплести противные вьющиеся, вечно вылезающие волосы. На острове были и стриженные девушки, никого не напрягало. Но представив себя с торчащими вихрами, бррр. Шампунь для волос варила сама, спасибо тетушке Мелинде. Духами не пользовалась, косметикой тоже. Вот такая экономия. В экспертном бюро стражи работала без выходных. На работе же ночи редко бывали спокойными, это территориально мы числились за участком второго круга, а на деле были одни на весь остров и звание младшего эксперта с правом самостоятельной работы я получила через год. Господин Фальк поздравил и сказал, что я одна продержалась столь долго. А у меня просто выхода не было. Премии по итогам года не зажимали, получив первую, десять империалов, прыгала от радости. Пусть другим и больше выдавали, но я богов завистью не гневила, почти полгода обучения на стихийника в кармане. Плюс за месяц получалось не восемь, а девять империалов. Один империал уходил на продукты домой и на кофе и закуску на работе, там и кухонька была, а без кофе вторая половина ночи была бы тяжкой. Чердак свой постепенно утепляла, сшивала обрезки овчины, ковриками устлала весь пол, в теплое время буду скатывать и убирать. Обрезки эти отдавала соседка госпожи Марты, у которой и заказывала одеяло. Не просто так стала отдавать, а после того, как починила ее хранилки. Вскоре пол был устлан и начала коврики вывешивать на скаты чердака, за кроватью, потеплело сразу, ветер не задувал. В окне по северному обычаю на зиму заклеила щели бумагой, порезанной полосками и натертой мылом. Так что из душа и зимой выходила хоть и тапочках из овчины, но пар-то изо рта не шел, вопреки прогнозам госпожи Марты. А ко второй половине зимы во всех углах были разложены камни-грелки. И уютно и тепло. Камни разложила на собственноручно изготовленные маленькие табуреточки. И купила кресло, чтобы читать в нем. Не выковырять меня теперь из моей меховой норки. От моли и других насекомых артефакт получился похожим на бубен, свисал рядом с потолочным светильником с балки. Работать на выезде начала еще через год. Летом отсыпалась весь день. Переходить в дневную смену на лето отказалась, за ночные получала в полтора раза больше. И теперь у меня скопилась на счету в банке, императорские служащие и оплачивались через императорский банк, сумма, достаточная для оплаты вечерних курсов. Но работать буду и еще год, до начала получения второго образования, ну не лежала моя душа к гвардейской службе. А противопроклятийники все проходили эту службу, парни два года, девушки год. Только та освобождалась, кто замуж выходила или имела второе высшее образование. Замуж по-прежнему не хотелось. Рост мой чуть увеличился, а вес нет. Тощая, юркая и некрасивая, могла рассчитывать только на какого-нибудь слепца, да и тот потрогав мои мослы, скорее всего откажется. Вот и запретила себе даже думать о создании семьи и работала, работала, работала. Ребенка рожу попозже, годам к тридцати, куплю личину на несколько дней и где-нибудь подцеплю полуслепого бедолагу. Личина стоила дорого, но того стоила, можно превратиться на несколько дней в ослепительную красавицу. А может и сама сделаю. Хотя дело муторное и долгое. *** Мысли о маме тревожили душу, и не выдерживая больше неизвестности, после трех лет отсутствия решила съездить домой. Личину сделала, по книге отца, его собственной разработке. За год труда получилась у меня бабища необъятного обхвата талии, ростом нынешнюю меня выше на две головы, с белесыми волосами и черными глазами. Черты лица создавала по памяти о покойной экономке марк-графа, женщины громогласной и скорой на расправу. После ее смерти мама и получила свое высокое положение, грамотных женщин в нашем краю было мало, в помощницах проработала шесть лет. Лишних денег, после оплаты вперед двух лет обучения и жилья, покупки материалов для личины, не осталось. Это меня не пугало, я всегда смогу заработать, в гильдию-то приняли, хоть ни диплома, ни личного ученичества не было. Оказывается, есть и еще способ - получить звание в страже, достаточно и младшего эксперта по артефактам и отработать не меньше двух лет в этом звании. Господин Фальк лично дал рекомендацию, я заплатила вступительный взнос и осталась вообще без стошки за душой. Вручили именную печатку, теперь могу делать артефакты до второй степени сложности под своим именем. Продавать через гильдейские магазины было не очень выгодно, половину выручки забирала гильдия. Таковы правила, первый год гильдия брала на себя риски за нового члена. Потом, через два года, собранием старейшин гильдии разрешалась и самостоятельная продажа. Но мне хватило для поездки домой на регулярном фаэтоне, продажи пяти десятков фонариков, и к зиме нужная сумма набралась. Зимние каникулы были длинными, почти месяц. Дорога на перекладных занимала дней по пятнадцать туда и обратно, если ехать днем и ночью. Так что наверняка опоздаю, но руководитель курса разрешил сдать зимние экзамены пораньше, и лишнюю неделю я получила. Уезжала в личине, к такой тетке подойди попробуй, сразу мрачно начала зыркать на попутчиков, вот с разговорами никто и не лез. Личина держалась неделю, потом требовала переснаряжения. В дороге клепала потихоньку фонарики, фаэтон шел мягко, на рессорах. Откидной столик у моего сиденья позволял разложить материалы и инструменты, фонарик выходил за пару дней. Погодники были выгодней для продажи, но разрешение на их производство получу после окончания вечерних курсов. Именная печатка была с вензелем ИС, грамотку подделала под возраст сорок лет, вместо своих почти девятнадцати. По приезду на остров заявлю об утере и получу новую. Второе исправление грамотка не переживет. Переснаряжение личины подгадала под длительную стоянку за перевалом, здесь уже графские земли начинались. На постоялом дворе сняла комнатку на втором этаже, и сняла личину. Требовалось подтянуть разболтавшиеся ремни на талии, руках и ногах. Самое основное, шейная повязка, которая создавала лицо и голос. Таких повязок сделала шесть, с запасом. Следующую уже в своей деревне надену, постоялый двор от замка был дальше всего. И чаще зимой пустовал, на лето же сезонные работники переполняли. Семь фонариков в фаэтоне и продала, в нашей деревне лошадок не меняли, но на обед останавливались. Вышла я с вещами, хотя и молчала в основном в дороге, но одна хитрющая старушка чуть разболтала меня. Легенду я придумала о поиске брата, мол, уехал летом на заработки сюда и потерялся, может женился, а мать с ума сходит. Братец-то последыш, младше моего сынка. В постоялом дворе поменяла личину на свежую и пошла к тетушке Мелинде. Я ей подарок приготовила, спрячу в ее сундуке, перед отъездом намекну. И разговорила скучающую знахарку, к которой пришла якобы за отваром от головной боли. Новости оказались хорошими, маме пришлось самой выйти замуж за начальника охраны марк-графа, двухметрового громилы. То-то бедные жены разродиться не могли, а мама, хоть и после перерыва, сумела два года назад родить двойню. Вторые роды ее приняла тетушка Мелинда. И прошли легко, все-таки хоть и двое, но мелкие. Теперь у меня есть братики. Наклепала амулетов защиты, их не запрещалось делать и студентам, но только противопроклятийникам. Как раз после зимних экзаменов и получила это разрешение. Амулеты сделала деревянными, на пару лет и пошла продавать маме. Надо своими глазами убедиться, как у нее дела. Мама цвела и пахла, меня, видимо, и не поминала. Работать не надо, ребятишки крепкие, муж любящий. Обида царапнула и пропала, детки разулыбались при виде меня. Дали и на руках подержать, когда выяснилась моя фамилия, может и родня по первому мужу. Попрощалась, для вида обошла деревню якобы в поисках непутевого братца, конечно, никого не нашла и поехала искать в обратную сторону. На душе установился такой покой, что фонарики выходили по одному за день, и к приезду на руках скопилась приличная сумма. Правда, половину нужно отнести в гильдию, но эта сущая ерунда. За двадцать два фонарика получила почти десять империалов, на пять питаться можно полгода. За амулеты доплатила сама, маме-то продала по цене материала и сдала отчет и деньги в кассу гильдии. Приехала как раз к началу учебы. Пришлось покупать новое пальто и сапоги, за месяц незаметно подросла почти на голову, хоть и оставалась самой коротышкой на курсе. И платья все нужны новые и белье. Вроде и печально, так тратить деньги, но изменения внешности радовали. Вечерние дополнительные занятия начинались в пять пополудни, заканчивались в десять. Чердак мой был на той же улице, через три дома от университета. В одном из этих домов была кофейня на первом этаже, можно было брать кофе на вынос и выпечку круглосуточно. А второй и третий этажи сдавались покомнатно в аренду под студенческие мастерские. Некоторые артефакты при изготовлении требуют варки зелий для пропитки тканевых и кожаных частей, вытяжка необходима. Все комнаты-мастерские ее имели. Так что личину готовила здесь, сняла в сентябре комнатку на втором этаже. Теперь смогла арендовать на весь оставшийся срок учебы, и спрятала спальник и сменную одежду в сундук. Вечером, если были срочные заказы, работала и до часу ночи и до двух. Не идти же домой, госпожа Марта запирала входную дверь в одиннадцать вечера и открывала в шесть утра. Ее квартира была на первом этаже единственной, и она спала крепко. Так что промучавшись первую такую ночь на полу, притащила спальник из любимой овчины и платье на смену. Душ был общий, не я одна работала по ночам. Лето наступило незаметно, экзамены сдавались по обеим специальностям довольно легко. И вот, после сдачи экзаменов, вернулась в ночную смену в экспертное бюро. Заказы гильдейские выполняла днем, времени не хватало на полноценный сон. И это не напрягало меня, потому что желала выглядеть хорошо хотя бы благодаря одежде, раз красотой не блещу. Грудь подросла совсем чуть-чуть, портнихи по-прежнему жалостливо смотрели. Девушки островные все как на подбор статные, с крепкой упругой грудью, тонкой талией и широкими бедрами. Одевались изысканно, при этом и брюки они носили, но чаще предпочитали юбки ниже колена, туфельки на каблучке и выливали ведро духов. Для артефактора тонкий нюх был обязателен, мы духами не пользовались. Но флакончик купила, и пропитывала сушеные травы в мешочках, разложенные среди белья. Так создавался тонкий, еле уловимый аромат. Мыло покупала без отдушек, шампунь варила сама, из трав, он почти не пах. Вот и приходилось добротной одеждой скрашивать общую свою неприглядную внешность. Покупные платья выглядели довольно миленько, но требовали ушивания и в груди и в талии. Юбки были пышные, хоть в бедрах не ушивать. Так что лучше шить и плевать на взгляды и шепотки портних. Шили-то отлично, из хороших тканей и быстро. Учеба в последний год шла прекрасно, преддипломную практику проходить буду как противопроклятийник, а как стихийнику уже зачли ранг подмастерья с именной печатью. Из университета и выпускали с этой низшей квалификацией. В течении года, создав артефакт третьей степени сложности, можно претендовать на ранг мастера. Создав же свой артефакт, сразу на гранда, но это не про меня. Как исполнитель я хороша, но воображения кот наплакал. Повторить артефакт любой степени сложности могу, разобрав тот на составляющие, обойдя все ловушки. Очки артефактора мне в помощь и специальные перчатки, отцовы. Чем больше изучала его книги, тем больше убеждалась в его гениальности, на мне природа в этом плане отдохнула, слава богам, дар передался. Так что посетить отцовскую библиотеку захотелось со страшной силой. Вряд ли получится, но попытаться стоило. Практику проходили всей группой в столице, покушение на императора было многоходовым, ловушки распутывать или хотя бы находить нас и послали. Здание летнего дворца вместило бы в себя четверть острова точно, так что работы хватало. Я лично обезвреживала кухни, их было три, для самого императора и семьи, для гостей и для прислуги. В служебной кухне был артефакт подчинения, столь хитро запрятанный, что пришлось разбирать печь, вот такой чумазой и увидел меня капитан Краузе, присланный также для усиления охраны. Корни заговора шли из соседней страны, тоже империи, под руководством двоюродного брата нашего солнцеликого. По окончанию практики защита диплома не потребовалась, только выпускные экзамены. Два диплома на несгораемой бумаге, с личной императорской печатью повесила над кроватью и любовалась ночами на них. А ночами потому, что перешла в дневную смену, вечерами же работала по заказам гильдии.