Дочь мастера.

Очнулась в больничной палате от спора шепотом. Спорили два мужских голоса, сквозь туман доносились реплики злого баритона, и еле слышные ответы другого мужчины. - Я приказываю тебе, старик, больше никаких выездов без сопровождения стражника, - это баритон сказал очень зло. - Попробуй удержи ее, и эксперт она отличный, и не любит работать под приглядом, - оправдывался другой шепотом. Любопытство сгубило кошку, и я попыталась открыть глаза. Свет резанул по ним и вызвал шквал головной боли, до стона. Накатила тошнота, глаза пришлось закрыть. Уплыла в беспамятство. В следующий раз, наученная горьким опытом, приоткрыла один глаз, а затем распахнула оба. В палате стоял полумрак, и головная боль не появилась. То, что я в больнице, поняла по запаху. Этот запах ни с чем не спутать. Приходила же в больницу дважды, к повитухе высшего разряда, гранд-мастеру целительства, заплатила за каждый прием по империалу. Как девушка, созрела поздно, регулы начались в семнадцать, и очень плохо было в первый день, до обмороков. Тянущие боли внизу живота, тошнота до рвоты утром - первый день передвигалась по стеночке. На второй и он же последний день, начинался прилив сил, ничего не болело, и, самое главное, возвращалось обычное ровное настроение. Слезливость и обидчивость первого дня пугали меня, ничего не могла поделать с перепадами настроения. Хорошо хоть не каждый месяц, а реже. Но через года полтора цикл стал ежемесячным, как по расписанию. С этим и пошла в больницу к повитухе, по приезду с родины. Просто мама, рассказывая будто бы пятиюродной родне отца в моем лице, упомянула о таких же проблемах в молодости. После родов как рукой сняло, а до этого приходилось к помощи повитух прибегать. Тетушка Мелинда ничего не готовила для таких случаев, нужды не было крепким деревенским молодкам. Это я бледная немочь, и мама была такой же, хотя и созрела раньше. Ведь родила меня в семнадцать лет. Подробнее же расспросить ее не могла, я же сорокалетняя рожавшая женщина в ее глазах была. Только сейчас стала понимать, что зря боялась смерти, забеременеть все равно не сумела бы тогда. Может, через год и выгнали бы яловую корову. Но ни разу не пожалела, что сбежала, делить постель с тем мужиком, ну нет. Я о постели и не мечтала, поздняя я, говорю же. Романчики же сопливые почитывала, у госпожи Марты целый шкаф был, мозг иногда закипал от занятий, вот и разгружала, читая эдакое. Мелодраматические переживания героинь веселили до слез, никаких расслабляющих и успокаивающих нервы зелий после них не требовалось. А описания героев, непременно брутальных и с мускулистой голой грудью, к которой героиня периодически прижималась, как-то не вдохновляли. Все эти амуры не для меня, уверена я. Повитуха выслушала, осмотрела, и посоветовала быстрее рожать. А пока можно и травки специальные попить, и придти на осмотр через месяц. Травки помогали, о чем и сообщила на втором посещении. И больше в больницу не обращалась, незачем было. Но запах больничный запомнила. Вспомнить, чем заболела, не удалось, и дрёма снова укутала меня, противиться ей сил не было. Утром же открыла глаза легко, легкая тошнота при попытке встать и дойти до нужного места, прошла при возвращении в кровать. Так что снова уснула, а проснулась здоровая и голодная. Обход целителей и разбудил меня. На вопросы об имени и возрасте ответила, дату назвала примерно, так и сказала, мол, сколько я тут, и как попала. Целитель в глаза фонариком посветил, язык высунутый осмотрел, за руку подержался и жизнерадостно сказал, что валяюсь пятый день. То-то я так есть хочу, заявила ему. Сейчас покормят, а привез меня сюда капитан Краузе, на ручках занес, всех обругал и два дня, пока улучшение не наступило, всем мешал. Заявлялся через час и требовал самых лучших целителей. Не жених ли, так переживал. И второй, господин Фальк, тоже переживал и с капитаном все время ругался. Нет, не жених, возмутилась я, а начальник мой. Так что все-таки случилось, что привезли меня стражники. Тут и стражники те самые, в виде капитана Краузе и господина Фалька появились Целитель опять жизнерадостно заявил, пусть эти господа мне и расскажут, почему их подчиненная с разбитой головой оказалась и сейчас, с повязкой на голове, на южного кочевника похожа. В панике ощупала голову, на голове была повязка, под ней со страшной силой все сразу зачесалось. Руки оборву, посуровел целитель, заметив как я под повязку полезла. И ушел, посвистывая. Такой веселый человек. Вместо рассказа доброе начальство начало было пытать меня, но их выгнала сиделка, с большой чашкой с двумя ручками по бокам, в руках. Пригрозив вернуться через час и вынуть душу, господа удалились. А мой живот забурчал очень громко при запахе мясного бульона. Сама поем или покормить, сиделка выполняла привычную работу. Лучше я сама, руки уже не трясутся. Съела все и попросила добавки, на что сиделка сказала, что после голодовки сразу много вредно, но через два часа вернется с кашей и хлебом. Бульон был крепким куриным, провалился в пустой живот со свистом. В ходе моего допроса выяснила все подробности, допрос ведь обоюдоострая штука. Вначале рассказывала, что помню, потом рассказывали мне, как нашли болящую. Был обычный рабочий день, на летучке получила два задания. Звание эксперта-специалиста второго ранга предполагало работу в одно лицо, пока была младшим экспертом, ездила с кем-нибудь из более опытных сослуживцев. Для первого выезда использовала служебный фаэтон, доехала до Первой Бухты, обследовала дом на проклятия, нашла и изъяла испортившийся артефакт, и передала с возницей в бюро, для дальнейшего изучения. Бывало, и портили артефакты специально. До Второй Бухты было недалеко, в такой чудесный осенний день, с прозрачным воздухом, да в удобной обуви прогуляться одно удовольствие. И отпустила фаэтон, сама обратно доберусь По дороге зашла в кофейню, выпила две чашки кофе, и пошла к магазинчику трав. Хозяин указал в заявлении, что стена мокнет изнутри, при сухой погоде и снаружи ничего нет. Разбирал два раза, новые кирпичи мокнуть начинали сразу же, как высыхала побелка. Вот я вошла, позвала хозяина и все, темнота. Хватились меня к вечеру, на отчетной летучке. Вызванный возница сказал, что отдала ему артефакт из дома на Первой Бухте, а я отправила его, сама доберусь. Из списка заданий на сегодня выяснили адрес второго дома и поехали туда. Войдя в магазинчик, нашли меня лежащей лицом вниз, с разбитой головой, шляпка моя валялась недалеко. Лужа крови натекла изрядная, и всем показалось, что я труп. Только стон мой, слабый, еле слышный господин Фальк, стоявший на коленях у меня, расслышал и меня осторожно вынесли и уложили на дно кареты. Дальше господа начальники продолжили ругаться, и их опять сиделка выгнала. Тарелку с кашей вылизала, хлеб проглотила не жуя почти. Добрая женщина ушла за добавкой, добавка тоже пролетела в меня как стрела. Сморило, и увидела сон. Сон был о магазинчике, где мне по голове шмякнули. Во сне вспомнила, что позвав хозяина, почуяла странный запах и начала оборачиваться, что и спасло, видимо, удар по касательной пришелся. И шляпка, и грива моя тоже помогли. Проснулась и обдумывала это, чтобы не забыть, как бывает при пробуждении. На следующий день при обходе выпросилась домой, клятвенно пообещав через день прибыть для осмотра. Повязку сняли, волосы были в запекшейся крови, видимо, после обработки раны во сне головой мотала. Сиделка промыла аккуратно, рана затянулась, шишка рассосалась. Одежда моя уже была почищена и выглажена, вот шляпку только жаль, бесформенный блин получился. Повязала голову шейным платком и пошла узнавать, сколько за лечение платить. А нисколько, больница казенная, я тоже. Лечат здесь и стражников, и других государевых людей. Все за счет императора. Дошла пешком, по дороге каждые тридцать-сорок шагов располагались кофейни, столики перед зимой еще не убрали в здания. Кофе и чай пила в каждой, так что в последней перед домом пришлось проситься в туалет. Зато слабость постепенно отступила. Госпожа Марта при виде меня заохала, доложили уже. Я пообещала ей тотчас же лечь. Ну нет, есть хочу, пока все не съем, не лягу. Разогревательную пластину для комнаты сделала еще на пятом курсе, опять отцова разработка. Вот так умру и не почитаю остальных книг. И постановила себе сегодня же написать господину Ронгу, отцову другу. Пластину сделала по чертежу, работать по металлу в студенческой мастерской одно удовольствие. На кухню ходила теперь раз в неделю, для готовки, а вот разогревать не набегаешься. И мастерская, и чердак меня устраивали, первый год же только после университета, накоплю денежек и куплю свою квартирку во втором круге, продаются сразу с мастерскими при них. Стоили они от сотни до полутора сотен империалов, копить надо еще около года. Зарплата выросла в бюро, получала теперь за месяц двенадцать империалов. И гильдия уже половину заработанного не забирала, двадцатая часть это по-божески. Заказов было порядочно, но теперь я выбирала позаковыристее. Деньги деньгами, а защитные артефакты выходили лучше прочих, все-таки склонность мою определили точно. Но о второй специальности не пожалела ни разу, хотя бы и за освобождение от гвардейской службы, там иногда в такие далеки посылали. Уж лучше служить по своему выбору, в любимом месте. Город на острове стал моей родиной за эти шесть лет. Мягкий климат, чудесные люди, в основном, оборвала свои раздумья, по голове ведь кто-то из этих чудесных людей дал. Мысль о внезапной смертности напомнила о решении написать господину Ронгу, адрес был, писала раз в год и также и ответы получала. Жива и здорова, чего и вам желаю изо всех сил, поздравляю со всеми праздниками. Получала такие же дежурные отписки и оба были довольны. Внеурочное письмо сочиняла долго, как попросить разведать об отцовой библиотеке и в мастерской хотелось бы побывать. Описала нынешнюю жизнь и еще раз извинилась, что к такому занятому человеку обращаюсь. Денег предлагать не осмелилась, он человек по-настоящему благородный, не по происхождению, хотя и по нему тоже, третий сын виконта как-никак. Третьи сыновья вообще ничего не наследовали по майорату, только могли называться и представляться эсквайрами. Господин Ронг сделал себя сам, теперь же, на исходе шестого десятка, имел обширную практику, как один из лучших правовиков графства Сен-Клермон, моей бывшей родины. После того, как посетила веселого целителя, сидела дома и вязала, читать и работать мне он запретил, напугав, что зрение может сесть. Вот через неделю снова осмотрит, там посмотрим. Вязать научила тетушка Мелинда, сама пряла и мне показала. Так что уходила с утра к сестрам Мон, двум старым девам с третьего этажа, вяжущим на продажу. Заплатила им империал за обучение другим хитростям вязания. Они за шесть лет не подали на меня ни одной жалобы, что удивляло госпожу Марту. Сестры Мон жили у нее, снимая квартиру целиком, кухня была своя. Мы и не пересекались нигде в доме. Обычно жалобы на жильцов чердака сыпались одна за другой, ходят и ходят, спать и работать мешают, песни орут, порой и дерутся, а тут тишина. Я так думаю, что до меня никто пол толстым слоем овчины не устилал и по ночам я чаще отсутствовала. А студенческие радости не для меня, мне бы на жизнь достойную заработать, какие уж гулянки. Вот и удивление их стало понятным, когда я представилась соседкой сверху и попросила об уроках вязания. Шаль госпожи Марты неизменно приводила меня в восторг своей ажурностью и легкостью. Подарок сестер Мон, пояснила она, жиличек с третьего этажа. Теперь же у меня образовалась свободная неделя, руки чесались что-нибудь делать, но целителю я поверила и артефактами не занималась, читать тянуло, но зрение-то дороже. Вязание оказалось до того усыпляющим процессом, что после уже утреннего урока сестер Мон, шла снова в кроватку и дрыхла до обеда. После сна лениво умывалась, вывязывала с десяток рядов и опять дремала. Потом ужин, вязание, снова дрема. Я выспалась за все годы учебы и прихватила наперед. Наконец-то целитель разрешил выходить на работу и тут меня постигло горе и беда, платья мои оказались малы! Неделя безделья, неумеренное обжорство благодаря госпоже Марте, выпечку совала в меня она очень настойчиво, и растительный образ жизни - и результат на лицо, точнее на тело. С трудом сходились на талии и в груди все пошитые за последние два года вещички. Так что под свободное пальто надела униформу, она-то свободного кроя, и пошла в бюро, решив на обратном пути зайти к портнихам ателье Маур, менее насмешливым, чем другие. Закажу пару платьев, а там видно будет, может прежние размеры вернутся. На комплименты о внешнем виде отвечала честно, от лени и безделья растолстела и платья мои малыыыыыы. Поздравили сослуживцы с выздоровлением тепло, а про платья пожелали, чтобы это стало самым большим горем в жизни. Господин Фальк, очевидно вступил в сговор с капитаном Краузе, на выезды задания не давал. Ну и ладно, наступили знаменитые дующие зимние ветра. А к весне усыплю их бдительность своей послушностью, и не удержать им меня в четырех стенах. Занималась привезенными другими экспертами артефактами и от одного из них уловила тот же странный запах, что и перед нападением. Память на запахи у меня была с детства, так что рысцой помчалась к сослуживцу, привезшему этот артефакт. Адрес был знаком, магазинчик амулетов на Второй Бухте, рядом с тем самым магазинчиком трав, хозяина которого больше никто не видел. Расспросила и узнала, что и вызов был таким же, мокнущая стена, ремонт не помогает. Артефакт обнаружил он на чердаке, чуть измененная ловушка для дождя, и вымазанная каким-то маслом. Вот оно и пахло. Запах масла распознал один из экспертов, родом из приграничного с орками селения. Они намазывали им свое тело. Так это что, на меня напал орк и никто такого верзилу в городе не заметил? С орками торговали, но так далеко к югу их еще не встречали. У этих гигантов, с зеленоватой кожей, очень миролюбивых и добродушных, было свое государство, послы только в столице империи и встречались. Орки плохо переносят жару и кроме послов, никто из них не приезжал сюда. Поэтому и засомневалась, они вообще насилия не любили. Но масло покупали у орков и больные вечным лишаем, отлично помогало, пояснил сослуживец. Вот теперь припомнили и вызванный хозяин магазинчика амулетов, и жена хозяина магазинчика трав, что был один настойчивый тип, с пятнистым лицом. Заходил как на работу несколько дней подряд, вынюхивал и ходил осматривать и чердаки. Но было это за пару месяцев до начала мокнутия стен, и с ним не связали. Просто масло испаряется дольше, вот и причина задержки. Разыскали этого пятнистого, оказался жителем Первой Бухты, хотел скупить магазинчики за бесценок, после убеждений хозяев, что ремонт не поможет. Меня ударил по голове он же, а хозяина, свидетеля нападения, пришедшего встретить меня, торговлю перенес уже, убил и сбросил в море, задняя дверь магазинчика выходит к нему. Таким образом он выкупил уже три, и на очереди были эти два. Меня счел мертвой и простой покупательницей, оставил для пущего убеждения вдовы о продаже. Мол, найдут и хозяину исчезнувшему припишут. А вдова от позора и продаст еще дешевле, а у него пять сыновей, на всех магазинчики купить за свою цену никаких денег не хватит, зажрались тут, скидок не делают для многодетного отца. Вот у них даже орки уступают. И ведь уже выкупил магазинчик-то трав. Оставался последний, и вот неудача. Стенания пятнистого слышались еще долго, пока в судебные застенки не отвезли. *** Библиотека отца и мастерская у этого талантливого артефактора, почти гения оказались здесь же, никуда и ехать не надо. Господин Ронг обещал приехать через пару месяцев и исполнить вторую часть завещания своего друга, открыть их для меня, условия оказались выполненными. Ответное письмо заинтриговало, какие они, чертоги изобретателей. И что же за условия такие я выполнила. И вот, прекрасным весенним утром, господин Ронг торжественно открыл дверь, выходящую на внутренний дворик трехквартирного дома. Дворик образовался из квартир, расположенных по трем сторонам его и с общим выходом на улицу Гранильщиков через арку в четвертой стене. Квартира была небольшой, дом с ней находился во втором круге, в двух шагах от моей работы. От входа в прихожую отделял тамбур с вешалкой для верхней одежды и подставкой для обуви, решетчатой, металлической и очень изящно сделанной. Из прихожей выходили четыре двери, по две в обе стороны. Справа за дверьми обнаружилась прекрасная мастерская с вытяжкой, следующая правая дверь и вела в мою мечту, библиотеку. Слева за первой дверью была спальня, с входом в туалетную комнату. Вторая дверь была входом в кухню, совмещенную со столовой. Здесь отец жил и работал в студенчестве, и выкупил ее, и периодически пользовался после окончания университета. Окна мастерской и библиотеки выходили на внутренний дворик, а спальни и кухни - на соседний двор. Сам же вход в квартиру был слева от арки, две ступеньки и небольшой навес, впрочем так выглядели и остальные два входа в другие квартиры. Дворик же был довольно большим, с кустами сирени, они только что зацвели, один из них рос под окном библиотеки. Лесенка на чердак была из кухни, там была размещена прачечная и сушилка. Печей было две, дрова для них обнаружились в пристройке к дому, выход через заднюю дверь, так же из кухни. Топки печей выходили в прихожую, и мы растопили одну, открыв все двери, для просушивания и изгнания нежилого духа. Господин Ронг предложил прогуляться до рынка, купить продуктов и устроить поминальный обед по моему отцу. И вручил ключи от дома и завещание. Условия были простыми, квартира достается первому из отпрысков или их потомков, кто окончит артефакторский факультет и начнет работать по специальности. Ранга подмастерья так же было достаточно. И то, и другое условия выполнены были, других претендентов не обнаружилось, внуки, как и сыновья даром видения магических потоков не обладали. День был выходным, народу на рынке много. С трудом пробираясь к нужным прилавкам, заполнили корзины, купленные тут же на входе. Обед вышел на славу и я впервые пригубила вино. Терпкий аромат и вкус понравились, как и приятное тепло от него, негой разлившееся по жилам. Побеседовали на разные темы, пока хмель не выветрился. Вино хоть и понравилось, а вот эффект от него не очень. Тепло и нега быстро прошли и заболела голова. Больше пить такое не буду. Господин Ронг добродушно посмеялся, и заявил, что отец тоже не был любителем выпить. И предложил выпить рассол от купленных в бочонке огурчиков. Помогло. Проводила господина Ронга до его собственного фаэтона на постоялом дворе, том самом, где провела первую ночь на острове. Пообещали теперь писать друг другу чаще. И пошла собирать вещи и прощаться с милой госпожой Мартой. Госпожа Марта очень обрадовалась за меня, и попросила не забывать ее, и навещать хотя бы раз в месяц. Перед этим забрала спальник и инструменты из мастерской, и материалы неиспользованные. Так как уплачено было еще за три месяца вперед, она все порывалась вернуть деньги. Я просила не делать этого, жильца вряд ли сейчас найдет. С трудом госпожа Марта согласилась, но предоставила свой экипаж для перевозки вещей. Вещей оказалось неожиданно много, в один сундук не влезали. Пришлось покупать у соседа-мебельщика еще два, его сыновья и помогали и грузить и выгружать, и занесли в новую квартиру. Вот расплатилась и с ними, и осталась одна. Сил не было никаких начинать разборку вещей, пошла спать. Пожелала себе шутливое присловье, которое слышала в детстве от тетушки Мелинды. Гроза застала нас тогда глубоко в лесу и ночевать устроились в избушке лесника, доброго друга знахарки. Она пожелала "На новом месте приснись жених невесте", я долго смеялась, в одиннадцать лет все девчонки такие, смешливые. С тех пор смеялась редко. Снилась же работа, а не всякие глупости. Капитан Краузе мрачно, впрочем так обычно он выглядел, распекал меня за выезд без его разрешения. Я возражала, что прямой мой начальник, господин Фальк, дал согласие, а его не требовалось. Так и переругивались весь сон. Утром подскочила, вспомнила сон и посмеялась. Здоровенный капитан пугал меня, меня вообще пугали рослые мужчины, никак в память о несостоявшемся женихе. Так смеясь и пошла в душ и критически разглядывала себя в зеркале на стене душевой во весь рост. Впервые такое огромное зеркало увидела. Чем же отец здесь занимался, кажется, ходок был еще тот, намекали разномастные женские банные халаты, висящие с наружной стороны двери в туалетную комнату. Вода в душе была еле теплой, но вымыться хватало и вспомнила с жалостью о горячей воде госпожи Марты. После работы обследую артефакт подогрева воды, за столько времени выдохся, скорее всего. После работы, а работала я в первую смену, с восьми утра до четырех пополудни, пошла в нашу квартальную водоснабжающую кампанию, оплатила проверку труб и внесла предоплату за одного жильца в новой квартире. Оплатила за год, как здесь и требовалось и со свободным проверяльщиком пошла к себе. Трубы оказались в порядке. Артефакт нагрева указал проверяльщик, он был на чердаке, на крышке одного из двух накопительных котлов. Выдала тому премиальные, проводила до выхода и пошла протопить вторую печь. В выходной надо будет заказать трубочиста, написала себе напоминалку и вывесила ее на дверцу шкафчика на кухне, чтобы перед глазами маячила. Артефакт же забрала в мастерскую, в книге отца нашла его описание, он к стандартному артефакту, продающемуся в любой хозяйственной лавочке, добавил функцию включения и выключения, видимо из-за долгих отлучек. Беспрерывная работа истощала тот за год, а в выключенном состоянии, в таком и находился сейчас, подогревал воду до комнатной температуры, лишь бы трубы не полопались. Зимы были мягкими, но раз в десятилетие бывали и морозы с минусовой температурой. Разобралась с артефактом и отнесла обратно на чердак, включила и пошла после ужина наслаждаться комфортной водой. Здесь и ванна была, и ранее недоступная роскошь манила меня погрузиться в воду. Пока ванна наполнялась, разыскала в так и неразобранных, стоящих по стеночке в прихожей сундуках, ароматные настои трав. Собственноручно сварила, и опять же по отцовским рецептам. Выбрала расслабляющий настой, достаточно одной склянки на ванну. И лежала в ванне, пока не начала дремать там. Утонуть не хотелось, выползла и в кровати вырубилась, не успев и до подушки коснуться головой. Утром ванна порадовала серой пеной, сил после такого сна было немеряно и я успела не только отдраить до блеска ванну, но и вообще всю туалетную комнату. Даже кофе сварить время оставалось. Третий вечер наконец-то посвятила библиотеке. Правда, светильники разрядились, но замена питающих элементов дело быстрое, а таких элементов наделано было у меня не один десяток, пара камушков в металлической сетке, вот и весь элемент, дело-то в рунах освещения. Для выключения светильника достаточно вынуть один камешек из сетчатой корзинки. Зачиталась первой же книгой и заснула в удобном кожаном кресле, с поджатыми под себя ногами. Проснулась от мурашек в них, во сне ноги выпрямила и вот результат. На часах, высоких и красивых, было уже два часа ночи. Часы завела, просто подтянув гирьки в виде сосновых шишек. У марк-графа были подобные, и их работа мне знакома с детства. Выключила оба торшера и пошла спать грязнулей, утром приму душ. Теперь, когда не надо копить на свое жилье, временно приостановила исполнение заказов гильдии, объяснив это старшине необходимостью разбора отцовской библиотеки. Вер Себас был известен в гильдии, как исключительно талантливый артефактор, и узнав, что я его дочь, старшина тут же, на три месяца освободил меня от выполнения обязательных трех заказов, но деньги, двадцатую часть упущенной выгоды, попросил все же внести в кассу. Гильдия себя в обиду не дает. Такие корыстные люди мне нравились, лучше честная корысть, чем долги кому-то. На работе взяла отпуск на неделю, больше не дали и удивились, почему не летом, в купальный сезон. А я просто-напросто летом предпочитала работать, никакие масла не спасли от обгоревшей кожи. Рыжие вообще легко обгорают, у меня хотя бы веснушки не вылезали, вру, парочку около носа замазывала все лето. Кружевные шляпки и кружевные зонтики у нас не редкость, но я летом носила соломенную шляпку, через кружево солнце вмиг делало меня сгоревшей. И все равно, лучше втирать крем от загара, чем мерзнуть замужем в графстве. Время летело незаметно, по книгам отца создала артефакт управления ветром, что для нашего рыболовного флота вещь очень нужная. Подала в гильдию заявку на рассмотрение моего мастерства и приложила необходимое детальное описание и образец. Через два месяца, пройдя испытание и создав без использования записей второй экземпляр в присутствии старейшин гильдии, получила именную печать мастера. Имя оставила то же, Илли Себас.