Дочь мастера.

Сирень цвела под окном библиотеки до июня. Окно чуть приоткрывала, приходя с работы и аромат ее наполнял весь дом. Сквозняки любила, и распахивала настежь дверь в кухню, напротив библиотечной и форточку в кухонном окне держала открытой. Засетчивать ее не стала, намазала полынным настоем всю раму кухонного окна и комары не залетали. Бубнов-инсектицидов наделала еще пять и развесила по всем комнатам и в ванной комнате и прихожей тоже. В мастерской засиживалась заполночь, спать шла, лишь когда чувствовала в глазах песок. И спала крепко, шести часов такого сна хватало, ранним утром умудрялась еще часок до работы поизгаляться над очередным папиным шедевром. Они выходили легко, и стали приходить крамольные мысли об их улучшении. Например, личину можно сделать цельной, соединив ремни на талии с ремнями рук и ног, в виде корсета, что продлевало срок ее применения вдвое. Сказано-сделано, через месяц уже гуляла в облике престарелого старца по набережной, а еще через две недели - в облике резвого юноши выходила утром в выходной и приходила вечером. Время так проводила, играя стариком в тавлеи в парке с такими же славными осколками прошлого, а в виде юнца - играя на дудочке в том же парке. Личины меняла в туалете парка. После первой такой прогулки поняла правильность слов тетушки Мелинды, что хороший отдых улучшает ее зелья, вот она и не отказывалась иногда побездельничать, то купаясь в озере за замком, то играя в тавлеи со мной, а иногда и на свидания со своим лесником бегала. Им же по пятьдесят, глубокая старость в моем тогдашнем понимании. Артефакты после таких прогулок выходить стали чище и быстрее, а прогулки на свежем воздухе нагоняли просто зверский аппетит. А то худоба вернулась, и регулы вновь стали болезненными. Заметила, чем больше мой цыплячий вес, тем женское здоровье лучше. Мышцы что-то не росли, работа все больше сидячая. И не замечала за собой никакой слежки, пока августовским темным вечерком меня, в виде юноши-брюнета, не схватили грубо и зло во дворе собственного дома. Личину юноши делала с красавца-мороженщика с набережной, улыбчивого, белозубого и с таким раскатистым смехом, что невольно тянуло улыбнуться в ответ. Изменила разлет бровей и форму ушей, и вот, совсем другое лицо, но такое же красивое. Голос чуть понизила, да и не говорила почти, музыка заменяла слова. Девицы в парке поглядывали заинтересованно. Я же раз даже на свидание пошла с одной из них, интересовало, что девушки говорят парням на самом деле. В книгах ведь дуры дурами. Оказалось, и в жизни тоже, цветочки, платья, звездочки. А она еще и губы выпятила, и пришлось сбежать. Капитан Краузе собственной злой персоной выкрутил руки и потребовал объяснить, какого черта шляюсь здесь больше месяца. Пришлось приглашать в дом, признаваться и при нем снимать личину. Капитан Краузе оказался жильцом квартиры напротив, меня видел каждый вечер в окне мастерской, но так как возвращался очень поздно со службы, я его за полгода так и не заметила. Да и как заметить, свет-то у меня горел, а во дворе нет. Мои объяснения начальника удовлетворили, но успокаиваться не стал и спросил про противного старикашку, ходит тут один уже почти два месяца. Пришлось демонстрировать и второй облик личины. Смех капитана Краузе был теплым, вообще-то впервые его услышала. И показала свою матрону трехлетнего изготовления давности. Тетка эта необъятная ему понравилась больше всех, смеялся до слез. И сказал, что не ожидал от такой серьезной девушки подобных штук. Я насупилась, свое чувство юмора любила, другое дело, что не показывала почти никогда, только госпоже Марте. Уж на службе-то никаких шуточек. Посвистывая веселую песенку, капитан Краузе удалился к себе. С тех пор, по теплому времени через открытое окно мастерской, здоровался со мной по приходу домой со службы, как будто утром на летучке не виделись. И мало того, по выходным заявлялся ко мне домой и шел со старикашкой гулять пару часиков. Юноша что-то не нравился ему. *** Зимними вечерами, сделав необходимые для гильдии артефакты, занималась идеей создания своего, собственного. Соединяя личину и артефакт, улучшающий скорость реакции и силу, добилась, что собственные мускулы рук и ног окрепли и налились. Вот такая обратная связь. Артефакт улучшения сам по себе вещь хорошая, но здоровья не прибавлял, скорее наоборот, сжигал его. Применялся в армии, чаще всего на войне, мой отец и изобрел его. Эффект же совместного применения озарил во сне, и вскочив посреди ночи, до утра исписала кипу листов, и половину необходимых расчетов выполнила уже к утру. Времени на прогулки с капитаном Краузе не осталось вовсе. Да и самой некогда было. Лихорадило меня страшно, после работы ускакивала домой и работала не покладая рук и мозга. Теперь понимать отца стала еще лучше, зуд изобретательства и создания чего-то нового захватил меня. Личину пришлось делать новую, в виде крепкой такой девицы, какой мечталось видеть себя. Артефакт кратковременного усиления, наоборот, ослабила почти до предела. Сочетание назвала своим именем, скромностью не страдаю. Коротенько и со вкусом - ТренажерИС. Для закрепления результата необходимы сто удавшихся опытов с улучшением здоровья и прибавкой сил. Где взять подопытных, догадалась к лету, и пошла к веселому целителю. После осмотра похвасталась крепкими икрами, изящными лодыжками и подтянутой попой. Эффект не проходил, без ТренажерИСа уже три месяца хожу. Портнихи даже ржать перестали и шили теперь мне с удовольствием, а я решилась на более откровенные наряды. Мои прежние вкусы портних не совсем устраивали, но переупрямить не могли. Обзывали монашкой, ноги хвалили, и советовали хоть чуть повыше платья шить. Теперь шили они по своему, и результат меня устроил. Так что попросила обдумать лечебный эффект моего изделия и дать свое заключение. Заключение сборная целителей дала после того, как парализованная дочь одного из них, после неудачного падения с лошади, смогла встать на ноги. Личина была моя, подогнали корсет из ремней по ее фигуре и артефакт усиления чуть прибавили. Я-то здоровая, а вот больным надо сильнее. И еще год работали по таким же случаям, пришлось отдать и старикашкину личину, и юнца и матроны. И наделать еще детских разных возрастов и полов. Несчастных случаев хватало в любом возрасте, и врожденные недуги тоже потихоньку исцелялись, не до конца, разумеется, но облегчение приносили. А вот восстановительный эффект ранее здоровых, шел на ура. Сработали все, заключение целительской коллегии приложила к описанию и образцу, гильдия рассматривала и проверяла еще год и наконец, дала добро. Награждали меня званием гранд-мастера целительской артефакторики в том самом летнем императорском дворце. Вот так, в двадцать четыре года, бывали гранды и помоложе, например отец стал им в двадцать один, только окончив университет и перепрыгнул мастерскую ступень. *** На службе поздравили и спросили, буду ли продолжать у них работать. Конечно буду, возмутилась я. Гильдия же грандам заказы не давала, просто увеличивался ежегодный взнос. Отчислений от продажи права производства гильдии хватало и на взнос, и на счет в банке. Сумма была небольшой, но на жизнь бы хватило. А как не работать, дома, что ли, в четырех стенах засесть и ждать вдохновения? Гранд мог за всю жизнь и не создать больше ничего. Подобные мысли пугали меня и получение звания эксперта первого ранга только усиливало их. Не рано ли ранг подняли, но нет, гранды сразу получали высший в той области, где работали. Так что пришлось приостанавливать службу и возвращаться в университет, на высший, магистерский шестой курс. Так что с утра шла на занятия, после обеда гулять, вечером работать в мастерской, выполняя домашние задания. На пяти первых курсах такого не было. Домашние задания по сложности все нарастали и нарастали, и скоро стало уже и не до прогулок. Только в выходной и то, до обеда. Но закончилась и эта учеба, диплом магистра повесила рядом с двумя прежними и грамотами от императора на мастера и гранд-мастера, на стене библиотеки. Приглашение госпожи Марты на ее юбилей, семидесятилетие, подстегнуло воображение и обрадовало, что мозг еще способен выдавать идеи. И сделала ей в подарок брошку для скрепления углов шали, а эффект заложила как у целительского артефакта, только почти незаметный. Сил не прибавит, здоровье же чуть наладит. Камень купила под цвет ее синих, до сих пор ярких глаз. А саму брошь выполнила в серебре, золото госпожа Марта не любила. Свой цвет глаз мне не нравился, островитяне почти сплошь синеглазки и брюнеты при этом, красавцы и красавицы. А я рыжая, глаза какие-то с прозеленью, как у кошки, право слово. Хоть ресницы и брови не подкачали, темно-каштановые. На фоне бледной кожи и вовсе смотрелись черными. С праздника уходила в сопровождении племянника госпожи Марты, Маркуса, так потребовал называть себя капитан Краузе. В ответ, вероятно вино было лишним, сказала тоже звать по имени, не мисс Себас, как обычно. И вообще, пьяная женщина себя плохо контролирует, так что свой первый опыт с мужчиной получила с Маркусом, у него же дома, куда этот коварный тип заманил меня вином и устрицами, моей слабостью. И воспользовался, что я и не думала сопротивляться, ребенка хотелось все больше, почему бы и не от него. Забеременею и уеду подальше, у меня тоже были свои коварные планы. Утром пришлось идти в мэрию, регистрировать брак, потом в храм семи богов, венчаться. Шла как бы не против воли, замуж как-то не очень хотелось. Тащил меня Маркус почти под мышкой, во всяком случае, ноги до земли не доставали. Теперь зовут меня Илли Краузе, гранд-мастер, счастливая жена и мать.