Losing Game

- Что ты делаешь, брат мой? Михаил скрещивает руки на груди, глядя в лицо архангелу Гавриилу. После возвращения его на Небеса прошло не так уж и много времени. Человеческое тело выдержало запертую архангельскую суть, выдержало переход обратно на Небеса, а человеческая память оказалось надежно заперта. Воспоминаний набралось немного – они все уместились бы у нее на ладони. Они, по правде, и умещались у нее на ладони, заточенные в крошечную серебристую сферу. Уничтожить ее у Михаил не хватило… духа? Равнодушия? Скорее уж, у нее не хватило времени. Гавриил выпрямляется. Вокруг его головы формируется ореол из серебряного света, и Михаил точно знает, что именно это означает. Человеческий мир кажется Вельзевул особенно пустым. На изломе зимы снега остается совсем немного, и проступившая серость улиц наводит уныние даже на Княгиню Ада. Дело, конечно, именно в этом – в мокром февральском дне, сгустившейся серости тумана и раскисшего снега под ногами. Дело не в отсутствии чего-то важного. Для нее здесь нет ничего важного. Вельзевул щурит глаза, не привыкшие к свету, и останавливается на мгновение. Зачем ей вообще этот выходной? Зачем Дагон буквально заставила ее выбраться из-под горы отчетов и выгнала в человеческий мир? Ей здесь даже некуда идти… Под мрачным взглядом демона на перекрестке сами собой сталкиваются две машины. Под визг тормозов и сигналов начинает формироваться пробка, которая заблокирует движение на несколько часов. Размокшая скользкая дорога, сонная невнимательность утра… Вельзевул с досадой отворачивается. Мелко. Мелко и скучно. Она поднимает воротник черного пальто и, глядя себе под ноги, спешит покинуть место происшествия, куда понемногу стекается толпа людей. В одного из них она врезается и, буркнув какое-то невнятное проклятие, отталкивает его плечом, даже не взглянув. Уже спиной она чувствует обжигающее прикосновение ангельской сути и невольно ускоряет шаг. - Эй! Погоди! Знакомый голос ввинчивается в уши, обжигая не хуже святой воды. Вельзевул закусывает губу, подавив в себе желание обернуться. Она не сбавляет шаг, но шаги за спиной легко ее догоняют. - Постой! Давай поговорим! Разговаривать им точно не о чем – они все сказали друг другу в самый последний момент, даже если слов между ними было совсем немного. Вельзевул хочется немедленно провалиться под землю, в Ад, и ее, в принципе, ничего не удерживает… - Элизабет! Она резко останавливается и оборачивается на пятках, вздергивая голову. Его взгляд, лиловый, с притаившимися звездами – словно пощечина, но она не отводит глаза. - Что, Электродрель, тебя уже выпустили? – фыркает Вельзевул, скрещивая руки на груди. Сколько там прошло в человеческом мире, месяц? Для Небес это очень поспешное решение – за это время они должны были только собрать совещание о необходимости совещания. – Месяц – это как-то несерьезно. - Прошел год, - он разводит руками, глядя на нее в упор. Он тоже и не подумает отворачиваться. Архангел Гавриил… Он выглядит почти как человек, почти так же, как выглядел, когда они виделись в последний раз. Потрепанным, усталым и одиноким. Его не спасают даже вернувшие свой цвет глаза, даже архангельская Музыка, которая теперь звучит почти как прежде. Его не может спасти ничего, интуитивно догадывается Вельзевул, но ей-то теперь какое дело?! - Все равно для ваших – маловато, - равнодушно бросает она. Неужели и правда прошел год? За все это время она ни разу не поднималась на Землю, а время в Аду давно превратилось в бесконечное однообразие, где не сменялись ни ночь, ни день. Она хочет уйти, и почему-то знает, что больше он ее не остановит, но так и остается стоять. Между ними – стена, стена из ее раскрывшихся крыльев, из всего того, что он должен был забыть, из оттолкнувшей ее ладони, из нестерпимого света… - И как тебе понимание, что тебя банально скинули на Землю? – зло спрашивает Вельзевул. – Справедливо? - Небеса никогда не ошибаются, - немедленно отвечает Гавриил, и эта его святая уверенность с каждой секундой бесит ее только больше. - Кто бы мог подумать, - она дергает плечом, - что пленники Небес будут их оправдывать. Небеса справедливы. Небеса безгрешны. Для них нет закона, кроме них самих, для них нет ошибок, и нет иного пути. Оступившихся карают раз и навсегда – Вельзевул хорошо это знает. - Ну и шел бы тогда отсюда, - продолжает она, пока Гавриил не начал очередную свою проповедь. – Небеса вряд ли одобрят общение с демонами. Вельзевул позволяет себе отвернуться, чтобы уйти. Она слишком хорошо помнит ладонь между ее лопаток, боль от прикосновения которой все еще жжет крылья, помнит, как он оттолкнул ее – уже второй раз – вырывая из картины мира. Ни тогда, ни сейчас, в этом не было его вины. Она не привыкла обвинять никого, даже себя. Та же рука хватает ее за запястье, мешая провалиться в Ад. Вельзевул хочет немедленно вырваться, но кольцо чужих пальцев удерживает ее, как пленницу. - Помнишь, - в голосе Гавриила звенит что-то, что она никак не может разобрать, - я просил кое-что передать женщине, которая мне снится? Вельзевул застывает на месте. Она не думала, что ему сохранили воспоминания о Габриэле, о человеческой жизни, о том, что он позволил себе слишком многое, выискивая собственную суть через общение с демоном. И это, значит – Милость? - Я ее люблю, - просто произносит Гавриил, глядя ей в затылок. И отпускает руку. - Изыди, - бросает она, но оборачивается и делает несколько шагов ему навстречу. Гавриил улыбается своей раздражающе-ослепительной улыбкой, когда она решительно берет его под руку. Вельзевул закрывается от него ладонью. – И прожекторы погаси. Он, конечно, не скажет ей, как провел этот год в бессильной тоске по чему-то, чего даже не мог объяснить. Не скажет, почему вытолкнул ее из круга, отказавшись от защиты, не скажет, что перед глазами до сих пор стоят распахнутые перед его лицом остовы крыльев. Она, конечно, не расскажет о сгорающих письмах, которые она даже не читала, о том, как пыталась унять боль между лопаток, о том, что тысячу раз прокляла саму себя за все безрассудные поступки, кроме одного – своей любви к архангелу. Они понимают друг друга без этих слов. - Кофе? – очень по-Габриэлевски спрашивает ангел, и Вельзевул легко толкает его в бок. - Предпочла бы виски, - честно откликается она. – Но пусть будет кофе. Пошли… Гамадрил. - Гавриил, - спокойно поправляет он, и Вельзевул тихо смеется, утыкаясь лбом ему куда-то в плечо. Угораздило же ее влюбиться в самого занудного архангела на всех Небесах. Полюбить его ангелом, полюбить его снова – человеком, перестав наконец злиться на себя за эту любовь… - Гавриил, - соглашается она почти умиротворенно. В аварии, оставшейся за их спинами, нет ни единого пострадавшего, но в этом, конечно, заслуга только слепой удачи. Силуэт высокого мужчины в белом пальто и прижавшейся к нему черноволосой растрепанной женщины исчезает, растворившись в февральском стылом тумане улиц. Как будто их здесь никогда и не было.