Ошибка эволюции

Погода ухудшалась, совсем скоро должен был пойти дождь. Серые и непроглядные тучи уже заполонили небо. Возможно, именно по этой причине Мурасаки не стал уезжать домой. Ранее сладкая парочка, а на данный момент злейшие враги, разбежались по углам. Точнее, Вакия психанул, и Укё увёл его пить чай в свою комнату. Рантаро, кажется, и вовсе стоило побыть одному. К счастью, дом был достаточно большой, чтобы бывшие любовники не пересеклись. Юго, Кен и Бен решили заняться делом, отправились на кухню и что-то варганили. В столовой осталось в два раза меньше людей, чем было изначально. Но обстановка всё ещё угнетала. Хотя после такой сцены оно и не мудрено. — Луи, я думаю, что мне нужно поговорить с друзьями наедине… — тихо отозвался Аой. Не то, чтобы ему это было обязательно, но это могло помочь разговорить Куреная. Всё-таки, Ширасаги мало знакомый человек в их компании. И если для Вальта он значит не меньше, чем кто-либо другой, то для Шу и Дайго Луи будет прохожим, может, парнем лучшего друга, но явно не больше. А ему нужно было поговорить именно с ними. — Да, конечно, — согласно кивнул Ширасаги, встав с корточек. Честно говоря, ноги у него порядком затекли, да и влезать в чужие разговоры хотелось мало. Если Вальт считает, что так нужно, то пусть останется тет-а-тет с друзьями. — Кстати, Луи, сейчас уже вечер, у моего старика никого не должно быть на приём, — и без объяснений голубоволосый смог понять, что к чему. Ему вправили плечо, да и синяк уже сходил, но стоило провериться на всякий пожарный. — Я схожу с тобой, думаю, ребята и без нас справятся. Шу, Дайго, не давайте Вальту вставать на ноги, он ещё не полностью восстановился. После этого в столовой осталось ровно три человека. Три самых адекватных, как всегда считал Аой, человека. Курогами почти не говорил сегодня. Возможно, чувствовал свою вину, что рассказал секрет друга. Аой не говорил ему, что разбалтывать об его отношениях с Луи можно. Но и не говорил, что это нежелательно. Так уж вышло, что ему не удалось просто смотреть на панические атаки Киямы, прыгающего по всем возможным полицейским участкам Вакии, и ещё более отстранённого Куреная. — Вальт, прости. Ты не рассказывал другим о том, что тебе кто-то нравится… — Дайго умолк, не зная, какие слова тут будут правильней. Хотя Аою они и не нужны были. Он не злился. Так даже лучше, наверное. Ему не нужно было объяснять всю ситуацию самому. В каком-то роде, его обязанности легли на плечи другому человеку. Странное чувство вины всё ещё напоминало о себе. За пару дней не изменишь своей психики на сто восемьдесят градусов. Вальт просто закроет на это ощущение глаза. Ему не за что винить себя или кого-то ещё. Всё хорошо. Всё так, как должно быть. — Ничего. Ты поступил правильно, — мягкая улыбка кареглазого почему-то подействовала просто волшебно. С плеч Курогами словно сбросили тяжёлый груз, и на душе стало вновь спокойно. Именно эти слова он не ожидал, но хотел услышать. Нависло недолгое молчание, в котором теперь Вальту нужно было подбирать верные слова. Уже не в первый раз он думает о том, что Шу какой-то не такой. У него явно проблемы, но залезать в его личную жизнь ему никогда не хотелось. Это было какое-то странное уважение, которого не было с тем же Киямой или Шакуэнджи. Они для него всегда были, как открытые настежь книжки, которые можно было полистать даже просто ради интереса. Так же иногда он давал полистать себя, и это можно было назвать здоровой дружбой. Чего не скажешь об их отношениях с Шу… Иногда Вальту казалось, что его понимают. Иногда казалось, что понимает он. Но всегда была какая-то незримая граница, через которую они оба боялись пройти. Было страшно узнать, что о тебе на самом деле думают, страшно спрашивать, что дома, потому что Куренай не любил об этом говорить, как и Аой не любил говорить о романтике. С таких мелочей и шла их огромная трещина величиной с обрыв между берегами. — Шу, что с тобой? — единственный вопрос, который хотелось задать всё это время. И не важно, касается это дома или нет. Уже не важно. Уважение уважением, но всего должно быть в меру. Если переборщить со сладким будет диабет, если вечно лезть в душу, то это начнёт напрягать бедного человека, к которому ты пристаёшь. А если слишком сильно уважать, то друг неожиданно превращается в кого угодно, в учителя, в знаменитость с обложки, в чужого человека. И Вальт решил кончать с этим, как и со своим комплексом неполноценности. — О чём ты? — непонимающе спросил Куренай, видимо, размышляя о ситуации, что творилась сейчас. Но Аой имел в виду вовсе не её. И лучше было сказать об этом сразу. — О твоих мешках под глазами? О твоей отстранённости? Может, о частых разъездах? Что происходит, Шу? — всего пару минут назад казалось, что Вальт беззаботен, он улыбнулся Дайго, успокоив его. А сейчас смотрел уже совершенно не детскими глазами, и говорил так серьёзно, как никогда ранее. Он уже решил, что если Шу не ответит, сегодня конец настанет не только для отношений Вакии и Маэстро. Это будет концом и его дружбы с Куренаем. Слишком долго они прятали друг от друга скелеты в шкафу, друзья так не делают. — Ты же знаешь, что мои родители… — хотел было оправдаться альбинос, но его нагло и уверенно перебили, словно бы Аой уже на самом деле знал ответ, просто ждал, когда Куренай сам признается, чтобы не гадать на кофейной гуще, не строить из себя Шерлока Холмса, а получить прямое подтверждение догадкам. — Твой отец, — поправил Вальт, и в глазах его промелькнуло какое-то разочарование. Почему ему приходится всё распутывать, как моток ниток? Больше похоже на какую-то игру: «Разгадай мои секреты». Проблема в том, что Аой сейчас не намерен играть в подобные игры. — Только он переехал в Америку из-за работы. Или не из-за работы?.. — Откуда?.. — удивлённо спрашивает Шу. Он не рассказывал о том, кто именно из его родителей переехал, даже намёков не давал. И отец, и мать редко появлялись дома и ранее. Так откуда Вальт мог знать о таких мелочах? Аой тяжело вздохнул. О положении вещей он догадался уже давно. Просто не любил копаться в грязном белье, тем более, когда это касалось Куреная. Старался как можно меньше придавать этому значения, не лезть не в своё дело. Но именно в такой момент он отлично может сложить полученную ранее информацию, как дважды два. — Не заставляй меня играть в Шерлока Холмса и рассказывать всё, что я узнал ещё до своего отъезда. Я думал, что это не моё дело и не лез с вопросами. Но мне не нравится то, что с тобой происходит. Поэтому ответь мне… Шу, в чём дело? — Аой опёрся руками о край стула, пронзительно глядя пристальным взглядом, словно пытаясь прочесть всё по одному выражению лица альбиноса. Алые глаза были не менее пристальными, нет, не так. Они словно опасались чего-то. — Да какая тебе разница, что со мной?.. — резкие слова проходят, словно ножом по сердцу, но Вальт не подаёт виду, потому что позволить увидеть, значит, проиграть. А проигрывать он сейчас совершенно не в настроении. — Ты ничего мне не рассказывал о своей жизни, так почему я что-то должен?! — Не должен, — так же неожиданно вставляет свои пять копеек Аой, и это заставляет альбиноса смотреть на друга с ещё большим непониманием. Так, как смотрят на спятивших или дураков. И ни первый, ни второй вариант ему не нравится. — Ты ничем мне не обязан. Как и я тебе. Дружба строится на доверии, Шу. Но какое у нас с тобой к чёрту доверие? Снова тишина. Карие глаза уходят в сторону, словно было что-то интересное в полу чужого дома, или же дверном проходе. А может, в стене? В узорах на обоях? — Ты хочешь сказать… что мы с тобой не друзья? — догадался Куренай, сжимая руки в кулаки. Ему было слишком больно это слышать, даже если он ожидал такого исхода. Что-то внутри начинало рвать и метать от недостатка самого близкого друга. Вальт никогда не казался тем, с кем можно поговорить по душам в совершенном секрете, хотя, возможно, так считал только Шу. Он видел в друге детства того самого маленького мальчика, с которым познакомился когда-то давно, и совсем забыл, что минуло уже около десятка лет с того момента. — А ты как думаешь? Мы ещё друзья? — почему-то лишь сейчас Куренай задумался над таким, казалось бы, важным вопросом. А кто они друг другу? Давно знакомы, но знают друг о друге лишь в догадках, проводили вместе много времени, но что сейчас? Что на самом деле чувствовали, и что думали? Сам альбинос запинается, чувствуя, что не может ответить чёткое «друзья». Это так странно, осознавать, что кто-то, казавшийся близким, оказывается чуждым и нерадивым. И Дайго не менее удивлён происходящим. Никто и подумать не мог, что Вальт когда-нибудь намекнёт кому-то о подобном. О конце дружбы. Или же это всего лишь попытка вернуть Куреная с небес на землю? Заставить отвлечься на проблему, которая хотя бы может зависеть от Шу? — Не знаю… — тихо ответил Шу, чувствуя себя беспомощным и раздавленным, словно на него взвалили ещё больший груз, который он так долго старательно перекладывал. Но Вальту надоело таскать тяжесть одному. Он не обязан всё тащить на своём горбу. Больше не обязан. — Я уже ничего не знаю… Странная размытость в глазах и нечто легко скользящее вниз по щеке заставило очнуться далеко не сразу. Альбинос и не понял, когда солёные капли начали смело катиться из его глаз, когда кулаки сжались до кровавых отметин от собственных ногтей, когда плечи впервые опустились, и он сдался. Сдался своим эмоциям, что так долго дербанили его душу, так долго прятались в его грудной клетке, не выходя наружу. Шу слишком устал от всего этого. От проблем, от родителей, от переездов, от секретов между друзьями, от пронзительных карих глаз, которые словно знали куда надавить, чтобы весь этот гной вышел наружу. Курогами даже вздрагивает, когда видит на полу кровь чужой израненной души. Сложно было поверить, что такой сдержанный человек, как Куренай так неожиданно сломается. Брюнет старательно не смотрит на самого Шу, переводя взор на Вальта, который так же не торопился разглядывать такое редкое явление, как побитый жизнью Шу. Вальт аккуратно касается ногами пола. Было уже не больно. Не так, словно ноги снова режут, и швы уже успели снять, раны у него всегда заживали быстрее, чем у других, как говорила иногда мама: «Как на собаке». И этим стоило воспользоваться. Снова подняться на ноги. Снова ощущать ступнями прохладный пол даже через бинты. Снова делать первые шаги, после длительного, показавшегося даже с помощью Луи и друзей маленьким Адом, промежутка времени. Сделать то, чего, скорее всего, не смог бы ранее, принять, простить и отпустить. Казалось бы, так просто, но учатся этому годами. И главное не разучиться, или всё придется начинать сначала. Куренай чувствует тёплые и нежные объятья, которых ему действительно не хватало. Не хватало кого-то спокойного, и в то же время не пофигистичного, чтобы выслушал и понял, чтобы не давал кучи советов, а просто посидел рядом и по-дружески похлопал по спине, принёс тёплый чай и разделил это бремя с ним хоть на пару часов. И Вальт готов был сделать это. Сделать не потому что так должны поступать друзья, так правильно, а просто потому, что хочется, потому что у него действительно есть силы и желание. В этой ситуации, если признаться честно, Курогами чувствовал себя лишним. Всё сделали и сказали за него, а он просто стоял тенью, которая не могла даже двух слов связать. Дайго тоже подозревал о проблемах Шу, но не решался поднимать их. Никто не решался. И Вальт снова берёт всё в свои руки. Но кареглазый не оставляет без внимания и мнущегося где-то в сторонке брюнета, подзывая и его в эти дружеские обнимашки. Дайго не может отказать, только не ему и только не сейчас. И этот дружеский круг, полный какой-то неведомой теплоты заставляет каждого почувствовать себя лучше. С друзьями проще разделить горечь и боль, проще принять всё то дерьмо, что происходит в жизни. И Шу, пусть всего на мгновение, почувствовал себя, как никогда, счастливым. — Я, конечно, извиняюсь, но можно мне уже сказать? — Ширасаги, явно остановленный некоторое время назад Шакуэнджи, едва мог справиться со своим желанием, наконец, высказать всё, что думает об увиденном. — Неужели так трудно подождать?.. — вздыхает Ксандр обречённо, понимая, как важны такие милые и трогательные моменты. Он бы и сам присоединился, если бы не нужно было держать буквально за шкирку Луи. — Вальт, чёрт возьми, стоит на ногах, а ты предлагаешь мне молчать?! Он же ещё не выздоровел! — наконец, получив свободу действий, парень подходит к этой тройке друзей, поднимая Вальта на руки. — Э-эй! Мне уже не так больно! Я сам могу стоять! — протестует Аой, чувствуя одновременно и смущение и простое детское желание походить самому, побегать, попрыгать, пусть он и не может сейчас этого толком. Впервые появился такой шанс, а Луи снова не даёт ему и шагу самому ступить. И в то же время эта забота заставляет умиляться. — Вот и постоишь, когда поправишься! — громко заявил Ширасаги, неожиданно подбросив Вальта на пару миллиметров в руках, от чего подросток сам к нему прижался. Ухмылка на лице голубоволосого заставила Аоя покраснеть и от злости, и от смущения одновременно. — Луи! — негромкое возмущение и надувшиеся покрасневшие щёчки. Кажется, Луи снова влюбился. Его любовь слишком мило дуется, ярко краснеет, но не верещит до оглушения даже когда возмущён. Ширасаги с самого их знакомства видел недостатки Вальта. Неуклюжесть, неряшливость, дурачливость, безумство. И только сейчас понимает… может, это и есть его идеал? Кажется таким простым снаружи, и целый океан идей и упёртости где-то внутри. Аой отвлекает Ширасаги от раздумьев своей тихой просьбой, которую прошептал голубоволосому на ушко. Словно бы это был какой-то очень-очень важный секрет. Однако, желание Вальта вполне понятно не только Луи. Кияма всегда готов был придти на помощь к своим друзьям, что бы ни случилось. Самое время Вальту сделать что-то и для своего давнего приятеля.