***
Чернобыльская зона отчуждения Июнь 2016 года
Дождь — редкий гость в Зоне. Воды чистой здесь нет, а та, что заражена радиоактивными примесями, плохо испаряется. Поэтому зимы малоснежные, но холодные, и небо почти всегда чистое. Рай для астронома. Ну, а если дождь всё-таки идёт, то разъедает растения и невнимательных сталкеров в придачу, которые несерьёзно отнеслись к главной аксиоме здешних мест: «Убить может что угодно». Шаст слышал, что после такого «едкого душа» открытая кожа моментально покрывается волдырями, а в последствие выпадают волосы, сохнут все слизистые, и человек умирает в страшных муках от химического отравления организма. Непогода застигает Антона на полпути к свеженькой — после Выброса двухдневной давности — аномалии, на которой можно неплохо заработать. Компьютер в грудном кармане долгое время успокаивающе молчит, поэтому сталкер бодро шагает по сухой в начале лета земле, пускающей пыль из-под обуви, и даже позволяет себе ослабить хватку на верной «Коре» в кобуре. Но на Зоне разевать рот по сторонам нельзя — чревато верной смертью. Был бы у Шастуна девиз, им бы стала именно эта фраза. Проверенная временем реакция сталкера — молниеносна: стоит первой капле упасть под ноги, Антон сразу смекает, в чём дело, и торопливо натягивает на лицо кевларовую маску с тончайшими свинцовыми нитями, которая по уверениям его головастого друга, Димы, должна защитить его от химического ожога. Шаст доверяет Доку как себе, поэтому смело хлюпает непромокаемыми ботинками по едкой жиже зеленоватого цвета и убеждает себя, что пока КПК жалобно не запищал, поблизости опасности нет. Как говорится: железяке доверяй, но сам проверяй. Дождь — плохая примета, а не считаться с приметами на Зоне есть неосторожность, что в свою очередь равно смерти. Знак тождества. Антон нарочито уверенно быстрым шагом — хоть ноги и немного скользят по свежей грязи — поднимается на холм, с которого открывается прекрасный обзор на речную долину Припяти — да уж, далеко завело его желание наживиться. Когда он встаёт на самую высокую точку, слабый дождь, и тот прекращается, поэтому сталкер стягивает с лица кевлар и всё-таки, растревоженный долгим молчанием, достаёт карманный компьютер. На низкой стороне реки значится средней опасности аномалия «Пар» да пара совсем незначительных «Киселей». Если бы можно было перебраться через Припять, Шастун даже попытал бы удачу в поисках редкого артефакта «Слюды», но сталкер отрывает взгляд от экрана устройства, окидывает противоположный берег незаинтересованным взглядом и начинает крайне аккуратный спуск, потому что ноги по мокрой земле едут, как по льду. — Мать твою, — красноречиво сквозь зубы цедит Антон, когда брызги преследуют его сзади, пачкая новую экипировку, так любезно выменянную у Димы за две заурядные «Медузы» и редкую «Душу», за которой он полез в чёртову аномалию «Карусель», где едва не лишился левой ноги. Но форма того стоила: плотный дышащий синтетический материал к телу, лёгкий кевлар для защиты снаружи, куча удобных карманов, чтобы рюкзак сильно не загружать, и нейтральная расцветка от греха подальше. Шастун любил выменивать у Дока не только полезную снарягу или оружие, но и редкие вещи из «большого мира», которые на Зоне особо в ходу не были. Дима обычно улыбался уголками глаз из-под очков со сломанной дужкой, саркастично отзывался о сентиментальном хобби Антона и отдавал ему в руки всякую муть, которую выменивали у него сталкеры-новички на необходимые в первое время мелочи. А Шастун и не был в обиде на то, что за вещи, имеющие в Зоне гораздо большую цену, он получал безделицы: наручные часы, ручку, открытку из Питера, записную книжку, бисерную фенечку. Это его единственная связь с внешним миром, который от него отделён минным полем, забором, обтянутым колючей проволокой, Кордоном с кучей стреляющих без разбору вояк и абсурдной тягой к самобичеванию. У Антона дороги из Зоны, в отличие от остальных сталкеров, нет. По мере продвижения на север вдоль Припяти, в сторону электростанции, КПК начинает барахлить. Антон безрезультатно материт дитя сталкерской техники, что упорно не хочет показывать отмеченную ранее точку на карте, и в конце концов экран попросту гаснет, сверкнув напоследок яркой вспышкой. Дороги вперёд — ровно как и назад — нет, а оставаться в такой глуши — решение так себе. «Охуительно-восхитительно», — думает Шаст, внимательно осматриваясь по сторонам, в надежде хоть как-то определить дальнейший маршрут. Но вокруг только типичные для Зоны пожухлые деревья и остатки полуживой после дождя травы. И непонятной наружности горбатый мужичок в драном плаще. Ага, вот что. Шастуну стоило бы быстренько свалить от предполагаемой опасности, но валить-то некуда, поэтому сталкер снимает «Кору» с предохранителя и начинает медленно сокращать расстояние между собой и незнакомцем. — Сталкер? — громко спрашивает мужичок, стоит Антону достаточно близко подойти к нему. Внимательный глаз Шаста цепляет неровную осанку, бледноватый цвет лица и машинальность чужой речи. — Ну явно же не Дед Мороз, — раздражительно отвечает парень, и не думая опускать пистолет. — Курево есть? — неожиданно произносит незнакомец, и сталкер становится спокоен, сделав в голове несложные выводы. — Ты — излом, что ли? — нахмурившись говорит Антон, и получает утвердительный кивок. — А я уж было обосрался. Дам покурить — не сожрёшь? — Мутант снова кивает, и Шаст убирает пистолет обратно в кобуру.***
Найти общий язык с изломом — очень просто. Этим мутикам пожрать бы да покурить, а если им того не дать, то они не побрезгуют воспользоваться своей гипертрофированной левой рукой, способной без труда голову с плеч снести. По сравнению с другими порождениями радиации эти почти безобидные. Говорят, что они из людей мутировали, потому односложно базарят почти по-русски и слабой рассудочной деятельностью обладают. А Антону только это и нужно: задобрить излома едой да сигами и выведать, куда идти. — Имя у тебя есть хотя бы? Нечленораздельное мычание в ответ, прерываемое увлечённым чавканьем. Шаст ещё не видел, чтобы кто-нибудь на Зоне поглощал безвкусные сухие галеты с таким аппетитом. — Будешь Толиком, — безапелляционно утверждает сталкер, а мутант, кажется, даже не обращает на то внимание. — Ну что, Толя, поможешь мне вылезти из жопы, в которую я забрёл? Излом закидывает в рот последние кусочки хрустящего теста, утирается рукавом и устремляет на Антона внимательный честный взгляд, который мог бы вызывать доверие, если бы не холодная смерть на дне зрачков. — В какой стороне отсюда Армейские Склады? — учтиво интересуется сталкер, обдумывая возможность вернуться в тёплое помещение ещё до захода Солнца. — Там, — бурчит мутант и указывает нормальной рукой куда-то на юго-запад. — Ладно, — произносит сталкер, закусывая губу в нерешительности. — А Припять, значит, на севере? — Угу, — подтверждает Толик, пока в голове у Антона вертится желание осуществить цель вылазки, несмотря на явную опасность оказаться посреди города, кишащего недоброжелательно настроенными сталкерами, без КПК и возможности их обнаружить. Но Шаст рисковый. — Если проведёшь меня до жилых домов на юге, — заговорщическим тоном начинает сталкер, — то получишь пол пачки сигарет и банку тушёнки в придачу. Прочитать интерес в безжизненных глазах напротив для Шастуна кажется само собою разумеющейся вещью.***
Когда их примечательная парочка достигает окраины Припяти, стрелка на наручных часах Антона уже показывает два часа дня, и у сталкера дико болит спина от постоянного поднимания с земли брошенных в поисках аномалий гаек. По факту ему удалось обнаружить лишь один «Трамплин», который тут же «выплюнул» брошенную гайку в плечо Толика, оставив на нём кровавую гематому. Отсутствие обилия аномалий спустя такой незначительный промежуток после Выброса настораживает Шастуна, и его осторожность поднимается до предела. Он уже почти не скрывает того факта, что пускает излома перед собой, опасаясь за свою сохранность. Но они благополучно достигают жилых домов, даже не повстречав ни одного мутанта или сталкера, и у Антона проскальзывает шальная мысль — а не подложил ли ему Дима в карман «Мамины бусы» — артефакт-удачу? Но, пошарив по куртке, Шаст приходит к выводу, что он не настолько дорог Доку, как мог бы подумать. Должно быть обидно. Они выходят к внутреннему двору между заброшенными пятиэтажками, и им открывается вид на долгожданную архианомалию, которую так усердно разыскивал сталкер. Посреди парковки из недр рыхлого асфальта вырываются огненные сферы, ощутимо нагревающие воздух вокруг. — «Вулканчик», родненький, — насмешливо сюсюкает Антон, — папочка за тобой пришёл. Он отдаёт достаточно тяжёлый рюкзак в руку Толику и начинает внимательно наблюдать за шарами, кружащимися над разломом в земле. Если коснуться их — исход летальный, но Шастун-то знает, что нужно попросту определить их незамысловатую траекторию, которой они неизменно придерживаются, и ловко проскочить мимо. А Антону сложно сделать это с его грацией картошки. Остаётся полагаться лишь на инстинкты и подсознательное желание выжить, которое у Шаста за несколько лет пребывания в Зоне заметно притупилось. Но адреналин по крови, ноги в руки, и сталкер пускается в непонятный пляс, умело лавируя между смертоносными порождениями Чернобыля. Он даже пробирается к самому центру и поднимает с потрескавшегося асфальта сверкающий красным светом артефакт, ради которого проделал этот тяжёлый путь, когда в дали слышится знакомый глухой топот когтистых лап. — Блять, пусть их реактор приберёт, — выругивается про себя Шастун, начиная маневрировать между аномалиями в обратную сторону. — Толян, к нам товарищи тушканы пожаловали. Расчехляй клешню. И действительно, не пойми откуда во внутреннем дворе появляется свора этих суетливых мутировавших крыс, которые никогда не охотятся поодиночке, а нападают разом все вместе, и при таком раскладе они могут завалить даже псевдогиганта. Но Шасту вообще не улыбается после всего того, через что он прошёл, быть загрызенным насмерть кучкой вонючих мутиков. Перебить это зверьё из пистолета не представляется возможным: их много и они, как черти, ловкие. Поэтому сталкер ловко подцепляет гранату из кармана на лодыжке, куда бережно упаковывает найденный артефакт, и готовится выдернуть чеку, сопоставляя все риски — взрыв обязательно привлечёт кого-нибудь, и как только с тушканами будет покончено, на звук прибегут монолитовцы. И это при лучшем раскладе. Расклад Антона кардинально меняется, когда с той стороны, откуда они с Толиком пришли, быстро появляется высокая фигура в сталкерской форме с помповым «Чейзером» наперевес, который против тушканов гораздо эффективнее Шастовской «Коры». Первый звонкий выстрел приходится на мутанта, что уже успел в пару прыжков оказаться около Толи, и его отбрасывает назад с размозжённой черепушкой. У Антона нет времени думать о последствиях, поэтому он суёт гранату в первый попавшийся карман и крепко обхватывает пальцами любимый стальной метательный нож, вставая в стойку, чтобы обороняться. Первый бросившийся на Шаста тушкан оказывается сожжённым заживо аномалией, из которой парень вышел как ни в чём не бывало, а его самонадеянный сородич захлёбывается в собственной крови, стоит сталкеру сделать одно чёткое выверенное движение ножом по животной коже. Параллельно Антон прислушивается к выстрелам «Чейзера» и чужому грубому голосу, матерящему мутантов. Внезапно появившийся одиночка, ставший так благородно защищать незнакомца в компании излома, — абсурд. На Зоне все союзы — временны. Поэтому Шастун искренне надеется, что этот их союз продержится хотя бы до конца нападения тушканов, а дальше парень выкрутится. Всегда выкручивался. Последняя мутировавшая крыса издаёт свой предсмертный писк прежде, чем Антон брезгливо отбрасывает её тело куда-то в сторону. Шастун делает глубокий вдох, очищая мысли, и поворачивается в сторону чужака. То, чего он не заметил с первого взгляда, — это отсутствие на молодом лице щетины. Значит либо новичок, либо где-то достал дефицит — бритвенные станки. В первое верится больше, когда незнакомец перекидывает дробовик через шею и самонадеянно произносит: — Можешь не благодарить. Антон усмехается, подходя ближе, и вглядывается в прозорливые голубые глаза. — В Зоне не благодарят, — резковато отвечает сталкер. — Звать как? — В Зоне нет имён, — едко вторит парнишка, и Шаст уже готов удушить его за саркастичность. — Граф, — выдаёт, поражённый колким холодным взглядом напротив. — Кто, блять? — хмурясь уточняет Антон, но тут же добавляет: — Ладно, похуй. Ты лучше скажи: какой псины ты тут забыл? — Не твоё дело, — нарочито высокомерно отвечает Граф, и Шастун понимает, за что ему дали кликуху. — В целом-то мне похуй, — разводя руками перед собой произносит парень, — но по тебе видно, что ты на Зоне не больше пары недель. Так что мне интересно, на какие шиши ты раздобыл снарягу и хули делаешь так далеко от мест скопления новичков? — Слишком много хочешь знать, — морщиня нос, передразнивает новый знакомый. — Вон лучше поинтересуйся, как дела у твоего друга. — Толик? — внезапно всплывает в голове у Шаста, и он резко оборачивается, ища глазами уже почти родного излома. У Толи не всё так хорошо, как могло бы показаться. Из не разодранного тушканами у него только мутировавшая двухметровая рука, бережно прижавшая Антонов рюкзак к холодеющему телу. Шастун драматично приземляется на колени перед изломом и в сотый раз ругает Зону за то, что всё хорошее, что она даёт, рано или поздно она забирает. Зона куёт людей по странному подобию чего-то, что никто никогда не видел. Она делает их сильными, но поломанными. Вот и смысл тогда в этих изменениях? — Знаешь, может быть между вами и был… дзен типа, — тихо начинает Граф, подходя сзади к Шасту, — но я слышал, руку излома можно неплохо загнать. Как тебе такой план? А полученное поделим пополам. Антон, который был до Зоны, плюнул бы в лицо любому за такое предложение. — Она же ему всё равно не пригодится, — говорит Шастун, который воспитывается Зоной уже несколько лет, и, доставая из ножен сверкающий металлический клинок, заносит его над холодеющим трупом.