Почти такие же

Они не виделись с Олегом уже целых пять месяцев. Юра считал. Юра весь извелся: старался не писать ему и не звонить, не искать встречи. Потому что это было слишком странно и слишком больно. Хова долго пытался забыть сладко-стремное наваждение, сжимающее его сознание стальными тисками от одних взглядов Олега, пытался утопить все свои чувства в вине, забыться и никогда больше не видеть Друже. Он помнил неожиданную стихийную пьянку после съемок одного из роликов почти полгода назад. Он помнил громкую музыку и обилие разнообразного алкоголя, из которого они тут же начали делать всякое. Он помнил эти бледные и мягкие, податливые губы, сладкие после выпитых коктейлей. Он помнил эти влажные глубокие поцелуи, горячий язык. Все было как в тумане, но он помнил запах алкоголя, тихий смех, светлые ресницы и эти пальцы на шее и под футболкой. Юра, конечно, потерпел неудачу в своем глупом игнорирование проблемы, стоило Олегу снова позвать его на съемки очередного видео. Стоило ему снова встретиться взглядом с Друже, поймать его небольшую улыбку, как все началось по новой. Хова вынужден был признаться себе в том, что влюблен. Но он не мог. Никак не мог быть влюблен в Олега — он же мужик, блять епта! и Олег тоже! Друже улыбнулся ему и протянул руку. Хованский опустил взгляд на нее — никогда не был фанатом рукопожатий — и просто обнял друга, крепко и быстро, без гейства. — Я скучал, — отпуская его, сказал Юра тихо, только для Олега. — Я тоже, — признался Олег и смущенно перевел взгляд. Вдруг заметил футболку Ховы, его гордость черного цвета с принтом скрина из порно. Не оценил. — Только в этом ты сниматься не будешь. — А… — Погоди. Хова не успел больше ничего сказать, потому что Олег начал раздеваться. Он неаккуратно стягивал с себя серую толстовку, а рыжая футболка под ней слегка задралась, оголяя бледный живот — Юра даже слегка вспотел, не в силах отвести взгляд от этого маленького, но такого соблазнительного кусочка плоти. — Уф. Вот, — теперь ему протягивали эту самую толстовку. Олеговские светло-соломенные волосы остались сильно взъерошены после битвы с одеждой, и Юра поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется потянуться и поправить их или взлохматить еще сильнее, притянув за них к себе. — Нежнейшее? — прочитал вместо этого Юра надпись на предлагаемой толстовке. — Прямо как ты, — ответил Олег и устремился в сторону кухни. Черт бы побрал этого Друже с его тонкими шутками на грани флирта. Или уже за гранью. Хова почувствовал, что начинает краснеть. Он натянул на себя серую толстовку, еще теплую и так пахнущую Олегом, будто это он сам его обнимал. Юра сжал губы и зажмурился. Блять-блять-блять-блять. Да что с ним сегодня? — Юр, ты идешь, или я сегодня один снимаю? Юра побил себя по щекам, глубоко вздохнул и поплелся на кухню. Не спалиться бы, главное. Олег сразу же предложил ему пива — кто он такой, чтобы отказываться от лучшего напитка в мире? — и сообщил, что именно они будут сегодня снимать. Макароны с сыром — звучит не слишком эротично. На протяжении всей записи они сталкивались локтями. Олег привычно закатывал глаза на его гениальные генитальные шутки, а Хова не мог иначе: он переживал так, как никогда не волновался рядом ни с одной сочной телкой. Он ловил эти умиленные улыбки, он смотрел на эти бледные запястья и кисти, подавляя в себе стоны отчаяния. Нахуя он сюда пришел? Нахуя согласился? Действительно соскучился? Макароны получились — абсолютно ожидаемо — просто божественными, Юра не мог остановиться в поедании их прямо со сковородки. Камеры выключили, оборудование стали разбирать, Олег допивал второй стакан пива и начал уборку, а он все не мог оторваться и уже не пытался глушить в себе восторженные стоны. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. — Блять! — буркнул Юра, пытаясь заглушить свои предательски тупые мысли. — Мм? — Друже поднял на него взгляд, ставя кастрюлю в мойку. — Блять, как же вкусно. Олег залил всю грязную посуду теплой водой, оставив до лучших времен, и повернулся к нему. — Знал, что тебе понравится, — опять этот лукавый тон и быстрый взгляд. Олег вдруг забрал ложку у него из рук, подцепил ей пару сырных макаронин и отправил в рот. Они на кухне. Вокруг до пизды ложек. Но он взял именно его. Друже обхватил кусочек губами, снимая его с ложки, сжал мягкие губы, пачкая их сыром. Светлый соус на его губах сразу вызвал двусмысленную ассоциацию, и Хованский был вынужден отвернуться. Олег тихо застонал. Послышался влажный звук и легкий скрежет ложки о посуду. Юра вновь посмотрел на блаженную довольную улыбку Олега. — По-моему, не у одного меня встал, — хохотнул Юра, чтобы сбросить напряжение. Помогло хуево. Олег не ответил: набрал полную ложку и потянул ее Юре. Эта самая ложка только что была во рту у Друже, и раньше его это совершенно не беспокоило. Судорожно сглотнув, он все-таки позволил покормить себя. Ему казалось, что его вкус притупился, потому что прежнего приятного охуевания он не почувствовал, зато в штанах реально дернулось. Юра вспомнил чуть шершавый влажный язык и вкус пива, крепкие прикосновения, пьянящие и горячие. Он потянулся к Олегу, когда ложку отодвинули, последовал губами за ней. — Так понравилось? — рассмеялся Друже. Юра понимал, что вопрос был про макароны, и они ему действительно понравились, но потянулся он не за ними. Стало немного тошно, а горло будто сжали эти же самые бледные пальцы, которые сейчас держали ложку. Он кивнул, тяжело задышал, глотая безвкусное месиво. — Я не шутил, когда говорил, что готов выебать твои макарошки, — сказал Юра. Вновь прятался за шутками. — Мои макарошки? — светлые брови взметнулись вверх, делая Олега искренне удивленным. — Я бы посмотрел на это. О, если бы камеры остались включенными, то было бы много занимательного контента. — Еще? — спросил Олег, протягивая ебучую ложку. Одну на двоих. Юра прижался пахом к столу, взял чужое пиво с него. Педантичный Олег всегда разрезал еду на порции, будто был невероятно брезглив, использовал для каждого гостя и себя разные приборы, а сейчас кормил его с ложечки, из которой ранее ел сам. Мысль ударила по затылку мешком с картошкой. Ему нужно было присесть. Юра свалил в ванную, сказав, что пиво требует выход. Он был слегка нетрезв и хотел освежиться, по-настоящему сбросить напряжение. Воспоминания и чувства не могли отпустить так легко: что-то было, что-то не могло исчезнуть из его головы, а Олег словно прибыл из параллельной Вселенной, где не было того свинства, необычайного пьянства, не было одного дыхания на двоих. Олег позвал его сегодня, видимо, решив, что им стоит продолжать общаться, и не делал ничего недозволенного при камерах и друзьях. Возможность остаться с ним один на один, как было раньше, казалась страшной, но и желанной. Он умылся, а потом, вернувшись, заметил на кухне лишь Машу и Олега. Серега и Мотор свалили, и Юре надо было тоже, но ему налили, и Олег дружелюбно улыбался, достал вилку. На столе была нажористая нарезка, а Маша стояла в пальто. — Не говори, что и ты меня кинешь? — вымученно простонал Олег. — Пацаны своих не бросают, — ответил Юра вслух, про себя же громко грязно выругался. Идиот! Он поставил себе стул, сразу отправил ветчинку в рот. И они остались вдвоем. Юра боялся именно этого, но вида не показывал. Он решил выбрать единственно верный путь в данной ситуации — нажраться до полусмерти, но вспомнил, что это же его когда-то и погубило. Они сидели в тишине. Олег зависал в телефоне. — Ты думаешь об этом? — тихо спросил Олег. Он не отрывался от Твиттера, не смотрел на него, но Юра словно ощущал его взгляд на себе, будто у Друже на лбу был третий глаз. — Ты стал необычайно молчалив, когда мы остались вдвоем. — О чем ты? — спросил в ответ Юра. Он действительно не понимал. Олег мог говорить о чем угодно, так что он не совсем соврал, но подсознательно все-таки знал, к чему все идет. Признаться в том, что он думает об этом — то же самое что признаться в своей слабости перед ним. Слабость была ощутимая: от нее тряслись колени, в горле застревал мерзкий ком, а он сам забывал, как дышать. Вся эта книжная сопливая хуйня одолевала. Юра начинал беситься, в горле разом пересохло. Хотелось разбить что-нибудь или убежать. Или поцеловать. Он прокашлялся и встал, чтобы подойти к фильтру с водой. — Не думай, если тебе противно, — ответил Олег. Он отбросил телефон единым жестом, посмотрел в упор. — Забудь. Как будто это было так просто. Как будто Юре могло быть противно. Юра пытался взрастить в себе отвращение, но вспоминал нежные «случайные» прикосновения, мягкий взгляд. Ровно как сейчас. Олег ждал ответа, смотрел нежно, но вымученно. Он не выглядел как тот, кому тогда было противно, и тот, кто хотел, чтобы Юра забыл. Такое не забывается, как могло бы забыться с девчонкой: здесь либо даешь по ебалу, либо ждешь, чтобы потом вернуться и ухватить хотя бы капельку того, что было раньше. — Так и поступлю, о чем бы ты ни говорил, — прохрипел Юра. Он ухватился за путь отступления, не позволил себе пасть ниже. Однако Олег ему явно не поверил. — Хорошо, — кивнул Друже и спрятал руки на коленях. Юра вновь обратился к фильтру, отвернулся, морщась. Он скривился, словно фильтр Олега превращает воду в медицинский спирт. Да лучше бы это был спирт! Хованский не думал, что это будет настолько сложно. Он пережил это, пережевал и пытался переварить, пришел, будучи уверенным, что его отпустило. Он не пидор, и Друже тоже не пидор. Наверное. Это был минутный порыв, у которого были последствия, как у любого импульсивного действия. Было странно, если бы они пережили это легко, и эта мысль позволяла считать себя нормальным. Мысль о чужих руках после того, как ему разрешили забыть их, уже казалась ебанутой. Юра несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул. Обернувшись в сотый раз и посмотрев на Друже, он увидел хитрую улыбку, от которой мгновенно разгорелся злостью. — Да че надо? Заебал! — Казалось, что над ним издеваются, а в углу стоит камера и транслирует это все на четыре миллиона подписчиков. — Мне-то? — спросил Друже и вытянул руку, касаясь его запястья. Юра тут же отдернул свою, и улыбка Олега потухла. — Зачем пришел, если не можешь отпустить? А Друже у нас, ебать, легкоусвояемый для всего, что касалось пидорства! Юра прикрыл глаза, думая, как красиво отвратительно ответить, чтобы больше не спрашивали, чтобы закрыть эту тему, но Олег же ковырял своим вечно острым ножичком, все никак не мог отъебаться. Зачем он все-таки пришел? Увидеть, что Олегу похуй, чтобы уже успокоиться, убедиться, что продолжения не будет? Или потому что он долбоеб, которого, сука, тянет каждый раз, когда этот уебок смотрит на него из экрана, злится на рестораны с доставкой, невероятно эротично мнет тесто? Блять, Юра сам был готов стать этим самым тестом, расплавиться, чтобы великолепные широкие ладони с силой мяли его, вкидывая всю любовь, на которую они были способны. В итоге Юра просто пожал плечами. Он не знал, поэтому не мог ответить. Любые слова казались лживыми и ненастоящими, словно не принадлежащими ему. Светлые ресницы Олега подрагивали, когда он часто моргал. Смотрел только на него. Их ужин остывал, а пиво наверняка уже и пить стало невозможно: казалось, они застыли так на несколько часов. Юра опустил взгляд и заметил, как Олег заламывает пальцы, мнет ладони. Тоже волновался. Удивительно, но легче не стало. Надо было уйти, но ноги не слушались. Юра мотнул головой и встал к столу ближе, взял свою ложку, чтобы макнуть ее в еще не остывшее блюдо. Нужно было чем-то заткнуть рот, чтобы не отвечать и не молчать. От мрачной, почти звенящей тишины тошнило. Он быстро ел, набирая в рот все больше и больше, измазался сырным соусом. Начал паниковать. Подступало к горлу, било в голову, отчего руки предательски затряслись. Юра со звоном опустил ложку, почти бросая ее. Что за блядство? Олег, все это время наблюдавший за ним, тихо выругался, что делал редко, но метко. Он схватил Юру за запястье, сжимая его крепкими пальцами. Друже выглядел обеспокоенным, но рука его не дрогнула. Вторая тут же взяла его за чуть заляпанную соусом толстовку и потянула. Юра оказался между его колен: у Олега были высокие стулья, и они оказались почти на одном уровне. — Не хочу давить, — почти прошептал Олег, притягивая его ближе, — но я не могу. Он говорил тихо-тихо, почти касаясь губ Юры губами. Хованский мог вырваться — его не держали насильно. Он мог легко оттолкнуть Олега, убежать, не успев снять его мягкую толстовку. «Нежнейшее, прямо как ты…». Юра бы поехал домой, как было несколько месяцев назад, долго ненавидел бы себя в такси, потом — дома. Он бы думал о нем еще долгое время, как ранее, не писал, как бы ни хотелось. А хотелось страшно. До этого они словно общались на ином уровне: списывались, созванивались, встречались, но все не так. Сообщение четыре дня назад заставило его лицо пылать, а сердце бешено колотиться. Олег держал его за руку и мял толстовку, дыша в губы, давал последний шанс на побег. Только Юра знал, что даже через год он вернется сюда: Славный Друже приготовит что-нибудь вкусное, Юра сойдет с ума в процессе, испытает мини-оргазм, когда попробует блюдо, которое они готовили вместе, а потом они опять останутся вдвоем, а вместе с ними — вопросы. Юре было проще свернуть все в глупую шутку, но вместо этого он подался вперед, пачкая рот Олега этим охуенным соусом. У Олега были поистине медвежьи объятия. Юра никогда не чувствовал себя таким хрупким, и он с удивлением понял, что с Олегом ему это приятно. Однако его обнимали не так, будто просто хотят просто выебать в жопу или засадить за щеку. Его держали как того, кого долго ждали, кого хотели все это блядское время, пока он напридумывал себе всякое дерьмо. Друже встал, буквально подминая Юру, насилуя его рот языком. Он начал нежно, гладил щеки и шею, но сорвался. Видимо, не только Юра здесь соскучился. Хованский вздрагивал от трепета и неожиданного возбуждения: он наконец отпустил ситуацию, поднял крышку, позволяя накопившемуся бурлящему чувству вырваться, вылиться через край, и это было так здорово. Голова стала легкая, а яйца — невыносимо тяжелыми. Его схватили за задницу, сажая на стул, развели колени, чтобы вжаться пахом в пах. Юра не удержался и коротко усмехнулся в поцелуй: в прошлый раз они ели сырную пиццу, а сейчас между ними оказался сырный соус. Поцелуи Олега имели вкус сыра, слегка пива и невозможной, настоявшейся тоски. Ему перестало быть стыдно за стоны, за желание тянуться. Олег оторвался от него на две секунды, чтобы, обняв лицо, посмотреть в глаза, найти там хоть каплю решимости. Юру вело, хотя он почти не пил. Ему было мало, а Олег нещадно тянул со своей заботой. О нем редко кто так заботился, особенно в подобные моменты, но Олег не спешил, ласково гладил, трепетно щекотал шею, не рискуя переступать новую черту. — Да давай уже, раз начали, хули! — не выдержал Юра. Олег рассмеялся, поцеловал его в нос, а затем занялся тяжелым ремнем. Хованский любил простые, но надежные вещи, которые сейчас больше мешали, но Олег был решителен и внешне как-то спокоен. Его пальцы быстро со всем справились, пока Юра неотрывно следил за каждым действием, вздрагивал всем телом, прося о разрядке. Теперь поцелуи были важны, как воздух, как потом будет важно пиво и что покрепче. Но это потом. Сейчас Юра был бы рад оказаться съеденным им, понял, как ему нравятся влажные губы Олега, тяжелое дыхание и широкая ладонь между ног. Олег лизнул ее, когда достал его член, прошелся по нему несколько раз размашистыми движениями и вновь полез сосаться, но уже более лениво. Юра открыл в себе новые таланты: подтянул Олега к себе ближе ногами, окончательно отбросив все, оттянул резинку домашних штанов Друже. Тот шикнул, когда Юра прошелся по члену на сухую, сладко застонал, когда Хова достал его. Захотелось простого человеческого хорошенько кончить, сходить в душ, заказать какую-нибудь пиццу и тупо завалиться на широкий диван Олега, включить рандомное говно на Нетфликс. Юра решил, что теперь его точно не выгнать, что утром Олегу придется готовить ему оладушки. Юра выгнулся, когда Олег обхватил оба члена, прижимая и его пальцы. Он сплюнул, двинул сильнее. Юра мог лишь поддаться, помочь и уткнуться лбом в его грудь, поглядывая на то, как головки исчезают в быстром движении, наслаждаться тем, как горячо его обнимают. Олег что-то шептал, но Юра не слышал. Он приподнял лицо, чтобы зацепить зубами тонкую кожу на шее Олега, засосать ее и скользнуть губами выше, насколько он дотягивался, лизнуть за ухом. Олег вновь ухватил его за затылок, отнимая от собственной шеи, глубоко поцеловал, доводя до оргазма парой движений. Юра замычал ему в губы, ощущая, как же ему сейчас хорошо и как было плохо до этого. Юра никогда не думал, что у него дойдет до такого с кем-то, особенно с Олегом, который долгое время был для него воплощением идеального друга. А теперь они безвозвратно перешли ту незримую черту, отделяющую их от «просто друзей». Хотя, с другой стороны, просто друзья не сосутся и не страдают потом по этому. Давно стоило понять это и принять. Под рукой, прям у локтя под столом, так кстати оказался целый рулон салфеток, а выше — мерзкое теплое пиво. Юра заправил хуй в штаны и выпил все залпом, пока Олег молча убирался. Олег ничего не говорил, не улыбался, а Юра не мог теперь иначе. — Придется тебе на мне жениться, — решил Юра. Олег усмехнулся — так мило. Он был по-настоящему красив, и каждый раз казался еще прекраснее. Юра решил, что у них теперь ничья. Стало действительно легче, но подъебать он был обязан. — Таки я еще не лишил тебя чести, — улыбнулся Олег, звонко чмокнул в щеку и свалил, оставляя Юру со своими мыслями. Тогда, после их первого поцелуя, Юра думал о чем угодно, кроме собственной чести. Видимо, придется думать дальше, но оладушки он как минимум выпросит.